Глава 7

Ближайшая пивнуха находилась посреди загаженной всяческим мусором поляны, неподалёку от входа на стадион: стандартная зелёная будка с окошечком-амбразурой на уровне груди и нерусским продавцом за тем окошком. Малорослый продавец в традиционной кепке-аэродроме, грозно шевеля чёрными усищами, то и дело с непонятной тревогой поглядывал в амбразурное стекло, будто ожидал скорого нашествия идейных воителей за нравственность и всенародную трезвость. Глеб ничуть не удивился бы, найдись где в будке – например, под прилавком с латунными кранами – припрятанный и полностью снаряжённый автомат «калашникова»: мало ли чего от тех воителей ожидать можно! Очень непредсказуемый по своей занудной трезвости народец, очень… То отменят рекламу пива по всем телеканалам, то запретят тихо-мирно потягивать пивко из единственной, честно купленной бутылочки – сидя в сквере на лавке, вдали от народа и отдыхая душой. Мол, нарушение общественного порядка, будьте любезны заплатить серьёзный штраф…

Возле будки, словно гигантские бледные поганки, торчали вкопанные в землю одноногие круглые столики, заставленные пустыми кружками. Поодаль сиротливо чернел закопчённый мангал, сейчас холодный и унылый – от мангала ощутимо несло застарелым пожарищем.

Одно из двух: или продавец ленился собирать рабочую посуду, или в этом пока не было необходимости – желающих хлебнуть пивка, как ни странно, оказалось не так уж и много. Впрочем, тому была очевидная причина: утренние опохмеляющиеся своё уже отпили и убрели дальше, улучшать праздничное настроение в открывшиеся магазины, а для вечерних жаждущих время пока не пришло. Не настал ещё тот час «икс», когда стягивается к пивной будке толпа любителей ячменного напитка, с предусмотрительно прихваченной вяленой рыбой или демократическими крабовыми палочками, или, на худой случай, с солёно-перечными сухариками в пакетиках. А чаще всего – со стаканами, нехитрой закуской и парой бутылок «палёной» водки в карманах грязных курток. Место всенародного отдыха, выяснения отношений, обязательных драк и последующего громогласного братания – вот что представляли из себя подобные пивнушки, уж Глеб-то знал это наверняка! По собственному опыту.

Глеб, убрав кружки с одного из столиков, подтащил к нему деревянный ящик из-под овощей, местный вариант дежурного табурета – чтобы гном мог нормально, по-человечески попить пива. Чтоб не подпрыгивал каждый раз, пытаясь отхлебнуть из кружки.

Федул, взгромоздясь на ящик как на трибуну, немедленно принялся с него вещать. То есть отдавать приказания:

– Мне возьми две кружки! И обязательно проверь их на предмет чистой вымытости, не хватало ещё какую микробную холеру подцепить… Пиво до полного отстоя не бери, нечего пивщика баловать! Да, и особое внимание удели правильности транспортировки жидкого продукта к месту его предназначения, то есть ко мне: внимательно глядя себе под ноги, ты повышаешь уровень пивной непроливательности! Короче – бди, а то навернёшься вместе с моим пивом, тут столько мусора понакидано… Заодно, не теряя времени попусту, думай о смысле жизни и о твоём в ней высшем предназначении. – Глеб на ходу показал гному средний палец, Федул довольно загоготал.

Взяв четыре кружки (в какие налили, в такие и налили, не до санитарных изысков, вот ещё!) и, разумеется, не став дожидаться полного отстоя пива, парень вернулся к столику.

За то время, пока Глеб ходил за пивом и «транспортировал жидкий продукт к месту его предназначения», у столика объявился странный тип – откуда он взялся, как ухитрился подойти незамеченным, Глеб понятия не имел. Потому что не заметить гостя было никак нельзя: эдакий детина лет тридцати, роста гораздо выше среднего и знатно объёмистый телом; в чёрной и наглухо застёгнутой зековского вида фуфайке, тёмно-зелёных брезентовых штанах и плетёных из кожаных ремешков лаптях. На голове у типа оказалась серая войлочная шапка, остроконечная, очень похожая на революционную «будёновку», а стрижка «под горшок» живо напомнила Глебу виденные в детстве, в букваре, картинки из жизни крепостных крестьян. Однако физиономия у незнакомца была гладко выбрита, что вовсе не соответствовало облику деревенского работника от сохи и плуга; застенчивая улыбка, которой он одарил подошедшего к столику Глеба, и вовсе заставляла сомневаться в умственных способностях нежданного гостя.

