Другие великие товары

Ликвидация монополии на поставку пряностей привела к резкому обрушению цен. Соответственно, люди перестали воспринимать пряности как нечто сакральное, относиться к ним с придыханием и наделять разными волшебными и лекарственными свойствами (раньше думали, что столь дорогая вещь не может не обладать уникально целебными свойствами). Пряности перешли из разряда роскоши в обычный малозаметный и малоценный товар, тихо пылящийся на кухне. Но на освободившийся трон экономической святости уже спешили другие товары – сахарный тростник, каучук, медь, гуано, нефть…

Разберём приключения и этих товаров, ибо история каждого из них преподаёт нам поучительные экономические уроки…

Сахар! «Белая смерть», как его сейчас называют медики, убеждающие граждан кушать поменьше сахарозы: мало какое из веществ так привычно людям и вместе с тем так вредит нашему здоровью, вызывая наркотическое привыкание, ожирение, гипертонию, диабет, атеросклероз, просадку иммунитета, рак, преждевременное старение… Это белое кристаллическое вещество, химически чистый реагент, образует воистину катастрофические изменения в нашем организме. Так что врачи правильно рекомендуют отказаться от этой дряни. А когда-то никого не приходилось побуждать к отказу от сахара! Потому что он был дорог, ведь его было очень мало на рынке. И оттого сахар не выказывал такого губительного воздействия на здоровье человечества, какое выказывает сегодня. Впрочем, книга у нас не про здоровье, а про экономику, я просто не смог удержаться, чтобы не дать вам доброго совета поменьше сладенького кушать…

История сахара отчасти напоминает историю специй. Сахар родом из Индии. Само слово «сахар» имеет индийские корни и с малыми вариациями вошло в языки почти всех европейских народов. Древние греки и римляне использовали с целью подслащения еды и напитков мёд, а первыми европейцами, которые увидели чистый сахар, были воины Александра Македонского, пришедшие завоёвывать Индию. И они были немало поражены: «Надо же! Сладкий камень!» Тогдашний сахар ничуть не напоминал те ровные белые кубики быстрорастворимого рафинада, которые нам привычны. Он был плотным, коричневатым кристаллом.

Индийцы первыми научились выпаривать из тростникового сока кристаллы сахара, потом научили этому китайцев (примерно три тысячи лет тому назад), а затем и европейцев. Но тогда, впервые увидевшие сахар македонские греки качали головами: оказывается, можно добывать сладость из растений без помощи пчёл!

Однако встреча греков с сахаром ни к каким глобальным последствиям не привела. Первый сахар в товарных количествах в Европе появился в эпоху расцвета великой и глобалистичной Римской империи – на имперские рынки он поступал из Индии вместе со специями. Но после заката Рима, а с ним и цивилизации, торговля, как родная сестра цивилизации, пришла в упадок, и сахар в Европу поступать перестал. Средневековые европейцы о нём позабыли, как на время позабыли о круглой Земле и о специях.

Вновь Европа открыла для себя сахар во времена Крестовых походов, его начали завозить уже знакомые нам неугомонные венецианские купцы, которые монопольно торговали этим удивительным товаром целыми столетиями. И только эпоха Великих географических открытий положила конец сей монополии. Знакомая история, не правда ли?

Колумб привез сахарный тростник на тропические острова Атлантики во время своего второго путешествия в Америку. И там тростник хорошо прижился, в результате чего на долгое время Карибские острова стали основным поставщиком сахара для Европы. Раньше сахар был очень-очень дорог, а теперь стал просто дорог.

Европа быстро прочухала сладость сахара. Его сыпали не только в чай и кофе, с его помощью не только пекли торты и разную сдобу. Сахар, наряду с солью, стал главным консервантом продуктов, заготавливаемых на зиму. И если мясо и овощи консервировались солью, то в сладкие фрукты соль добавлять – только портить. А вот сахар – самое то! И поскольку урожаи консервировать было нужно, сахар начал приобретал популярность.

