Глава 4

Три гордых «К»: Кавагоэ, Кутиков, Капитановский

ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕННОСТЬ МАКАРЕВИЧА ПОСТЕПЕННО РАЗБАВЛЯЛА ЧИСТЫЙ РОМАНТИЗМ ФОРМИРОВАНИЯ ГРУППЫ. В «МАШИНУ» ПОДСАЖИВАЛОСЬ ВСЕ БОЛЬШЕ ПОПУТЧИКОВ, КОТОРЫХ ОЦЕНИВАЛИ ПРЕЖДЕ ВСЕГО ПО ИХ ИСПОЛНИТЕЛЬСКОМУ УРОВНЮ (ИЛИ «ДЕФИЦИТНЫМ» ОПЦИЯМ: НАЛИЧИЕ ХОРОШЕГО ИНСТРУМЕНТА, АППАРАТА, РЕПЕТИЦИОННОЙ ТОЧКИ И Т.П.), А НЕ ТОЛЬКО ПО СТЕПЕНИ КОММУНИКАБЕЛЬНОСТИ И МУЗЫКАЛЬНЫМ ПРИСТРАСТИЯМ.

Пожалуй, последний, кто влился в состав «МВ» (и превратился в ее фундаментального участника) без малейшего рационализма, – Александр Кутиков. Он и сам не вполне понимает, почему так произошло. «Одному Богу известно, как я в 1971 году попал в «Машину», – рассказывает Саша. – Думаю, просто компания понравилась. Все были битломанами. И особой «мажористости» я у них не заметил. Собственно, я сам принадлежал к тому же «сословию». Только жизненные обстоятельства в определенный момент существенно изменили мой быт. До 7 лет я жил в отдельной 4 комнатной квартире на Патриарших прудах. Дедушка мой являлся большим административным работником. Когда он развелся с моей бабушкой, эту квартиру разменяли. Все разъехались по маленьким комнатам. Мы с мамой и сестрой поселились в коммуналке – сначала в Большом Козихинским переулке, затем на Малой Бронной. После того как у меня были няньки, пайки, попасть в коммуналку, где еще 11 соседей, это шок, конечно.

Но дело же не в том, к какому социальному кругу относишься. Имело значение, что ты знаешь, умеешь, как смотришь на мир, страну, систему. Я с «машинистами» в этом смысле был очень близок.

Например, в 16 лет я являлся секретарем комсомольской организации в школе и по собственной инициативе написал заявление о выходе из ВЛКСМ. Комсомольский билет подарил на память маме. Она восприняла ситуацию философски. Если сын так выразил свое отношение к советской жизни, значит и такое возможно в нашей семье.

Дедушка, правда, очень расстроился, поскольку это могло помешать карьере, которую он для меня прогнозировал. Я поступил в военно-механический техникум министерства обороны. Предполагалось, что скоро надену мундир или стану специалистом по приемке изделий в области радиолокации на каком-нибудь оборонном отечественном предприятии. Но я забросил этот техникум очень быстро. Стать военным или работником «оборонки» меня абсолютно не привлекало. Интересовали современная музыка и игра в рок-группе. Поэтому я устроился звукооператором в радиокомитет».

Определенные этические нестыковки с «машинистами» у Александра на первых порах все же возникали. Макар запомнил, как в группе «страшно глумились над Кутиковым, например, потому, что он приводил на репетиции девушек, дабы те сидели в углу и смотрели, как он красиво играет на бас-гитаре. Для нас это было западло. Мы его гнобили: что же ты, мол, дешево святое продаешь. Остальные себе такого не позволяли. Да и времени на девочек не оставалось. Хватало осознания того, что мы им нравимся». Кутиков реагировал на подобные подтрунивания спокойно и считал, что выполняет почти просветительскую миссию, поскольку давал юным леди шанс глубже познать подпольную советскую рок-музыку. И вообще, Саша приводил не только зачарованных девушек. Осенью 1971-го «МВ» лишилась сразу двух своих исторических участников. Басиста Игоря Мазаева забрали в армию, а Юрий Борзов ушел сам. «Юрка был нашим идеологом, любимым человеком, самым одухотворенным битломаном, – говорит Макар. – Но с барабанами он не справлялся. Не каждому дано. У него постоянно что-то падало: то тарелка, то палочки, то ведущий барабан распадался. И он покинул группу. А едва ли не на следующий день Кутиков привел к нам Макса Капитановского, у которого имелась сумасшедшая барабанная установка, и до этого он играл в группе «Второе дыхание». Они там снимали Хендрикса один к одному и были страшно техничными. Получалось, что ради нас Макс бросил такую классную группу! Мы стали равняться на него».

