Глава 24
Насильственное подчинение разумного с помощью магии крови, неважно с какой целью — тягчайшее преступление на всей территории Аиталской Империи, карающееся лишением и последующим развеиванием личности подчинившего, или, если ритуал не был доведён до конца, лица, пытавшегося подчинить другого разумного. Преступление не имеет срока давности.
Из свода законов «От изначального сотворения Империи Аитала».
Удача сегодня была бы на их стороне, если бы не было в приключившемся некоей странности. Знаете, такие странности, которые невозможно пояснить никакими человеческими словами, но они чувствуются интуитивно. Сейчас эта странность говорила ему бросить всё и бежать, сломя голову.
Такие, богатые на «улов» дни, Борзун мог перечислить на своих грязных пальцах одной руки, поскольку выживать их банде становилось всё трудней и трудней с каждым днём.
Он знал, что недовольство его людей растёт, прекрасно осознавая, что нужно что-либо менять. Из этой непростой ситуации было только два выхода, ни один из которых Борзуна не устраивал. Усмирить всех недовольных его сил не хватит. Навалятся скопом и пиши-пропало. Забьют дубинками как поросёнка. Второй вариант: просто все разбегутся, и хорошо, если его при этом не сдадут охотникам за смягчение наказания.
Сейчас он видел перед собой третий выход.
Эта зима выдалась особенно тяжёлой. Мало того, что банда уменьшилась почти на четверть после охотничьей облавы, от которой удалось уйти только по счастливой случайности, так еще и нежить в последнее время не даёт покоя. Банда Борзуна только за минувшую седьмицу потеряла четверых, двоих из которых порвали твари, а двух сами сожгли, предварительно разрубив.
Этот идиот никому не сказал, что его зацепило, скрыв ото всех глубокую царапину, коей его наградила одна из ночных тварей. А на вторую ночь, на первом цикле обращения в такую же тварь, этот молодчик перегрыз горло спящему товарищу. Пока поняли, оттащили да нашинковали на кусочки, новообратившийся успел обглодать тому пол лица.
А всё начиналось так хорошо…
Тот день, когда его не приняли в Гильдию, Борзун хотел бы забыть, да тогда не дали, а сейчас уже не было смысла, поскольку каждый прожитый день напоминает о растоптанных в пыли мечтах.
Несостоявшийся охотник знал и умел многое, так как его наставник постарался вложить в него всё, что знал сам, считая Борзуна перспективным и способным парнем, что парень неоднократно доказывал, до последнего выкладываясь на тренировках и штудируя учебную литературу по флоре и фауне Пустоши.
В один из дней, из безопасного учебного рейда, вместо связки наставник — ученик, Борзун вернулся один и без единой раны. Всё Гильдейское отделение Искара стояло на ушах. Переполох был страшный, ибо ни один из наставников, вот уже полсотни лет, никогда не погибал в учебном рейде. Впоследствии, доказать никто ничего не смог, но с этого момента жизнь юноши круто изменилась.
Родной брат его наставника, который был один из членов испытательной комиссии Гильдии, сделал всё, чтобы Борзуну пожизненно отказали в праве не только сдавать испытания на звание Охотника, но и вообще каким-то образом относить себя к охотникам. Это ставило крест на его судьбе, поскольку ничего другого Борзун не умел.
Это было пять лет назад.
Поскольку ни в одной лавке Искара с ним никто не хотел иметь дело, то ему пришлось направить свои стопы в Пригорный, где его практически никто не знал.
В Пригорном, в первой же лавке произошло то, чего он меньше всего ожидал. Его тупо сдали гильдейским, за попытку продажи ценных ингредиентов без Дозвола Гильдии. Впоследствии он узнал, что его описание потрудились передать во все места, где можно было продать свои трофеи. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто за этим стоял, и то, что отныне в Гарконской Пустоши нормальной жизни ему не будет.
Загремев в гильдейские казематы на две декады, где единственными собеседниками были крысы, он первый раз пожалел, что попытался решить дело миром, а не вспорол этому мерзкому лавочнику брюхо. Денег, чтобы заплатить штраф у него не было, поэтому после двадцати полуголодных дней, продрогший, он снова увидел зимнее солнце Гарконской Пустоши.