– Это ещё кто? – брюзгливо поинтересовался Хитник. – Ох и дикой наружности гражданин, явно деревенского воспитания… из лимитчиков, что ли? Или из рядовых бандюков? Чёрт его знает… Но не обычник, понятное дело! Ну-ка, Глеб, расспроси гнома – видимо, это кто-то из его дружков-подельников… Я никогда не одобрял увлечение Федула случайными криминальными подработками: хороший, толковый хак никогда не должен опускаться до квартирных краж или банального гоп-стопа! Даже если нет денег на опохмел.

– Привет, – Глеб поставил кружки на стол, – знакомиться будем? Я – Глеб, – и протянул руку поздороваться.

– Это Модест, тутошний дриад на полставки, – охотно сообщил Федул, пододвигая две кружки себе, две – дриаду Модесту: – Я с ним где-то с полгода знаком, замечательной души человек… ээ… вернее, бабай. Прошу любить и жаловать!

– Мотефт, папай на ифпытании, – запоздало представился замечательной души дриад, смущённо посмотрев на Глеба, – ошень жад нашему фнакомфтву. – Голос у Модеста был гулкий и низкий, соответствующий комплекции. «Ого! Да с таким голосищем в опере выступать надо, про шаляпинскую блоху со сцены петь», – уважительно подумал Глеб, пожимая твёрдую как кирпич ладонь. Единственное, что сильно портило оперное впечатление, это заметная шепелявость и невнятность речи Модеста, словно во рту у бабая лежали морские голыши – говорят, некоторые ораторы прибегали к такой методике оттачивания речи. Чтобы язык и гортань укрепить.

– Эгей, а пиво? – спохватился Глеб, – ты чего меня ограбил, а? Неужто опять к будке топать?

– Ну, дык, – невозмутимо подтвердил гном, – одна нога тут, другая там. И палочек крабовых захвати, душа просит! И побольше, побольше! Но без жадности, понимаешь… Шести пакетиков вполне хватит. Или десяти. Ну, пятнадцати в крайнем случае… Жрать-то хочется!

– Дубинок тебе, а не палочек, – недовольно пробормотал Глеб, отправляясь по новой к пивному ларьку. Взяв ещё четыре кружки, чтоб не бегать лишний раз, и набив карманы хрустящими упаковками, Глеб вернулся к столику.

– Налетай, – парень стукнул донышками кружек об пластиковую столешницу, предусмотрительно пододвинул две к себе поближе, вынул из карманов пахнущие рыбой пакетики и щедро высыпал их на центр стола.

– Плагофафтвую, – прогудел-прошепелявил Модест; выпив единым глотком кружку пива, он вытер пенные усы рукавом ватника, крякнул, и, вскрыв ближайшую упаковку с крабово-рыбной закуской, принялся деликатно кушать. Глеб, потягивая холодное пиво, заворожено смотрел на громилу: в его пасти, куда одна за другой отправлялись закусочные пастилки, то и дело что-то ярко посверкивало – будто к языку Модеста прилип кусочек искусно огранённого хрусталя. Камушек из дамской бижутерии.

– Что, заметил? – усмехнулся Федул, проследив за взглядом парня. – Думаешь, брателло Модест крутой модник, с пирсингом в языке ходит? Гы, ты близок к истине, хотя она где-то вовсе и не там… Модя, покажи Глебу язык, – Модест, проглотив очередную крабовую порцию, запил её пивом и, не чинясь, высунул язык – точь-в-точь как Эйнштейн на знаменитой фотографии. Глеб едва не поперхнулся, закашлялся пивной пеной, да и было отчего: у корня языка громилы-оборванца, отблескивая всеми цветами радуги, сиял прозрачный гранёный камушек в золотой оправе. Бриллиантовая шляпка золотого гвоздика, проткнувшего язык насквозь.

– Ноль семь карата, – оценил увиденное Хитник. – Ну, может чуток меньше. Одно мне непонятно, откуда и зачем у бомжа такое украшение? Или он действует по принципу «Всё своё ношу с собой»? Заначка на чёрный день, или на пенсионное время… хотя у бомжей всегда пенсионное время, х-ха!

– Колтофской клюф, – непонятно пояснил Модест и вернулся к пиву с закуской, украдкой поглядывая на Глеба – оценил ли тот увиденное?

– Впечатляет, – признался Глеб. – Внушает. Но, честно говоря, непонятно… В смысле: почему бриллиант, да ещё и во рту, да ещё и какой-то колдовской ключ?

– Эть, – спохватился гном, – я же всё забываю, что ты обычник и мало чего понимаешь в нашей суровой действительности! Ладно, поясню. Как я уже говорил, Модест – дриад на полставки…

– Погоди, – Глеб, что-то сообразив, с непониманием уставился на Федула. – Дриад – это как? Дриады – они же тётки, которые в лесных деревьях живут и тот лес от всяких врагов защищают… типа садовницы-мичуринцы, – больше о дриадах Глеб ничего не знал. Впрочем, те «садовницы» никогда его и не интересовали – легенды, они и есть легенды. Малополезные в реальной жизни сведения.

