Глава 1
Тяжелый день
Егор всегда знал, что понедельник — день тяжелый.
Но двадцать четвертое мая не просто подтвердило эту истину, а еще дало понять, что все «тяжелые» понедельники, случившиеся за предыдущие двадцать лет, были не более чем легкой разминкой.
Началось все в шесть утра, когда сосед сверху, принадлежащий к той породе маньяков, коим нравится процесс ремонта, начал сверлить стену.
— Вот козел, — с душой сказал Егор, насильно вырванный из приятного, почти эротического сна с участием Марины.
Через неплотно прикрытую дверь из соседней комнаты донесся стон, достойный фильма ужасов. Это очнулся Санек, на пару с которым Егор снимал квартиру. Он провел выходные по принципу «с утра выпил — весь день свободен», и пробуждение у него вряд ли вышло приятным.
Сверху доносились истошные взвизги, точно сосед коварным образом мучил несчастную дрель. Понятно, что все равно скоро вставать, но спускать подобные вещи нельзя из принципа.
— Вот козел, — повторил Егор, понимая, что придется покидать постель и идти разбираться.
От Санька сейчас помощи — только запах перегара, перекошенная физиономия и красные, точно у вампира, глаза. И впрямь — можно снимать хоть в триллере про злобных любителей мозгов, хоть в пропагандистском ролике о вреде пьянства.
Откинув одеяло, Егор оделся и поплелся в прихожую. Мельком глянул в зеркало и, как обычно, скривился — подбородку не мешало быть поквадратнее, мускулам — покрепче, плечам — пошире, к росту можно добавить сантиметров десять, и еще убрать с физиономии эти мерзкие прыщи…
Но ничего, возьмем умом.
Беседа с соседом-маньяком не заняла много времени, но оказалась на диво эмоционально насыщенной. В ней были упомянуты разные виды животных и некоторые экзотические способы общения между ними, а также использованы слова, официально именуемые ненормативной лексикой.
Но своего Егор добился — сверление прекратилось.
Вернувшись в квартиру, он обнаружил, что Санек свершил маленькое чудо — «восстал из мертвых» и даже предпринял попытку сварганить завтрак. При этом он, правда, усосал всю воду из графина и употребил внутрь неведомо как сохранившуюся в холодильнике чекушку.
— Ну, ты ваще, — сказал Егор, глядя, как сосед заливает яйцом вываленные на сковороду макароны.
— А то… — отозвался Санек. — Ты ж меня знаешь!
Квартиру они снимали вместе уже три года, с того лета, когда оба приехали в столицу на учебу.
Санек, прирожденный технарь, прибывший в Москву из Архангельска, одолел жесткие экзамены в Бауманку, куда и стремился. Егор, уроженец Саранска, в силу отсутствия каких-либо особых талантов оказался за партой в одном из тех безликих вузов, что в изобилии возникли в девяностые годы, когда выяснилось, что стране срочно нужно множество менеджеров, экономистов и юристов…
Учился он средне, без особых провалов, но и без достижений, как-то переползал с курса на курс.
— Знаю, — Егор вздохнул. — Это-то меня и пугает…
Санек любил не только «принять на грудь», но еще и готовить, и при этом умением кулинара похвастаться не мог. Порой он ухитрялся испортить такое блюдо, как вермишель быстрого приготовления, а однажды, когда приятели были при деньгах, удачно сварил солянку из восьми видов мяса.
Похмельные кухонные эксперименты закончились с переменным успехом — макароны подгорели, но остались при этом условно съедобными. Соседи позавтракали, после чего Санек завалился обратно спать, а Егор принялся собираться — в девять зачет, а ехать через пол-Москвы…
В метро, как обычно, была давка, но за три года в столице Егор к ней привык и не обращал внимания. В институт приехал вовремя и в компании мрачных, невыспавшихся одногруппников принялся ждать препода.
«Финансовый менеджмент» читал доцент Кащинский, прозванный, естественно, Кащеем. Прозвищу он соответствовал не на сто, а на все двести процентов — и внешностью, и характером. Тощий, даже изможденный, он имел обыкновение буравить студентов мрачным взглядом и вещать неразборчивым замогильным голосом.
Сегодня Кащей был не в духе — это Егор понял, едва завидев физиономию препода.
— Ой, попали, — прошептала Лизка Мурзикова, первая красотка и модница группы.
— И не говори, — пискнула ее верная подруга и главная сплетница всего потока Наташка.
— Заходите, — велел Кащей, глядя на студентов с кровожадным вдохновением.
И началось.
