Глава 14

Долгожданная избушка обнаружилась возле пересечения двух бетонных дорог, на специально оборудованной полянке – собранный из досок одноэтажный домик с небольшой верандой и тёмными неосвещёнными окнами. Точно такие же домики можно увидеть в любом садоводческом обществе, эдакий типовой вариант для непритязательных дачников. Рядом с домиком находился крытый колодец с воротом и мятым ведром на цепи; судя по отсутствию обязательной при таких домах будочки – с вырезанным в дверце сердечком – туалетные дела предполагалось решать в лесочке. На свой страх и риск.

За то время, пока путешественники добирались до полянки, небо затянуло низкими тучами и в конце концов грянул холодный, не по-осеннему проливной дождь. Так что последнюю сотню метров друзья пробежали, разбрызгивая лужи и громко, чуть ли не хором, ругаясь; бегущая изо всех сил троица напоминала известных киногероев, удирающих от вредного пса-барбоса с динамитной шашкой в пасти. В неожиданном соревновании победила молодость – Глеб первым пришёл к финишу стометровки.

Отдышавшись на веранде, парень толкнул незапертую дверь и вошёл в избушку. В домике, по вечерней дождливой поре, было темновато; лишь когда глаза привыкли к полумраку, Глеб разглядел нехитрую ночлежную обстановку.

Гостевая избушка роскошью не поражала: два двухъярусных лежака со скатанными матрасами, кухонный стол с керосиновой лампой и стопкой чистых тарелок, несколько табуретов, чугунная печурка с выведенной в крышу коленчатой трубой, а рядом с печуркой – аккуратная поленица колотых дров. Глеб скинул на один из лежаков куртку и кепку, нашёл возле лампы коробок спичек, зажёг фитиль: в избушке немедленно стало светло и по-домашнему уютно.

– Кр-расота! – радостно завопил с порога гном, – чисто, симпатично и, главное, сухо! Страсть как уважаю людей, содержащих жильё в надлежащем порядке… Эх, как бы мне тут не насвинячить сверх меры, – Федул с сомнением глянул на свой вытянувшийся от дождя свитер, хлюпающие водой кроссовки и равнодушно махнул рукой: – А, ладно, как-нибудь само собой уберётся. – Оставляя грязные следы, гном протопал к лежакам, стянул с себя мокрую одёжку и развесил её сушиться; поставив кроссовки на печурку, Федул принялся разжигать в ней огонь.

Бабай вошёл в домик чинно, не торопясь, первым делом сказал: «Мир сему дому!» и разулся сразу же за порогом, поставив мокрые лапти у стены; Глеб, застыдившись грязных туфлей, поспешил разуться тоже. Модест водрузил на стол мешок, там же сложил фляги, а уж после разделся, повесив фуфайку и будёновку на трубу печурки, для просушки.

– Опаньки, готово, – доложил гном, с лязгом закрывая дверцу печки. – Сейчас, брателлы, у нас будет жарко как в сауне – попарим, стало быть, продрогшие косточки! Чтоб никакая хворь после дождика к нам не привязалась. А для полноты эффекта обязательно выкушаем оставшееся вино… Ну и пиво заодно, чтоб в одиночестве не заскучало, хе-хе! – Федул раскатил матрас и завалился на лежанку, нога на ногу, руки под голову.

– Любопытно, кто ж здесь порядок поддерживает? – присев на табурет и наливая в стакан пиво спросил Глеб. Просто так спросил, риторически. Однако бабай, подумав, ответил со всей обстоятельностью:

– Да сами постояльцы, небось, и поддерживают. Это как в таёжной охотничьей заимке – кто пришёл, тот и временный хозяин. Живи сколько надо, но уходя будь любезен навести порядок, наколоть дровишек и оставить лишние продукты, соль, свечи и спички для того, кто придёт после тебя. В тайге всяко бывает, случается банка консервов на той заимке чью-нибудь жизнь спасает! Особенно зимой.

– А ты откуда знаешь? – лениво приоткрыл глаза Федул. – Охотничал там, что ли? Или вырос в тех местах, как мальчик Маугли таёжного розлива?

– Нет, – вздохнул Модест. – Мне дед рассказывал, он когда-то в тамошних краях залётных туристов-любителей промышлял. По долгу службы пугал… ну, бывало, и харчил их с голодухи, да. Но туристы со временем перевелись, а контрабандисты, что нынче кедр и сосну валят, ни в чертей, ни в бабаев не верят – чуть что, первым делом стреляют на поражение, а уж после выясняют, кто к ним среди ночи пожаловал. И с какой целью… Неинтересно теперь бабаям в тайге работать! Для здоровья вредно.

