Иэн Уотсон
Гиперзоо

– А вот здесь, – сообщил директор зоопарка Риггерс, – у нас гипертигр. Мы зовём его тигром по аналогии с трёхмерными животными. Свирепое плотоядное. Полагаем, что по натуре он одиночка. Это тигр четырёхмерного мира.

– По мне, он не слишком напоминает тигра, – промурлыкала миссис Таркингтон-Свенсен, чей покойный муж и учредил фонд, содержавший новое крыло зоопарка. – Совершенно как мешанина липких оранжевых трубок. Какая-то глупая модерновая скульптура.

Безналоговый дар Харри Свенсена поддерживал также и Музей Современной Концептуальной Скульптуры. К несчастью, впечатлительный мистер Свенсен помер от сердечного приступа месяцем раньше, оставив управление всей громадой своего состояния недавно обретённой пятой жене, Адель Таркингтон, по отношению к которой он ещё недавно не был так впечатлителен. Разве что чисто внешне: она была королевой красоты, правда довольно давно, но и не слишком далеко от современности. Пока она оставалась золотистой блондинкой с хорошим загаром – ухоженный мемориал прежней славы.

– Ну, по крайней мере, он и вправду оранжевый, – добавила Соня Свенсен, девочка-подросток, дочь Харри от третьего брака, осуществляющая свои права через выбор оставаться с ним и в его четвёртом браке с бывшей японской гейшей, консерваторшей и создательницей топологических нэцкэ.

– Тигры же вроде оранжевые, – добавила Соня.

– Здесь, – объявила миссис Т-С, – воняет крысами.

На самом деле в этом отсеке не было никакого запаха, кроме потрескивания озона, производимого в огромной клетке осветительными трубками. Неужели миссис Т-С вообразила, что Риггерс накручивает какую-то выгодную аферу и в самом деле занял где-то мобильный пневматический артефакт концептуального искусства, чтобы засунуть его в эти звериные стойла?

– Я не верю, что эти предметы являются животными из вашего фантастического Четверомира, который выдумали университетские яйцеголовые. – Она не слишком уважала учёных. – Полагаю, эти штуки пустые. Да, пустые, вот так.

– Пустые? – изумился Риггерс. – Очевидно, там есть некая доля пустоты, иначе как гипертигр мог бы есть и испражняться?

Миссис Т-С неодобрительно сморщила нос при упоминании об испражнениях. Себя она полагала утончённой леди, и высшее общество склонно было согласиться.

– То есть, так сказать, по аналогии, – спохватился Риггерс. – Я хочу сказать, ни одно трёхмерное животное не является полностью плотным.

– Вы специально не хотите меня понять, мистер Риггерс? Стараетесь выставить меня дурой?

– Адель имеет в виду эту… голограмму, – шепнула Соня. – Я так думаю.

Со слухом у миссис Т-С всё было в порядке.

– Здесь то, что я сказала: пустышки.

– Если б она могла, ну это, просунуть палку сквозь решётку и, это, ткнуть его, она бы поняла, что он настоящий. – Соня помедлила. – Или ей надо четырёхмерную палку, такая не подействует?

– Не надо совать палку между прутьями, – сказал я. – Вот замкнёт гиперполе, и тю-тю наш экспонат!

– Вряд ли, мне кажется, – поспешно ответил Риггерс. – И охранник недостаточно квалифицирован, чтобы вмешиваться!..

Вообще-то в университете я прошёл ускоренный курс Четверомира, но в целом Риггерс был прав. Штука эта оставалась для меня загадкой. Конечно, невесть когда рак может свистнуть так громко, что яйцеглавы сообразят, как счетырёхмерить живого человека и перекинуть храброго волонтёра в Четверомир, но пока что, думаю, наш домик должен оставаться полной тайной практически для всех.

Интересно, эти доценты с кандидатами, а также профессора просто пургу гонят, когда намекают, что в Четверомирье можно всунуть живого человека? А какую экспедицию, какое сафари можно закатить – по гипер-пейзажу, где гуляет гиперзверьё!.. Самая подходящая кандидатура на переброску – отвязанный псих, шиз со справкой, у которого настройка на наше Трёхмерье уже давно сама слетела.