– Верно! – обрадовался гном, – сечёшь тему! А этот парк – он что, не лес? Правильно, лес, только маленький, искусственный и загаженный, – Федул повёл рукой, Глеб невольно проследил за ней взглядом: да уж, загаженный так загаженный! Дальше некуда…

Пока удалая троица (не считая, разумеется, Хитника) развлекалась пивом, начало вечереть. Нежаркое солнце, белое и маленькое, нависло над стенами спорткомплекса, откуда едва слышно доносились чирикающие по-китайски многочисленные голоса: рынок готовился к закрытию. На поляне с пивной будкой, в лучах заходящего солнца, в молодой траве там и тут посверкивали стеклянные осколки битой посуды – словно кто-то щедрый и нетрезвый разбросал как попало осточертевшие ему крупные изумруды и бриллианты. А рваные пакетики-кульки-кулёчки усыпали траву по всей поляне будто разноцветные листья неведомых урбанистических деревьев… Вообще-то, при некоторой доли художественной фантазии, пейзаж вполне мог бы показался весьма колоритным и интересным – для какого-нибудь буйного талантом художника. Из числа тех, что видят прекрасное и в старом, давным-давно не чищенном унитазе. Художник, который немедленно нарисовал бы эпохальное полотно… ээ… скажем, под названием: «Городские джунгли, реальные и невероятные». А при инсталляции картины на выставке обязательно снабдил бы тот шедевр неким звуковым, соответствующим теме фоном – например, треском двигателей проезжающей мимо парка банды рокеров.

Словно в подтверждение художественного замысла вдалеке, со стороны трассы, раздался грозный мотоциклетный рёв: Глеб вздрогнул и, очнувшись от дурацкой фантазии, продолжил слушать Федула.

– …в том-то и дело, – назидательно вещал гном, – что молодого всегда кидают на авральные участки. А так как Модест на испытании, то бабайский совет запихнул его сюда, для проверки силы воли и преданности бабайскому делу… вишь ты, здешняя дриада по прошлой осени удрала с заезжим цирком, влюбилась в фокусника и, значит, того! Её, говорят, теперь каждый вечер на арене в ящике распиливают, ну да дриаде к тому не привыкать – уж сколько деревьев с её сущностью тут повалили-попилили, не счесть! Понятное дело, на дрова для шашлыков, – Федул с неприязнью глянул в сторону закопчённого мангала. – А колдовской ключ, он, зараза, неснимаемый и никуда Модеста дальше парка не выпускает. Во избежание соблазна, так сказать.

Гном мелкими глотками допил пиво, потянулся было за очередной кружкой, но тут обнаружилось, что пока Федул беседовал с Глебом, дриадный бабай успел нахально выдуть всё пиво. И своё, и чужое. И теперь смущённо хлопал глазами, потому как крабовые палочки он тоже подмёл до единой.

– Мнэ-э, – огорчённо почесал в бороде Федул, – Глеб, сходишь ещё за пивком?

– Запросто, – согласился парень. – Слушай, а бабаи все такие прожорливые? Прям мясоруб… краборубка какая-то! И пивохлёбка, ага.

– Ишголотался я, – виновато признался Модест, краснея и смущённо ковыряя лаптем землю, – на потношном корму отошшал… кто потаст чефо, тому и рат. Это триате хофошо, она и профлоготними лифтиками питаться мофет, а у меня не получаеффя… Как фе мне это ифпытание натоело, кто фы снал!

– Бедненький ты наш, – чуть не прослезился Федул. – Глеб, срочно дуй за пивом и едой – видишь, наш друг вконец ослабевает, того и гляди упадёт на сыру землю и помрёт в голодных конвульсиях…

Однако пойти Глеб никуда не успел.

Потому что события возле пивнушки вдруг приняли совершенно неожиданный поворот.

На поляну, с треском продравшись сквозь чахлые кустики, по нахоженным любителями пива тропинкам выехали четыре мотоцикла. Видимо, Глеб слышал именно их рёв, когда совсем недавно представлял себе шедевральное полотно со звуковым оформлением.

Мотоциклы оказались устрашающе громадными: чёрные, блестящие, с высокими хромированными рогами-рулями, толстыми дугами безопасности по бокам и торчащими над задними колёсами одинаковыми флагами на длинных пиках-древках. Тёмно-коричневые полотнища флагов украшал белый силуэт мужика с арбалетом наизготовку – силуэт находился внутри перечёркнутого жёлтого круга. Чуть ниже круга алела категоричная надпись: «Встретишь Ван Хельсинга – убей Ван Хельсинга!»

