Глава 11
Тол-Астор
Ночь прошла спокойно, гости из иных слоев реальности, да и сами эти слои не тревожили Егора и его сподвижников, разве что очень лютовали самые банальные комары.
В дорогу отправились рано, еще до рассвета, поскольку спать все равно было невозможно, как и просто находиться на одном месте — жужжащая голодная свора атаковала назойливо и непрерывно, и даже Бешеный Соня, известный любитель похрапеть, не мог выдерживать ее натиска.
Лес сменился усеянной валунами пустошью, а когда вокруг снова оказалась чащоба, Ганди-Ла встрепенулся и заявил:
— Все, закончилось.
— Что именно? — спросил Егор.
— Магический выхлоп, — рахива заулыбался во всю зубастую пасть. — До этого момента у меня все время кружилась голова и в глазах двоилось, а это первые признаки того, что реальность слегка просвечивает. Вот так. Сейчас же все в порядке, и я чувствую себя точно заново вылупившимся из яйца.
Аладдин, сегодня вновь занявший место на крупе рыжегривого пони, испустил облегченный вздох.
— Это хорошо, — внес вклад в беседу Махот.
Ближе к вечеру стали попадаться следы того, что в этих местах бывают разумные существа — вырубки, ободранная кора на деревьях, заброшенная, почти заросшая дорога в сторону гор. А на ночлег путники остановились там, где обнаружили навес, под ним — старое кострище, а рядом — запас дров.
— Охотничья стоянка, — определил Бешеный Соня.
— А кто живет в этих местах? — по делу Егор должен был знать ответ на этот вопрос из сна-ликбеза, но только он в данный момент довольно плохо представлял, где «эти места» находятся.
— По всем признакам — гоблины из северо-западных, больше некому. До Тол-Астора осталось не так много, завтра будем там, — Ганди-Ла зевнул. — А сегодня, кстати, твоя очередь сторожить ночью.
— Моя? — удивился Егор.
Перспектива бодрствовать у костра, таращась во тьму, не выглядела приятной, и в первую очередь потому, что он хотел спать. Но и отказаться, затеять спор в русле «а давайте посчитаемся, кто в последние дни сколько дежурил», казалось совершенно неприличным.
Герои так себя не ведут.
— Но даже если это и не так, ты ведь не откажешься охранять сон уставших товарищей по оружию? — патетически вопросил Аладдин, похоже, прочитавший мысли подопечного.
— Ладно, я посторожу, — сказал Егор, понимая, что деваться некуда: назвался героем — полезай в неприятности.
Но когда все уснули и над миром распростерлась темная безлунная ночь, он мстительно разбудил советчика, устроившегося в этот раз непредусмотрительно низко, почти на уровне земли.
— Эй… чего там такое? Ты обалдел, дубина? — забормотал Аладдин, осоловело и свирепо моргая.
— Мне просто нужно у тебя проконсультироваться, — с невинным видом сказал Егор.
— А, ну да… Работа — это святое, — советчик прокашлялся и натянул на физиономию официальное выражение. — Спрашивай, а я помогу тебе всем, что в моих, надо сказать, немалых силах.
— Вот смотри, сколько мы уже тут, а в меня еще ни одна девица не влюбилась. Ведь по всем канонам положено, чтобы местные красавицы теряли от меня голову и путь мой был усеян не только отрубленными головами врагов, а еще и сброшенными женскими трус… в смысле, шарфами.
При упоминании отрубленных голов позвякивающий храп, что доносился оттуда, где лежал Яхирон, на мгновение прервался, и Егор вжал голову в плечи — не хватало еще, чтобы меч застукал хозяина за разговором с невидимкой. Но обошлось — волшебный клинок покряхтел маленько, повозился в ножнах и захрапел вновь, а они продолжили беседу.
— В принципе, это верно… — признал Аладдин. — Но смотри, во-первых, мы путешествовали до сих пор местами дикими, где влюбляться в тебя просто некому. В Ставире провели всего один день, там на шашни времени не было. И ведь ты не хотел бы, чтобы в тебя втюрилась самка оборотня или какая-нибудь грязная огриха из горной пещеры?
Егор помотал головой.
— А во-вторых, — продолжил советчик, — вполне вероятно, что слава твоя уже гремит по всем уголкам Нифигляндии и прекрасные девушки сбрасывают тру… шарфы, едва услышав твое имя.
— Да ну, это как? — Егор скептически хмыкнул. — Ведь у вас нет Интернета и пиара?
