В пределах Африки
Дверной звонок бодро сыграл начало военного марша. Антон отложил «Морского ястреба», прислушался. Лязгнули замки, послышался голос отца, потом — шаги к двери комнаты.
— Антон, пришел твой… друг. Не заставляй его ждать.
— Не в традициях испанских грандов заставлять друзей ждать! — отчеканил Антон, моментально спрыгнув с уютной кровати. Отец улыбнулся.
— К ужину вернетесь?
— Конечно!
Антон был уже в прихожей. Тоширо Шимура, сжимая правой рукой рукоять своей катаны, стоял у двери. Они поклонились друг другу.
— Приветствую вас, мой дорогой друг!
— Да продлят боги Японии годы вашей жизни, благородный самурай!
— Воин всегда должен быть готов к смерти, — степенно ответствовал Шимура. — Так гласит бусидо.
Из кухни вышла мама.
— Здравствуйте, — сказал Шимура торжественно.
— Здравствуйте. Подождите, мальчики, одну секунду…
Отец молчал и не сводил глаз с Шимуры. Тот стоял не шелохнувшись: форменный японский воин, будто сошедший со средневековых гравюр, в обтрепанном сером кимоно и кожаных доспехах, с двумя великолепными мечами за поясом. Впечатление портил только черный пластмассовый шлем, увенчанный фигурными рогами, — из-за этого шлема Шимура немного походил на Дарта Вейдера.
Мама вернулась с двумя шоколадными батончиками.
— Держите.
— Благодарю, я не голоден, — обронил Шимура.
— Антон, возьми. В странствиях проголодаетесь. Не забудь угостить товарища!
Антон кивнул, засунул батончики в карман куртки и дошнуровал кроссовки.
— Всего доброго! — поклонился мальчик в костюме самурая.
— Папа, мама, пока!
Не дожидаясь ответа, они выскользнули наружу и захлопнули дверь.
— Друг мой, — сказал Шимура, когда они спускались по лестнице, — представьте себе, на днях я обнаружил на карте Африки новое белое пятно. Не исключено, что нам придется вступить в самый настоящий бой с коварными туземцами. Желаете взглянуть?
Дон Густаво де Ориноко гордо вскинул голову.
— Вы еще спрашиваете!
— Тогда — вперед! — без лишних слов Шимура выхватил из ножен короткий меч (он тоже как-то назывался, но Антон помнил только, что длинный — это «катана») и ткнул им в пространство лестничного пролета. Воздух немедленно засветился, открывая проход в неизведанные доселе пределы Африки. Издав древний японский клич, Шимура прыгнул прямо в свет; дон Густаво последовал за ним.
Джунгли вокруг приятно пахли малиновым вареньем. Друзья ступали по травяному настилу и внимательно смотрели по сторонам: не приближаются ли ужасные хищники, которых можно победить в неравном бою?
— Поверите ли, дон Густаво, — говорил Шимура, — не далее чем в получасе ходьбы отсюда живет самое странное из туземных племен, которые я когда-либо видел…
— Позвольте, я угадаю, — отвечал знаменитый путешественник, стараясь не задевать рукавами камзола подозрительные ветви, будто обсыпанные светящимся синим порошком. — Неужели каннибалы?
— Хм! К счастью, мне не довелось ничего узнать об их гастрономических пристрастиях.
— Многорукие монстры? Как те создания, из логовища которых мы с вами и досточтимым мистером Ай-веном Хоу вызволили в прошлом месяце звездную принцессу Эми-Ли?
— Увы, на этот раз все не так романтично. Пигмеи, мой друг. Если не сказать — лилипуты. Рост самых высоких едва ли достигает трех десятков сантиметров…
— Осторожно! Слева! Я вижу огромного мохнатого паука!
Шимура немедленно вытащил оба меча.
— Он мой! — сказал дон Густаво. — Не будь я Бич Африки!..
Мохнатый паук, что имел неосторожность приблизиться к галактическим героям, мог смутить даже бывалого звездопроходца: его поросшие густым волосом лапы заканчивались черными когтями, на которых блестели капли смертельного яда. Две дюжины белых, лишенных зрачков глаз уставились на дона Густаво. Зашипев, паук пригнулся — он явно готовился к нападению.