Это был не просто зачет, нет, это более напоминало пытку, утонченную, хитрую, долгую. Кащей опрашивал их по одному и по двое, пытал невнятными вопросами, ответа на которые не знал, похоже, и сам, но при этом никого и не отпускал, не выгонял со словами «приходите в следующий раз».
Завидь все это злобные инквизиторы, они бы прослезились от умиления и мигом подарили доценту Кащинскому рясу и пару «испанских сапожков».
Егор, еще час назад считавший, что неплохо знает предмет, вздрагивал, едва услышав свою фамилию «Грачев!» Мямлил что-то в ответ, путался в цифрах и понимал, что сегодняшняя их встреча с Кащеем, скорее всего, не последняя.
Закончилась пытка ровно в полдень, когда доцент обвел аудиторию ледяным взглядом и заявил:
— Да, молодые люди, вижу, что семестр мучился с вами зря. Приходите в среду к трем.
— Как же так… — слова застряли в горле у Васьки Труглова, отличника, только со слов менее головастых коллег знавшего, что такое «хвост» или «пересдача».
— А вот так! — Кащей поднялся во весь немалый рост. — Учить надо!
В коридор Егор выбрался, чувствуя себя оглушенным.
— Вот гад, — сказал Серега, лучший друг, с которым три года просидели за одним столом. — Что, по пиву?
— Нет, мне еще на работу, — покачал головой Егор. — Ну что за день такой?
— Это ты норму неприятностей на сегодня с утра исчерпал, а дальше все пойдет чики-пуки, как по маслу, — с видом записного мудреца сообщил Серега. — Закон вселенского равновесия.
То, что он ошибся, стало ясно через час, когда Егор приехал в редакцию газеты «Яркий день», где подрабатывал внештатным журналистом.
— Зарплаты не будет, — заявил Петрович, редактор отдела рекламы, в котором и трудился Егор.
— То есть как?
— А вот так! — Петрович, могучий, лохматый и бородатый, развел руками. — Нет денег в кассе! Говорят, что появятся они там только на следующей неделе, и не ранее вторника…
— Как же… но мне за квартиру платить… — забормотал Егор. — И вообще…
«И вообще» означало, что у него осталось пятьсот рублей в кошельке, две пачки пельменей и отрезок колбасы длиной с палец в холодильнике. Егор понимал, что лепечет, выглядит жалко, но остановиться не мог — накопившийся за день негатив жег душу, мешал взять себя в руки.
— Как же… но ведь обещали… что мне делать?
— Кризис, юноша! — объявил Петрович с таким видом, словно это являлось большой новостью. — Мировая экономика бьется в корчах, доллар падает, гусеницы жрут чайные кусты, моль губит плантации бананов в Эквадоре, запасы нефти сокращаются, а ты тут вещаешь о какой-то зарплате? Стыдись!
Стыдиться Егор не пожелал, вместо этого он сжал кулаки и вознамерился высказать начальнику все, что думает о нем лично и о газете «Яркий день» вообще. Сдержался в последний момент, и почувствовал себя гнусным, самым презренным трусом, хотя в общем поступил благоразумно.
С работой у Егора почему-то не очень ладилось, на одном месте он не задерживался больше чем на полгода — или менялось начальство, а вместе с ним и «концепция», или закрывалась сама лавчонка, или студента, по определению не способного трудиться полный рабочий день, увольняли без объяснения причин…
— Материал сдал? — Петрович, не заметивший сжатых кулаков подчиненного, сменил тон с патетического на деловой. — Сегодня вечером получишь новое задание, чтобы к пятнице было готово…
— Но как же… без зарплаты… я…
— Получишь ты все, не сомневайся, — Петрович заулыбался грубовато и фальшиво, точно вещающий о мире американский президент. — А сейчас иди и после пяти проверь почту…
Егор сгорбился и вышел из офиса «Яркого дня».
На улице несколько минут постоял, вдыхая загазованный московский воздух, зачем-то вытащил из кармана кошелек, оценил запасы наличности — пятьсот, пятьдесят, три десятки и еще мелочи рублей на тридцать…
Откровенно говоря, маловато, чтобы идти на свидание.
А ведь он договорился о встрече с Мариной именно на сегодня, полагая, что будет при деньгах и сможет произвести впечатление. Идиот! Глупец! Пяти сотен хватит разве что на пару кружек пива в дешевой забегаловке или на порцию мороженого в приличном кафе.
И что теперь — позвонить и сказать, что все отменяется?
Нет, никогда!
