Самки всех млекопитающих по определению имеют молочные железы, которые выделяют молоко для вскармливания потомства. Рассматривая происхождение груди, нужно отталкиваться именно от этого функционального наследия млекопитающих. Производители заменителей молока упорно трудились почти 100 лет, пытаясь убедить женщин в том, что они не млекопитающие и грудное вскармливание – не их забота. Эту точку зрения поддерживают даже многие научные журналисты, представляя результаты одного из недавних исследований как “грудное вскармливание повышает IQ на пять баллов” вместо “искусственное вскармливание снижает IQ на пять баллов” и тем самым изображая искусственное вскармливание биологической нормой. Популярность такого способа кормления и засилье силиконовых имплантатов не должны вводить нас в заблуждение: грудь – это не просто сексуальное украшение.

На заре существования нашего вида самки должны были производить молоко примерно половину срока от полового созревания до менопаузы. Грудное вскармливание одного ребенка, по всей видимости, продолжалось минимум год или два – как и в современных обществах охотников-собирателей. Контрацепции еще не было, поэтому в течение нескольких месяцев после прекращения кормления женщина с высокой вероятностью беременела снова. Если считать, что средняя кормящая самка гоминид производила минимум 0,6 л молока в день и кормила в общей сложности около 10 лет, то получается, что одна средняя молочная железа до наступления у самки менопаузы производила более 1050 л (почти 300 американских галлонов) молока.

Высокий уровень продукции молока сам по себе не объясняет, почему у женщин такая большая по сравнению с другими приматами грудь. У самок большинства приматов даже в период кормления грудь довольно плоская. Выход молока зависит от количества активной железистой ткани в груди, а не от объема жира. В человеческой груди необычно высокое отношение жира к железистой ткани, то есть ее структуру нельзя назвать оптимальной для производства молока. Большинство специалистов по грудному вскармливанию утверждает, что между размером груди до беременности и количеством молока после родов корреляции нет (хотя мне не попадались надежные данные, которые бы это подтверждали). Похоже, выход молока зависит скорее от пищевого статуса женщины, чем от размера груди до беременности. Таким образом, нам следует разделять молочные железы, которые развивались для производства молока, и необычно увеличенную женскую грудь, которая развивалась для чего-то другого. Вероятно, в ее формировании участвовал половой отбор. Но как именно?

Возможно, грудь развивалась как сигнал половой зрелости. У девушек она растет уже в пубертате, задолго до того, как понадобится кормить первого ребенка. Прямохождение могло позволить самкам при выборе партнера учитывать особенности пениса, а самцам – ориентироваться на женскую грудь как на знак зрелости. Но ведь знак зрелости не обязательно должен быть таким ярким. У мужчин есть эволюционные причины отличать зрелых женщин от незрелых девочек, у женщин есть эволюционные причины демонстрировать свою фертильность, у девочек есть эволюционные причины демонстрировать свою стерильность. Самцы большинства других видов легко отличают зрелых самок от незрелых по относительно тонким признакам.

Скорее всего, мужской выбор партнера формировал грудь не для того, чтобы отличать девочек от женщин, а для того, чтобы отличать молодых женщин от старых. Дело в том, что грудь под грузом прожитых лет и гравитации увядает. Большая грудь остается пышной в довольно узком возрастном окне, пока не начинаются повторяющиеся циклы беременности и кормления, из-за которых она обвисает. В плейстоцене не было бюстгальтеров и пластических операций. Как мы уже обсуждали в предыдущей главе, самцы гоминид, вероятно, предпочитали самок помоложе из-за их более высокой фертильности. Любой индикатор молодости, в том числе крупная упругая грудь, будет привлекательным для самцов. Предпочтение самцов в отношении большого размера и упругости распространится в популяции. Обвисшая же и плоская грудь будет нравиться самцам все меньше и меньше, поскольку такие предпочтения чреваты выбором старых, менее пригодных к деторождению партнерш.

Мужчинам это может казаться очевидным, но на самом деле нужно немного напрячь извилины, чтобы понять, зачем самки обзавелись индикаторами молодости. Наиболее информативные индикаторы молодости – это одновременно и индикаторы старости. Они могут сделать женщину привлекательнее, когда она действительно юна, и понизить ее привлекательность в более зрелом возрасте. Мутация, увеличивающая грудь, выгодна в возрасте 13–30 лет, но после 30–40 становится слишком дорогой. Вопрос в том, перевешивает ли первоначальная польза последующий вред. Вероятно, перевешивает, поскольку обзаводиться потомством почти всегда лучше раньше, чем позже. Молодые самки более фертильны, реже рожают детей с врожденными дефектами, состояние здоровья позволяет им лучше заботиться о детях, и у них с большей вероятностью еще живы матери и сестры, способные помочь. К тому же у быстро размножающихся животных за век сменяется больше поколений, чем у медленно размножающихся, поэтому численность их популяции увеличивается быстрее. По этим причинам выгода, а именно привлекательность в молодом возрасте, перевешивает издержки – непривлекательность в пожилые годы. Поэтому все же в интересах самок обзаводиться индикаторами молодости: большой грудью, которая со временем обвисает, гладкой кожей, которая с возрастом морщинится, и ягодицами, на которых появляются растяжки. Это один из самых контринтуитивных примеров работы принципа гандикапа.