– Ага, – зевнув, сказал гном. Потом принюхался и спросил с тревогой: – Модест! Ты на печке готовить чего-то затеялся? У тебя подгорает!

– Это не у меня, а у тебя, – глянув на печку, рассудительно ответил Модест. – Обувка в собственном соку. С жаренными стельками.

– Мамочки! – вскинулся с лежанки гном. Обжигая пальцы и шипя сквозь зубы, Федул сбросил дымящиеся кроссовки на пол, те мгновенно прилипли к половицам расплавленными подошвами; в воздухе мерзко запахло горелым пластиком.

– Эх-хе, – горестно молвил гном, сидя на корточках и с грустью разглядывая испорченную обувь, – в чём же я дальше пойду? Босиком, да по осенней поре, да по дождю… Модест, понесёшь меня на ручках, а? До Музейной Тюрьмы, а там я уж как-нибудь сам. Может, позаимствую какую обувку у первого встречного экспоната, унты там или боты… чего-нибудь, но сопру обязательно! Да хоть водные лыжи, ей-ей.

– На ручках не обещаю, – бабай открыл входную дверь, избушку проветрить. – Уж больно ты тяжёлый, особенно если долго держать. Я тебе вот чего, я тебе лапоточки сплету, как у меня, – Модест указал рукой на кожаные лапти у порога. – Только лыковые, а то где ж я тут нужные для дела кожаные ремешки возьму?

– Лапти? – Федул, хмурясь, почесал в затылке. – А почему бы и нет? Легко, практично. Опять же – народное творчество, исконное и самобытное; типа, сермяжное, из глубины веков… Решено: бабай, плети лапти! Но обязательно модного фасона, – уточнил гном. – Мне немодные не нужны, какой с ними форс? Эх, ещё бы белую косоворотку, красные революционные шаровары и, всенепременно, крутую балалайку о трёх струнах! Ух как я тогда бы! О-го-го как! Да где ж в этой глухомани балалайку найдёшь?… Впрочем, я всё равно на ней играть не умею, – хихикнув, признался Федул.

– От немодных, конечно, форсу никакого, – согласился Глеб, допивая очередной стакан пива, – зато прикольно. Ты, Федул, зря не паникуй, подожди когда кроссовки остынут – глядишь, в них ещё можно будет какое-то время походить.

– Нет! Только экологически чистые лапти, – гордо отрезал гном. – Я уже загорелся идеей и меня теперь не остановить. Тьфу на те кроссовки, хлам синтетический! Хочу лапти-и-и, – капризно затянул гном, – причём немедленно! Лапти-и-и я хочу! Хочу-хочу-хочу-хочу…

– Федул, а давай винца тяпнем? – вклинившись в «хочутельное» завывание, торопливо предложил Глеб. – По стакашку.

– А давай, – немедленно согласился гном и, усевшись на соседний табурет, выжидательно уставился на парня.

– И то дело, – одобрительно прогудел Модест. – Нервы подлечить, а то вишь как тебя, Федул, на лаптях переклинило! Это, друже, от усталости, голода и стресса. – Бабай выложил из мешка на стол копчёный окорок, уставился на него в замешательстве. – Однако, нож потребен. Негоже зубами мясо рвать, некультурно оно! Поди, не звери, – Модест, не обнаружив на столешнице ничего, кроме лампы и тарелок, отправился бродить по избушке, заглядывая во все закоулки – а вдруг где нож оставлен? А вдруг кто расщедрился?

– Да ну его, ножик тот, – нетерпеливо отмахнулся Федул. – Глеб, давай твой чародейный кинжал, применим его по прямому назначению: мясца настругаем, хлебушка накромсаем… Опять же, печку от горелой пластмассы отчистить надо, а то до сих пор воняет. Давай-давай, не жмись!

– Ну ты придумал, – поразился Глеб, – чародейным артефактом да чугунную печку драить! Тем более мягким серебряным клин… – он осёкся: на ум парню внезапно пришла забавная идея. А, может, и не очень забавная, но ведь розыгрыши не обязательно должны быть только смешными и радостными, не так ли? Судя по тому, что показывают по телеящику в развлекательных передачах – не обязательно.

С озабоченным видом порывшись в карманах брюк, Глеб уставился на Федула перепуганным взглядом.