Марину Егор впервые увидел в ночном клубе на празднике в честь Татьянина дня и мгновенно запал на нее. Высокая, стройная, изящная, с улыбкой, как у голливудской актрисы, она притягивала взгляд. Только тем, что он находился в подпитии, можно было объяснить, что тогда он осмелился познакомиться.
Ведь с девушками Егору везло еще меньше, чем с работой.
Но тогда, на Татьянин день, все странным образом получилось — они потанцевали, выпили по коктейлю, и она оставила ему свой телефон. Потом, правда, быстро развить отношения не получилось — Марина то не отвечала на звонки, то оказывалась занятой, но пару раз снисходила до ухажера.
Мысль о том, что она играется с ним и что у нее есть кто-то еще, Егор старательно гнал прочь.
— Нет, никогда, — сказал он, вновь сжимая кулаки и пытаясь собрать остатки решимости.
Не все в этом мире определяется деньгами!
Он докажет Марине, что и без этих бумажек кое-чего стоит.
К метро «Пушкинская», где они договорились встретиться, Егор приехал за десять минут до срока. Отмахнулся от раздававшего бесплатные газеты мужика, потоптался у ларька с дивидишками, поглядывая на часы.
Нервно вздрогнул и приоткрыл рот, когда через стеклянные двери прошла Марина, ослепительно красивая в коротком черно-белом платье, изящная и тонкая, словно танцовщица…
И заледенел, увидев, что за ней шагает высокий, широкоплечий парень из породы прирожденных красавчиков: правильная физиономия, презрительно-брезгливая мина на ней и дорогущие шмотки, на которые Егору копить целый год, и то в том случае, если перестать есть.
— Привет, — сказала девушка, легкомысленно улыбаясь. — Я пришла, как и обещала. Но я же не обещала, что приду одна? Познакомься, это Иван, он мой давний хороший друг…
По масленым взглядам Егор понял, что тут имеет место постельно-ориентированная «дружба».
Иван смотрел на него без насмешки или злости, даже с некоторым удивлением, словно волкодав на осмелившуюся гавкнуть в его сторону болонку. А вот Марина откровенно наслаждалась происходящим, на ее губах была легкая улыбка, в голубых глазах плясало веселье.
Таким униженным Егор себя не чувствовал с третьего класса, когда хулиган Ринат по прозвищу Шкет хорошенько отколотил его и заставил есть землю, и все это на глазах у четырех классов…
Что делать, он не знал.
Полезть в драку? С этим амбалом, что на голову выше и на пуд тяжелее? Глупо.
Начать орать, выяснять отношения словами? Унизительно.
Осталось промолчать, проглотить обиду или даже сделать вид, что все нормально, ничего не произошло.
— А, ну-ну… — только и выдавил из себя Егор, развернулся и побрел прочь.
Он ожидал, что в спину ему засмеются, бросят что-нибудь обидное, но и Марина, и ее «друг» промолчали. Не ждали, наверное, что неудачливый поклонник, ставший жертвой злой, издевательской шутки, среагирует таким образом.
В себя Егор пришел только на Никитском бульваре и понял, что бредет в сторону Арбатской площади.
— Ну, ваще… — сказал он, останавливаясь.
Жизнь не просто дала трещину, а за один день развалилась: зачет по «Финансовому менеджменту» пролетел, теперь тащиться на пересдачу и ждать, допустят до экзаменов или нет; остался без обещанных денег и с перспективой просидеть голодным больше недели; надежды, связанные с Мариной, развеялись в дым, и он понял, что был для нее развлечением, капризом девушки, избалованной обилием поклонников…
Что остается человеку, попавшему в такую ситуацию?
Американец, наверное, пойдет к психоаналитику, какой-нибудь немец или японец засучит рукава и начнет работать. А русский, если он настоящий русский, прибегнет к испытанному веками средству — напьется.
Сначала Егор решил взять пива, но потом подумал, что ситуация заслуживает водки.
— Ладно, — сказал он. — До зеленых соплей, а там посмотрим…
Он дошел до метро и поехал домой, а добравшись до своей станции, отправился в расположенный рядом с ней продуктовый магазин.
— Чего тебе? — нелюбезно осведомилась продавщица, дородная тетка сурового вида.
Егору, ощущавшему себя законченным, совершенным неудачником, никчемным, бессмысленным существом, которое способно лишь на ошибки, глупости и болезненные разочарования, показалось, что продавщица видит его насквозь и смотрит на плюгавого студента с презрением.
— Водки, — сказал он.
— Какой? — тетечка повела рукой в сторону полок, уставленных разнообразными «пузырями».