— Получай, ужасная тварь! — заорал граф де Ориноко и, выхватив свою верную шпагу, ринулся в атаку Паук, не ожидавший от человека такой прыти, неуклюже отступил. Дон Густаво пронзил шпагой одну из многочисленных паучьих лап, после чего, не дав чудовищу опомниться, погрузил острие в косматую тушу. Паук, задергав конечностями, пронзительно завизжал и, прихрамывая, пустился в бегство.
— В лучших традициях кастильских дуэлянтов! — похвалил графа Шимура.
Они продолжили путь. Сквозь густую листву пробивались недобрые багровые лучи здешнего солнца; наверху неумолчно бранились птицы и иные говорливые создания. Обсудив стратегию и тактику борьбы с исполинскими пауками, дон Густаво и Тоширо Шимура какое-то время шли молча: самурай разрубал мечами мешавшие лианы, а дон Густаво погрузился в свои мысли. Впрочем, «погрузился» — это преувеличение; скорее он снова и снова обдумывал то, о чем уже полчаса хотел, но не решался заговорить.
— Мой друг, — начал он наконец, — скажите мне вот что…
— Хм? — отозвался Шимура.
Заготовленный вопрос нужно было выпалить на одном дыхании.
— Это правда, что вскоре мы с вами перестанем быть друзьями?
— Что за чушь? — сердито спросил Шимура, не отвлекаясь от лиан.
— Это… это не чушь, — сказал Антон. — Это мне папа сказал.
— Ваш отец, досточтимый дон Теодоро? Хм. А что он вам еще сказал?
Они остановились. Вокруг щебетала и цвела самая настоящая дикая Африка.
— Он сказал мне, что я не маленький… лет уже вон сколько… — пробормотал Антон. — Говорит: ты скоро в школу пойдешь и должен все понимать. Что ты… что вы на самом деле — пришельцы с других звезд. Что вы держите всю Землю под колпаком…
— Так и сказал? — удивился Шимура, сощурив и без того узкие глаза. — А что это значит — под колпаком?
— Ну… мы не можем построить космические корабли — такие, чтоб могли улететь с планеты. Мы — в смысле люди. Папа говорит, сколько мы ни пытались, корабли не хотят летать. И что в этом виноваты вы, что все началось, когда вы появились. И еще — что вы считаете человечество… больной расой.
— Больной расой. Хм! — только и сказал Шимура, эффектно обрубая катаной потянувшиеся к Антону ветви какого-то хищного растения.
— Вы считаете, что взрослые все больны. Что здоровы только дети, — повторил Антон слова отца. — И вступаете в контакт с ними, а их родителей будто не замечаете.
— Странно. Неужели я забыл поздороваться с твоим папой? — спросил Шимура. — Вроде нет. Эти взрослые — их не поймешь!
— И что ты перестанешь со мной дружить, как только я повзрослею. И что тебя зовут вовсе не Шимура.
Пораженный этими словами Тоширо Шимура чуть не выронил катану.
— И что ты только принял облик человека, — упрямо продолжал Антон, — а на самом деле ты…
Самурай оглушительно, совершенно по-японски расхохотался.
— Мой благородный дон Густаво, клянусь, ваш отец знает толк в шутках! Ха-ха-ха!.. В самом деле, только любитель розыгрышей может утверждать, что я — это не я. Поверьте же, меня зовут именно и только Тоширо Шимура. Можно прибавлять «сан», но не обязательно. Это так же верно, как то, что вы — сеньор Густаво, граф де Ориноко-и-Вальдес по прозванью Бич Африки! Вспомните же, как мы с вами сражались бок о бок с дикими ящерами в Долине Черных Обелисков! Как вы с вашим соседом, благородным генералом Валерьяносом, летали на край Вселенной, чтобы спасти меня из лап гнусных зеленокожих бандитов! Вспомните о звездной принцессе, о многочисленных наших приключениях…
— Но я — то на самом деле не дон Густаво. Я — Антон Груздев, а генералом был Валерка Корнеев из дома напротив…
— Друг мой, я вижу, экваториальное солнце изрядно напекло вам голову, — сказал Шимура. — Скажите мне, уж не думаете ли вы, что пределы Африки, — он взмахнул рукой, и лезвие катаны описало сверкающую угу, — вам только снятся?
Антон посмотрел Шимуре в глаза. Потом расправил плечи.