– Т-ты… ч-чего ты? – заикающимся шёпотом спросил гном. – Ки-кинжал по… потерял? – Глеб кивнул с крайне удручённым видом. – В куртке, в карманах бегом-бегом посмотри! – приказал Федул и сам же кинулся к лежаку, проверять глебовы карманы. Разумеется, ничего в них не обнаружилось; не успокоясь на достигнутом, гном заставил Глеба встать с табурета и профессионально ощупал его с ног до нагрудного кармана рубашки – куда только смог дотянуться.

Кинжала не было.

– Ай, всё пропало, ну всё, – гном в отчаянии схватился за голову. – А какие планы у меня были на твой кинжал, пальчики оближешь! Самые великие и потрясные: от переделки личного гардероба до коренной перестройки сообщества магиков. Его, понимаешь, властно-иерархической структуры управления.

– Ух ты! В Императоры, что ли, хотел податься? – оживился Глеб. – Офигеть!

– Почему бы и нет, – уныло подтвердил Федул. – А ты мне подлянку устроил, все устремления нафиг… Эх, натурально без кинжала зарезал! Блин. – Гном отобрал у Глеба стакан, налил из фляги вина и залпом выпил – горе-беду залил. Поправил душевное состояние проверенным способом.

– Вот, нашёл-таки, на подоконнике хранилось, – бабай уселся за стол, положил перед собой ложки-вилки и остро наточенный кухонный нож. – Давайте садиться ужинать… Эй, что тут у вас приключилось? – Модест с нарастающим беспокойством посмотрел на хмурого Федула, на безучастно разглядывающего потолок Глеба. – Ну-ка, признавайтесь!

– Этот Глеб Обычников, этот нехороший человек, он где-то волшебный кинжал посеял, падла, – сообщил гном, вновь наливая в стакан вино. – Как подобное можно ухитриться сделать – ума не приложу!

– А, может, и не потерял, – успокаиваясь, заметил бабай и принялся нарезать мясо толстыми ломтями, – может, кинжал сам ушёл.

– Как это? – в один голос воскликнули Глеб и Федул.

– Очень просто, – Модест достал из мешка хлеб. – Зачастую магические вещи сами решают, кому и сколько времени служить… Иногда, посчитав свою миссию выполненной, они уходят к другому владельцу. Или самоуничтожаются, полностью себя выработав. Но! – бабай аккуратно нарезал хлеб, сложил кусочки стопкой, – ежели та миссия не завершена, а колдовская вещица утеряна при непонятных обстоятельствах, то она, как правило, рано или поздно возвращается к потерявшему её хозяину. Так что не надо грустить, авось всё рано или поздно наладится, – Модест отобрал у гнома стакан, налил себе вина. – В общем, давайте ужинать и не грустить, лады?

– Лады, – буркнул гном, складывая трёхслойный бутерброд: два ломтя мяса, а между ними кусок хлеба. – Что ж, придётся подождать, пока артефакт вновь у Глеба не окажется. А уж после… – гном вгрызся в бутерброд, прошамкал: – мы такоффо ушудим, такого… ням-ням… понатворим, что весь мир вздрогнет. Станем богатыми и знаменитыми! У нас всё будет! Всё!

– И даже балалайка с революционными шароварами, – с серьёзным видом подсказал Глеб. – И косоворотка, непременно.

– Ага, – не слушая парня, в азарте согласился Федул. – Билл Гейц навзрыд заплачет, наши громкие узнав имена! Император от зависти на шёлков шнурке уда…

– Императора не трогай, – прекращая жевать, сурово сказал бабай. – Не по чину рассуждаешь, эльф! Я тебя очень люблю и уважаю, но некоторые темы всё ж трогать не надо. Не советую.

– Ну и ладно, – гном хлебнул винца из общего стакана, сказал задумчиво: – Но каким-нибудь королём я тогда стану непременно! Или царём… э, без разницы. Типа, хотя бы как Одиссей: найду себе подходящую Итаку и воцарюсь там навсегда. Насколько деньги позволят. Кстати, об Одиссее – непонятно чему развеселился гном. – Я вам рассказывал, как на самом деле была захвачена Троя?

– Не-а, – Глеб дожевал бутерброд, сунул руку в мешок и достал оттуда головку сыра. – Надеюсь, сведения исторически правдивые? А то знаю я тебя, соврёшь – недорого возьмёшь.

– Обижаешь! Конечно правдивые, – горячо заверил Федул, – мне Нифонт самолично рассказывал, а он врать не умеет, такая вот у него дурацкая моральная установка – начинает сразу бекать, мекать и путаться до невозможности. А про Трою он мне словно песню пел!