— Эх ты, дитя техногенной цивилизации, — Аладдин покровительственно заулыбался. — Тут есть даже специальная богиня, что отвечает за эпидемии и слухи, и зовут ее Шустрея. Так что я уверен, что о герое по имени Егор Отважный нынче болтают рахива на южном континенте, маги в Ста Башнях и мохнатые овеары в своей холодной тундре. А теперь дай поспать, будь другом.
На такую просьбу возразить было нечего, и Егор вернулся к костру.
Примерно до трех ночи он выдержал, а затем разбудил Яхирона и попросил того постоять на страже.
— Ладно, так и быть, — милостиво согласился меч. — Твое я верное оружие или где?
Поднял он хозяина вовремя, так что тот сумел и немного поспать, и сохранить геройское лицо перед сподвижниками. На завтрак доели остатки закупленных еще в Ставире продуктов, и маленький отряд продолжил путь на запад, сначала по лесу, а затем и по настоящей дороге.
Вскоре им попалась людская деревушка из полудюжины домов, и чуть ли не все ее обитатели сбежались посмотреть на странников. Особый интерес вызвал чешуйчатый рахива, уважение скользило во взглядах, направленных на Бешеного Соню и его дубинку, а на Егора никто и не глядел.
В том числе и парочка довольно симпатичных девиц.
— А ты говорил — по всему миру болтают, — прошипел Егор так, чтобы услышал только Аладдин.
— Ничего, погоди, то ли еще будет, — оптимистично отозвался советчик.
На обед остановились в самой настоящей корчме, и тут пригодились деньги, позаимствованные в Некрополе Петрона. Хозяин заведения, узколицый гоблин, все время вился около гостей, а когда те поели, поинтересовался, откуда они приехали.
— Путь наш лежит издалека, — степенно и неконкретно, как и положено, ответил Ганди-Ла.
— А правда… что храм Пожирателя сгинул? — в алых глазах гоблина загорелось любопытство.
— Правда.
— А правда, что раскидал его по бревнышкам некий могучий герой, которому суждено порушить могущество мага окаянного, что Три Пальца называется и на наши земли пасть разевает?
При этом хозяин корчмы глянул на Бешеного Соню, продолжавшего методично грызть бараньи ребрышки. Махот, занятый жевательно-гастрономическими переживаниями, этого взгляда не заметил, а вот ноздри Егора раздулись от ярости, а руки сами сжались в кулаки.
— Э… хм, — Ганди-Ла откашлялся. — Даже не знаю, что тебе сказать… Я не…
— Останови его! — вмешался Аладдин. — Не стоит кричать о себе на каждом перекрестке! Среди гоблинов могут быть агенты врага — и подкупленные, и идеологические.
Егор, все нутро которого вопило: «Это я! Я — герой! А они просто со мной!», со скрежетом душевным наступил на горло собственной песне, а когда заговорил, голос у него оказался сдавленным и хриплым:
— Нет, нам про это ничего не известно.
— Да ну? — усомнился хозяин корчмы, но поймал безмятежный взгляд покончившего с ребрышками Бешеного Сони и торопливо сменил тон. — Ах да, конечно, я понимаю. Надеюсь, что вам понравилась наша кухня? При случае заходите, мы всегда рады гостям, особенно с хорошим аппетитом…
Егор поднялся, не глядя на гоблина, и зашагал к двери.
Его душил гнев и одолевало желание выругаться, но он знал, что герои не сквернословят, и только поэтому молчал.
Тол-Астор показался ближе к вечеру — над горизонтом встали белые башни, затем открылась городская стена того же цвета и поднимающиеся над ней шпили немногочисленных храмов.
— Очень старый город, — сказал Ганди-Ла. — Эй, Яхирон, ведь вы с твоим прежним хозяином бывали тут?
— Еще как, — самодовольно ответил меч. — Пытались взять штурмом эту крепостицу, она тогда была пожиже. Но бешеные гоблины собрались такой толпой и сражались настолько яростно, что сладить с ними не удалось. Пришлось нам отступать, а вскоре моего владельца и пришибли, собственный сынок отравил, тут и гробница пригодилась…
— А почему он тебя не забрал? — спросил Егор. — Сынок-то?
— Ты что, идиот? — избытком тактичности Яхирон не страдал. — Если бы он взял меня в руки, мигом без головы остался.
Тол-Астор приблизился, и стало ясно, что и сегодня у его ворот собралась немаленькая толпа, вот только на войско она походила меньше всего. Сновали дети, зеленые и обычные, человеческие, ходили торговцы с лотками и громадными кувшинами. Над скопищем вились яркие транспаранты, а на одной из башен висел громадный плакат.
— «Добро пожаловать», — прочитал Аладдин, избавив Егора от необходимости гадать, что там написано.
