Если в человеческой эволюции действительно шел половой отбор в пользу креативности, это вызывает некоторое беспокойство по поводу надежности наших знаний. Согласно традиционным взглядам, животные с сильными когнитивными искажениями должны отсеиваться естественным отбором. Эволюция должна создавать виды, мозг которых отображает внешний мир все точнее, позволяя поведению становиться все адаптивнее. Эта логика лежит в основе дисциплины под названием “эволюционная эпистемология”, которая изучает, как эволюционные процессы формируют достоверное знание. Эволюционные эпистемологи, среди которых Карл Поппер, Дональд Кэмпбелл и Джон Зиман, считают, что эволюция склонна наделять животные умы довольно точными моделями мира. Это заключение, кажется, снимает традиционные для философии сомнения по поводу надежности человеческого восприятия и убеждений.

Я думаю, что для большинства знаний, воплощенных в большинстве наших психологических адаптаций, это заключение верно. Естественный отбор наделил нас интуитивным пониманием физики – концептов массы, инерции, движения, – достаточно глубоким, чтобы мы могли взаимодействовать с материальным миром. Интуитивное знание биологии позволяет нам понимать животных и растения в достаточной мере, чтобы выживать, а благодаря интуитивному знанию психологии мы можем понимать людей. С 1980-х психологи тщательно исследуют интуитивные формы знания у детей и взрослых. В сотнях адаптаций, лежащих в основе наших способностей ощущать, воспринимать, категоризировать, формировать умозаключения и поведение, воплощены тысячи важных истин о мире.

Но в достоверности убеждений, которые мы выражаем вербально, нам следует усомниться, поскольку на их эволюцию мог влиять половой отбор. Наши системы восприятия под действием естественного отбора могли стать точными, но вот о точности более сложных систем вроде системы убеждений механизм выбора партнера и не должен был заботиться. Какие же системы взглядов мог поддерживать половой отбор? Интересные, радикальные, волнующие, эффектные, приятные, успокаивающие, последовательные, эстетически гармоничные, остроумно-комические или даже возвышенно-трагические. Возможно, под контролем полового отбора наш разум стал привлекательным, занятным, но слишком склонным ошибаться. До тех пор пока наша идеология не препятствует работе более прагматичных приспособлений, ее эпистемологическая несостоятельность не имеет значения для эволюции.

Представьте себе компанию юных гоминид, сидящих рядышком у костра и наслаждающихся новообретенной способностью изъясняться с помощью языка. Двое из них, мужского пола, завязывают дискуссию о природе мира и высказывают свои взгляды.

Гоминид по имени Карл произносит: “Мы – смертные, склонные ошибаться приматы. Мы выживаем в этой изменчивой саванне только благодаря тому, что сбиваемся в стаи, в эти раздираемые распрями стаи. Вся география наших путешествий укладывается в крошечный, случайно выбранный уголок огромного континента на невообразимо громадной сфере, вращающейся в вакууме. Эта сфера совершила миллиарды и миллиарды оборотов вокруг пылающего газового шара, который в конечном счете взорвется, испепелив наши пустые окаменелые черепа. Я вывел несколько непогрешимых линий доказательства этой гипотезы…”

Тут его прерывает гоминид по имени Кандид: “Нет, я верю, что мы – бессмертные души, которых наш великий бог Вуг наделил этими прекрасными телами, потому что мы его любимые создания. Вуг подарил нам этот благословенный плодородный рай, трудностей в котором ровно столько, чтобы не заскучать. На обратной стороне луны волшебные соловьи возносят нам хвалу своими песнями – кому-то больше, кому-то меньше. Над лазурным куполом неба улыбается солнце, согревая наши сердца. Когда мы состаримся и вдоволь насладимся лепетом наших внуков, Вуг освободит нас от тел и вознесет туда, где мы воссоединимся с друзьями и будем бесконечно танцевать и есть жареных газелей. Я знаю это, поскольку Вуг избрал меня для передачи этой исключительной мудрости – вчера, в ночном видении”.

Как вы думаете, какое мировоззрение окажется более привлекательным для потенциальных партнеров? Получат ли гены Карла – гены стремления к истине, даже если она отвратительна, – преимущество перед генами Кандида, позволяющими сочинять изумительные байки? Свидетельства из человеческой истории говорят о том, что наши предки были скорее Кандидами, чем Карлами. Большинство современных людей – настоящие Кандиды. Чтобы стать объективными, как Карл, многим нужно годами смотреть научную документалистику BBC и PBS.