Бюст – хороший индикатор приспособленности еще и потому, что состоит из двух симметричных образований. Я уже упоминал, что телесные украшения у многих видов демонстрируют такой аспект приспособленности, как стабильность развития. Высокая степень симметричности парных органов свидетельствует о хорошей приспособленности. Парные части тела обычно достигают больших размеров: это нужно для того, чтобы потенциальным партнерам было проще оценить их симметрию. Эволюционные психологи Джон Мэннинг и Рэнди Торнхилл показали, что женщины с более симметричной грудью, как правило, более плодовиты. Возможно, прямохождение сделало грудь хорошим потенциальным сигналом стабильности развития для самцов, выбирающих партнершу. Когда мужчины обратили внимание на симметрию груди, женщины с высокой приспособленностью начали обзаводиться более крупной грудью, чтобы сделать симметрию заметнее. С другой стороны, чем больше грудь, тем очевиднее ее несимметричность. Вероятно, женщины так тяжело с психологической точки зрения переносят одностороннюю мастэктомию как раз потому, что грудь на протяжении всей человеческой эволюции была важным сигналом приспособленности. Таким образом, грудь могла развиться не только как источник информации о молодости, о которой сообщает ее упругость, но и как показатель приспособленности, о которой говорит ее симметричность.

Наконец, грудь – отличный показатель жировых запасов. В плейстоцене голодание было гораздо более актуальной проблемой, чем переедание. Обзавестись хорошей жировой прослойкой было труднее, чем оставаться худой, ведь чтобы добыть пищу в той среде, где жили наши прародительницы, требовалось много энергии и смекалки. Возникает вопрос: почему бы не распределить жир равномерно по всей поверхности тела, как у морских свиней? Но тогда самцам было бы сложно сравнивать самок. К тому же для жизни под палящим африканским солнцем такой слой жира обеспечивал бы слишком плотную термоизоляцию. Самки, которые демонстрировали жир только на груди и ягодицах, могли привлечь внимание самцов, не рискуя перегреться. Кроме того, если бы женщины накапливали много абдоминального жира (как это склонны делать мужчины), упитанные самки выглядели бы как беременные, то есть в данный момент не фертильные и не заслуживающие повышенного сексуального внимания самцов. Получается, что грудь развилась как сильно зависимый от состояния индикатор, отражающий качество питания самки. Многие женщины, сидевшие на диетах, подтвердят, что при голодании грудь уменьшается в первую очередь.

То, что грудь играет роль индикатора приспособленности, может объяснить разнообразие ее размеров. Если бы большая грудь была необходима для вскармливания – одной из самых важных стадий развития млекопитающих, – она была бы большой у всех. Но, как мы уже знаем, индикаторы приспособленности редко в равной мере выражены у всех особей в популяции. Они могут быть неограниченно вариабельными за счет мутаций и разных условий жизни. Распространена точка зрения, что любовь мужчин к большой груди – артефакт современной культуры, так как в случае ее древнего происхождения такая грудь была бы у всех женщин. Но если грудь развивалась как индикатор приспособленности, эта логика неверна. Производители бюстгальтеров предлагают продукцию с чашечками размеров от A до D и более, потому что эволюция повышает вариабельность по индикаторам приспособленности, а не делает признак максимально выраженным у всех.

Но для объяснения многообразия еще важнее тот факт, что любой пол оценивает противоположный по совокупности многих индикаторов приспособленности. А это дает неожиданные и очень специфичные эффекты. Представьте, что все индикаторы рекламируют неодинаковые аспекты физической или умственной приспособленности. Поскольку каждый индикатор затратен (он работает по принципу гандикапа), разные индикаторы конкурируют друг с другом. Это открывает простор для создания индивидуальных схем распределения ресурсов по индикаторам. Один человек вырастает высоким и мускулистым, у другого идеально симметричная грудь, третий обладает незаурядным умом. Все трое могут демонстрировать одинаковый общий уровень приспособленности, но разными способами. Если и высокий рост, и симметричная грудь, и интеллект – это индикаторы приспособленности, тогда они по определению должны положительно коррелировать с приспособленностью, соответственно, в какой-то степени и друг с другом. Однако такие корреляции могут быть очень умеренными. Это подразумевает, что даже если особи будут выбирать партнеров по их общей приспособленности, то мощности полового отбора может не хватить, чтобы развить все индикаторы приспособленности до максимума. Вместо этого половой отбор может породить огромное многообразие вариантов распределения дефицитных ресурсов тела по индикаторам. Вариабельность по уровню общей приспособленности в сочетании с многообразием стратегий распределения ресурсов – возможно, именно этим и объясняется такое богатое разнообразие людей, которое мы наблюдаем сейчас. Кроме того, это объясняет, почему большую грудь имеют не все женщины: многие из них могут быть генетически запрограммированы так, что приоритетами для них будут другие индикаторы физической или умственной приспособленности.

Как и пенис, грудь сообщает нам, как происходил выбор партнера в плейстоцене. Увеличение женской груди относительно груди прочих приматов без повышения выработки молока показывает, насколько важную роль играл выбор самцов в человеческой эволюции. Если бы древние мужчины не были разборчивыми, у всех женщин сейчас грудь была бы плоской, как у шимпанзе. Клитор не хранит свидетельств влияния мужского выбора, а грудь – да. Это позволяет предположить, что выбор мужчин влиял на эволюцию не только тела, но и мозга женщин. Грудь одновременно служит индикатором молодости, стабильности развития и качества питания. Позже мы увидим, что и многие уникальные черты человеческого разума, скорее всего, выполняют сходные спектры функций.