– Всё равно, нельзя тыкать палками зверей в неволе, – сказала Соня, меняя тон. – Средневековье какое-то, медвежья травля. – Она старалась помочь, поддержать папочкин проект, чтобы он двигался дальше.

– Именно, – сразу же согласился Риггерс. Ему явно полегчало. Дело ясно, стресс был ещё тот. Чувствовалось, что миссис Т-С наезжает на фонд Гарри, мечтая лишить его поддержки. Болтали, что её крючкотворы нашарили какую-то зацепку. Гиперполя жрут хренову кучу дорогущей энергии, не говоря уже о стоимости обслуги. А миссис Т-С, что ни для кого не было тайной, тащилась по молоденьким стройным астронавтикам, обязанным ей буквально всем, которых она зашлёт на деньги фонда исследовать неведомые просторы Трёхмерья. Космические полёты нынче были всё больше по орбитам, вся эта плешь с боевыми станциями, буквально рукой подать. Если ещё и НАСА воскресят, частные спонсоры нужны будут позарез. Миссис Т-С верила в наличие жизни на Марсе, Венере и лунах Юпитера и плохо понимала, отчего там не может быть четвероруких дикарей и зеленокожих принцесс. Так и видела себя королевой бала рука об руку со своими собственными мускулистыми героями космоса.

Даже мне видно было, насколько Четверомирье – потенциально, конечно, – круче Трёхмерья, которое просто тянется себе на дриллионы миль, забитых вакуумом, булыжниками и газовыми шарами.

Потенциально да. Проблема в том, что гиперзвери, которых отловил зоопарк, настолько странные, что сделать их ежедневным чудом и население привлечь никак не выходит. Как тут быть, если по определению их и не видно целиком? Сюда ходить куда менее интересно, чем на последних живых носорогов, которых к тому же нигде больше не увидишь – накинь очко за пафос. К тому же если животные Трёхмерья бесследно исчезали в массовой бойне, организованной человеком, то в Четверомирье, похоже, экология лопалась от изобилия. Мы явно хапнули только чуток образцов, этого ни в коем случае не хватало, чтобы затевать доверительные разговоры о видах, генеалогических деревьях и четырёхмерной эволюции; хотя доктор Риггерс иногда прикидывался, но только с целью попиарить. Зоопарк будущего – вот чем мы должны были бы стать, если наконец сумели бы разобраться со зверями. На данный момент, и, боюсь, навсегда, поход сюда был вроде попытки полюбоваться каким-нибудь огромным полотном эпохи Возрождения сквозь замочную скважину, где видно пару дюймов. (Отставить Возрождение. Здоровенное полотно абстракциониста. Джексона Поллока или кого вроде.)

Именно тут масса оранжевых кишок в клетке начала дёргаться и пульсировать, вытягиваться и перемещаться.

– Смотрите, оно просыпается! – натужно обрадовался Риггерс. – А до этого оно отдыхало. Теперь оно активизируется.

– Как удобно. – Миссис Т-С насмешливо фыркнула; её собственное внутреннее зрение, без сомнения, не могло расстаться с сочным бравым кадетом в космическом скафандре, распёртом стальными мышцами, разносящим в клочья нападающих кристаллических юпитерианских ящеров. – Уверена, что эти якобы животные не могли попасть сюда с Марса, – гнула она своё. – На Марсе таких быть не может. Там эти, как их…

– Тоуты и зитидары, – подсказала Соня. – Нет, Адель, их же придумал Берроуз.

– А если они с Марса, то процесс изуродовал их до неузнаваемости. Продавил сюда жалкие кусочки. Поэтому нам надо исследовать Марс нормально. Летать на ракетах.

Риггерс оглянулся в замешательстве:

– Марс, дорогая леди?

– Да, Марс. Марс и есть четвёртый мир. Известно каждому ребёнку. А Земля – третий.