Шестеро из семи ездоков – все бородатые, все в чёрных мотоциклетных шлемах, зеркальных очках и с сигаретами в зубах – были одеты по крутой байкерской моде. То есть в кожаное и, разумеется, чёрное – с массой стальных заклёпок и стальных же фенечек, весьма любимых вольными мотоциклистами: всякие цепочки, черепа, крестики и прочий малозначительный хлам, ни практического, ни сакрального смысла не имеющий.

Седьмой мотоциклист – вернее, седьмая – разительно отличалась от спутников-байкеров. Высокая девица, затянутая в белый облегающий костюм, похожий на скафандр из какого-нибудь фантастического телесериала, с длинным золотистым плащом и в белом же мотоциклетном шлеме с дымчатым забралом – несомненно была предводительницей банды. Потому что въехала на поляну первой и к тому же одна, без пассажира за спиной. Да и байкеры, не глуша моторы, часто поглядывали на неё словно в ожидании некого приказа.

Девица неторопливо слезла с мотоцикла, поставила его на боковой упор, так же неторопливо сняла шлем и огляделась: волосы у девицы были чёрные и коротко стриженные, лицо мертвенно бледное, а прищуренные глаза зелёные, недобрые. Опасные глаза!

– Во, блин! – Глеб уставился на флаги. – Это что, разъездной филиал борцов с борцами? В смысле, охотники на Ван Хельсингов всех мастей и видов? Впервые подобное вижу.

– Разумеется, впервые, – насмешливо заметил Хитник. – С твоим прежним зрением ты подобных ребятишек никогда бы не заметил! А и заметил, то принял бы за обычных городских мотохулиганов, мало ли их по улицам носится… И тут же забыл бы об увиденном. Потому что у некоторых уличных банд предводители – настоящие, чистокровные магики, как это ни печально. Умеют чужой взгляд отвести… Не знаю, кто они, эти мотоциклетные отморозки, но атаманша у них однозначно магичка! И, если не ошибаюсь, профессиональная ведьма-наёмница, – мастер-хак вздохнул. – Боюсь, сейчас тут начнутся серьёзные беспорядки… Скажи Федулу, что надо сваливать, зачем нам чужие разборки? Своих проблем выше крыши!

– Федул, шеф говорит, мол, пора ноги отсюда делать, – доложил Глеб, – бегом-бегом и не оглядываясь.

– Ага, сейчас всё брошу и удеру, – недовольно ответствовал гном. – Тут, поди, жуть какое интересное и драматическое вот-вот произойдёт, а я как лох в кусты? Нет уж, не дождётесь! Боевые эльфы никогда не удирают с поля чужой битвы, особенно ежели есть на что посмотреть. – Федул сложил руки на груди, выпятил бородку и нахмурился, всем своим видом показывая, что отсюда он не уйдёт ни за что и никогда! Пока зрелище не наскучит.

– А-а, опять яфились, не сапылились, – с неприязнью сказал Модест, угрюмо взирая на мотобанду, – фэкетифы хфеновы… И не натоело им?

– Рэкетиры? – переспросил Глеб, не веря своим ушам. – Тю! Да какое им дело до маленькой пивнушки с нищенским доходом? Не понимаю.

– Не в пивнуфке дело, – отмахнулся Модест, непонятно из-за чего раздражаясь и даже начиная от того раздражения говорить более-менее членораздельно, – фто им та пивнушка! Это ж энергетичефкие вампиры, маго-паразиты, а под пивнушкой находится прирофный источник чистой магической силы… не зря здесь будку поставили, нарочно тот источник прикрыли от фсяких бандюков, законсефифовали. А дядя Вано – он горский кехай в отставке, ныне Контролёр, и не столько пивом торгует, сколько следит, чтобы никто без специального разрешения тем источником не пользовался! Работа у него такая. А я у дяди Вано на подхвате, по софместительству… Стратегический импефский запас пот буфкой, во как!… Уф, я, кафется, лифнее сполтнул, – остывая, промямлил Модест.

– Ах вон оно чего! – обрадовался гном. – То-то я всё голову ломал: и отчего здешнее пиво всегда самое лучшее и самое вкусное? Хотя, казалось бы, с одного завода во все точки привозят… Ага! Кажись, начинается психическая атака… эко ребятишки раззадорились! – Мотоциклисты по взмаху руки ведьмы-атаманши сорвались с места и начали друг за дружкой выписывать круги вокруг ларька, нарочито форсируя двигатели и нещадно дымя бензиновой гарью. У «ребятишек», сидевших за спинами водителей, невесть откуда взялись бейсбольные биты – похоже, ситуация впрямь становилась драматической… Как того и хотелось Федулу.