— Боюсь, мой камарад, вы правы…
— Не бойтесь — бояться тут нечего, — успокоил его Шимура, и они двинулись дальше. — На всякого благородного дона время от времени находит затмение, это, черт побери, так же верно, как то, что солнце иногда затмевается луной. Но! Стоит лишь здраво все взвесить — и морок отступает! Так и быть, я расскажу вам по большому секрету… — Он заговорщически понизил голос: — Не так давно мне приснился сон, в котором меня звали Джон Февраль. Представляете?
— Джон Февраль, — повторил дон Густаво и, подражая Шимуре, добавил: — Хм!
— Да-да! Мало того — в том сне я был полицейским. Словно бы в Америке или Англии. И если бы меня разбудили и спросили: «Как же тебя зовут, Тоширо Шимура?» — я бы не знал, что ответить. Потому что по всему выходило, что я никакой не самурай, а полицейский Джон Февраль!
— Хм! Что же вы делали в том странном сне?
— Стыдно признаться — охранял стада перелетных коров.
— Перелетных коров?
— Ну да. Только это были не совсем коровы. Размером они скорее со слона, и рогов у них нет, и они не мычат, а… издают звуки, подобные сонному бормотанью вашего дедушки, дона Пабло.
— Забавно…
— В высшей степени! Когда наступает осень, коровы отращивают себе красивые белые крылья и порываются улететь на юг, на скалистые острова, где можно переждать зиму, греясь у горячих водопадов… Однако позволять им улететь нельзя, они ведь фермерские и обязаны давать молоко. Вот я их и сторожил. А они все равно рвались на юг. Инстинкт!
— Так вы были пастухом, — заметил дон Густаво иронично.
— Хм, — отозвался Шимура с достоинством. — Назывался я все равно полицейским!
Мутный зеленый ручей пришлось переходить вброд. Дона Густаво спасли высокие голенища ботфортов, а вот Шимуре пришлось туго: он замочил свои штаны-юбку по колено.
На том берегу Антон сказал:
— А вдруг ты и сейчас спишь? Проснешься — и обо всем забудешь. Пойдешь в свою школу…
— Возможно, что и так, — отозвался Шимура. — Кто знает? Может, и ты сейчас дремлешь? А потом — я все-таки настоящий самурай. Я умею драться на мечах. Владею искусством метания сюрикенов, коему меня научили монахи из монастыря Черного Дракона. Помнишь, как я сражался с хозяином Стоэтажной Мельницы?
— Конечно!
Забыть такое и вправду было невозможно.
— И еще я знаю наизусть кучу стихотворений древних поэтов, — заявил Шимура. — И даже могу немного писать по-японски.
— А почему немного?
— Потому что я неграмотный самурай, — сказал Шимура веско. — Потому что меня недоучили. Я же тебе сто раз рассказывал, когда я был совсем маленький, на наш замок напали враги…
«И твоего папу убили, — закончил про себя Антон. — А мама умерла еще раньше».
— А сейчас ты где живешь? — спросил он.
Самурай нахмурился, почесал затылок. Потом сказал очень серьезно:
— Далеко в Японии. Это место сложно описать. Там лишь небо и земля… и ветер. Легкий такой. Там немного одиноко. Зато у дорог там не бывает конца.
— Это как?
— Ну — как у времени. Ты же не можешь сказать, что у времени есть конец? Поэтому там, где я живу, все истории бесконечны. Поэтому там не грустно.
— А когда кто-то умирает — это разве не конец?
— Смерть? — переспросил Шимура. — Хм. Смотри! Вот она! Прямо по курсу!
Дон Густаво встрепенулся и побледнел.
— Смерть? — спросил он недрожащим голосом.
— Деревня пигмеев! — возразил Шимура. — Не спите на ходу!
Оказалось, что они уже вышли на опушку джунглей. Светлее не стало — небо тут было багровым, а солнце светило тускло, сообщая пейзажу похоронное уныние. Местные жители, решил дон Густаво, должны быть существами мрачными; откуда взяться веселью в столь безрадостном месте?