Надо сказать, экономика сахара совершенно изменила облик и стиль жизни островов всего Карибского бассейна. Теперь там жили богатые плантаторы и африканские рабы. Местных туземцев оказалось слишком мало для работ на плантациях, нужны были рабочие руки, поэтому сахарный рынок породил новый огромный рынок – рынок чёрных рабов, которых везли из Африки целыми кораблями для работ на плантациях сахарного тростника (и чуть позже – на хлопковых плантациях Америки). Любопытно, что рабско-африканская экономика была бартерной – из сахарного тростника европейцы гнали ром, везли его в Африку и у местных вождей выменивали на чернокожих пленных, которых те за выпивку ловили по всей западной Африке. А полученных таким образом черных рабов везли на Карибы, трудиться на сладкой ниве и гнать ром.

Чернокожее население на Карибских островах быстро вытеснило местное краснокожее население, а густые тропические леса сменились бескрайними сахарными плантациями, леса были начисто сведены. И острова Карибского бассейна стали называть Сахарными. Негры рубили там тростник, на прессах давили из него сок, далее сок очищался, после чего его выпаривали в больших медных чанах, под которыми разводили костры. В результате получались первые бурые кристаллы сахара. Который позже рафинировали, то есть очищали с помощью растворения в чистой воде и повторной кристаллизации, после которой продукт принимал привычный нам белый цвет. Такова, в упрощенном виде, была технология, снабжавшая Европу кристаллической сахарозой.

Европу снабжали сахаром пять стран – Португалия, Испания, Голландия, Франция и Англия. Это уже далеко не монополия, но всё равно в то время тростниковый сахар был ещё спутником роскоши. Это сегодня он – дешёвая бакалея, а тогда был дорогим заморским товаром, доставлявшимся через океан с риском для жизни.

И поскольку сахар стоил дорого и на нём можно было хорошенечко заработать, пытливые умы размышляли: а нет ли каких-нибудь европейских растений, из которых можно оный сахар добыть, чтобы не таскать его аж из-за океана?

В середине XVIII века один немецкий исследователь обнаружил, что сахар содержится в свёкле. Он сделал доклад перед Прусской академией наук, где парня подняли на смех: виданное ли дело – сахар из свёклы добывать! Учёный немец кинулся к французам: а вы не хотите попробовать? Те задумались, но денег решили не давать: в то время ещё не было выведено специальных сортов свёклы с большим содержанием сахара, и потому овчинка показалась не стоящей выделки. Первый экспериментальный заводик, всё-таки построенный в Пруссии аж через полвека, действительно едва сводил концы с концами: из огромного количества свёклы получалось слишком мало сахара.

Но наука не стояла на месте! К тому времени увлечённый этой дерзкой идеей – добывать сахар в Европе! – французский селекционер по фамилии Ахард вывел особый сорт свёклы с повышенным содержанием сахара. Это было прекрасно. Однако бог весть, сколько бы ещё времени понадобилось энтузиастам на продвижение своей свекольной идеи, если бы не Наполеон. Сей великий буржуазный преобразователь феодальной Европы, объединивший почти всю Европу под французским штыком и под французскими законами, в ответ на недружественные действия Англии объявил ей экономическую блокаду – отныне ввоз всех колониальных товаров, включая сахар, английскими кораблями был запрещён. А островная Англия тогда была настоящей владычицей морей, именно её флот доставлял львиную долю заморских товаров в Европу. Можно сказать, англичане были финикийцами той эпохи.

Своим запретом Наполеон хотел удавить Англию экономической удавкой, ибо лишь та страна хорошо себя чувствует, которая активно торгует. По экономике Англии был нанесён тяжелейший удар, правительство в Лондоне шаталось. Но и Европе пришлось несладко в самом буквальном смысле – она лишилась многих привычных товаров, и сахар оказался одной из главных потерь.