В своих воспоминаниях «Все очень просто» Макаревич отметил: «Мы заиграли, и сразу стало ясно, что Макс своими барабанами делает ровно половину всей музыки – причем именно ту, которой нам не хватало». Однако Капитановский расстался с мастеровитым «Вторым дыханием» не потому, что безумно хотел укрепить начинающую «Машину». Ему в тот момент фактически деваться было некуда.

«Из троих участников ансамбля «Второе дыхание» я один работал, – рассказывает Макс. – Вечером учился в МГУ, днем ходил на работу. Игорь Дегтярюк и Николай Ширяев ничего не делали. И вдруг нарисовалась популярная эстрадная певица Тамара Миансарова, предложившая «Второму дыханию» влиться в ее аккомпанирующий коллектив. Она преследовала свои цели, а нам сулила гастроли, деньги, горы золотые. Я отказался, объяснив: если брошу работу, меня тут же заберут в армию. Я ведь устроился в «почтовой ящик» ради брони. Дегтярюк и Ширяев убеждали, что это очень перспективное предложение. Но я не повелся. И в один прекрасный день пришел на репетицию, а там нет ни аппаратуры, ни «Второго дыхания». Они решили, что прощание в этом случае – только лишние слезы, и ушли к Миансаровой без меня.

Тут мне позвонила девушка. Имя ее уже не помню. Она у нас была общая на всех, в том числе и на «Машину Времени». Одна из любительниц рока. Приходила на наши сейшены и уходила после них то с одним, то с другим музыкантом. Тусовочные девчонки тогда вообще все были общими. Звонит, значит, и спрашивает: «Когда у вас следующий концерт?» Я отвечаю: «Не знаю. Ребята уехали с Миансаровой, а я теперь сам по себе…» – «Понятно, – говорит. – А давай, я сейчас Сашке Кутикову звякну, по-моему, у них там с Юркой Борзовым проблема…»

Я, конечно, «машинистов» знал, потому что все мы в «Энергетике» репетировали. Но отношений тесных не поддерживал и телефонами с ними не обменивался. В общем, предложение ее выглядело сомнительно. Но Кутиков перезвонил мне фактически сразу. И на следующий день я перенес свои барабаны из одной комнаты «Энергетика» в другую, где базировалась «Машина». Первые дни я находился в «МВ» по инерции, что ли. Надо же было где-то практиковаться. Но постепенно мы стали больше общаться, планы какие-то появились, совместная работа сложилась. Я увлекся и нисколько об этом не жалею. В определенный момент я играл с «Машиной» целую программу. Когда к очередному юбилею группы издали большую антологию «МВ», в нее включили и некоторые старые записи – «Продавец счастья», «Очки с розовым стеклом», парочка англоязычных вещей, где звучат мои барабаны. Мы даже репетировали какую-то песню моего сочинения, но она не прижилась».

Отказ бросить «почтовый ящик» и пойти к Миансаровой все равно не уберег Капитановского от попадания в армейскую казарму. Его отправили туда из-за весьма мутной идеологической, но не касавшейся рок-музыки ситуации. И бронь не помогла. Заслали максимально далеко – на советско-китайскую границу. «МВ» опять осталась без барабанщика. Когда после полугода службы Максу неожиданно предоставили отпуск и он заглянул в Москву, за барабанами в «Машине» уже сидел Кавагоэ. И позже, «отдав долг родине», Капитановский увидел ту же картину: на барабанах по-прежнему играл Кавагоэ. «И как я мог вернуться в группу при таком раскладе? Сказать Каве – пошел вон отсюда!? Мне «машинисты» нового предложения не сделали, а сам я постеснялся предлагаться. Они там все горели, планы у них какие-то были обширные…