Дядя Вано со стуком захлопнул окошко, вывесил строгое объявление «Пива нет» и задёрнул амбразуру изнутри матерчатой занавеской. Видимо, за припрятанным «калашниковым» пошёл… Что на самом деле собирался предпринять Контролёр, Глеб не знал, да и не стремился узнать: ничего хорошего в сложившейся ситуации быть не могло. А вот плохого – да сколько угодно!

Перепуганные любители пива, до этого момента взиравшие на происходящее с открытыми ртами, все как один немедленно бросились в разные стороны, оставив на столиках и недопитое пиво, и недоеденную закусь: ясен пень, что мотоциклетные ребята приехали сюда не шутки шутить! А потому благоразумнее будет до поры до времени держаться от ларька подальше. Пока всё не устаканится.

Кого именно увидел пивной народ, Глеб понятия не имел. Может, байкеров как они есть, может, крутых омоновцев в камуфляжках, а, возможно, обкурившуюся шпану с дубьём. Но в одном парень был уверен наверняка: саму ведьму никто из убежавших не заметил. Для обычных людей девицы в белом не существовало.

Глеб не сомневался, что минут через десять-пятнадцать убежавшие напрочь забудут и про мотоциклистов, и про недопитое пиво: коли во главе банды ведьма, то она наверняка всё предусмотрела – к чему ей ненужные свидетели? А ещё Глеб уныло подумал о том, что и он, и Федул с Модестом здесь абсолютно лишние, торчат как три тополя на Плющихе…

– Вот именно, – мрачно согласился Хитник. – Можешь не сомневаться, уж наваляют нам так наваляют! Чтоб не глазели попусту.

– А чего они собираются делать? – гном с азартом следил за происходящим, – крушить-ломать всё подряд, да? Модя, ты ж поди не в первый раз с этими типчиками сталкиваешься… Столы-то жечь будут? А будку взрывать?

– Уше и фгли, и вфывали, – сердито прогудел Модест. – Только зья – бутка-то пфочная, с толком зашарованная! Но раньфе они бес федьмы приеффали. А фто сейфас буфет – не наю.

Тем временем «психическая атака» перешла в физическую: заглушив двигатели, боевые мотоциклисты приступили к следующей фазе устрашения – принялись лупить битами по стенам пивной будки. Грохоту, конечно, случилось преизрядно, но толку не было никакого: биты отскакивали от стенок, не нанося им никаких повреждений. Словно колотили резиновыми палками по резиновой же плите. Впрочем, судя по тому, с каким ленивым энтузиазмом действовали байкеры, на реальный результат они вовсе и не рассчитывали – просто отрабатывали обязательную программу. Выполняли погромный ритуал.

Ведьма вновь махнула рукой – мотоциклисты расступились, отошли от пивнушки подальше и со скучающим видом принялись ждать продолжения. Видимо, план атаки был разработан заранее и в каких-либо дополнительных командах не нуждался.

– Милицию вызвать надо, – вполголоса сказал Глеб. – Или ОМОН… или какое там ваше маго-ведомство занимается охраной правопорядка и имперскими стратегическими запасами магосилы.

– Тумаю, фто тятя Вано уше вышвал, – мрачно сказал Модест, – та фряд ли они фкоро приетут. Оно им нато, в гофячую федьминскую рафборку влезать? – Тем временем ведьма, проделав руками сложные пассы, вынула из воздуха приличных размеров сиреневый шар. Внутри шара – это было видно даже от столика – мела снежная метель; коротко размахнувшись, ведьма метнула колдовской снаряд в сторону будки. Шар, словно выпущенный из катапульты, мгновенно преодолел небольшое расстояние, прилип к амбразуре пивнухи и за считанные секунды растёкся по всей невзрачной постройке, обтянул её блестящей сиреневой плёнкой.