Это было самое начало XIX века. Как уже говорилось, сахар в Европе был всё ещё дорог, о чём говорит его потребление – на одного француза в год тогда приходилось всего 800 граммов сахара. И это ещё ничего – житель Российской империи потреблял всего 170 граммов! Несладкая была жизнь у русских крестьян… Для сравнения: сейчас средний европеец потребляет сахара около 35–37 кг в год. (Отсюда, кстати, и катастрофический рост заболеваний диабетом. Сладкая жизнь даром не даётся…)

А тогда не знающий ничего про диабет, но озабоченный состоянием экономики и дефицитом сахара Наполеон провёл серию мероприятий по замене заморского тростникового сахара своим родным – европейским. Как человек разносторонне образованный и чертовски эрудированный, он знал об опытах по извлечению сахара из свёклы, поэтому сделал на неё ставку. И не прогадал. Именно Наполеону мы обязаны не только диабетом, но и колоссальным развитием сахарной промышленности, буквально совершившей переворот в кулинарных нравах Европы.

Вскоре вся Европа перестала зависеть от заморского сахара, потому что заполнилась свекловичными полями и сахарными заводами. В результате цены на сахар так упали, что он стал доступен самым широким слоям населения. Сахар начали добавлять даже в мясные и рыбные блюда. Возникла целая новая массовая культура потребления сахара со всеми необходимыми аксессуарами – сахарницами, щипчиками для колки сахара… Уж не знаю, имеются у вас дома такие щипчики или нет, а я их ещё застал. Это сейчас везде продаётся сплошной быстрорастворимый рафинад или сахарный песок, а раньше продавался также сахар прессованный, прочный, как камень, в виде глыб или кусков, которые надо было колоть особыми щипцами и пить чай вприкуску, то есть просасывая горячий напиток через кусок рафинада во рту, и этот кусочек постепенно во рту растворялся. Целое приключение!..

Вскоре сахарная отрасль стала считаться настолько важной, что правительства разных европейских стран начали защищать своих производителей от конкуренции заграничных сахарозаводчиков, но это уже совсем другая история, которая чуть позже будет непременно рассказана ввиду её важности для понимания основ экономики. Это будет наш второй сахарный урок. Но поскольку мы пока ещё не извлекли первый, продолжим экскурсии по другим знаменитым товарам со схожей экономической судьбой. На очереди у нас – каучук.

Приступая к рассказу о нём, я должен сообщить, что тревожная история каучука тоже началась в эпоху Великих географических открытий. Но началась тихо и незаметно.

Отважный мореплаватель, искатель специй и индий Христофор Колумб во время своего второго путешествия в Америку (как раз когда он привёз туда сахарный тростник для засевания) увидел на острове Гаити необыкновенное зрелище, поразившее его – индейцы, разбившись на две команды, играли в мяч. Именно мяч и поразил адмирала. Современные люди при слове «мяч» представляют себе надувное изделие. Конечно же, мяч индейцев был не таков. Это был цельный шар – плотный, не очень ровный, тяжелый, коричневый. А самое удивительное было в том, что, когда мяч падал на утоптанную землю, он высоко подпрыгивал, словно живой.

«Офигеть!» – подумал Колумб и достал мобилку, чтобы тут же набрать королю Испании и оповестить об удивительном открытии. Но тут же вспомнил, что сотовую связь ещё не изобрели, и решил просто привезти этот мяч в Европу «живьём». Он попросил у дикарей чудный сувенир, выменяв его, видимо, за пару магнитов на холодильник с надписью «Меняем золото на шнурки. Круглосуточно. Спросить Колумба».

Едва мяч попал в руки мореплавателя, Христофор отметил, что тот довольно липкий и от него почему-то исходит аромат копчёностей. Позже выяснилось, что свои мячи индейцы делали из млечно-белого сока дерева под названием гевея, – дикари надрезали кору, собирали густеющий сок и скатывали из него мячи, лепили галоши, а готовые изделия окуривали дымом, то есть коптили. Копчение спасало загустевший сок гевеи от пожирания микробами и насекомыми. Это и был природный каучук, напоминающий после затвердевания резину.

Положил Колумб каучуковый шар в свой сервант или сундук да и повёз в Испанию. Так, на корабле одного из самых знаменитых и самых ошибавшихся мореплавателей в истории, необычное вещество попало в Европу. Европа поморгала на коричневый шар слегка ослепшими от блеска золота глазами, да и забыла о нём на долгие сотни лет. Зачем ей этот непонятный прыгающий мяч с запахом дыма?