— Что это тут такое? — удивился Ганди-Ла. — Князя какого встречают, что ли? Непохоже. Его скорее яблочными огрызками и тухлыми яйцами закидают — гоблины своих правителей очень «любят»…
На троих всадников, что восседали на пони горской породы, никто не обратил внимания. Они поехали по свободной дороге, слушая доносящиеся с обочин реплики: «Огненный! Огненный клинок!..», «Сам видел, зуб даю…», «Почем сосиски в тесте? Ты что, с ума сошел?», «Налей-ка пивка, а то сколько еще стоять?», «Сам ты козел, и шутки у тебя козлиные…».
Тут стояли гоблины в летах, солидные, с животиками, наряженные в яркие кафтаны и короткие штанишки, одетая победнее молодежь, люди, похоже торговцы или ремесленники. Женщины хихикали, шептались, постреливая глазками, и вид у них был торжественный.
Позади толпы, у ворот, обнаружились трое облаченных в кольчуги и шлемы стражников-гоблинов, зевавших в тени башни.
— О, путники, — сказал один из них, вспомнив о служебных обязанностях. — Пошлину давайте.
— Сколько? — спросил Егор.
— Три серебряных талера, — стражник, похожий на Джабу, алчно заухмылялся.
— Талеров нет, есть вот это, — и Ганди-Ла предъявил гоблинам три золотых монеты, отчеканенных в те древние времена, когда Некрополь Петрона только начинали застраивать. — Что, пойдет?
Монеты были золотые, и каждая — размером с блюдце, так что сказать «нет» у стражников не повернулся язык.
— О… о… ага, — судорожно кивнул самый здоровый. — В виде исключения.
Рахива ссыпал монеты в подставленную ладонь и поинтересовался:
— А что у вас тут происходит? Праздник какой? Так вроде Середину Лета уже отметили, а до Последнего Снопа еще долго.
— Так это мы героя встречаем, — пояснил страж ворот, в результате получения денег резко подобревший. — Слухи ходят, что явился он, дабы избавить наш мир от Темного Властелина. Что вступил в бой со слугами его, дикими охотниками, и одержал победу.
Егор замер, не зная, что делать — то ли ругаться, то ли нескромно кричать: «Вот он я!», то ли приосаниться в надежде на то, что его все-таки узнают. А может быть, выхватить меч и вонзить его себе прямо в сердце, чтобы не мучиться, переживая этот гнусный опаляющий стыд?
— Опс, — сказал Аладдин, болтавшийся где-то сверху.
— А как он выглядит, этот герой? — спросил Ганди-Ла, стараясь не смотреть на Егора.
— Ну… ха, — стражник, напоминавший Джабу, на миг задумался, а потом указал на Бешеного Соню. — Вот как этот парень, только еще здоровее и поумнее на вид. Еще он на белом коне ездит, а у седла его висит огненный клинок, длинный, как оглобля! Чтобы всяких чудищ разрубать на куски.
Яхирон завозился у бедра, и Егор отстраненно подумал, что сейчас меч самостоятельно нашинкует болтливого гоблина в люля-кебаб, затем сотворит то же самое с его соратниками, и все сразу поймут, кто герой.
— Пива мы наварили, — продолжал рассказывать стражник, не обращая внимания, что один из слушателей, темноволосый плюгавый юноша, то краснеет, то бледнеет, — пирогов напекли… Транспаранты изготовили, сами главы цехов их к воротам принесли, и жен с собой взяли, и детей…
— «Ты — наша надежа!», «Слава героям борьбы со злом!», — начал Аладдин читать надписи на транспарантах. — «Ударим героизмом по черномагичниченью!», «Нет — Трем Пальцам!», «Мир, труд, свобода!», «Геройство — в массы!».
— Хватит… — прошептал Егор, — а не то…
Услышавший его советчик осекся.
— Все красивые девки в баню сходили, — никак не умолкал стражник. — Лучшие наряды надели, но не слишком много… Это на случай, если герою вдруг чего захочется, — он подмигнул, — чтобы чистыми быть и не снимать долго. Так что когда он до нас доберется, будет шибко доволен.
— Не то слово, не то слово, — сказал Егор, тиская рукоять Яхирона и испытывая желание выдернуть его из ножен.
Но меч в этот раз заартачился, решил, что не время сейчас для подвигов, чем-то уцепился за свою кольчужную сетку и вылезать не пожелал. А Ганди-Ла, как и положено магу, первым осознавший все аспекты ситуации, не только толкнул своего пони пятками в бока, а еще и хлопнул по заднице скакуна оцепеневшего Егора.
Конь послушно затрусил вслед за сородичами, а Аладдин принялся утешать Грачева:
— Ну, всякое бывает. Не узнали… Люди — создания глупые и невнимательные, и гоблины ничуть не лучше. Они отягощены шаблонами восприятия и стереотипами мышления.