Будка покрылась изморозью, закряхтела-затрещала, быстро остывая: по стенкам зазмеились трещины, становясь всё шире и глубже. Похоже, ледяное колдовство действовало неспешно, но верно. И хотя пивнушка была зачарована, как о том сообщил Модест, шансов уцелеть у неё не существовало. Уж больно серьёзное оружие применила ведьма! Поди, заморозила в лёд и пиво, и Контролёра-пивщика…

– Так вот она какая, горячая ведьминская разборка, – хихикнул гном. – Прям так и пылает, так и жжёт! Эх, люблю глядеть на всяческие разрушения, особенно издалека. Очень оно, знаете ли, познавательно и для организма ободрительно…

– Тятя Вано! – изумился Модест, тыча пальцем вверх, в сторону крыши пивной, – фто он затумал? – Глеб посмотрел: на крыше будки, белея покрывшим одежду, кепку и усища инеем, сидел на корточках щупленький торговец пивом, он же Контролёр под прикрытием – наверное, у него там имелся аварийный лючок, именно для подобных случаев. Сдаваться байкерам и ведьме бравый дядя Вано ничуть не собирался: в руках у него была ржавая железяка, напоминающая отрезок водопроводной трубы с плоской нашлёпкой на одном конце и согнутой из той же трубы рукоятью на другом.

Ни ведьма, ни байкеры дядю Вано пока не заметили, что давало ему пусть и временное, но несомненное стратегическое преимущество.

– Ба! Трансглюкатор! – в ужасе завопил гном, спрыгивая с ящика и собираясь задать стрекача, – представление перестаёт быть томным, пора рвать когти! – но убежать никуда не успел: Модест вовремя поймал его за шкирку и вернул на ящик.

– Решил фмотреть, так фмотри, – угрюмо молвил здоровяк. – И фапомни: мой друфья – они и тфои друфья. А друфей в бете не бфосают!

– И то верно, – вздохнул Федул, на всякий случай доставая из кармана водочный пистолет.

Глеб хотел было поинтересоваться, откуда взялся фантастический «трансглюкатор», которого в реальности никогда не существовало, но, вспомнив о великой роли кино в жизни магиков, спрашивать не стал. И так понятно – из «Кин-дза-дза» спёрли, откуда ж ещё!

– Ох и дураки же вы все, – огорчился Хитник. – Что за идиотская ситуация! Из ничего, из пустяка возникшие проблемы… Давным-давно надо было уйти, убежать, заняться своими делами, а не лезть в чужую драку! Чувствую, у этой парочки ума хватит ввязаться в ненужный им бой… ну хоть ты-то, Глеб, будь благоразумен. Стой и не трепыхайся. Не лезь на рожон!

– Друзей в беде не бросают, – упрямо повторил Глеб слова Модеста. – Надо будет, так и полезу.

– Тьфу на тебя, – разъярился Хитник, – а если тебя прихлопнут, что же будет со мной?

– Что-нибудь да и будет, – рассеянно ответил Глеб. – Надеюсь, что все маго-хаки, как и псы, обязательно попадают в Рай.

– Шутник он, – фыркнул Хитник, – балагур. Мда-а, дела… Ладно, придётся и мне в вашей затее поучаствовать, никуда не денешься.

– Как – поучаствовать? – Глеб не отрывал взгляда от крыши: дядя Вано поднял своё бредовое оружие, прицелился в ведьму.

– Уж как-нибудь, – туманно ответил Хитник и умолк.

Ведьма вовремя почуяла опасность: далеко отпрыгнув в сторону, она упала, прокатилась по земле, потеряв плащ, тут же вскочила на ноги. Мотоцикл, возле которого стояла девица, вдруг подёрнулся маревом и бесшумно растаял – сначала кожаные сиденья, потом руль, колёса и рама; дольше всех висел коричневый флаг, сам по себе висел, но наконец исчез и он. Ведьма зло выругалась – это были её первые слова за всё время налёта – после чего, не раздумывая, метнула в дядю Вано огненный фаерболл. Неприцельно метнула, как придётся.

Возможно, дядя Вано и смог бы отбить эту атаку: стрельнуть в огненный шар из трансглюкатора, или попросту уклониться, пропустить чародейный заряд мимо себя. Но, к сожалению, фаерболл ударил в ледяную будку, в сиреневое морозильное покрытие – тут-то Глеб воочию и увидел, что означает поэтическая фраза «сошлися вместе лёд и пламень!» Будка мигом затрещала, пошла густым паром; внутри неё что-то гулко ухнуло – крыша резко приподнялась, швырнув дядю Вано в сторону троицы у столика, и нехотя развалилась на составные доски-дощечки. В вечернее небо, словно вспугнутая стая воронья, взлетели горящие обрывки просмоленного толя; упавший на землю раскалённый шифер рассыпался с характерным звуком короткой автоматной очереди.

Модест с неожиданной для его комплекции резвостью кинулся вперёд, глядя вверх как бейсболист на удачно отбитый мяч: широко раскинув руки, бабай с истошным криком: «Беру! Беру!» поймал дядю Вано, не удержался на ногах и они вдвоём укатились по траве за столики. Где и остались лежать, оглушённые падением.