Поначалу его кормили редкие тихие вылазки в Пустошь, где с трудом, добыв какие-то ингредиенты, но чаще просто шкуры, он сбывал их через ушлого тюремщика, с которым познакомился в гильдейских застенках.
Постепенно этот «знакомый», начал драть с него дикие проценты, забирая практически всю добычу за бесценок, а Борзун понял — не такой он и хороший знакомый. Но так как выбора особо не было, приходилось стиснув зубы, пока мириться с таким положением вещей. Жрать-то хочется. Да и жить где-то нужно. И хотя утлый домишко на окраине Пригорного, который он снимал у того же тюремщика, никогда не был пределом его мечтаний, спать на улице — было верным способом если не замёрзнуть насмерть в одну из ночей, то быть обобранным до нитки. Брать-то у него было, особо нечего, кроме старого меча, да потрепанного вещмешка с нехитрым скарбом, но подвергать себя лишнему риску он считал нецелесообразным.
Понятно, что такие неравные «торгово-рыночные» отношения не могли долго продолжаться, поэтому в один момент терпение Борзуна просто лопнуло, и в разгар вспыхнувшей ссоры он по самую гарду вбил фут холодной стали тюремщику в рот, пригвоздив того к тёмной дощатой стене съемного дома отобранным у него же кинжалом.
Полыхнувший огнём старый дом, собравшиеся зеваки даже не стали тушить, поскольку стоявшее особняком строение, ничего поджечь не могло, а просто так суетиться — ищи дураков. Когда остывшее пепелище обшарили и нашли обгоревшее тело, то личность трупа с дырой в голове была установлена за три часа, а поправивший свое материальное положение Борзун, как потом выяснилось, смог посетить несколько лавок и неторопливо собрать припасов со всем необходимым для похода, преспокойно покинув Пригорный через главные ворота, растворившись в наступающих сумерках, пока зеваки тёрли языками, пялясь на пожарище.
С тех пор прошло четыре года. Сменилось многое. Борзуну удалось собрать команду таких же недовольных существующим порядком отщепенцев общества, как и он сам. Кто бежал от долгов, бросив на откуп семью с детьми, или любовницу, кто в кабацкой драке, ненароком пришибив оппонента, делал ноги в Пустошь, справедливо рассудив, что лучше смерть от когтей тварей, нежели каторга гномов Пригорья, куда власти предпочитали продавать всех, серьезно преступивших закон. А кто просто бунтовал, ради самого бунта. Этого сословия всегда хватало во все времена.
Потратив много сил на организацию структуры этой своеобразной преступной ячейки, Борзун старался держать вожжи управления в своих руках, изначально объявив себя атаманом, предварительно прирезав на дуэлях пяток недовольных, пытавшихся оспорить его лидерство в банде. После наглядной демонстрации силы, желающих власти значительно поубавилось, а сам Борзун приобрёл значительный авторитет, позволивший и дальше диктовать своё видение ситуации.
И вот теперь, главарь увядающей банды видел перед собой двух девушек, вероятно являющихся послушницами какого-то ордена, которых в последнее время развелось множество, начиная от жриц Миардель, заканчивая приверженками Суоны, судя по их плащам белого цвета.
— А куда такие красивые къянмисс направились одни? — нахально спросил один из заводил, напоказ «финтонув» в руках кинжалом. — Не желаете скрасить вечерок в нашей компании?
— С Вашего позволенья, мы бы продолжили свой путь, — ближняя девушка ответила тихим голосом, теребя рукава дорогой дохи.
Компания, обступившая девушек, громко расхохоталась.
— А кто же вам позволит, милые, самостоятельно разгуливать по Пустоши, без сопровождения мужчин? — нахальный голос не унимался.
— С вашего позволения, инмессиры, мы сами решим, что нам делать! — девушка шагнула по направлению к Борзуну, каким-то непостижимым образом опознав в нём главного. — Позвольте нам продолжить наш путь.