– А-а-а… Может, здесь просто пересекаются интересы? Когда мы говорим о Трёхмерье и Четверомирье, мы в первую очередь имеем в виду мир трёх измерений, который мы населили, с длиной, шириной и высотой. «Четверомирье» относится не к четвёртой планете. Марс просто ещё один трёхмерный мир, часть трёхмерной вселенной.

– Просто ещё один?!

– Очень своеобразный, очень восхитительный, конечно! Но всё же ещё один. В Четверомирье существует дополнительное измерение, диагональное по отношению к тем трём, которые мы, э-ээ, знаем и любим.

– Примерно так, Адель. – Соня покрутила пальцами, стараясь переплести их под нужным углом друг к другу, но скоро оставила эту затею.

Так как все занялись просвещением миссис Т-С, а Риггерс выглядел ужасно огорчённым, я решил присоединиться.

Я указал на ближнюю вольеру:

– Гиперполе забрасывает четырёхмерную сеть для Четверомирья, миссис Таркингтон-Свенсен. Она отслеживает четверозверей и накрывает их для нас, чтобы они не могли сбежать из вольеры, хотя, по сути, четверозверя тут нет.

– А вы все? – поинтересовалась она. – Вы все тут?

Я вежливо посмеялся её остроумию.

– Большинство четверозверей всё ещё остаётся в Четверомирье, так они могут прокормить себя, потому что нам не под силу предоставить им четверопищу, а троепища тут бесполезна. Это всё равно, как если бы мы пытались есть фото мяса с рекламной страницы.

– Но это жестоко! Бедные животные наверняка голодают!

Всё это время гипертигр разворачивался и менял конфигурацию. Теперь он был ростом с настоящего бенгальского тигра – с одной лишь разницей: настоящие бенгальские тигры вымерли пару лет назад. Он напоминал ковровый шар, снабжённый клыками и когтями. Перекатываясь вперед-назад, он словно разгуливал по клетке. Длинное розовое щупальце или трубка появилась рядом с шаром, потом соединилась с ним. Внутренность? Нечто похожее на переднюю лапу выступило наружу, затем переменило намерение.

Конечно, быть уверенным относительно точной анатомии гиперзверя было трудно, даже когда отсмотришь всё, что снято об этом. Никак не получается связать эти картинки воедино или оцифровать их и скормить компьютеру, аллилуйя. Гипертигр выглядел словно тигр, наложенный на тигра, словно стопка слайдов, снятых под различными углами и показанных одновременно. У зверя была своя уникальная четвероанатомия, развившаяся в борьбе за выживание и выращенная в контакте со всей гиперэкологией. Однако нам как-то повезло видеть то, что мы сочли его четверочелюстями, перемалывающими гипердобычу в крошки, а в другой раз мы наблюдали фрагмент его четвероморды и ярко сверкнувших четвероглаз. «Тигр» вроде бы подходил под кличку. Приблизительно. Аналогично.

– Я хотела сказать, – продолжала миссис Т-С, – оно приковано к ловушке!

– Ну, только своей трёхмерной частью. В Четверомире оно по-прежнему может охотиться, – заверил я её. – Там другая геометрия. Посложнее здешней.

Риггерс ожил.

– Э-э-э, спасибо, Джейк, – сказал он мне. Быстро повернувшись к миссис Т-С, он начал: – Естественно, мы наблюдали гиперсущества в прошлом, при проникновении в наш мир. В то время мы не осознавали, что они такое. Люди улавливали бесформенные очертания, их мозг пытался накладывать на них уже знакомые паттерны, чтобы осознать, что же они такое. Все эти сказки о мифических существах, драконах, чудовищах, демонах, НЛО мгновенно обретают смысл, когда мы осознаём, что люди наблюдали фрагмент гиперсущества, пересекшийся с нашим Трёхмирьем, пока оно занималось своими делами в своём Четверомирье. НЛО мог быть гиперптицей или ещё чем-нибудь. А теперь мы можем взаправду собрать этот фантастический зверинец! Ну не чудо ли? Смочь увидеть собственными глазами истинный источник фантазий о василисках и бегемотах, минотаврах и грифонах, летающих тарелках и бигфутах, ужасном снежном человеке, ангелах и демонах! Разве это не чудесней, чем…