– Ну да, – понимающе усмехнулся Глеб, – докурился до невозможности и спел, ха-ха!

– Тьфу на тебя, – сердито огрызнулся гном. – Сейчас как обижусь насмерть и фиг интересную историю узнаешь.

– Всё, умолкаю, – примирительно сказал Глеб: обижать Федула он вовсе не хотел, и без того на душе кошки скребли из-за неуместного розыгрыша. Но отступать парень не собирался, раз сказал «кинжала нет», значит, его нет – коли начал разыгрывать, то надо довести шутку до конца. Тем более, сколько будет радости у гнома, когда кинжал вдруг «вернётся» к прежнему хозяину! Правда, перекраивать Империю магиков соответственно федуловым планам Глеб и не помышлял, но отчего бы не подыграть товарищу в его несбыточных фантазиях?

– Смотри у меня, – погрозил Федул пальчиком. – Так и быть, расскажу, только чур, не перебивайте! Типа как у деда Снюссера: «Внемлите и триписчите, нищасные», хе-хе.

Помните, я вам рассказывал о том, как троянский хак Парис взломал маго-банк «Елена», принадлежавший спартанскому царю Менелаю, и оставил там записку? Мол, был здесь, всем привет с кисточкой! Ясен пень, царь Менелай крепко на то осерчал и немедля подбил своих друганов прогуляться к Трое, забить гадскому хаку конкретную «стрелку». И, между прочим, нехилую компанию подобрал: царь Итаки Одиссей, два Аякса (А-Аякс и У-Аякс, клички такие), Диомед, Сфенел, Протесилай, Ахилл… и прочих всяких героев позвал, до кучи. Чтобы в пути не скучать и вообще – сделав правое дело, уж гульнуть так гульнуть! Массово и зажигательно.

Ну, приплыли они толпой под стены Трои и принялись, значит, права качать… Однако царь Трои Приам оказался тоже не лыком шит – он, барыга, Париса крышевал и имел с его взломов неплохой личный процент. Разумеется – мимо официальной казны, ха!

В общем, друганы-правдоискатели десять лет под стенами Трои мурку тянули, никак до ума разборку довести не могли: то боги не велят, то погода неважная; то между собой по пьянке до смерти передерутся, то голова с утра трещит, не до великих подвигов – да и то, понятное дело, без хорошего вина какая ж многолетняя осада! Со скуки подохнуть можно.

Короче говоря, как десять лет той осаде стукнуло, так и решил Менелай: а ну их всех, троянцев, на хрен! Сколько можно, в конце-то концов, дурака валять, осточертело хуже похмелья… Тем более, что менелаевские интенданты доложили шефу о невозможности дальнейших поставок вина и продуктов. Дескать, не обессудьте, царь-государь, но отпускные цены стали выше крыши: в государстве без правителя дефолт и безвластие, скоро самим жрать нечего будет.

Прикинули брателлы, что дешевле оставить всё как есть, списать убытки на форс-мажорные обстоятельства и двинуть до дому, до хаты, несолоно хлебавши. Но напоследок всё ж решили отметить круглую дату как следует; заводной товарищ царь Одиссей предложил по этому поводу сбацать гигантского деревянного Коня, на предмет задабривания путевых богов. И как исторической ценности памятник – типа «Меня и Одя здесь были», – и как назидательный символ для лохов-троянцев. Чтобы вечно помнили и боялись!

Сказано – сделано: поднатужились, сколотили Конягу из останков разбитого по пьяни корабля, да и сели всем скопом обмывать долгожданный отъезд. Ну и коллективное произведение искусства заодно… Народ, что попроще – те у костров, с песнями и плясками закучковались, а героическое начальство, понятное дело, свой собственный вип-стол организовало, в брюхе Коня. Оно, с высоты, и за тем народом сподручнее следить, чтоб не пережрал на радостях, и самим уютнее – можно оттянуться по полной, не на глазах у подчинённых. Что герои устроили с превеликой радостью: надрались в хлам все, до единого. Там же и уснули…

Под утро невменяемый боевой народ в никаком состоянии загрузился на корабли и двинул в открытое море, а про своё начальство-то напрочь позабыл! Не до того, однако, было.