Но для Егора все это было что чашечка воды против лесного пожара.
— На белом коне, значит? Здоровенный амбал, весь увитый мышцами, только поумнее? — бормотал он, не слушая советчика и не глядя по сторонам. — С огненным мечом?
— А чем я не огненный? — высказался Яхирон, у которого если и имелись представления о душевных травмах, то наверняка весьма специфические. — Знаешь, я могу, это, сверкать, а могу и не сверкать.
Оставшиеся у ворот стражники переглянулись, и челюсть того, что был похож на Джабу, начала медленно отвисать.
— Но я им покажу… — продолжал яростно шептать Егор. — Они у меня попляшут…
Что именно он покажет и кому, он не знал, душу полнила обида, всеобъемлющая и горькая, как в детстве. Хотелось одновременно заехать кому-нибудь в морду и провалиться сквозь землю, чтобы никогда не видеть эту чертову Нифигляндию с ее глупыми обитателями.
А еще хотелось…
— Выпить? Как насчет пива? — поинтересовался Ганди-Ла, демонстрируя, что психологии в Небесной Пирамиде тоже учат.
— А? Что? — Егор вынырнул из горького моря самобичевания. — Это надо. И много!
— А вот и кабак, — заявил Бешеный Соня, указывая на вывеску, смысл которой понял бы даже полнейший дебил: заполненный пенной жидкостью тазик и два мужика на карачках возле него.
— «Веселая бадья», — прочел рахива. — Самое то.
Аладдин принялся вещать о высоком уровне морально-нравственной подготовки и о том, что герою не к лицу топить разочарование в алкоголе и все такое. Но внимания на его речи никто не обратил, в том числе и Егор, готовый в этот момент утопить и советчика вместе с его воспитательными беседами.
СУКА это понял и быстро заткнулся.
«Веселая бадья» оказалась полутемным залом, пол тут покрывала солома, а столы и стулья наводили на мысль о монументальной архитектуре, драться ими смог бы разве что Бешеный Соня. Навстречу гостям вышел хозяин, толстый лысый гоблин в фартуке, который некогда, много лет назад был белым, а теперь колебался в выборе между практичным серым и щегольским коричневым цветами.
— Пива, — сказал Бешеный Соня.
— Много, — добавил Ганди-Ла, покосившись на Егора.
— И покрепче, — буркнул герой, полный решимости вступить в бой с самым страшным чудищем всех времен и народов.
С зеленым змием.
— Понял, — ответил хозяин, исчез, а затем вернулся с тремя деревянными кружками и громадным кувшином. — Особое шогготское, сварено на основе древнего, утерянного миллионы лет назад рецепта.
— Годится, — одобрил Махот, и они заняли столик в дальнем от входа углу.
После первой кружки Егор понял, что этот рецепт утеряли не зря — в голове зашумело, в членах образовалась приятная гибкость. После второй мир подернулся легкой розоватой дымкой, а слова сами полились с языка, точно вода из продырявленной бочки:
— Герой? Что бы они понимали… В натуре! Встречать собрались… Ур-роды… А ведь к логову Тьмы никто со мной не пойдет…
Ганди-Ла сочувственно кивал, Махот разливал пиво, воткнутый в столешницу Яхирон ворчал насчет того, что будь у него рот, он бы всем показал, что такое пьянство. Хозяин поглядывал на гостей с легким любопытством — рахива тут были в диковинку, а уж говорящие мечи даже в фэнтезийных мирах встречаются нечасто.
— Ур-роды… но я им покажу! — вещал Егор, пьяно размахивая руками. — Я их всех убью, чтобы знали, кто я! Будут знать, как меня не узнавать! Эй, кто это тут жужжит? Заткнись, сволочь!
Непочтительная муха, которой были по барабану все на свете истерики, кружилась над столом.
— Ах, ты так! Ну держись! — воскликнул Егор, обнаружив, что гнусное насекомое и не подумало выполнить приказ.
Он схватился за рукоять Яхирона, раздался свист разрезаемого воздуха, и хозяин «Веселой бадьи» выпучил глаза. Меч ударил с такой скоростью, что на миг размазался в воздухе, и на столешницу упал разрубленный надвое мушиный труп.
— Вот так… будут знать… огненный клинок на белом коне, — Егор вонзил Яхирона на место. — Эй, Бешеный, наливай! Выпьем за эту… как ее, особую шогготскую скромность…
Бешеный Соня, в отличие от мухи, все сделал как просили, и они стукнулись кружками.