Шли годы. Настал XVIII век. И каучук был открыт заново – французская научная экспедиция нашла в Южной Америке странное дерево, белый сок которого густел на воздухе и становился упругим. О соке было доложено, куда следует, а именно – во Французскую академию наук. И учёные люди в париках с кудряшками стали думать, куда бы это дело приспособить. Для начала использовали кусочки каучука как ластик – стирали ими карандашные линии на бумаге. Потом изобрели подтяжки для штанов. А чуть позже дяденька по фамилии Макинтош из дождливой туманной Англии придумал, как с помощью каучука сделать непромокаемый плащ. Нужно просто проложить между двумя слоями ткани тонкий слой каучука. Изобретение так понравилось, что непромокаемые плащи с тех пор стали называть по фамилии изобретателя – макинтошами. Тогда же изобрели и галоши, который надевались на ботинки в дождливую погоду.

Дальше – больше. Другой англичанин придумал растворять каучук в скипидаре и пропитывал этим раствором ткани. Из такого непромокаемого полотна сразу начали делать не только одежду, предохраняющую от дождя, но и гибкую черепицу для крыш. И, казалось бы, всё прекрасно, бизнес развивается, но…

Всегда есть «но»!

Уж слишком в небольшом интервале температур работал загустевший сок гевеи! Колумбу мяч не зря показался липким. На жаре каучук сильно размягчался, прилипал к коже и вонял. А на холоде, наоборот, твердел и трескался. Поэтому каучуковую одежду и галоши на лето прятали в прохладные погреба, чтобы не «растаяли», а зимой держали дома, чтобы не потрескались. Ну а с крышами, воняющими летом и трескающимися зимой, приходилось мириться. Эти недостатки каучука сильно тормозили развитие каучукового бизнеса. Пока, наконец, один изобретатель не решил сию проблему.

Это была форменная чума, а не мужик! Истинный фанатик своего дела! Чокнутый. Звали парня Чарльз Гудьир. Понимая великие перспективы непромокаемости и упругой тягучести материала, он загорелся идеей разрешить главную проблему каучука – узкий температурный интервал применимости. Годы жизни и кучу занятых денег парень потратил на решение задачи. С чем он только не смешивал каучук – с песком, солью, маслом, перцем, мясным бульоном, магнезией, сажей, кислотой – пытаясь повысить его температурную устойчивость. Это была практически лотерея! Про Гудьира шутили: «Увидите человека в каучуковом плаще, каучуковом цилиндре, галошах и с каучуковым кошельком, в котором нет ни цента, знайте – это Гудьир».

Обидно, слушай…

Однако, это Америка! Страна великих возможностей. И это был уже XIX век, век великих достижений. Люди привыкли к удивительным новинкам науки и техники, к быстрому прогрессу, поэтому находились инвесторы, которые давали Гудьиру деньги на эксперименты. И вот в 1839 году колокольчик удачи прозвенел – смешав каучук с серой и нагрев его, Гудьир получил удивительный материал, который позже стал называться резиной, а процесс нагрева каучука с серой назвали вулканизацией каучука. Вулканизация так изменяла химический состав материала, что температурный диапазон его применимости расширился: резина не текла на жаре и не лопалась на морозе.

Резина стала модной, а резиновая промышленность начала бурно развиваться, уже через несколько лет в Соединённых Штатах в резиновой промышленности трудились десятки тысяч человек, поднимая на этом хорошие деньги. Резиновый бум добрался даже до отсталой России – ещё не отменили крепостное право, львиная доля населения страны находилась в рабстве, а в Санкт-Петербурге уже открылась первая фабрика по производству резиновых изделий.

И поскольку для производства резины требовался каучук, то есть сок гевеи, произраставшей в американских тропиках, страны – производители каучука начали развиваться. И развиваться, надо сказать, в первое время относительно неспешно, поскольку из резины делали поначалу только бытовые товары – резинки для трусов, галоши, детские надувные шарики, плащи. Потом настала очередь промышленных товаров – конвейерные ленты, изоляция для электропроводов. А затем…

Затем случился настоящий взрыв, сделавший каучук не просто товаром, а товаром стратегическим, одним из главных товаров военной промышленности. Победоносная сила целых армий теперь зависела от этого самого каучука!