Троянский же люд, увидев по утру пустой берег и сиротливо-убогого Коня на нём, поначалу малость ошизел от неожиданности – они, троянцы, настолько привыкли к осаде и пьяным ночным воплям, что поначалу решили, мол, им с бодуна подобное мерещится… чай, тоже не трезвенники были, хе-хе! А так как по осадному времени в городе давно уже наблюдались проблемы с топливом, то затеялись троянские коммунальные службы затащить того Коня на центральную площадь и там разобрать – чтобы, значит, ценная древесина зря не пропала. Чтоб не разворовали её на берегу всякие несознательные местные жители. Затащить-то затащили, да, но до разборки руки у коммунальщиков так и не дошли: сначала в городе начались стихийные митинги по поводу знаменательной победы над захватчиками-оккупантами, а после не менее стихийные пьянки, как же без них-то!

В общем, к ночи всё городское население и все службы – включая и патрульно-постовую, и аварийно-спасательную – были, как говорится, «в лёжку». А герои, которые в брюхе Коня от выпивки притомились, думали, что это их сподвижники всё ещё гуляют, отъезд празднуют… Проснутся, опохмелятся, подумают мимоходом и вновь спать падают, ага. Вином анестезированные.

Однако ж всё хорошее рано или поздно, но заканчивается: закончился и винный запас в Коне. Очнулись граждане герои, а похмелиться-то нечем, прям беда какая-то… Ну, деваться некуда, разгерметезировали они конский вход-выход и выбрались наружу. Вылезли, смотрят по сторонам, ничего понять не могут: ба! И где это они оказались? И чего это за городок такой? И вообще, где у них тут по ночам вином торгуют и принимают ли к оплате греческую валюту?

К сожалению, узнать оказалась не у кого: все встречные лежат вповалку, и – тишина. Поначалу даже подумали, не чёрный ли мор в городке случился, по воле гневливой Афины? Однако ж быстро разобрались что к чему, страшно позавидовали отдыхающим и двинули к городским воротам: каждый мало-мальски культурный грек тех времён знал, где можно купить выпивку в любое время суток. Стражники, поди, тоже люди, никогда подработки не чурались, чем могли, тем и помогали страждущим – за соответствующую плату, разумеется.

На свою беду вина у стражников не оказалось, сами всё выпили – праздник ведь, святое дело!… Ну, греки покумекали и решили сообща: мол, тогда выпускайте нас из города, пойдём друганов искать, у них наверняка похмелительная заначка имеется. А стражники возьми да заартачься – эге, не положено ворота по ночам для всяких-прочих открывать, дуйте отсюда, алкаши чёртовы, не мешайте службу править! На «алкашей» боевой народ, конечно, шибко обиделся, достал мечи и стал тех стражников колбасить не по-детски. Заколбасили, ворота открыли и на тебе – а вот и друзья-соратники подвалили! Они, видишь ли, доплыли до острова Тенедос, где массово подправили своё здоровье, после чего наконец-то обнаружили пропажу начальства и вернулись за ним. Ну а дальше всё покатило соответственно официальным былинам и легендам… – Федул, утомлённый долгим рассказом, выпил подряд пару стаканов пива и, откашлявшись, так закончил свою речь: – Эхма! Да кабы тогда у стражников нашлось вино, или же они не стали бы выделываться, а по-хорошему выпустили героев-камрадов на волю, то, глядишь, у этой истории был бы совсем другой финал. Более оптимистический, ага.

– Любопытно, – сказал Глеб, отбирая у гнома пустой стакан, – а Нифонт-то откуда это всё узнал? С небес подглядывал, что ли? – парень налил пива и себе.

– Нет, не подглядывал, – хихикнул Федул. – Он, понимаешь, при всём том безобразии присутствовал. Уж не знаю, каким именно образом, но то, что Нифонт в этой истории поучаствовал – факт! Мало того: он мне позапрошлым летом даже автограф Одиссея показывал… или подпись Зевса? Ох, брателлы, не помню, слишком я пьяный был. Но что-то эдакое автографическое предъявлял – то ли на папирусе, то ли на пергаменте начертанное… то ли на пачке из-под папирос «Герцеговина Флор». – Гном, что-то припоминая, хлопнул себя по лбу. – Эге! А, может, то вовсе не Одиссей или бог Зевс постарались, а сам товарищ Сталин? Тьфу, и зачем я в тот вечер так надрался, прям какой-то провал в памяти…

– Да, пьянство – это великий грех, – охотно согласился бабай. – Особенно ежели в жару и особенно ежели водкой грешить: ну выпил ты свои пятьсот-семьсот грамм, зачем же больше употреблять? Нет, не понимаю я крепко пьющих, – Модест глянул на занятый Глебом стакан и, не стесняясь, приложился к фляге с вином.

