Одна из возможных проблем теории убегания заключается в том, что для него нужна полигиния – такая форма межполовых отношений, при которой часть самцов спаривается с двумя и более самками. Чтобы процесс убегания запустился, какие-то самцы должны оказаться привлекательными настолько, чтобы спариться с несколькими самками и произвести несколько пометов. Самые непривлекательные самцы, как правило, остаются одинокими, разочарованными и бездетными. Можно сказать, что конкуренция за половых партнеров следует правилу “победитель получает всё”. К примеру, в “послужном списке” одного доминантного морского слона может быть до 80 % всех совокуплений с самками на его побережье и почти такая же доля потомства. (Полигиния не означает, что каждый самец становится отцом детей множества самок: это математически невозможно при равном соотношении полов. Полигиния – это ситуация, когда небольшая доля самцов спаривается часто и производит много потомства, тогда как большинство самцов спаривается редко и потомства производит очень мало.)

Если бы наши предки были строго моногамными, убегающий половой отбор не мог бы способствовать появлению ни крупного мозга, ни творческого интеллекта, ни чего-либо другого. Убегание никогда бы не началось. Все зависит от того, насколько сильно у наших предков была выражена полигиния. Чем сильнее, тем мощнее мог быть убегающий отбор. Согласно современным представлениям об эволюции человека, полигиния у наших предков была умеренной: не такой масштабной, как у морских слонов, горилл и павлинов, но и абсолютно моногамными, как альбатросы, наши предки не были. Тому есть много свидетельств, но я упомяну только два – различия в размерах тела и некоторые данные антропологии. Среди приматов те виды, у которых самцы намного крупнее самок, как правило, в высокой степени полигинны. Это связано с тем, что у полигинных видов конкуренция между самцами жестче и интенсивнее из-за более высоких ставок; в результате такой конкуренции самцы становятся крупнее и сильнее. Как правило, чем больше самцы и самки различаются по размерам, тем сильнее выражена у этого вида полигиния. Мужчины в среднем на 10 % выше и на 20 % тяжелее женщин; мышцы верхней части тела у среднего мужчины на 50 % мощнее, а сила сжатия кисти на 100 % больше, чем у средней женщины. Для приматов это умеренные межполовые различия, что говорит об умеренной полигинии.

Другие свидетельства полигинии, антропологические, поступают из исследований человеческой культуры и истории. В большинстве культур испокон веков открыто практиковалась полигиния. В обществах охотников-собирателей самые обаятельные, самые умные и уважаемые, самые удачливые в охоте мужчины пользовались бо́льшим женским расположением, чем приходилось бы на их долю при “дележке поровну”. Они могли иметь в два, в три раза больше детей, чем их менее привлекательные конкуренты. В животноводческих культурах самыми привлекательными мужчинами считались те, что владели большим поголовьем скота. В земледельческих – обладатели самых обширных земель, крупных состояний и арсеналов. До наступления Средневековья в городских цивилизациях с высокой плотностью населения у мужчин, находящихся на вершине иерархии, почти всегда были гаремы из сотен женщин, которые рожали сотни детей. Полагают, что в гареме первого императора Китая было 5000 жен, а правитель Марокко Мулай Исмаил благодаря своему гарему произвел на свет не менее 600 сыновей. Со Средних веков в европейских христианских обществах религиозной и правовой нормой стали моногамные браки, однако самые могущественные мужчины по-прежнему имели больше одной возлюбленной и, если первая жена умирала, женились повторно быстрее других. К примеру, антрополог Лаура Бетциг показала, что в истории Америки президенты, как правило, были полигиннее политиков на более низких постах. (Это слабое утешение для политиков с посредственными музыкальными способностями, поскольку популярные музыканты типа Боба Марли и Мика Джаггера, по слухам, обошли в этом деле даже президентов.)

Те из нас, кто вырос в культуре европейского типа, склонны думать, что люди моногамны; но на самом деле межполовые отношения внутри нашего вида почти всегда были умеренно полигинными. Миллионы лет у мужчин существовала достаточная вариабельность по репродуктивному успеху, чтобы питать убегающий половой отбор.