Борзун не успел сказать: «Да! Катитесь, будьте вы обласканы демонами!», как его сподвижник совершил ошибку всей своей жизни.
Схватив девушку за край белого одеяния, он попытался дёрнуть, сбив точку опоры, опрокинув, как беззащитную жертву, потащить за собой. Каково было его удивление, когда та рука, которой он схватил девушку, начала чернеть, а затем осыпаться невесомыми хлопьями чёрного цвета, пачкая снег.
— Вы сделали свой выбор, — бесцветным голосом произнесла девушка. — Ты, — она небрежно ткнула пальчиком в мужчину.
Крик ужаса неудавшегося ловеласа вогнал банду в ступор, а то, что за ним последовало наверняка будет сниться Борзуну в самых страшных кошмарах, если он сегодня останется жив.
Потерявший конечность стал прямо на глазах покрываться волдырями, которые тут же лопались от переполнявшего их гноя. Смуглая кожа чернела и начала отваливаться струпьями. Спустя несколько мгновений у ног девушки остался лежать тихо хрипящий, сочащийся кровавой сукровицей мешок, бывший недавно молодым здоровым мужчиной. От тошнотно-сладковатого запаха сгнившего тела, Борзуна вырвало. Судя по звукам, не его одного.
— Это демоницы! Спаса… — истошный крик, давший в конце «петуха», прервался тихим всхлипом, а страшная девушка в белой хламиде уже метнулась к следующему разбойнику, оставив за собой валяющееся тело с разорванным горлом.
Кровавые плети ведьм собирали свою кошмарную жатву, проходя сквозь растерявших всю свою храбрость людей, как нож сквозь масло, рассекая плоть без оглядки на то, облачена ли она в доспех, или оголена. Да и какие доспехи могут быть у этого отрепья? Тройка кольчуг да наручи — вот их единственная защита. Из двадцати трёх человек спастись не удалось никому. Методично, будто, выполняя рутинную скучную работу, две девушки в белых одеяниях вырезали визжащее и разбегающееся, как свиньи, человеческое стадо меньше, чем за две минуты.
Равнодушно оглядев поле боя, одна из девушек медленно подошла к сжавшемуся комок мужчине, который прикрыл голову руками и мелко дрожал.
— Встань, — в голосе явственно лязгнули металлические нотки.
Только со второй попытки он смог подняться, но его подрагивающие колени грозили снова подломиться, уронив тело на снег.
— П-п-пощадите к-к-къянмис-с, — стучавшие зубы Борзуна мешали ему говорить, но ведьма его поняла. — Во им-м-мя Дв-в-вуед-диного! — последняя фраза далась ему с трудом.
Девушка в белом весело расхохоталась, глядя на разбойника, по щекам которого текли слёзы:
— Ты поздно вспомнил своего бога.
Взяв мужчину за подбородок, она подняла его голову, которую тот вперил в землю, боясь взглянуть на девушку и впилась взглядом в глаза.
— А ты знаешь, что ждет после смерти тех, кто предал доверившегося тебе человека? — от следующей фразы Борзун похолодел, ибо понял…
Не в силах отвести взгляд от колдовских омутов, мужчина думал только лишь о том, чтобы подальше оказаться от этих девушек. Лучше оказаться среди исчадий Нижнего Плана, будет намного безопасней.
Разбойник не знал, что она увидела в его глазах и почему оставила в живых. Он будто в могилу заглянул, из которой дохнуло такой жутью…
Настолько страшно ему не было никогда в жизни. Кровь во всех сосудах будто разом вскипятили, а затем резко заморозили. Проклятая ведьма прямо когтями вырезала у него на груди богомерзкие знаки, а он не мог пошевелить даже пальцем. Он не мог произнести ни звука, каждый раз бессильно сотрясаясь от нестерпимой боли, когда эта тварь резала бритвенным когтем кожу у него на груди.
Когда ведьма закончила пытку, к нему разом вернулась подвижность, заставив скрутить все мышцы в теле безумной судорогой.
Гарконскую Пустошь разорвал полный боли крик, в котором не осталось ничего человеческого.