Потому что параллельным курсом в мире начало развиваться недавно родившееся автомобилестроение. Первые автомобили довольно уродского вида ездили, как телеги, на деревянных колесах со стальными ободами. И трясло на них страшно, и грохотали они по булыжным мостовым ужасно, и скорость не разовьешь. В общем, никуда бы эти самобеглые коляски не продвинулись, если бы не были изобретены резиновые покрышки, которые, собственно, и превратили самодвижущиеся телеги в то, что мы называем автомобилем.

ПОКРЫШКИ ДЕЛАЮТСЯ ИЗ РЕЗИНЫ.

Так в неэвклидовом пространстве экономики пересеклись две параллельные технологические линии, породив настоящий технологический взрыв: автомобилям понадобились миллионы километров ровных дорог из асфальта и мегатонны бензина, а это всё делается из нефти – и наш мир стал нефтяным. Кроме того, миллионам автомобилей требовались миллионы тонн резины – так начался золотой век каучука!

В амазонских джунглях, где росла гевея, вдруг, как грибы, выросли богатейшие города, производящие нужный всему миру монопродукт – каучук. Перуанский город Икитос, бразильский город Манаус – две ярчайшие звезды этого времени.

Вы только представьте себе эти богатейшие города, затерянные в джунглях, в тысячах километрах от океана, соединённые с остальным миром только одной дорогой – великой рекой Амазонкой, по широкой и глубокой глади которой океанские лайнеры вывозили в мир целые трюмы каучука. А обратно текли деньги, золото со всего мира. И на этих финансовых ручьях колосилось и зижделось богатство указанных моногородов. Сюда тянулись искатели приключений, мечтавшие о быстром обогащении, красивые женщины, мечтавшие о выгодном замужестве, артисты и художники, влекомые запахом шальных денег.

Деньги здесь внезапно разбогатевшим предпринимателям просто некуда было девать, и они старались превратить свои вновь построенные города, на месте коих ещё недавно были нищие индейские деревни, затерянные в джунглях, в копии лучших городов Европы. И Икитос, и Манаус соревновались за звание «тропического Парижа». Это уже конец XIX – начало ХХ веков. И это была первая сырьевая лихорадка, типичная сырьевая экономика, ведь каучук – лишь сырьё для производства резины. Никто в тропиках тогда не думал о будущем, никто не развивал собственную промышленность, это было не нужно. А зачем? Всё, что необходимо, купим на деньги, вырученные за каучук!

И покупали. Покупали целыми домами. Например, знаменитый Амазонский театр в Манаусе и Железный дом в Икитосе, привезённые из Европы, стали настоящими символами роскоши времён каучукового бума. И это не единственные дома, по частям перевезённые через океан. Мраморные особняки с резными балконами перевозились пароходами в Южную Америку из Европы.

Железный дом был и вправду железным. Местный каучуковый магнат заказал спроектировать необычный дом из железа французскому инженеру Эйфелю, по чьему проекту в Париже, как известно, возведена знаменитая Эйфелева башня. Эйфель отнёсся к заказу со всей ответственностью, дом нарисовал, детали дома были отлиты в Бельгии на металлургическом заводе и вскоре пароходом доставлены через океан в Икитос, где и собраны.

Смелая идея – иметь дом из железа! И очень затратная: это был самый дорогой дом в городе. Вот только другие «каучуковые бароны» хозяину самого дорогого в Икитосе железного дома не завидовали, поскольку жить в нём было невозможно: на тропическом солнце железные конструкции дома так накалялись, что внутри образовывалось настоящее пекло. В результате дом был продан и потом несколько раз менял хозяев. А сегодня он стоит в Икитосе, как памятник эпохе безумных трат, в нём никто не живет.