– Какая всё же интересная у Нифонта судьба, – Глеб вытер пенные усы. – Столько веков по земле ходить, столько всего повидать, испытать; да ему исторические книжки писать надо! О том, как оно на самом деле происходило, а не то, что нам официально в школе да с телеэкрана преподносят. Думаю, народу было бы очень любопытно.

– Народу, может, и любопытно, – Федул отобрал у бабая заметно полегчавшую флягу, – да только Нифонту оно вовсе не по кайфу. Потому что ему жить хочется! А начни он резать историческую правду-матку налево и направо, тем более письменно и многотиражно – да его или обычниковые, или имперские спецслужбы немедля угрохают, не посмотрят на то, что Нифонт ангел и вечно живой… Даже в дурку сажать не станут, во избежание утечки информации. Потому как истинная правда, Глебушка, она зачастую знатно расходится с той, которая нужна политическим деятелям на текущий момент реальности. Которую создают искусственно, из года в год убеждая электорат в том, что именно так история всегда и выглядела. Потом приходит другой правитель и начинает переделывать ту переделанную историю уже под себя… И в итоге получается уже не исторически верное: «Мама мыла раму», но политически нужное: «Рама съела маму». А тех, кто не согласен с последним идеологически верным утверждением, попросту удаляют из той новой реальности, раз и навсегда. Типа того, ага.

– Ишь ты, – Модест в изумлении уставился на гнома, – я и не подозревал, настолько у историков опасная профессия.

– Не у историков, – посмеиваясь, поправил бабая Федул, – а у правдоискателей. Впрочем, фиг с ними, у нас у самих нехилая история сложилась… Кстати, Глеб! Ты до Хитника достучался или где? Обещал ведь!

– Чего? – не сразу понял Глеб. – А… нет, не достучался. Я ведь ужинал, пиво пил, твои байки слушал: не до того мне было.

– Тогда делаем так, – приказно объявил гном. – Ты, Глеб, отключайся от вина-пива, ложись на нары и начинай вызывать Хитника, а мы с бабаем затеем плести категорически нужные мне лапти. Лыка вот только надерём и сплетём, запросто… Возражения не принимаются: цели определены, задачи поставлены – за работу, товарищи!

– Прилечь на матрасик? Эт-можно, – согласился Глеб, невольно начиная зевать. – И впрямь, пойду-ка я Хитника часиков шесть-семь повызываю… – парень прошёл к незанятой вещами нижней лежанке, раскатал матрас и, не раздеваясь, завалился на него.

– Вызывай громко и убедительно, – посоветовал Федул, пытаясь отодрать прилипшие к полу кроссовки, – чтобы, значит, Хитник тебя уж услышал так услышал!

– Без многомудрых эльфов разберёмся, – сонно ответил Глеб; бабай, молча отодвинув Федула в сторонку, легко оторвал от половиц кроссовки, вручил их многомудрому эльфу и, взяв нож, вышел из избушки. Стуча оплавленными подошвами как деревянными колодками, гном последовал за ним: в комнатке сразу стало тихо и просторно.

– Лапотники, блин, – закрыв глаза, пробормотал Глеб, – знатные лыкодралы-плетельщики, – зевнул ещё раз и уснул.

…Глебу приснилось, что он стоит на краю громадного, затянутого низким туманом болота. Туманная пелена – тёмно-сизая, похожая на табачный дым – вязко колыхалась, будто под ней, в глубине, происходило невидимое глазу движение: неспешное, подозрительное. Даже, возможно, опасное.

И небо над тем болотом, и даль за ним были странного, неопределённого цвета – да и были ль они вообще? Глеба этот вопрос не интересовал: он смотрел вниз, на пелену у своих ног, смотрел бездумно, ничуть не интересуясь, где он и зачем. Просто стоял и ждал невесть чего. И дождался.

Из сизой мглы медленно, словно пробиваясь сквозь вязкую грязь, вынырнула чья-то голова, затем показались плечи; ни лица, ни облика вынырнувшего Глеб толком разглядеть не смог – вместо них клубилось нечто неопределённое, будто слепленное из того же вездесущего тумана.

– Руку давай, – потребовало нечто неопределённое, – скорей, пока меня назад не засосало!

– А ты кто такой? – с опаской спросил Глеб, на всякий случай отступая от кромки стоячей воды. – Местный леший, что ли?

– Да Хитник я! – с досадой воскликнуло бестелесное существо, – тяни давай, после говорить станем.