Убегающий в сторону развлекательных идеологий половой отбор не породил бы систем взглядов, точно отражающих реальность, – ну разве что случайно. Если идеологические демонстрации работали как индикаторы приспособленности, единственной правдой, которую они несли, была правда о приспособленности. Им нужно быть точным изображением мира ровно настолько, насколько глазам на хвосте павлина нужно быть точным изображением настоящих глаз. “Капитал” демонстрирует интеллект Карла Маркса, его воображение и энергию, но надежность этого труда как индикатора приспособленности не гарантирует истинности диалектического материализма. Религиозные видения Бригама Янга оказались достаточно величественными, чтобы привлечь 27 жен (при вступлении в брак их средний возраст составлял 24,5 года, причем № 12–21 пошли к алтарю, когда жениху было примерно 45), но это не гарантирует справедливости его убеждения в том, что умерших предков можно постфактум обратить в веру мормонов.

При обсуждении эволюции языка мы убедились, что демонстрации концептуально точных представлений о мире редко поддерживаются половым отбором. В жизни миллионов видов на протяжении всей истории Земли было только два случая полового отбора на точность отображения мира: человеческий язык и репрезентативное искусство. Но даже если язык ссылается на реальные объекты и события, это не означает, что убеждения, выражаемые с его помощью, реалистичны.

Половой отбор обычно ведет себя как издатель бульварной газеты, который свихнулся от жадности и убирает со страниц все новости, оставляя одну рекламу. Но когда дело доходит до человеческой эволюции, этот издатель вдруг обнаруживает новую рыночную нишу, куда можно было бы пристроить и новости: горстку читателей с крупным мозгом. Он распоряжается, чтобы журналисты под завязку набивали газету новостями, но не заботится о создании отдела проверки фактов. В результате мы имеем человеческое мировоззрение – бульварную мешанину из религиозных убеждений, политического идеализма, городских и племенных мифов, принятия желаемого за действительное, псевдонаучных установок и забавных случаев из жизни.

Ричард Докинз предположил, что такого рода идеологические феномены обусловлены мемами – вирусоподобными идеями, которые возникают на культурном уровне и распространяются, захватывая наше внимание, внедряясь в память, побуждая нас заражать ими других. Концепция мема позволяет взглянуть на человеческую культуру под новым углом, однако вызывает ряд вопросов. Почему люди с особым рвением транслируют эти идеи в ранней зрелости, причем главным образом во время ухаживаний? Почему люди соревнуются в создании новых мемов и в случае успеха становятся знаменитыми? Почему бо́льшую часть мемов произвели мужчины? Почему естественный отбор оставил нас такими восприимчивыми к идеологической бессмыслице? Возможно, мы сможем ответить на эти вопросы, если начнем рассматривать идеологические демонстрации как часть ухаживаний. Может, мемы и используют нас, но все-таки в основном их используем мы – для повышения своего сексуального или социального статуса.

Теория о том, что мировоззрение подвержено действию полового отбора – серьезный вызов эволюционной эпистемологии. Естественный отбор снабжает животных интуитивными представлениями о мире, но, по-видимому, не способен создавать коммуникативные системы, чтобы они могли этими представлениями делиться. Половой отбор порождает сложные, богатые коммуникативные системы, такие как язык, но в случае вербально выраженных представлений он жертвует достоверностью в пользу развлекательности. Для индивидуального познания важна достоверность, а вот социальному общению она вредит; приходится выбирать – быть молчаливыми реалистами или же болтливыми выдумщиками, совмещать не получится. Этот взгляд сильно отличается от позиции эволюционной эпистемологии, согласно которой познание направлено на поиск истины, а назначение языка – ее передавать, при этом оба инструмента эволюционировали, чтобы дать нам двойную защиту от лжи.

Наша идеология – лишь тонкий слой марципана на фруктовом пироге разума. Большая часть ментальных механизмов, заботливо управляющих нашим поведением, работает очень точно. Это наши смиренные слуги, которые трудятся, не разгибаясь, безразличные к странным сигналам и вычурным метафорам, которые пролетают где-то высоко, когда одно сознание передает их другому во время ментального шоу фейерверков – ухаживаний. Половой отбор не исказил наше восприятие глубины, распознавание голоса, чувство равновесия, способность метко кидать камни. Но, по всей видимости, он сделал очень ненадежными наши сознательные убеждения. Это тот уровень эпистемологии, к которому обращаются, оспаривая чьи-либо претензии на “знание” в таких областях, как религия, политика, медицина, психотерапия, социальная политика, гуманитарные дисциплины и философия науки. Именно в этих областях половой отбор подрывает логику эволюционной эпистемологии, превращая наши когнитивные способности в декоративные элементы, рекламирующие приспособленность и не несущие никакой иной истины.