Безумие, конечно. Любовь и безумие. А соперник и победитель еще и начальник. И если бы хоть человек… Но, может, ревность, как мальчику Каю, исказила Петру зрение, осколок кривого зеркала попал в глаз. Но нет, он ведь и хорошее, страстное помнил. Например, ее прошлогодний мейл вечером после секса. Она: «Привет, мой неутомимый легионер. Родной мой, счастье мое, я так рада, что ты есть и что я свалилась тебе на голову. Самочувствие прекрасное, но во всем теле такая нега разлита, что делать вообще ничего не хочется. Это не усталость даже, а просто… Я еще не вернулась, я еще там с тобой. Это было прекрасно и совершенно незабываемо. Ты изменил мою жизнь и меня вместе с ней. Я и сейчас чувствую твои руки, твои губы и все остальное… И мурашки бегут по телу. Как быстро день пролетел. И как долго теперь ждать… Сижу и думаю о тебе. Ты только не разлюбляй меня, пожалуйста. Целую, твоя девочка (я ведь твоя девочка? ты же сам говорил)». Он отвечал, стесняясь мужской грубоватости: «Мы, легионеры, всегда были работниками – на ратном поле и в любви». Она отвечала эсэмэской, но будто всем женским естеством: «О да! вчерашние бои тому подтверждение. Вот сейчас только подумала об этом – и привет, готова к новым боям».

А теперь Иринка не отходит от его начальника Глухова, огромного, всегда носящего длинные плащи. Петр был уверен, что тот прячет под плащом хвост динозавра. Конечно, так думать мог только сумасшедший. Откуда бы в наше время динозаврам взяться? Глухов любил после работы по дороге к метро давать Петру указания на завтра, словно чтобы он не уходил из-под его власти. Знал ли он о том, что Иринка была когда-то любовницей Петра? Уже был вечер, горели электрические фонари и реклама. Глухов снял темные очки. Большие его зеленоватые глаза мерцали в электрическом свете. Молча дошли до метро «Смоленская». «Ну что, любишь себя, думаешь, что лучше меня? И все женщины в тебя влюблены?» – вдруг спросил его Глухов. Петр даже ладонь протестующе выставил: «Ты что? Если что и было, то в другой жизни». «А, может, и в этой? Для нашей работы – такие, как ты, не нужны. Нам надо, чтобы люди не за себя, за идею болели. Да что я тебе объясняю! Сам понимаешь». Петр подумал, что у начальника начинается приступ пещерной ярости одинокого зверя, и ему захотелось его утешить. «Димочка, дорогой мой…», – начал было он. Глухов же вдруг махнул рукой: «Ну ладно, что мне с тобой разговаривать! Все равно тебя не переделаешь». Повернулся спиной и стал спускаться по ступенькам в метро. И вдруг вернулся: «Зато у меня женщина, которой у тебя никогда не было и не будет. Она-то мне цену знает. Вот почитай, что она пишет мне». И он протянул Петру письмо своей когтистой лапой.

Петр читал письмо, которое эта женщина всего-то года два назад написала ему, именно это, почти дословно, а теперь повторила вариацию для его начальника: «Привет, мой неутомимый легионер. Родной мой, счастье мое, я так рада, что ты есть и что я свалилась тебе на голову! Я еще не вернулась, я еще там с тобой. Это было прекрасно и совершенно незабываемо. Ты изменил мою жизнь и меня вместе с ней. Ты научил меня многому. По-новому думать, по-новому чувствовать. Прочитала твои заметки о работе. Они меня потрясли. Ты человек Возрождения. Такой широкий и разносторонний. И, как всегда, меня поражает то, что ты отвечаешь на мои вопросы, которые еще толком и не сформировались в моей голове, а только носятся там в виде неоформившейся материи. Сижу и думаю о тебе. Ты только не разлюбляй меня, пожалуйста. Целую, твоя девочка (я ведь твоя девочка? ты же сам говорил)». Это был какой-то пещерный ужас. Он не знал, что сказать Глухову. Тот понял его молчание по-своему. «Понял, что я для нее? А любящие женщины не ошибаются». И пошел прочь, не давая ответить. Даже не повернулся, скрылся в метро, заполз в пещеру. А хвост, казалось Петру, стучал по ступенькам. Или так только ему казалось?

Так почему побеждают начальники? А может, дело в том, что в начальники идут уцелевшие, немного мимикрировавшие динозавры. В них сила и мощь, которая подавляет женщин. Динозавру лучше сдаться и отдаться, чем получить венок на гроб, как получила десятиклассница, отвергшая Берию.