— А с другой стороны, чего ты расстраиваешься? — Ганди-Ла, судя по заплетающемуся языку, тоже развезло. — Ты же не Алла Борисовна Пугачева, чтобы тебя везде узнавали?
— Кошмар, — ужаснулся Егор. — И тут ее знают?
— Ее везде знают, — сообщил из-под стола Аладдин. — Во всей множественной совокупности миров славой ее превосходят только два персонажа — Корвин, сын Оберона, и Билл Гейтс-Виндоус-Мастдай Многократнопроклятый, гореть ему во веки веков в преисподней.
— А эту… Анну Семенович? И Колю Баскова? — Егор потянулся к кружке, чтобы промочить горло.
Ответить никто не успел.
Дверь «Веселой бадьи» распахнулась, и в кабак ворвалась оживленная толпа, размахивающая транспарантами, дудящая в дудки и вопящая: «К нам приехал, к нам приехал имярек наш дорогой…» Находившийся в ее авангарде стражник, тот самый, что стоял у ворот, при виде Егора замахал руками и завопил:
— Вот они! Я сразу узнал! Как только меч начал разговаривать!
— А я что говорил? — обрадованный Аладдин вылетел из-за стола и поднялся к самому потолку, где и принялся выделывать мертвые петли. — Справедливость всегда торжествует! Сечешь?
Егор ошеломленно смотрел на приближающуюся толпу, на веселые лица, и тяжелые, пропитанные обидой и пивом мысли ворочались у него в голове: опознали, гады, да только с подсказки, и поэтому вы не заслуживаете, чтобы лицезреть великого героя, который…
— Привет тебе, о славнейший среди мужей! — изрек пышнее всех наряженный гоблин, судя по важному виду и ключу на шее то ли мэр, то ли бургомистр, то ли просто городской голова.
— Чей? — тупо спросил Егор.
— Что «чей»? — не понял гоблин.
— Чей муж? — последние обрывки способности здраво мыслить тонули в особом шогготском пиве, уровень которого внутри Егора поднялся выше «ватерлинии». — Я вроде бы… как бы не женат…
— А это в философском смысле, — махнул рукой городской голова. — Мы рады приветствовать в Тол-Асторе того, кто совершил множество славных подвигов и совершит еще больше. Вперед!
Последний возглас относился к двум замершим по сторонам от головы барышням. Одна наклонилась к Егору и повесила ему на шею венок из чего-то шуршащего, пахучего и колючего, а вторая с улыбкой поставила на столешницу расписной поднос, на котором лежал кусок вроде бы мяса, но то ли протухшего, то ли приготовленного в соответствии с правилами высокой до извратности кухни, и стояла чашечка с красной пастой, похожей на вишневое повидло.
Набившиеся в «Веселую бадью» горожане выжидательно замолчали.
— Чего ты застыл? — брызгая слюной, зашипел Аладдин. — Это у гоблинов как хлеб-соль. Хватай хряпрюсию, обмакивай в бильгасию, жуй и не забывай при этом улыбаться! Быстро, быстро!
— Ну, ваще… это есть? — будь Егор трезв, его бы вырвало от одного запаха и вида хряпрюсии.
— Ага, — подтвердил городской голова. — Засижено лучшими мухами Тол-Астора!
Егора передернуло, он почти наугад протянул руку, схватил кружку, стараниями Бешеного Сони вновь полную особого шогготского, и опростал ее одним махом. Затем глаза его закатились, и он упал лицом вперед, прямо на поднос, носом угодив в протухшее мясо, а правой бровью — в бильгасию.
Зашуршал венок из листьев священного ароматического дуба, переплетенного с не менее священным можжевельником, а городской голова вытаращил глазищи и приоткрыл рот.
— Ура! Великий герой отведал блюда! — закричал Ганди-Ла, сообразивший, что надо как-то спасать ситуацию.
— Ура! — отозвалась толпа, и отдельные ее особенно экзальтированные представители из задних рядов, откуда невозможно было наблюдать за тем, что происходит за столом, пустились в пляс.
Но Егор ничего этого уже не видел и не слышал.
Проснувшись, он поначалу решил, что находится в съемной квартире. Вспомнился неудачный зачет у Кащея, свидание с Мариной, на которое она притащила своего хахаля, покупка водки и необычайно яркий, детальный сон, приснившийся опосля употребления этой водки внутрь.
От отчаяния Егор даже застонал, отчего боль в голове усилилась, а в брюхе что-то неприятно забулькало.
— Что, дружок, похмелье? — спросил кто-то ехидным голосом. — А я ведь говорил вчера, предупреждал. И на что ты теперь похож, ради всех богов Вселенной? Уж не на героя точно!