Чем юпитерианские кристаллозавры. Чем тоуты и зитидары. Но он спохватился и умолк, устав слишком резво выбивать стулья из-под фантазий, милых и дорогих сердцу миссис Таркингтон-Свенсен. Он величавым жестом обвёл зал, оплачиваемый Гарри, достаточно просторный, чтобы принять на ремонт скромный космо-флот, пункт назначения – Юпитер.

– Давайте подойдём и посмотрим на то, что мы зовём гиперсвинкой, согласны? – Он неуклюже хихикнул. – Нельзя же все клетки занять под тигров! Большие свирепые звери всё же редкость, правда?

До следующей клетки пришлось прогуляться. Нам пришлось отодвинуть гиперполе на безопасное расстояние, соответственно огромным размерам зала. Это помогало также удерживать потоки нетерпеливых посетителей, пока мы ещё переживали медовый месяц. Большинство людей просто перебегало из канала в канал, по мере удовлетворения любопытства.

Пока мы шли, Соня расспрашивала:

– Доктор Риггерс, а ангелы и ужасный снежный человек были какими-то гиперобезьянами? А вдруг в Четверомирье и гиперлюди есть? Ну, ведь у нас в мире есть животные, но и люди тоже есть. Может, четверолюдей мы и видим как призраков – то появляются, то исчезают?

– Тут я склонен усомниться, мисс Свенсен. – Риггерс изо всех сил старался не держаться покровительственно. – Видите ли, сложность Четверомирья может быть такой, что вы вряд ли обнаружите что-то подобное избыточному, свободно действующему мыслящему разуму, развивающему себя. Четверомозг может быть слишком занят одной лишь обработкой э-э-э-э… сложностей. Всё же в нашем случае эволюция разума оказалась таким набором больших и малых случайных возможностей, что я сомневаюсь в вероятности его повторения. Знаете ли вы, что глаз как орган развивался независимо около сорока раз – а разум только единожды? Единожды! Следовательно: гиперсущества – допускаю. Но никакого гиперчеловека. Ваши духи и прочее есть наблюдения гиперсуществ, которые наш мозг старается рационализировать. Теперь мы можем их зафиксировать. А вот и наша четверосвинка.

Думаю, самый уродливый вид свиньи, ведомый человеческой расе, это вьетнамские чёрные свиньи; два здоровенных экземпляра топтались где-то неподалёку. Однако трёхмерный пласт четырёхмерного бекона оставил в. ч. с. далеко за стартовой чертой. Сегодня это было пузырящееся скопление сальных серых щетинистых мешков. В этой массе проглядывало что-то похожее на фасеточный глаз огромной мухи, пучившееся на нас. «Хрю».

– В этом зоопарке есть хоть что-нибудь красивое? – воззвала миссис Т-С.

– Ну конечно, э-э-э-э… там вот у нас то, что мы называем гиперпавлином. Пойдёмте взглянем, если его видно, э-эээ…

Риггерс дипломатично увлёк её от гиперхрю.

– Ой, доктор, – упёрлась Соня, – но если у вас четверосвиньи параллельны трисвиньям, то почему четверолюди не могут быть параллельны трилюдям?

– Потому что эти названия – просто аналогии. Мы пока мало что знаем. Нам нужны средства, чтобы четвермирнуть человека, который мог бы попасть туда и взглянуть. Если это возможно. Очень многое возможно при достаточном финансировании. И тогда – только вообразите эти возможности! Когда расщепили первый атом, люди думали, что это не может иметь никакого практического применения. И как же неправы они были! Чёрт возьми! – простите мой французский, миссис Таркингтон-Стивенс… – у нас уже есть ядро четырёхмерного зоопарка! Может быть, в Четверомирье легче перемещаться с планеты на планету. Может, четвероличность в четвероракете может быстрее и проще достичь Марса и Юпитера, если они там имеются. Потом вы отключаете гиперполе, снова становитесь трёхмерной и приземляетесь. Да что там Юпитер – мы можем достичь звёзд! Всё зависит от топологии четверопространства, извините за технические термины, – проще говоря, от того, как они связаны. О да, – почти пропел он, – когда-нибудь я увижу гипернавтов… Гиперастронавтов!..