Более удачная судьба сложилась у Амазонского оперного театра в Манаусе, роскошного, красивого, похожего на каменный торт. Его называли восьмым чудом света. И поскольку ничего своего, кроме каучука, в Бразилии тогда не было, всё для постройки театра везли из Европы – медь из Бельгии, хрусталь и мрамор из Италии, литой чугун из Англии, черепицу и бронзу из Франции. Правда, дерево для строительства использовалось своё, бразильское, но и оно сначала путешествовало в Европу, где обрабатывалось, полировалось и в виде готовых изделий (мебель, панели, паркет) возвращалось обратно, поскольку своих мастеров в моноэкономике Бразилии не было. И мастеров искусств тоже не было. Поэтому после постройки театра из Европы сюда приезжали, привлечённые огромными гонорарами каучуковых дельцов, европейские знаменитости. Здесь гастролировал знаменитый Венский оркестр, и местные нувориши хлопали вальсам Штрауса, здесь пел Энрико Карузо, танцевала Анна Павлова (надеюсь, вы знаете, кто все эти люди)… «Голубой Дунай» плыл над Манаусом, знаменуя собой успех, радость и счастье сырьевого преуспевания. Казалось, ничто не может помешать этому бесконечному празднику жизни, ведь амазонская сельва была практически мировым монополистом по поставкам каучука в большой мир, где грандиозными темпами развивалось автомобилестроение, и шин требовалось всё больше, и больше, и больше, а вывоз семян гевеи из Бразилии был запрещён под страхом смертной казни.

Но злонамеренный конец, как всегда, подкрался незаметно. И вы, наверное, уже догадались, что случилось дальше. Да то же самое, что когда-то произошло с семенами и ростками пряных растений – семена гевеи были украдены. Причём весьма масштабно! Я бы назвал это кражей века. Английский шпион вывез десятки тысяч семян гевеи из Бразилии. Они были посеяны в британских колониях Юго-Восточной Азии, взошли, выросли, и южноамериканская монополия на каучук рухнула.

А с нею рухнуло и южноамериканское богатство, ибо было весьма неустойчивым, поскольку основывалось лишь на одном продукте, к тому же сырьевом. А сырьё – это дело такое… Дальнейшее повествование покажет, какое именно – неверное, зыбкое и предательское.

Конечно, сок гевеи всё ещё требовался мировому рынку. И, конечно, требовался во всё возрастающих масштабах. Вот говорят, что Америку сделал автомобиль, и действительно автомобильная промышленность была долгое время мотором американской экономики. Нет, наверное, более автомобилизированной нации, нежели американцы, у которых автомобиль проник в национальный менталитет, породил целое направление в культуре – роуд-муви, то есть дорожное кино, герои которого всё время находятся в пути по бескрайним просторам Соединённых Штатов. Автомобиль – это прогресс! Армия немыслима без автомобиля. Но автомобиль немыслим без колёс, то есть без резины. И потому победа в войне была без каучука также невозможна! Как уже писалось выше, каучук в первой половине ХХ века стал стратегическим товаром. Разве может быть современная армия без автотранспорта? Нет. Только примитивная может быть, тележная, на лошадиной тяге. Поэтому один из военных в 30-х годах прошлого века сказал: «Если грянет война, то дела будут решать не только люди, штыки, пулеметы и пушки, но и каучук».

Две диктаторские страны – гитлеровская Германия и сталинский Советский Союз – о ту пору испытывали большую нужду в каучуке, поскольку своих тропических колоний у них не было, а продавать стратегическое сырье этим агрессивным режимам западные демократии не очень спешили и могли в любой момент их каучука лишить. Поэтому немецкие и советские учёные искали замену соку гевеи. И в конце концов искусственный каучук был изобретён, причём он оказался дешевле естественного. Синтетический каучук научились делать из спирта, из нефтепродуктов, и таким образом зависимость человечества от локализованного в тропиках растительного сырья была преодолена. Сегодня почти всю резину делают из искусственного химического материала, а судьбы сырьевых стран с каучуковой моноэкономикой сложились печально. Забегая вперёд, можно сказать, что такова судьба всех стран, которые не работают над ошибками истории. И в этом страны похожи на людей, которым на голову внезапно свалилось богатство. Удержать его они, как правило, не могут.

После окончания каучукового бума богатые некогда города в джунглях Перу и Бразилии пришли в полный упадок. Целые кварталы приличных домов опустели и разрушились, Амазонский театр начал зарастать лианами, а его купол стал постепенно проваливаться. Отреставрировали этот театр, как архитектурный памятник, только сравнительно недавно, менее тридцати лет назад…