— Аладдин? — Егор открыл глаза и попытался сесть, но от усилия голова закружилась, и он вынужден был рухнуть обратно на мягкую перину, опустить голову на взбитую подушку.
Так что, это был не сон? И почему был, он ведь продолжается… Путешествие по Нифигляндии, спутники, встреча у ворот Тол-Астора и попойка в «Веселой бадье»… На появлении городского головы воспоминания обрывались, далее дело в свои руки взял автопилот…
— Да, так ты меня называешь, — отозвался советчик. — Около кровати, справа от тебя, только опусти руку, стоит кувшин с холодной водой. Рядом с ним, если дело совсем плохо, находится тазик.
— Прикинь, какая забота, — Егор нащупал кувшин и поднес ко рту.
Восхитительно прохладная вода потекла внутрь, омывая иссушенное горло, успокаивая набитый отравой желудок. Голова вроде бы стала болеть поменьше, кружение в ней прекратилось. Удалось даже оглядеться и произвести на свет некоторые, пока еще очень примитивные мысли.
Просторная комната, на окне — кружевная занавеска, через нее пробиваются солнечные лучи. В углу, рядом с дверью, большой сундук, на нем аккуратно сложены вещи — кафтан, штаны, поверх всего — Яхирон в ножнах.
Тут же стоят начищенные до блеска сапоги.
Аладдин с комфортом расположился на широком подоконнике, попивал нечто дымящееся из огромной фарфоровой кружки с надписью «Моему муси-пусику» на боку, и выглядел крайне довольным жизнью.
Сам Егор, раздетый, лежал под пуховым одеялом на огромной кровати, и сверху виднелся полог на столбиках.
— Где это я? — спросил он.
— На лучшем постоялом дворе этого занюханного городишки, — ответил меч. — Когда ты упал харей на стол, тебя подхватили под белы рученьки и потащили сюда, причем ты все норовил вырваться, а толпа скандировала: «Слава герою! Слава герою!». Красивые девки приволокли бадью с теплой водой, тебя раздели, обмыли и уложили в койку. Потом они чуть не подрались из-за того, кому ложиться к тебе, но Ганди-Ла сказал, что тебе не до баб, и твое пьяное тело оставили в покое. Приготовили воду, тазик, чтоб ты с утра смог в себя прийти. И правильно сделали, поверь мне…
Но Егор дальше уже не слушал, он застонал, на этот раз от обиды и разочарования: все, о чем он мечтал — всеобщее поклонение, слава, влюбленные женщины — готово было воплотиться в реальность вчера, но он по закону подлости благополучно надрался и все пропустил…
А рахива тоже хорош! Еще сподвижник называется! Нет бы придержать одну девочку до утра…
Он бы ей сейчас показал, что такое настоящий секс!
— Хотя нет, вряд ли бы показал, только бы перегаром надышал, — самокритично прошептал Егор и поспешно припал к кувшину — похмелье не собиралось так легко сдаваться.
— А еще на тебя ночью напал вампир, — сообщил Яхирон тоном ведущего теленовостей, озвучивающего главную сенсацию выпуска. — Влез в окно и внаглую присосался к твоей шее.
— И чего? — Егор схватился за кадык и нащупал в стороне от него две крохотные ранки.
Если верить многочисленным книгам и фильмам о кровососах, он должен был либо помереть, либо сам стать вампиром. Мертвым бывший студент, ныне герой, себя не чувствовал, и никаких признаков трансформации в «дитя ночи» тоже вроде бы не наблюдалось.
Разве что солнечный свет, проникавший в окно, казался несколько ярковатым, но с похмелья это бывает.
— А ничего, — хмыкнул меч. — Я заорал, но этот падла на меня внимания не обратил, да оно и понятно. Но только с обонянием у этих кровососов слабо, а еще они крайне плохо переносят алкоголь. Один глоток того, что текло у тебя в жилах вчера ночью, и этот парень окосел в хлам. Принялся петь, танцевать, а затем и вовсе свалился на пол, где сейчас и валяется.
Егор свесился с кровати и обнаружил, что с противоположной от кувшина и тазика стороны около кровати лежит наряженный во все черное белолицый мужик, рот у него приоткрыт, и видны игольно-острые клыки.
— Мама… — сказал Егор.
— Вряд ли это она, — Аладдин прихлебнул из кружки, и стал ощутим запах горячего кофе. — Этого типа зовут Рагудил, он сильный маг и один из верных приспешников Ольвхоретана Пердигийского, а много лет назад служил прежнему Темному Властелину Нифигляндии.
— Ы-ык, — Егор представил, что этот бледный урод мог с ним сотворить, и его затрясло.