Егор принялся рассматривать бутылки, намереваясь выбрать что-нибудь, что пил недавно и от чего не осталось дурных воспоминаний. Но тут что-то случилось с его зрением, все размазалось перед глазами, поплыли мерцающие сиреневые круги, и в центр одного из них он и ткнул, почти не соображая, что делает:
— Вот эту.
— Хорошо, — тетка сняла с полки один из «пузырей», и тут зрение Егора восстановилось.
На миг испугался, что выбранная наугад водка окажется дорогой, но с него спросили немногим больше ста рублей. Взяв бутылку, с интересом глянул на этикетку: надпись «Геройская», по бокам орнамент из скрещенных мечей, а сверху — расправивший крылья дракон.
Такой водки Егор никогда ранее не встречал, но мало ли видов горячительного зелья выпускают заводы матушки России? И рьяная антиалкогольная кампания, начатая в последний год, ничуть не умерила их пыла.
Добравшись до дома, обнаружил, что Санька нет, зато в большой комнате и на кухне витает легкое похмельное амбре.
— Ну и ладно, — ожесточенно сказал Егор. — Стану бухать один.
Особым докой по части выпивки он себя не считал — так, пил иногда в компании одногруппников, в основном пиво, да еще употреблял по праздникам, когда оставаться трезвым вроде бы как-то неприлично.
В одиночестве Егору Грачеву предстояло надираться первый раз в жизни.
Он сварил полпачки пельменей, выложил в тарелку и выдавил на них остатки майонеза из пакетика. Вытащил из морозилки успевшую подостыть водку и наплескал примерно половину обычного стеклянного стакана.
На мгновение показалось, что водка светится, играет сиреневыми искрами, но Егор тряхнул головой, и видение исчезло.
— Пить не начал, а уже глюки, — пробурчал он и решительно вылил прозрачную жидкость в рот.
Горло обожгло, в голове зашумело, причем шум оказался странным, похожим на гомон. Егор поперхнулся, несколько секунд просидел с открытым ртом и торопливо взялся за пельмени.
Успел съесть примерно половину, когда осознал, что, во-первых, удивительным образом пьян, а во-вторых — хочет выпить еще. Душевная боль, вызванная Марининой подлостью, ослабела, проблемы, еще пятнадцать минут назад громоздившиеся со всех сторон подобно горам, отступили.
— И наплевать! — заявил Егор. — На всех! И на Петровича, и на Кащея, и на эту суку!
Он выпил еще, доел пельмени, а третью порцию «Геройской» проглотил вообще без закуски. И вот тут-то эйфория отступила так же неожиданно, как и возникла, и на смену ей пришла тошнота.
Некоторое время Егор боролся, а когда понял, что сил держаться больше нет, рванул в сортир. Едва успел откинуть крышку унитаза, как смешанные с майонезом и водкой пельмени хлынули из него мощной струей.
Из глаз потекли слезы, в голове снова появился шум и неожиданно преобразовался в голос:
— Слышишь меня, герой?
Голос был мягкий, певучий и вроде бы женский, но Егор все равно вздрогнул. Он четко знал, что подобные вещи слышат только шизофреники, а им положено сидеть в психушке.
— Слышишь меня, герой? — прозвучало вновь.
Егор проморгался и обнаружил, что лужица воды в унитазе, которой положено быть изгаженной блевотиной, блестит чистотой, да еще и отражает миловидное девичье личико.
— Э… а? — произнес Егор.
— Слышишь меня, герой? — в третий раз повторила девушка, причем звука не было, слова возникали прямо в голове.
— Я? Слыш-шу… Только я не ге-герой… — Несмотря на то что водка должна была покинуть организм, он по-прежнему чувствовал себя пьяным, и язык немного заплетался.
— Раз ты смог увидеть меня, то ты герой, — уверенно заявила девица.
Утонченно красивая, золотокудрая, с огромными синими глазами, она глядела на Егора так, словно была влюблена в него без памяти, и от этого взгляда голова кружилась сильнее, чем от спиртного.
— Ну… тогда да.
— Готов ли ты исполнить свое предназначение? — Лик девушки стал строгим и торжественным.
— К-какое? — Егор подумал, что в «Геройскую» наверняка добавили конопли, героина или ЛСД, иначе откуда такие яркие и необычные видения, но тут же отбросил эту мысль.
И это в водку, что стоит чуть больше сотни за пузырь? Для чего такие траты?
— Спасти целый мир от бесчинствующего зла! — заявила девушка так, будто каждое слово во фразе было заглавным. — Установить добро и справедливость, повергнуть негодяя!