– Вон чего, – понял Глеб. – Ну тебя, братан, и угораздило, – ухватив протянутую руку, парень изо всех сил потянул Хитника на берег, ничуть не удивляясь ни самой ситуации, ни тому, что он вытягивает из невесть откуда взявшегося болота невещественного призрака. Отпускать мастера-хака странное болото не желало: туманная пелена заволновалась, по её поверхности пошла рябь мелких водоворотов; где-то вдалеке раздался протяжный рёв, страшный, угрожающий.

– Тяни, тяни! – в испуге закричал Хитник, – надо успеть, пока оно не спохватилось, – Глеб, поднатужась, рванул мастера-хака на себя: перекувыркнувшись через упавшего парня, призрак опрометью кинулся прочь от болота.

– Эй, а как же я? – вставая, возмущённо завопил Глеб. – Ну ты и гад, Хитник! Ни «здрасьте», понимаешь, ни «спасибо». С тебя, между прочим, не меньше поллитры причитается, за спасение утопающего… – на этом интересном месте Глеб и проснулся.

В избушке стояла ночная, сонная пора: на соседней лежанке мирно посапывал бабай; Федул, устроясь над бабаем на второй полке, храпел несоразмерно своим габаритам – подобный богатырский храп более подходил здоровяку Модесту, нежели малорослому гному. На столе, возле непотушенной керосиновой лампы, сохли новенькие лапти детского размера – где и как бабай ухитрился надрать лыка по дождливой темноте, для Глеба осталось загадкой.

Почувствовав, что ему надо немедленно прогуляться во двор, парень отыскал сброшенную бабаем на пол куртку и, стараясь не шуметь, выскользнул за дверь.

Над холодным Перекрёстком зависла полная луна, живо напомнив Глебу события прошлой ночи: невольно оглядевшись по сторонам и убедившись, что никакого Призрачного Замка поблизости не наблюдается, парень зашёл за избушку. Проделав всё необходимое, Глеб, дрожа от ночной сырости, поспешил назад – завалиться поспать и досмотреть сон про удравшего Хитника. А если удастся, то и по шее ему надавать, чтоб не снился в такой жуткой обстановке: мог бы, в конце концов, в более приличном месте объявиться – в каком-нибудь шахском дворце с обнажёнными танцовщицами, например. Или в дорогом баре со стриптизом. Или, на худой случай, в ресторане, с горячими шашлыками на шампурах и марочным коньяком в хрустальном графинчике.

– Ну ты даёшь, – громко, с усмешкой в голосе сказал Хитник. – Дворец, стриптиз, выдержанный коньяк – это что, твой идеал? Цель и смысл существования? Тогда ты про золотой унитаз забыл, непременный атрибут роскошной жизни… Хотя лично я предпочёл бы полностью серебряный: и стерильно, и гигиенично. И от оборотней, в случае чего, обороняться можно – хрясть по голове серебряным сиденьем и все дела.

– Хитник! – Глеб обрадовался настолько, что даже в избушку не вошёл, так и замер на пороге. – Куда ты пропадал? Мы все изволновались, места себе не находим, а ты про буржуйские унитазы рассуждаешь… Что случилось? Где ты был?!

– Ох, Глеб, – помолчав, уже серьёзно ответил Хитник, – спасибо, друг, ты вновь меня спас. Честно говоря, я уже и не надеялся вырваться на свободу… Звал тебя на помощь чёрт его знает сколько раз, но ты меня не слышал – да и то, трудно докричаться до бодрствующего сознания из чужого и заархивированного, особенно если увяз в нём по самую маковку. И лишь во сне я смог привести тебя к себе, ментально застрявшему, уж не обессудь за неприятные моменты.

– А, ерунда, – отмахнулся Глеб, – всегда рад помочь хорошему человеку, хотя с тебя пузырь классного коньяка, не забудь.

– Постараюсь, – заверил парня мастер-хак. – А теперь слушай, чего со мной произошло-то…

– Погоди, – вдруг насторожился Глеб и опасливо оглянулся по сторонам. – Пойду-ка я лучше в дом, там расскажешь, – он открыл дверь, зашёл в гостевой домик и остановился в нерешительности.

– Что, замёрз? – беззлобно подначил парня Хитник. – Ну да, не лето всё ж… ножки стынут, ручки зябнут – не пора ли нам дерябнуть? Ага, судя по флягам, вы уже достаточно приняли на душу избушечного населения. Надерябались.

– Нет, – шёпотом ответил Глеб, – не замёрз, не в том дело. Мне кажется, в лесу кто-то есть – я, не поверишь, чей-то взгляд почувствовал! Прям как будто в спину толкнули… очень неприятное ощущение. Похоже, кто-то за мной из-за деревьев тайно следил. Причём с явно нехорошими намерениями. – Парень аккуратно, без лишнего шума воздвиг у двери баррикаду из табуреток: теперь войти незамеченным в избушку не смог бы никто.