– Ах! – сказала миссис Т-С. – Ах!

– При достаточном финансировании.

Гиперпавлин выглядел трепещущей, расплывающейся и исчезающей мандалой оттенков синего. Кобальт, ультрамарин, яйцо малиновки, электрик. Просверки лилового, почти ультрафиолетового. «Глаза» – зелёные. Легко представить, как такое, замеченное в небе, мгновенно принималось за НЛО.

Я так никогда и не узнал, относился ли возглас миссис Т-С к видимому сегменту четвероптицы или к перспективе увидеть, как гиперастронавты ступают на поверхность больших лун Юпитера. В этот самый момент Соня пронзительно завизжала.

Пистолет оказался в моей руке мгновением позже, хотя предохранитель я ещё не спустил.

Соня оглядывалась на вольеру четырёхсвиньи. Что-то огромное парило над верхним краем решетки, что-то похожее на парящего мохнатого осьминога с короткими толстыми щупальцами. Или что-то похожее на волосатую руку. Она давила на верхние прутья, выгибая их наружу и проделывая широкую дыру.

Вторая чудовищная гиперрука – или её часть – плыла к нам.

– Что-то сбежало! – взвизгнула миссис Т-С. – Стреляйте в это! Защищайте меня!

– У меня нет четверопуль, – ответил я.

– Мне наплевать, чего у вас нет! Почему вы не зарядили свой пистолет как надо?! Вам же не надо стрелять в каждый палец! – Значит, она тоже видела это так.

– Надо просто бежать! – вопила Соня. В полном соответствии со своими словами она бросилась к дальнему выходу. – Давай, Адель! – кричала она.

Конечно, ничто не сбежало; хотя четверосвинья могла, и очень скоро. Именно потому, что что-то скорее появилось – открывающее наши клетки.

– Благопристойность – это лучшее, что… – начал Риггерс. Но тут же подхватил под руку миссис Т-С и потащил её прочь так быстро, как мог. Я трусил сбоку, не спуская глаз с гиперруки позади нас; казалось, она уменьшается, хвала господу.

Мы, разумеется, добрались до выхода и выскочили в обычную часть зоопарка. Вольеры поскромнее, клетки, рестораны, киоски с попкорном, городской пейзаж с офисными зданиями, справа университетский холм. Стайки школьников-экскурсантов, а через минуту и мы сами уставились на нечто, всплывающее над городом.

Как описать его? Никак. Аналогий нет.

Думаю, в Четверомирье на самом деле вырос разум, но в совершенно ином классе существ, похожих скорее на шагающих волосатых спрутов, с беспрерывно ветвящимися щупальцами и сгустками чего-то, похожего на лягушачью икру. А ведь это снова была только ЧАСТЬ.

Даже важнее: четырёхмерный мир чёрт знает во сколько раз больше трёхмерного. Он свёрнут в громадную скрутку, и если бы её удалось как-то раскатать вдоль нашего мира, что невозможно, он занял бы куда более обширное пространство. Масштабы несопоставимы, просто несопоставимы.

Так что большие парни из Четверомирья заметно крупнее любого человеческого существа. Или носорога. Или кита.

У Риггерса, и я это понял, в зоопарке были не гипертигры и не гиперсвиньи. Отловленные существа были частями, или, точнее, четырёхмерными землеройками, сонями или милыми крошками колибри. Миниатюрами природы. Не опаснее клопов.

В сравнении с повелителями Четверомира мы, трилюди, ведём очень поверхностную жизнь. Четырёхмерному глазу мы кажемся плоскими, толщиной в бумажный лист. Более того, мы ещё просто крохотные. Нас было легко проглядеть. Пока мы не создали гиперполе, на которое Четверосущества могли по крайней мере наступить. Пока мы не совершили четырёхмерное вторжение, выпятившееся, как загнивший палец.