— Но я… э… — Егор ущипнул себя за руку и едва не заорал от боли. Предположение, что это всего лишь сон и что сейчас он пьяным валяется под столом на кухне, благополучно скончалось. — Там же надо уметь… сражаться… быть сильным… все такое…
Мысли заметались, как стекляшки внутри калейдоскопа, вспомнились прочитанные книги и просмотренные фильмы в жанре фэнтези, те герои, что одолевали всяческих злодеев. Да, он не ошибся, победитель должен обладать громадными бицепсами, белозубой улыбкой, умением с одного пинка заваливать дракона и полным отсутствием прыщей.
Егор, честно говоря, совершенно не соответствовал этому образу.
— Ты герой, и этого достаточно! — безапелляционно заявила девушка. — Прыгай ко мне!
— Но я должен собраться… я не одет… я…
— Все у тебя будет! — и девушка улыбнулась так завораживающе, что Егор мигом позабыл все разумные возражения. — Только решительно скажи: «Я готов!» — и прыгай сюда, ко мне!
— В это? Туда? — он оглядел престарелый, заслуженный унитаз, видевший не одно поколение квартиросъемщиков: нет, этот точно не переживет, если брякнуться на него всем весом.
— Да!
— Но я…
И только пагубным воздействием «Геройской» водки можно объяснить то, что Егор перестал мямлить, распрямился во весь не такой уж большой рост, гаркнул «Я готов!» так, что в вентиляционной решетке заколыхалась паутина, и прыгнул в унитаз ногами вперед.
Вспыхнул белый свет, и тесный совмещенный санузел опустел.
Он лежал лицом вниз, упираясь во что-то колючее и горько пахнущее, а ветер холодил затылок. В голове царила приятная пустота, зато в животе урчало и булькало, словно там работал компрессор.
— Эй, вставай! — рявкнули в самое ухо.
— А? — Егор попытался перевернуться и сообразил, что необычно одет и что на ногах вовсе не любимые кроссовки.
— Вставай, дубина! — заорали вновь, на этот раз несколько громче. — Ты сюда что, лежать прибыл?
Егор напряг саднящие непонятно отчего мышцы, перевернулся на спину и сел. И, как выяснилось, проделал все это только ради того, чтобы глупо открыть рот и выпучить глаза.
Вокруг был лес, не причесанный городской парк, где каждый куст отделен от соседнего просекой, а глухая чащоба. Рядами стояли громадные сосны, торчали темно-зеленые конусы елей, пахло смолой и хвоей, а по глубокому синему небу ползли белоснежные облака.
А еще в воздухе висел крохотный пузатый человечек, похожий одновременно на торговца с одного из московских рынков и на персонажа восточной сказки: смуглый, носатый, чернявый, в шароварах и жилетке.
И за спиной у него трепыхались радужные крылышки.
— Ну и рожа, — прокомментировал человечек, и стало ясно, что вопил как раз он. — И это герой?
— А? — тупо повторил Егор и тут вспомнил, что с ним случилось: водка «Геройская», тошнота, разговор с отражением и прыжок в унитаз. — Где я? Что случилось? Где та девушка?
— Не успел появиться — бабу ему подавай. Точно — герой, — резюмировал человечек и проделал несколько залихватских воздушных фигур. — И вопросов слишком много. Ты что, не знал, на что шел?
— Я… э… она появилась и позвала меня, я и прыгнул, — объяснение не отличалось внятностью, но иного в голову Егору не пришло.
— Да? Сейчас попробую объяснить понятными тебе словами… Так, — человечек завис перед лицом Грачева и уставился на него так, словно пытался заглянуть в мозжечок. — Ага. Девушка, которую ты видел, — это как привлекательный интерфейс у компьютерной программы. Сечешь?
Слышать подобное от крылатого существа длиной в полметра, облаченного в фиолетовые шаровары, было странно, и Егору вновь показалось, что он спит. Но попытка ущипнуть себя привела лишь к тому, что он нащупал оставшийся с предыдущего раза синяк и нервно вздрогнул.
— Секу… Это как реклама, да?
— Ну почти, — человечек кивнул. — Ты — герой, призванный в этот мир, он, кстати, называется Нифигляндия, чтобы спасти его от зла. Зло в данном случае воплощено в виде могучего черного мага, известного под прозвищем Три Пальца. Он тут, понимаешь, все под себя гребет и тиранствует просто не по-детски. Посему нужно его урезонить, показать кузькину мать и все такое.
— И для этого нужен я? — Егор сглотнул.
