26 декабря

Я это даже вслух произнесла. Дожила, в общем, — сама с собой разговариваю. Но что скрывать, именно так и было — подойдя утром к зеркалу, я удивленно воскликнула: “Брови!” И хотя я, конечно, понимаю, что выросли они не за одну ночь, но обратила я внимание на них только сегодня. За последние месяцы я так привыкла скрывать свое безволосое лицо за париком и очками, что даже не заметила момента, когда организм начал восстанавливаться после тяжелых процедур. Парик я сегодня уже не надену, у меня есть свои, очень коротенькие, но настоящие новые волосы на голове. И у меня снова есть брови и ресницы, которые я даже попыталась накрасить. Получилось смешно и неловко, чувствовала себя девочкой-подростком, впервые пробующей косметику, но радости мне это прибавило на весь день. Неужели я прошла? Неужели получилось? Ведь в начале этого года я почти не верила, что мне удастся преодолеть тяжелый больничный путь. Да-да, теперь я в этом могу сознаться. Сначала я не хотела лечиться вообще, потому что давно уже не верила ни в нашу медицину, ни нашим врачам. Да и потом, когда за мной уже присматривал мой гениальный хирург, я и тогда несколько раз ломалась.

Пожалуй, самый большой срыв был перед шестой химией. Три дня я тогда плакала, три дня я тогда искала причины, чтобы переломить свое отчаяние и продолжать лечение, и ничего не могла найти. “Я больше не пойду, — говорила я по телефону Свете, — сдохну лучше, но эту химию делать не буду. Я не выдержу, я не смогу”. И Света все три дня меня уговаривала. Могла ли я в те дни искать поддержки у кого-то еще? Пожалуй, нет. Именно со Светой мы начали лечение в один день, и только она могла понять мое состояние. Подозреваю, что почти все проходят через этот этап. Надеюсь, что все находят, с кем поговорить. Понимаю, почему многие отказываются от повторных курсов, когда в организм возвращаются метастазы. Как объяснить это состояние стороннему человеку? Не знаю. Но меня до сих пор тошнит, когда я вижу любую жидкость красного цвета, а ведь тошнота это только наиболее известное, но далеко не самое неприятное проявление последствий химиотерапии.

А Света сломалась перед седьмой, и в те дни мы поменялись местами. Я выслушивала ее “Не пойду, не выдержу, не смогу” и что-то убаюкивающее и ободряющее говорила ей в ответ.

Тот период мы со Светой пережили. И знаете, чему я радуюсь сейчас, спустя время? Что я тогда не знала правды. Я не знала, что все шесть химий, что влили в мой организм, фактически работали вхолостую. Подозревала, конечно, потому что видела по многочисленным контрольным маммограммам и УЗИ, что опухоль на фоне лечения не только не уменьшается, но даже и растет, но, естественно, хотела верить в лучшее. И лишь сейчас я готова принять слова моего хирурга: “Химиотерапия не помогла, но по идее облучение должно было убить возможные оставшиеся после операции злокачественные клетки. И начинайте пить таблетки, теперь у нас с вами на них вся надежда”. Ну что же, надежда есть, и есть таблетки, мне их уже привезли из далекого Израиля. Впрочем, давайте о таблетках уже в следующем году? А в ближайшие двое суток я хочу думать только о шампанском, оливье и селедке под шубой. У меня есть елка, у меня есть близкие люди, и у меня есть желание жить.