Валяющиеся повсюду фрагменты тел его бывших сообщников будто обрели свою собственную жизнь. Они начали сползаться в один огромный ком перед второй ведьмой, а затем с хлюпаньем из этого кровавого теста начало формироваться тело будущего монстра.
Разбойника снова вырвало.
С противным хрустом ломались человеческие кости, тут же срастаясь в новый огромный скелет, который на его глазах с влажным шелестом обрастал мёртвой плотью. Вот уже можно увидеть почти сформировавшуюся маленькую головку с хищной пастью, усеянную острыми мелкими клыками и жуткими сочащимися гноем жвалами. Рёбра, недавно бывшие человеческими, теперь причудливо переплелись, образовав подобие каркаса, опоясывающего широкое тело монстра.
Тварь подняла брюхо над землей и замерла изваянием, пока девушка обходила её по кругу, цокая языком от восхищения.
— В этот раз ты превзошла себя, Хильсена! Нет, правда! Я восхищена!
— Нужно торопиться, — тихий шипящий голос второй ведьмы был еле слышен и напоминал голос очень простуженного человека.
— Что находится там? — обратилась к Борзуну девушка, указав рукой куда-то на юго-восток.
— В той стороне Искар, к-къянмисс.
— Отлично. Веди, — потеряв к нему интерес, она набросила на голову капюшон белого балахона, на котором почему-то после побоища ей учинённого, не осталось ни единой капли крови.
Девушки двинулись следом за сотворённым кадавром, который проворно засеменил восемью лапами, возглавляя процессию. Ни одна из них даже не посмотрела на разбойника, который понуро, дрожа от налетающих порывов пронизывающего ветра, поплёлся вслед за этим страшным караваном, с трудом переставляя непослушные ноги…
* * *
У меня просто захватило дух…
Это было самое монументальное природно-рукотворное сооружение, которое я видел в «Даяне». Высокая одиноко возвышавшаяся скала, превращенная в незапамятные времена неизвестными зодчими в сторожевой оплот, внушала трепет.
Кто или что, будто огромным скальпелем, небрежно срезал всё лишнее снаружи, придав скале вид многогранной башни, а затем филигранно выплавил окна бойницы, сделал вход и закрыл его огромными цельнометаллическими воротами из неизвестного металла, подогнав их по проёму, не оставив и намёка на зазоры.
Вокруг скалы-башни раскинулась огромная гладкая площадка метров ста в радиусе.
Нагнувшись я даже попытался поколупать ногтем странный материал, похожий на темное матовое стекло, но ноготь лишь бессильно скользнул по поверхности. Что примечательно, как только мы ступили на этот своеобразный пьедестал, завывающий ветер исчез, как по мановению волшебной палочки. Стало тихо и, кажется, теплей. Странное место, странная башня, но тревоги, почему-то не ощущалось. Наоборот, напряжение, свернувшееся за последние часы в груди тугим комком, постепенно начало отпускать, распрямляясь и даря лёгкий намёк на умиротворение.
Отряд расположился почти у самого основания башни, сбросив с плеч весь походный скарб.
— Я бы настоятельно советовал тебе прогуляться вокруг Башни, — как подошел Корт, я не услышал. — Уверен, тебе понравится! — и глядя на то, как я недоверчиво поднял бровь, примирительно добавил, улыбнувшись, — без подвоха, нелюдь.
— Меня зовут Мегавайт, — я беззлобно огрызнулся.
А, собственно, почему бы и нет? Решив последовать совету Мастера Боя, отправился в обход башни. Его напутствие меня слегка заинтересовало, поэтому сделав знак Беис, чтоб она оставалась с отрядом, направился на променад.
— Только с площадки не сходи. Пока ты у Башни, тебе ничего не грозит! — донеслось в спину.
Да вы меня с этой площадки еще попробуйте сковырнуть, чтобы заставить добровольно вернуться в Пустошь, раньше завтрашнего утра. Ищите дурачков в другом месте.
Спустя десять минут лицезрения скальной поверхности башни, я понял, что Корт имел в виду.
Вот это я точно не ожидал здесь увидеть. Но, демоны, как же я рад!