Он до сих пор не мог поверить, что и вправду перенесся в другой мир, и ожидал, что вот-вот очнется либо в квартире с жутким похмельем, либо в реанимации ближайшей больницы.
— Ну, ты не ты, а герой — необходим. — Человечек задумчиво почесал подбородок. — Как ты вообще сюда попал, такой тупой? Давай рассказывай и не упускай подробностей, — в них, как известно, истина!
Егор прокашлялся и поведал о водке «Геройская» и негативных последствиях ее употребления.
— Да, — сказал человечек. — Клянусь всеми богами Вселенной, когда ты вернешься в свой мир, а точнее — если вернешься, то вряд ли еще раз сможешь купить подобный напиток. Ну ладно, — он скептически осмотрел Егора с ног до головы, точно сержант — новобранца. — Материальчик — так себе, но будем работать с тем, что есть. Во-первых, позволь представиться. Я — СУКА.
— Это я понял…
— Но-но, без грубостей! — человечек погрозил Егору кулаком, и кулак этот резко вырос, стал размером с хорошую дыню. — Я — Советчик Универсальный Карманный Ареальный. Такой положен каждому отправляющемуся на дело герою, чтобы подсказывать, ободрять и так далее.
— А имя у тебя есть?
— Как хочешь, так и зови.
— Тогда, может быть, Али-Баба? — предложил Егор, решив, что сомнения в реальности происходящего разумнее отодвинуть в сторону и вести себя так, словно все идет нормально.
— Ты что?! Какая я баба? — человечек закрутился в воздухе, точно крошечный истребитель.
— Тогда — Аладдин.
— Ну, это пойдет, — советчик завис на месте. — Твое имя я знаю, задачу я тебе назвал… Что еще?
Пока Аладдин размышлял вслух, Егор разглядывал себя: одежда, в которой он пьянствовал на кухне съемной квартиры, исчезла, ее место заняло нечто странное — одеяние, похожее на средневековый кафтан из грубой темно-зеленой ткани, удобные черные штаны, невысокие сапоги, широкий пояс, на нем висят небольшой мешочек и нож в ножнах.
— Вводную я тебе дал… — продолжал вспоминать Аладдин. — Да, точно — теперь мы должны вступить в контакт с аборигенами. Точнее — ты должен. А для этого нам предстоит двигаться на северо-запад, к ближайшему перекрестку, на котором стоит корчма.
— А может, не надо? — спросил Егор, вспоминая, что аборигенами фэнтезийных миров являются не только утонченные эльфы и трудяги-гномы, но еще и всякие злобные орки, некроманты и просто грубые невоспитанные мужики с тяжелыми мечами и любовью к насилию.
Вступать в контакт с подобными типами совершенно не хотелось.
— То есть как — не надо? — заволновался Аладдин. — Ты как мир собрался спасать? В одиночку? Нет, так дело не пойдет! У нас все делается по порядку: контакт с аборигенами, сбор сподвижников, обретение оружия! Назвался героем — полезай в приключения! Не умеешь — научим, не хочешь — заставим!
Под суровым взглядом советчика Егору стало стыдно, да еще помогла взбодриться мысль, что уж тут-то, в волшебной Нифигляндии, точно не будет зачетов, задержек зарплаты и предательниц Маринок!
— Хорошо, пошли, — сказал он, поднимаясь на ноги.
— Вот таким тебя люблю я, вот таким тебя хвалю я! — возликовал Аладдин и повел Егора через чащу.
Лес и в самом деле был диким, нехоженым, какого уроженец двадцатого века планеты Земля видеть не мог в принципе. Никто не осквернял эти чащобы с помощью топора, огня, и даже просто не топтал ногами, никто не охотился на живность, ходячую и летучую.
Зверей они, впрочем, не видели — то ли те сами предпочитали держаться подальше, то ли Аладдин выбирал маршрут так, чтобы не сталкиваться с обитателями зеленых дебрей.
— Интересно, а эльфы тут есть? — спросил Егор, перейдя вброд неширокий и неглубокий ручеек.
— В принципе — да, — ответил советчик. — Только они южнее живут, здесь для них холодновато.
Пока вокруг не было ничего особенно фэнтезийного или просто интересного — стволы, усеянная хвоей земля, прогалины и холмы, заросли кустов, похожих на малину, — и Егор начал потихоньку уставать. Честно говоря, геройскую участь он представлял себе несколько иначе — гарцевание на лошади с мечом в руке, победоносные схватки и подвиги, а никак не скучная ходьба.
— Долго еще топать? — спросил Егор, когда пришлось обходить овраг, длинный, как железнодорожная платформа.