– Да это, наверное, зверь какой был, – уверенно сказал Хитник. – Откуда тут бандитам взяться? Перекрёсток-то со всех сторон погранцами закрыт, случайные тати здесь не шастают! А неслучайные лезть к путникам побоятся – на Перекрёстках, парень, дисциплина и контроль однозначно на должном уровне. Чтобы бизнес не страдал.

– Ладно, – неохотно согласился Глеб. – Уговорил. Буду надеяться, что за мной и впрямь шальной заяц-полуночник подглядывал, а не бандюк с кистенём, – он улёгся на лежанку, закинул руки за голову. – А теперь давай, рассказывай, в какое такое болото ты угодил? Из которого я тебя вытянул.

– Жутковатое место, не правда ли? – невесело заметил мастер-хак. – Между прочим, именно ты его и создал: подсознательно облёк поглотившее меня чужое ментополе в понятную для тебя форму. Впрочем, это не важно, не о том нынче речь… Я, Глеб, всё же смог активировать и сознание мага Савелия, и находящийся в нём архив – подконтрольно активировать, не пугайся! И узнал много чего, до смерти интересного. В буквальном смысле «до смерти»… Мда-а, с такими знаниями долго не живут, уж поверь мне! И я ничуть не удивлюсь, если в ближайшее время за нашим отрядом обнаружится серьёзная погоня. Или же нам на хвост сядет какой-нибудь наёмный киллер-профессионал. Или бомбист-террорист. Или… Эх, даже не представляю, кто. Но уверен – нами вскоре очень и очень заинтересуются! Если уже не заинтересовались.

– Хватит меня стращать, – недовольно проворчал Глеб. – Ты по делу говори, а то заладил чернуху гнать! Надо сначала разобраться, чего именно ты разузнал, а уж после решать – пугаться или как.

– Хорошо, – кротко согласился Хитник. – Тогда слушай дальше, пугательный ты наш… Как оказалось, маг Савелий ненароком прознал о существовании Стражника Реальности – то ли Нифонт по нетрезвости проболтался, то ли в каких тайных книгах прочитал, я выяснить не смог. Да, собственно, и не пытался, какая разница! Главное в том, что Савелий возжелал заполучить того Стражника Реальности в своё полное подчинение…

– Зачем? – недоумённо спросил Глеб. – Какой смысл? Не понимаю.

– Предполагаю, чтобы стать единственным хозяином нынешней реальности, – задумчиво сказал Хитник. – Или же, скорее всего, чтобы переделать её под себя… ну там какие-то вырезанные фрагменты истории восстановить, воплотить их в жизнь, а какие-то нынешние наоборот, убрать под замок. То есть скомбинировать из имеющегося нечто искусственное, что полностью соответствовало бы его представлению об идеальном Мире. Идеальном, разумеется, только для Савелия.

– Императором, наверное, решил заделаться, – зевнув, сказал Глеб. – Один мой знакомый гном тоже спит и видит, как бы всю вашу магиковую Империю себе в карман положить – вон, дрыхнет на верхней полке, храпит как сторож на ночном дежурстве.

– Федул, он такой, – рассмеялся Хитник. – Уж коли чего хочет, то только по максимуму! Чтобы всё и сразу, не иначе… Да толку-то с его хотения! А теперь представь себе несколько другой вариант, когда подобные мысли возникают не у рядового хака, пусть и толкового, а у крутого мага, имеющего знания, многовековой колдовской опыт и, главное, нерядового уровня магическую силу… И который хочет, как ты сказал, положить в карман себе не только Империю, а всю Земную Конструкцию, от и до! Чтобы, значит, единолично владеть прошлым, настоящим и будущим всего нашего мира.

– Ну, блин, вообще, – опешив, пробормотал парень. – Прям обалдеть, честное слово.

– Вот именно, – мрачно согласился Хитник. – И самое хреновое то, что Савелий едва не добился своей цели! Едва не подчинил себе Стражника Реальности…

– Не может быть! – ахнул Глеб, – с чего это ты взял?

– Да с того, – внушительно сказал Хитник, – что порезанный на куски архив, запрятанный в сознании мага Савелия, и есть тот самый Стражник Реальности, нематериальный и вездесущий. В единственном, не копируемом и не дублируемом экземпляре.

– Упс, – только и сказал Глеб.