— Я знаю, что ты сейчас будешь высказывать мне претензии, но не стоит, — советчик спрыгнул с подоконника, подошел к вампиру и поставил на него ногу, точно охотник на убитого льва. — Для простоты будем считать, что вчера я совершил ошибку, пытаясь отговорить тебя от употребления алкоголя, а твоя геройская хварна помогла тебе справиться с неприятностями.
— Ы-ык, — повторил Егор, пытаясь осмыслить предложенную концепцию.
От умственного перенапряжения его спас Ганди-Ла, приоткрывший дверь и просунувший в щель голову.
— Ты жив? — спросил он и тут заметил вампира. — А это кто?
— Вампир в легкой коме, — сообщил Яхирон. — Неудачно выбрал жертву прошлой ночью.
— Вот жуть! Ничего себе! — глаза рахива стали большими-большими. — Ты даже в невменяемо пьяном состоянии совершаешь подвиги! Вот что значит — настоящий, первоклассный герой!
— Высшего качества… — пробормотал Егор, вспомнив давнюю реплику Яхирона.
Совесть намекала, что неплохо бы признаться в том, что он тут, в общем-то, ни при чем, виной всему особое шогготское, очень вовремя оказавшееся в крови. Но отрицать совершенный подвиг было как-то неудобно, а кроме того, Ганди-Ла уже вопил на весь коридор, призывая кого-то в свидетели.
Усевшийся на поверженного кровососа Аладдин ухмылялся откровенно издевательски.
— Э… это не просто вампир, — сказал Егор, когда рахива вломился в комнату в сопровождении Бешеного Сони и еще полудюжины каких-то типов, большей частью — гоблинов. — Его зовут Рагудил, он владеет магией и чуть ли не самый главный приспешник Трех Пальцев.
— Сам Рагудил повержен! — воскликнул один из гоблинов, с восхищением уставившись на Егора. — Это чудо! Сегодня мы по всем правилам казним его на главной площади при стечении народа и возгласим хвалу нашему гостю!
Егор невольно приосанился.
— Конечно, обязательно, — он кивнул, постаравшись сделать это величественно. — А сейчас не скажет ли мне кто-нибудь, где здесь сортир?
Путь отряда Хранителей, занырнувшего в Великое Дупло, был труден и усеян опасностями. Во-первых, они могли подвернуть ногу или разбить лоб, поелику в дупле царила тьма, во-вторых, имели шансы помереть со скуки, поскольку несколько дней только и делали, что шагали по ветвящимся тоннелям, похожим на внутренности исполинских корней.
Но самое главное — столь разношерстная компания могла впасть в то, что социологи называют межличностным конфликтом, а обычные люди — склокой, и просто-напросто перерезать друг друга.
Призванный следить за порядком Бурбурэль Посох не имел возможности этого делать, поскольку выбирал дорогу. Сверни они не туда — выйдут не там, и это в лучшем случае, а в худшем — и вовсе никуда не выйдут, а будут бродить по утробе Вселенского Древа, пока не закончатся вода и продукты.
Что самое странное, за все путешествие под землей не произошло ни единой ссоры, даже самой мелкой, хотя гном подозрительно поглядывал на гоблина, а гхыль не доверял обоим эльфам.
Великое Дупло представляло собой вход в древнюю транспортную систему, созданную эльфами сразу после их появления в Нифигляндии. Выходы из нее, соответственно, располагались там, где ранее находились значительные поселения или большие храмы остроухих.
Один из них был в среднем течении реки Риаро, неподалеку от того места, где в нее впадал крупнейший приток.
— Спали меня Оро, это выход! — сказал Бурбурэль, когда круглый тоннель с деревянными стенами, полом и потолком в очередной раз свернул и стало видно, что далеко впереди маячит пятнышко света.
— Славно, — гоблин Торот деловито осклабился. — А то у меня от этой тьмы в мозгах помутнение.
— Да ну? — маг оглянулся. — Неужто у тебя есть мозги?
— Они у всех есть, — зеленокожий и не подумал обидеться. — Даже у гхылей.
Одноглазый Хрыщ, за дни в дороге порастративший заемный аромат благовонных масел и вновь начавший пахнуть так, как ему положено, то есть ужасающе, заморгал единственным глазом.
— Это он тебя оскорбил, в натуре, — пояснил гном Помело, как и всякий мелкий уголовник, любивший разборки и шансон. — Ты должен подойти к нему и ударить в морду, а иначе будешь волком позорным.
— А чем волк позорный отличается от обычного, йок? — спросил Хрыщ.
— Заткнулись, мигом! — рявкнул маг, и все замолчали.