Аладдин обернулся, стало видно его недовольное лицо, вздернутая бровь.
— Если по меркам вашего мира, — сообщил он, — то примерно сто пятнадцать минут. Надеюсь, что ты не упадешь от слабости за это время? И вообще, ты когда-нибудь слышал о том, что физические нагрузки полезны для здоровья?
Егор открыл рот, чтобы ответить что-нибудь ядовитое, но неожиданно покраснел — слышать-то слышал, но спортом никогда не занимался, если не считать физкультуры в школе и институте.
Пришлось ограничиться мрачным сопением, а также скрежетом зубовным.
Трепыхавший крылышками советчик передвигался в изрядном темпе, и чтобы поспевать за ним, приходилось прилагать усилия. Пот тек у Егора по лицу, мускулы не привыкших к нагрузкам ног жаловались на жизнь, а тяжелые сапоги, похоже, натирали мозоли.
Но он хорошо понимал, что если отстанет от Аладдина, потеряется, то из этой чащи точно не выберется, и поэтому старался изо всех сил, а тех оставалось не так уж и много.
— О, вот и дорога! — воскликнул советчик, когда они выбрались на просеку, украшенную колеей. — Пара этих… ваших километров, и будет перекресток, а на нем — корчма с аборигенами!
— А как я буду с ними разговаривать? — спросил Егор, радуясь возможности перевести дух.
Аладдин гордо раздулся как в переносном, так и в прямом смысле, став раза в полтора больше:
— Благодаря моей неоценимой помощи ты будешь понимать все языки Нифигляндии, включая секретные, жестовые и утерянные. Но не забывай при этом, что я — всего лишь СУКА!
— Сложно об этом забыть…
— Не ерничай! — Аладдин вернул себе обычные размеры, но зато побагровел от ярости. — Советчик Универсальный Карманный Ареальный, и в данном случае тебя интересует только последнее слово. Ареальный значит не то, что я привязан к какой-либо области, а то, что в реальности меня не существует. Меня, помимо героя, то бишь тебя, никто не видит и не слышит. Сечешь?
— Ну, ваще… — отозвался Егор.
— Это означает, что, во-первых, в людных местах тебе со мной лучше не разговаривать, — продолжал инструктаж Аладдин, — примут за идиота. Хотя так и так примут, тут шансов нет… И, во-вторых, в любой ситуации я смогу помочь тебе только советом. Функция типа «зайти в тыл врагу и ткнуть его ножом в спину» в моей спецификации не предусмотрена.
— Это почему?
— А потому, дубина, что герой сам должен совершать подвиги!
— Э, жаль, — Егор разочарованно вздохнул — очень уж заманчивой выглядела мысль использовать невидимого и неслышимого щеголя с крыльями для военных хитростей и подлостей.
— Да, тяжелый случай, — вздохнул и Аладдин. — Ладно болтать! Пошли, солнце садится!
Чтобы пройти обещанные два километра, пришлось совершить марш-бросок, но зато корчмы они достигли точно в тот момент, когда на небо выплеснулось красное марево заката.
На просторах Нифигляндии много чудовищных, величественных и отвратительных мест, где согласно всем канонам положено «вить гнездышко» черным магам: гиблые болота, непроходимые чащобы, алчные пустыни, смертоносные горы с ущельями и острыми пиками…
Но Ольвхоретан Пердигийский Младший наплевал на эти каноны с высокой колокольни. Едва достигнув черномагического могущества, он выстроил себе замок, но назвал его не Черным, а Серым, да еще и разместил в плодородной долине реки Риаро, неподалеку от морского побережья.
«Люблю загорать и купаться», — объявил он тогда приспешникам.
Приспешники, среди которых имелись типы, что служили Сумрачному Властелину Костей, наводившему ужас на Нифигляндию тридцать лет назад, призадумались. Кое-кто из них решил, что парень с пристрастием к солнечным ваннам не имеет шансов на карьерный рост, и поспешил уйти.
Как вскоре стало ясно, дальновиднее поступили те, кто остался.
Ольвхоретан Пердигийский Младший, получивший прозвище Три Пальца, развил такую активность, что не снилась в самых жутких снах ни Сумрачному Властелину Костей, ни Черному Охотнику, ни прежним темным магам, пытавшимся захапать власть над Нифигляндией.
За какой-то десяток лет Три Пальца стал правителем обширных областей, запугал две трети мира, и даже вынудил забеспокоиться обитателей его окраин — ледяного севера и жаркого юга.
И при этом регулярно ездил к морю — загорать и купаться.