Вскоре мир начал рваться. Город заскрежетал, будто клейкая лента, которую срывают с пакета. Не хочу сказать, что всё изогнулось в воздухе, или здания перевернулись, или… Всё оставалось как обычно. И в то же время оно… рассталось с остальным Трёхмерьем, двинулось и поплыло куда-то…

Эти дни внутри города были никакими. За его пределами тоже. Совершенно никакими.

В бессолнечном, хотя и ясном небе парят гигантские штуки, вроде облаков лягушачьей икры, которые, кажется, наблюдают за нами.

Электричества нет, и нам нельзя играть в наши гиперигры, и обеспечение продовольствием скоро станет жестокой проблемой. Пока мы ещё кормим нормальных зверей, но скоро придётся начать их убивать и есть, всех, пусть даже среди них последние выжившие носороги. Это нарастит наши запасы еды на целые сутки. Все на большое зоо-барбекю! Гиппобургер. Филе филина. Кебаб из какаду. Кровь в вёдра, на кровяную колбаску.

Хотя проблем у нас не так много, четырёхмерная шпана играет в игры с нашим Трёхмирьем, вытягивая его так, что тридцатиметровая прогулка занимает целый час, водружая препятствия на нашем пути, бесследно вынимая целые куски пейзажа и множество людей, а затем возвращая их в другие места Трёхмирья; иногда в зеркальном отражении грузовик внезапно получал левый руль, а родинка с вашей правой щеки вдруг перекочёвывала на левую. Оставалось смотреть, что получается. Как это отразится на нас. Как легонько разворошат муравейник.

Хотя по моим собственным ощущениям я был целен и трёхмерен, как всё вокруг, я не мог отделаться и от чувства, что я плоский – и другие люди вокруг тоже плоские, и весь город плоский. Мне казалось, что я часть фотографии. Это живая фотография, движущаяся. Люди ходили кругом, взбирались по лестницам, входили в комнаты; всё в порядке. Но у фото есть края, за которые никто не выйдет. В глазах неизвестно какого четырёхмерного разума, изучавшего фотографию, я – просто плоская картинка.

Если мы плоские, как же мы входим в здания? Как наши головастиковые шпионы шпионят за нами внутри комнат? Думаю, наши «внутри» и «снаружи» не имеют ни малейшего значения для хозяев Четверомирья. Для них всё это – плоскость. Так сказать, аналогично. Всегда аналогично.

происходит

без малейшего предупреждения:

внезапный тошнотворный рывок,

кажется, он длится в этот раз дольше

и заканчивается

в секции бурых медведей. Опа, я внутри неё. Трава, кусты, деревяшки для забавы, грязный пол, высокая стена, скошенная так, чтобы никто из бурых не смог взобраться наверх и вылезти.

Может, они решили, что одетые люди – это тоже что-то вроде медведей, особенно когда медведи встают на задние лапы, ну вот как сейчас, принюхиваясь и вглядываясь в меня.

На задние лапы, прежде чем пасть на все четыре и кинуться на меня.

Что будет, если бросить паука в муравейник или муравья в паутину? А вот посмотрим.

Хорошо, что я вооружённый охранник. Плохо для медведей. Никакого выбора, точно. Вот скоро мы их перестреляем.

Пистолет к бою, спустить предохранитель.

Щёлк.

Щёлк.

Щёлк.

Щёлк.

Боже мой. Что-то вынуло патроны прямо из обоймы. Четырёхмерное существо может попасть в запертую комнату, в захлопнутый ящик без всякого труда. Или даже в заряженный пистолет и опустошить его. Немного сказочно, только они могут воспользоваться и крохотными четырёхмерными инструментами. Или вырастить крохотные веточки-щупальца. Микропальцы. Никаких проблем.

Щёлк.

«Помогите!..»

Над нами висят сгустки лягушечьей икры и смотрят.