Пивная была уничтожена полностью: разлетевшиеся на куски стенки будки усеяли поляну рваными фанерными кусками, а из посечённых шиферными осколками баков тонкими струйками били пенные фонтанчики – в воздухе вкусно запахло горячим пивом.

Только сейчас ведьма обратила внимание на то, что поблизости находятся крайне нежелательные свидетели. Грозно нахмурясь, она направилась к Глебу и Федулу, на ходу потирая руки, словно они озябли, и едва слышно бормоча малопонятные слова – несомненно, мерзавка творила какое-то пакостное заклинание.

– Эльфы никогда не сдаются! И друзей не бросают! – героически завопил гном, – ура! Бей гадов! – он принялся остервенело щёлкать курком, целясь в приближающуюся к столику девицу. Ведьма на миг остановилась, склонила голову набок – словно прислушиваясь к чему-то, происходящему в её колдовском организме – криво усмехнулась, расслабилась и, подойдя к Федулу, попросту отобрала у него водочный кастет. Глеб, остолбенев, даже не пошевелился, когда девица мимоходом разоружила его приятеля. Впрочем, остолбенел и Федул – его замечательный, сверхнадёжный пистолет не сработал! Причём в самый критический и нужный момент.

Для гнома это был удар.

– Алкоголизатор, – спокойно, как учитель на уроке, пояснила ведьма, – не действует на тех, кто никогда в жизни не пробовал спиртное… Да, редкостное оружие! Спасибо за подарок. – Девица сунула волшебный кастет в карман белого «скафандра» и направилась было к остаткам будки, но, не дойдя до них, остановилась, хлопнула себя по лбу, повернулась:

– Совсем забыла! Вы же свидетели… Не обессудьте, но свидетели нам не нужны. Ничего личного, я лишь отрабатываю заплаченные мне деньги, – ведьма глубоко вздохнула, словно перед прыжком в воду, направила в сторону Глеба с Федулом протянутые руки и сосредоточилась, шепча заклинание.

– Кинжал, – едва слышно прошелестело в голове Глеба, – очерти им перед собой круг, по часовой стрелке. Немедленно! – в какое другое время парень вначале поинтересовался бы, а кто это там, собственно, ему команды отдаёт, и не слишком ли многое берёт на себя Хитник; припомнил бы о личной свободе воли и минут пять выяснял отношения с поселившимся у него в сознании мастером-хаком. В другое время, да, но не сейчас.

Глеб выхватил из кармана куртки серебряный кинжальчик, для начала с испугу ткнул им в сторону ведьмы – та, на миг перестав плести ворожбу, подмигнула Глебу, молвила: «Ты им оборотней пугай, я-то здесь причём» – а после, когда с пальцев ведьмы посыпались искры и что-то тёмное, полупрозрачное, дымкой заструилось от её ладоней в сторону Глеба, парень одним движением начертил перед собой в воздухе большой круг.

Едва замкнувшись, окружность вспыхнула иссини-белым сварочным светом, вспыхнула и погасла – так уж получилось, что в тот огненный круг попали и ведьма, и остатки пивной, и громящие те остатки байкеры, и пара мотоциклов с включенными фарами.

А вместе с погасшим кругом исчезло и увиденное в нём: поляна была пуста. То есть пропало всё, что успел заметить Глеб в колдовском окошке… Мало того, и сама поляна стала гораздо меньше, словно парень вырезал из реальности приличный кусок – вырезал и выкинул невесть куда.

– Круто, – ошеломлённо произнёс гном, слезая с ящика, – вот это по-настоящему круто! И как ты исхитрился учудить подобное? – Федул, то и дело с сомнением поглядывая на опустевшую поляну, отправился глянуть, не помер ли случаем его брателло Модест. А если и впрямь немножко помер, то какой курс реанимации надо проводить, пивной или сразу спирто-водочный?

– Понятия не имею как исхитрился, – честно признался Глеб. – Хитник мне сказал, чтобы я кинжалом круг перед собой нарисовал, вот и…

– Ничего подобного я тебе не говорил, – проворчал Хитник. – Вернее, говорил, но не я.

– А кто же тогда сказал? – растерялся парень.

– Ну-у… мне пришлось немного потребушить заархивированного мага Савелия, а тот перенаправил меня на свой архив, к личности номер три – это я так для понятности называю запрятанные в Савелии чужие сущности – вот та сущность тебе и отдала приказ. Подсказала выход из смертельно опасной ситуации.

– Эй-эй! – не на шутку перепугался Глеб, – ты того! Прекращай будить спящих во мне колдунов! А ну как они очнутся, я ж тогда коньки враз кину. Или с ума навсегда сойду, что для меня в принципе одно и то же. Я ж тебя раньше предупреждал, забыл?