Впрочем, и у меня нарисовалось немало возможностей. В армии я много занимался в ансамбле, у нас там подобрался сильный состав. Вышел оттуда готовым профессиональным музыкантом. Меня сразу выхватили «Добры молодцы». Еще во время службы я получил приглашение и от «Веселых ребят», которые приезжали в те края на гастроли…»

В качестве музыканта Капитановский в «Машину» никогда больше не возвращался, зато по иронии судьбы во второй половине 74-го в «МВ» ненадолго заглянули его бывшие партнеры Сергей Дегтярюк и Николай Ширяев, те, что покинули когда-то Макса ради Тамары Миансаровой. Дегтярюка, судя по свидетельствам очевидцев, пригласил в «Машину» Кава, чуть раньше разругавшийся с Кутиковым настолько, что тот свалил в «Високосное лето».

«Не сказал бы, что причиной моего ухода стали исключительно конфликты с Кавой, – рассуждает Кутиков. – Скорее речь о каких-то общих противоречиях, возникших в группе.

В той истории меня не устроило то, что Кава «в 24-й раз», как я это сказал тогда, собирался поступать в институт и из-за этого мы не могли поехать на юг, в международный лагерь «Буревестник», чтобы поиграть там музыку, которая нам приятна, при этом отдохнуть и, может, найти что-то новое. Сергей поступал в вузы постоянно. Поступал и бросал их. На одном из наших общих собраний я повторил, что считаю бессмысленным то, чем он занят. «Зачем заново куда-то поступать, если можно просто учиться в тех вузах, куда ты уже поступил раньше. Но надо тогда посещать занятия, сдавать экзамены. А ты на лекции не ходишь, экзамены не сдаешь и поэтому тебя вышибают. Зачем опять тратить время на то, что в результате приведет к тому же результату? Ты снова не будешь учиться, тебя опять вышибут, а мы сейчас из-за тебя потеряем летний сезон.

Причем речь не о деньгах шла. В «лагерях» мы играли бесплатно. Нам было интересно. Там, кроме советских студентов, отдыхали и иностранные. Играть для них – иная история. Они по-другому реагировали, слушали. Если они нас принимали хорошо, значит, мы чего-то начинали собой представлять. «Машина» же исполняла очень много западной музыки. Скажем, в 1972-м, когда мы впервые поехали в «Буревестник», процентов 80 репертуара, даже больше, составляли у нас песни разных зарубежных звезд. Хороший прием там давал дополнительные моральные силы и для того, чтобы делать свои песни.

И конечно, концерты в летних лагерях приносили группе большую известность. Все студенчество, московское, питерское и из других городов Союза, съезжалось в район этих лагерей, в поселок Вишневка. Там были три международных лагеря, и в каждом играла какая-то группа. Это был фантастический промоушен! Ведь основу нашей подпольной работы в течение года составляли выступления на студенческих вечеринках, в студенческих кафе. Успешные бесплатные выступления в «Буревестнике» обеспечивали нас заказами на весь предстоящий сезон.

В нашем с Кавой конфликте Макар, как всегда, молчал. Примирить нас он не пытался. А Сергей, с характерной для него категоричностью, еще и обострил проблему. Выдвинул ультиматум: либо я, либо он. Я ответил: раз вопрос ставится так, то поскольку я пришел к вам в группу, а не наоборот, то я от вас и уйду. Совершенно спокойно сказал. И ушел в «Високосное лето».

Впрочем, вскоре я вернулся. И мы немного проиграли в составе: я, Макар, Кава, Алик Микоян, Игорь Саульский. Еще с нами был Леха, как мы его называли, игравший на всякой перкуссии. Блестящий состав. И отношения у нас сложились хорошие. Помню, как вместе встречали 1974-й и впервые проявили чудеса кулинарного искусства. У Лехи уехали родители. А жил он в большой пятикомнатной квартире, в старом доме. Решили отмечать Новый год у него. Купили ящик итальянского вермута, продуктов разных, и, когда часиков в шесть вечера 31 декабря выяснилось, что девушки, приглашенные нами в качестве подруг, абсолютно не умеют готовить, мы втроем, Макар, я и Игорь Саульский соорудили весь праздничный стол. Получилось вкусно».