Но сегодняшний день величайший черный маг Нифигляндии провел в замке, хотя на дворе было лето и погода стояла отличная. Мало того, он заперся в самом секретном, укрытом в подземелье покое, что именовался Холодной комнатой, и просидел там до самого вечера.
Освещалась Холодная комната растущими на потолке ядовитыми грибами, и из-за них тут всегда стоял неприятный сладковатый запах. Пол и стены были голыми, без ковров или гобеленов, а в самом центре помещения имелся громадный стол и исполинское кресло возле него.
Все это выглядело так, словно кусочек кабинета большого начальника перенесли в подземелье.
Еще тут громоздились три громадных шкафа, набитых всем, что может понадобиться опытному и умелому черному магу: склянками со всякими эликсирами, костями и сушеными травами, драгоценными камнями и слитками металлов, толстыми книгами в кожаных обложках, ритуальными ножами и кувшинами с крепким сладким вином, что делают у озера Ламинорх.
Выпить Три Пальца тоже любил и в выпивке разбирался хорошо.
Сейчас он восседал в кресле у стола, задумчиво вертел в пальцах перо и вглядывался в сумрак в дальнем конце помещения, где виднелось нечто похожее на пришитую к стене груду тряпья.
— Итак, мы можем четко и однозначно утверждать, что он здесь, — сказал Ольвхоретан Пердигийский Младший, сам не любивший собственного имени и предпочитавший ему прозвище.
— Нет ничего однозначного в этом мире, — хриплым пропитым голосом изрекла «груда тряпок».
Она зашевелилась, и стало ясно, что это человек, а точнее — набор фрагментов человека, небрежно скрепленных между собой с помощью железных скоб и на самом деле пришитых к стене с помощью веревки. Кое-кто из обитателей славного города Фаридо мог бы узнать в нем мага и философа Утрака Светлобородого, пропавшего восемь лет назад при довольно таинственных обстоятельствах.
Выглядел он не так импозантно, как ранее, и не в последнюю очередь потому, что был мертв. Живых людей с глубокими, но при этом не кровоточащими ранами на груди, животе и голове не бывает.
— Опять начал бредить? — Три Пальца недовольно взмахнул рукой. — И зачем только я держу тебя?
— Для того чтобы использовать мой ум и знания, — ответил тот, кто ранее был Утраком Светлобородым. — Ведь только с их помощью ты добился того, чего добился, и стал тем, кем стал.
Черный маг вылез из кресла и неспешно прошелся туда-сюда по подземелью.
— Да, это правда, как три пальца откусить, — сказал он, останавливаясь рядом с одним из шкафов. — Хотя ты всегда говоришь правду в тех случаях, когда дело касается фактов. Мертвые не могут врать. Но начинаешь нести высокопарную ерунду, едва стоит дать волю твоему языку. Теперь слушай и смотри, кадавр, и готовься отвечать — четко, коротко и по существу.
Хозяин Серого замка махнул рукой, и над столом возникло изображение: лес и идущий по нему молодой человек, темноволосый и плюгавый, с ножом на поясе и ошеломлением на лице.
— Вот он, тот, кого призвала Нифигляндия для того, чтобы справиться со мной, — Три Пальца презрительно улыбнулся. — Вот на кого возлагают надежду занудливые дураки, белые маги, а также все, кому я почему-то не нравлюсь. А теперь ответь мне, ты, умеющий видеть и думать, каковы его шансы одержать победу надо мной?
Мертвый Утрак Светлобородый некоторое время смотрел на юношу, морщил лоб и кряхтел.
— Близки к нулю, — сказал он мрачно. — Похоже, случилась ошибка, и к нам прибыл вовсе не герой.
— Рад, что твои интуитивные выводы совпадают с моими, сделанными на основе логики и расчетов, — черный маг улыбнулся вновь, показав безупречные белые зубы. — Я, конечно, уделю ему внимание, но не особенно пристальное. Хватит одного серьезного удара, чтобы вывести этого рохлю из игры. А сейчас, извини, мне пора. Кажется, один из королей с Островов просил у меня аудиенции. Посему оставляю тебя скучать в одиночестве…
Он отвесил шутовской поклон и двинулся к выходу, искореженная тень поплыла следом. Грохнула тяжелая дверь, покрытая изнутри защитными рунами, проскрежетал засов, клацнул хитрый гномий замок.
— Об одном ты забыл, Ольвхоретан Пердигийский Младший, — прошептал мертвый философ. — Сильное и жесткое погибает, а слабое и мягкое — живет, и это — один из главных законов Вселенной.
