Сто лет назад ожидаемая продолжительность жизни в США, Австралии и Великобритании составляла около пятидесяти пяти лет. Сегодня она превышает восемьдесят. В какой-то момент моя ожидаемая продолжительность жизни как взрослого мужчины каждый год увеличивалась на год. Эта тенденция меня вполне устраивает.
Впервые число людей, живущих в крайней нищете, упало ниже десяти процентов. В 1900 году крайняя нищета коснулась более восьмидесяти процентов людей на планете. Образование – одна из основных причин, по которым эта ситуация изменилась. Несколько сотен лет назад читать умело около пятнадцати процентов населения. Сегодня грамотой владеют восемьдесят процентов. Еще больше обнадеживает то, что свыше девяноста процентов населения планеты до двадцати пяти лет умеют читать. Уменьшение крайней нищеты значительно на нас повлияло. Теперь мы скорее умрем от ожирения, чем от голода.
Немногие из нас это ощущают, но мы живем в наименее жестокое историческое время. Количество убийств в год в Лондоне упало с пятидесяти на сто тысяч человек в XV веке до менее двух на сто тысяч человек сегодня. Несмотря на ужасные случаи геноцида в Боснии, Руанде, Сирии и других странах, уровень смертности в результате гражданских войн уменьшился за последние пятьдесят лет в десять раз.
Однако пока жизнь на планете улучшалась для низших слоев, разрыв между ними и теми, кому повезло больше, стремительно увеличивался. Богатейшие пятьсот человек мира увеличили свое благосостояние более чем на один триллион долларов только в 2017 году. В руках восьми богатейших людей планеты сейчас находятся такие же богатства, какие делит между собой половина бедного населения. Жизнь никогда не была лучше для некоторых – особенно для очень богатых.
Страна, где неравенство кажется наиболее очевидным, – это США. Ни одна из тридцати пяти стран – членов Организации экономического сотрудничества и развития не имеет такого острой проблемы неравенства, как США, и ни одна из них не переживала такого резкого ее подъема. В США один процент богатейших людей страны с 1980 года почти удвоил свою долю национального богатства: она выросла с одиннадцати до двадцати процентов.
Для понимания контекста можно отметить, что доля национального богатства Дании, сосредоточенная в руках одного богатейшего процента населения, поднялась за тот же период с пяти процентов до шести. В Нидерландах этот показатель так и остался на отметке в шесть процентов. Я полагаю, что есть определенная связь между этим фактом и тем, что Данию и Нидерланды обычно называют в числе стран с самым лучшим уровнем жизни. Есть и другие страны, в которых произошел ощутимый скачок данного показателя. В Британии, к примеру, доля прибыли богатейшего процента поднялась с шести до четырнадцати процентов, а в Канаде – с девяти до четырнадцати. Однако нигде скачок не был таким резким, как в США. И ни в одной стране изначально не было такого высокого показателя неравенства.
Однако позади остаются не только бедные. Средний класс тоже не участвует в этом обогащении. По данным Института экономической политики, средняя ставка за час в США почти не менялась на протяжении десятилетий. По курсу 2016 года средняя ставка выросла с 16,74 доллара США в 1973 году до 17,86 доллара США в 2016-м. Учитывая рост цен на здравоохранение и рисков, связанных с потерей работы, многие представители среднего класса вполне естественно чувствуют себя некомфортно.
Аргумент, который часто приводят для доказательства, что нам нужно смириться с обогащением экономической элиты, состоит в том, что их богатство «просачивается» и делает лучше жизнь всех нас. Некоторые также утверждают, что налогообложение богатых затормозит прогресс и инновации. Ни тот, ни другой тезис не находят серьезного подтверждения. Наоборот, многие факты говорят об обратном.
Анализ, проведенный Международным валютным фондом, показал, что увеличение благосостояния бедных и средних слоев населения приводит к общему экономическому росту, а обогащение двадцати процентов элиты – к упадку. Когда богатые богатеют, бедные ничего от этого не выигрывают. Когда бедные богатеют, выигрывают обе стороны.
В 2012 году был поставлен интересный эксперимент над «экономикой просачивающегося богатства». Губернатор Канзаса Сэм Браунбэк предложил серьезно сократить налоги для бизнеса и состоятельных людей и меньше – для не столь обеспеченных. Через пять лет экономика штата пришла в ужасающее состояние. Ежегодно тысячи людей теряли работу. Штат сокращал пенсионный фонд, выплаты университетам, больницам и прочим учреждениям. В 2017-м Канзас сдался и вернул прежние налоги.
В то же время Калифорния пошла противоположным путем. В ноябре 2012 года электорат штата одобрил Предложение 30, которое временно повысило налоги на прибыль для богатейших жителей штата и налоги на продажи. Доход использовался для финансирования образования и выплаты долга в 27 миллиардов долларов. Калифорния с тех пор показала один из самых впечатляющих примеров развития среди всех штатов США. Разумеется, этому поспособствовали и другие факторы, как, например, огромный технологический сектор экономики. Однако повышение налогов для богатых явно не помешало.
После окончания Второй мировой войны ситуация была несколько иной. Неравенство сократилось, а социальная мобильность увеличилась. Идея государства всеобщего благосостояния, трудовое право, профсоюзы, всеобщее образование, а также такие локальные нововведения, как закон о ветеранах в США и закон о национальной службе здравоохранения в Великобритании, создали условия для глубинных изменений и того периода, который, как нам сейчас становится ясно, стал периодом невероятного сокращения неравенства.
Эти изменения были вызваны гигантскими социальными катастрофами: двумя мировыми войнами, Великой депрессией, смутной угрозой коммунизма, холодной войной и опасностью ядерного уничтожения. Быть может, такие вызовы, как мировой финансовый кризис и глобальное потепление, окажутся стимулом для общественных реформ, которые подготовят нас к грядущей цифровой революции?
Я в этом не уверен. У политиков не хватает ни смелости, ни видения, чтобы решительно действовать. Наши политические системы их к этому и не принуждают. Для того чтобы добиться положительного результата, мало просто напечатать денег. Нам придется обдумывать радикальные перемены для нашего государства всеобщего благосостояния, нашей системы налогообложения, образования, трудового законодательства и даже для политических институтов. Сомневаюсь, что эти проблемы обсуждаются сейчас с должной серьезностью.
Предотвратить весомые климатические изменения мы, вероятно, уже не успеем. Теперь нам предстоит разбираться с их последствиями. Точно так же я боюсь, что мы не успеем предотвратить тот вред, который принесет обществу технологический скачок. Одна из целей данной книги – оповестить об этом людей и поторопить изменения.