На второй день пути Торот вновь попытался назвать Бурбурэля дедулей, и тут они узнали, каков их предводитель в гневе. Он превратил гоблина в кучу навоза, затем в пупырчатую жабу, гигантскую мокрицу, потом лишил его ноги возможности сгибаться, а язык — подвижности.
А напоследок заявил, что «не будь я добрым чародеем, убил тебя вообще на фиг».
Хранители прониклись и осознали, что мага лучше не раздражать.
Пятнышко света приблизилось, открылись детали — круглое отверстие, в которое проникали солнечные лучи, ведущие к нему ступени. Бурбурэль протиснулся в него первым и обнаружил, что выбрался из дупла громадного дуба, венчающего небольшой холм, сплошь заросший лещиной.
— Дошли, — сказал маг, после чего развернулся, чтобы обозреть свою, за неимением другого слова, дружину.
Вылезший на свет Помело начал вытряхивать из бороды сор, гхыль вытащил из ножен меч и принялся им размахивать, глядя, как сверкает лезвие, гоблин повалился на траву, и только Аэрозэль дисциплинированно вытянулся, глядя на начальство и ожидая приказов.
— Толпа идиотов… — пробормотал Бурбурэль. — И это Хранители? А ну, смирно!
Чтобы осознать и выполнить команду, разноплеменной компании понадобилось некоторое время, но зато строй вышел почти как настоящий. Маг прошелся вдоль него, от эльфа на правом фланге до замыкающего Хрыща, и даже на мгновение почувствовал себя полководцем.
Довольно неудачливым, честно признаться.
— Значит, так, — сказал он. — Сейчас мы находимся во владениях нашего врага и посему обязаны соблюдать осторожность. Никто не должен догадаться, кто мы такие и что здесь делаем. Поэтому предлагаю всем с сегодняшнего дня сохранять строжайшее инкогнито.
Лицо гхыля вытянулось:
— Как я его могу сохранять? Такой штуки у меня отродясь не было.
— Это значит, что ты будешь молчать о своем имени и о нашей великой миссии, — с нажимом проговорил Бурбурэль, надеясь, что мысль эта все же внедрится в мозги его соратников. — Всегда, кто бы ни спрашивал. И все остальные будут молчать, плюс они не станут напиваться и буянить в придорожных тавернах, привлекать к себе внимание, в том числе и уголовно наказуемыми деяниями.
Торот невинно заулыбался, а Помело сделал вид, что не понимает, о чем идет речь.
— Все осознали? — уточнил маг. — Ежели кто слишком туп, то пусть признается в этом сейчас…
Признаваться в глупости никто не захотел.
— Вот и хорошо, — кивнул Бурбурэль. — А теперь в путь. Нам нужно добраться до ближайшего города.
— Зачем, йок? — поинтересовался Хрыщ.
— А затем, что герой, к которому мы должны присоединиться, обязательно будет там. Откуда бы и куда он ни ехал, какими бы путями ни странствовал, мимо нас ему никак не пройти, — в голосе мага звучала абсолютная убежденность. — Поэтому заткнитесь и работайте ногами. Аэрозэль, ты замыкающим, поглядывай по сторонам, как обычно.
— Но, шеф, — вступил в разговор Торот, — мы же на любой дороге будем выделяться, как прыщ на заднице!
Бурбурэль нахмурился и подумал, что гоблин не такой уж и идиот. Гном с огромной бородищей, два эльфа, молодой и старый, сам зеленокожий и вдобавок гхыль с мечом — столь чудную компанию нечасто встретишь даже на забитых путешественниками дорогах Нифигляндии.
— Мы притворимся паломниками, — сказал маг после заполненной размышлениями паузы. — Будем говорить всем, что отправляемся в Валеосский храм Многоокой. Все поняли?
Лица Хранителей отразили разную степень недоумения.
Богиня по имени Апреталия, которую издавна почитали в Валеосе, отвечала за многие вещи — за звездное небо, за своевременное созревание злаков, а также за болезни, называемые обычно срамными. А поскольку на звездочетов и на крестьян путешественники не походили…
— Нет, начальник, так не годится… — заговорил Помело. — Век воли не видать.
— Если настаиваешь, то я организую тебе новую ходку, — Бурбурэль вскинул посох. — Выбирай тюрьму! Но сначала, подпали меня Оро, мы сделаем дело. А это значит — топайте за мной и молчите!
На этом бунт и закончился, и Хранители потащились на запад. Довольно быстро они выбрались на оживленный тракт, а немного позже их глазам предстала река, точнее — две реки разом, и расположенный на месте их слияния город в кольце мощных укреплений.
На то, чтобы добраться из сердцевины Смутного леса до Валеоса, они потратили всего несколько дней, хотя по поверхности странствовать пришлось бы не менее двух месяцев.