– Не блажи, – сердито оборвал его Хитник, – доверься профессионалу и используй с толком полученную выгоду. Думаешь, я заинтересован, чтобы вся эта магическая кодла очнулась? Ха! Я тоже жить хочу… Есть специальная методика, позволяющая «подглядеть» в архиве нужное для тебя, при этом не активируя тот архив полностью.

– Ну, если так, то ладно. – Глеб спрятал кинжал в карман, подошёл к Федулу.

К счастью, и Модест, и дядя Вано были живы-здоровы, только немного расшиблись при падении: у пивщика на лбу вздулась знатная шишка, а у бабая из уголка рта вытекла струйка крови. Находчивый гном успел провёсти сеанс целебной пивотерапии – взял с ближайшего столика нетронутую кружку, первым делом отхлебнул сколько смог для восстановления собственного душевного равновесия, а остальное вылил на лица пострадавших. Холодное пиво привело обоих в чувства: дядя Вано, кряхтя, встал, глянул на пустую поляну непонимающим взглядом, громко выругался не по-русски и для начала отправился искать утерянную в полёте кепку. Бабай Модест сел, далеко плюнул кровавой слюной; поводил языком за щеками, пересчитывая зубы, и вдруг, высоко подняв брови, полез грязными пальцами в рот. Видимо, нащупал там что-то неожиданное. Камушек какой или сломанный зуб.

– Пивка глотни, – заботливо посоветовал гном, беря со столика очередную недопитую кружку, – для прояснения мозгов и поднятия деловой агрессивности. – Бабай отказываться не стал, вынул пальцы изо рта, жадно выпил предложенное и отшвырнул посудину в сторону. А после, встав, молча показал Глебу и Федулу зажатый в пальцах золотой гвоздик с гладкой шляпкой, бывший пирсинг языка.

– А где бриллиант? – деловито поинтересовался гном. – Проглотил? Тогда ты, Модя, в ближайшее время на горшок ходи, а не в общественный туалет. Бриллиант – это, брателло, хорошие денежки, можно будет нехилые ресторанные посиделки устроить. В честь твоего освобождения от колдовского ключа.

– Э? – не понял Модест, всё ещё оглушённый и туго соображающий. Как сказал бы сейчас о бабае тот же ехидный Федул: «общая тормознутось без возможности текущей регулировки».

– Ты свободен, – терпеливо пояснил Глеб. – Не знаю, в чём и как тебя ограничивали старшие бабаи, но теперь ты запросто можешь начихать на те ограничения.

– Неужто правда? – Модест просветлел лицом. – И, значит, я могу хоть на чуть-чуть выходить из парка, не опасаясь худо помереть? – нынче речь бабая стала куда чище и понятнее. А что до некоторой остаточной шепелявости, то это дело временное, до полного заживления языка.

– Знатно тупишь, Модя, – развеселился гном. – Тоже мне, «на чуть-чуть из парка»! Да хоть куда и хоть насколько! Хоть на пляж в Гавайи, хоть в Ничейные Земли… впрочем, о последних пока не надо, – Федул искоса глянул на Глеба, но тот никакого внимания на слова гнома не обратил.

– Вах! – вдруг с яростью в голосе воскликнули за спиной у Глеба, – Скажитэ, гэнацвали, кто тут похозяйнычал? Кто дэлов понадэлал? – Глеб оглянулся: дядя Вано, нахлобучив на голову найденную кепку и держа в руке найденный трансглюкатор, с гневом взирал на голую поляну. Усы у пивщика стояли торчком, как у мартовского кота.

– Вот он, спаситель, – немедля ввернул гном, – наш борец с ведьмами и великий освободитель территорий. – Федул с размаху хлопнул Глеба ладошкой по спине.

– Ага, – сказал дядя Вано, подошёл к Глебу, ухватил его свободной рукой за грудки и чуть ли не криком потребовал: – А ну, вэртай всё взад!

– Пивнушку с байкерами и ведьмой? – изумился Глеб, пытаясь отодрать от себя цепкого дядю Вано. – Вы уверены?

– Нэт, – угрюмо ответил дядя Вано, отпуская парня и наводя на него трансглюкатор, – нэ пывнушку, нэ вэдьму – источник магыческой сылы вэртай! Иначэ мнэ башку оторвут. За то, что нэ сбэрёг. Счытаю до трёх!

– Так-так, – насмешливо сказал Хитник, – вот и делай после этого непрошеные добрые дела… воистину, ни одно из них не остаётся безнаказанным! Ну-с, как будем выкручиваться?

– Да уж как-нибудь, – вздохнул Глеб.

– Адын, – сказал дядя Вано и поднял трансглюкатор повыше, целясь парню в голову. – Дыва…