Впереди расстилалась бескрайняя скорбная равнина — почти идеально ровная, серо-бурая то ли по природе своей, то ли из-за невнятного светила. Расположившаяся у опушки пигмейская деревня насчитывала несколько десятков кривобоких домиков с растрепанными крышами, сложенными из веток синих деревьев. Меж домами бродили поселяне и поселянки — малорослые трехглазые существа, на которых из одежды были только разноцветные юбки, у мужчин — покороче, у женщин — подлиннее. Однако не пигмеи заинтересовали дона Густаво. С губ его сорвался вопрос:
— Мне верить своим глазам? Это что же — второе солнце?
— Не совсем, — ответил Шимура шепотом. — Это хрустальная сфера.
— Огненная хрустальная сфера?
— Получается, что так.
— Ничего не понимаю.
— Я тоже.
— Неужели же…
Что-то острое вонзилось дону Густаво под колено. Он обернулся и ойкнул: в грудь и плечи впились несколько небольших стрел.
— Тоширо! — закричал Антон, растерявшись. — На помощь!
— А? Что?…
Он схватился было за эфес шпаги, но тут из зарослей показался туземец с примитивным оружием вроде арбалета. Прицелившись, пигмей выстрелил. Камень угодил Антону в лоб; потеряв сознание, он рухнул на землю.
Очнулся граф де Ориноко от жуткой боли — в его левую ладонь будто вколачивали острый гвоздь. Открыв глаза, он с ужасом увидел, что именно это и проделывают двое злобных пигмеев: один держал заостренный штырь, второй методичными ударами молота вгонял его в плоть дона Густаво. Руки и ноги отважного покорителя Африки были привязаны к деревянным доскам импровизированного креста, причем так крепко, что он не мог даже шевельнуться.
Заметив, что пленник пробудился, пигмеи принялись тараторить на своем варварском наречии. Дон Густаво зажмурился и отвернулся.
— Потерпите, друг мой, нам осталось недолго, — сказал Шимура; судя по голосу, он был где-то рядом.
— Вас тоже распинают? — спросил дон Густаво.
— Я уже получил свои два гвоздя. Все-таки хорошо, что мы не нарвались на каннибалов…
— Ваша правда.
Покончив с одной ладонью, пигмеи занялись другой.
— Как мы умрем? — спросил дон Густаво, наблюдая за тем, как из его руки сочится всамделишная красная кровь. — От потери крови? От жажды?
— Возможно, я смогу остановить сердце усилием воли — чтобы не мучиться, — сказал Шимура. — Меня научил этому настоятель монастыря Черного Дракона, в свое время побывавший в Индии, жители которой умеют еще и не такое. Что до вас, мой благородный друг, я надеюсь лишь, что ваш Бог будет к вам милостив.
— Самоубийство не подобает честному католику, — твердо сказал дон Густаво. — Если позволите, Шимура-сан, я помолюсь.
Пигмеи тем временем привязали к краям перекладины две веревки. Несколько минут ушло у них на то, чтобы поставить кресты стоймя. Осмотревшись, дон Густаво установил, что казнь совершается на небольшой площади перед сложенной из камней пирамидой, являвшей собой, по всей видимости, языческий храм. Невдалеке висел над землей поразивший воображение графа огненный шар. Висел, как не преминул отметить дон Густаво, безо всякой опоры — и полыхал куда ярче хмурого темного солнца.
Толпа пигмеев зачарованно смотрела на огромных чужаков и ждала то ли их смерти, то ли какого-то чуда.
— Настало время играть в умирашки, — сказал Шимура.
— А нам за это ничего не будет? — спросил Антон. — Мне немножко страшно…
— Конечно, нет. Мы же умрем понарошку.
— Ну тогда — давай.
Шимура закатил глаза, изображая предсмертную муку, и смешно высунул язык. Из уголка его рта вытекла струйка крови. Тело самурая обмякло, голова упала на грудь — словно невидимый кукловод устал держать нити в напряжении.
— Проклятые дикари! — закричал дон Густаво что было мочи. — Небеса отомстят вам за смерть неустрашимого Тоширо Шимуры, потомка древнего самурайского рода, славы и гордости Японской империи! Боже, — обратился он к багровым небесам, — прошу тебя, пощади душу моего друга! Пусть он не знал, как молиться Тебе, но в сердце его, свидетельствую, жила истинная вера! Язычники! — из последних сил обратился граф де Ориноко к толпе пигмеев, что замерли, разинув безобразные рты. — О злокозненное племя! Господь покарает вас, ибо Он отличает праведников от преступников!
Злокозненное племя смотрело уже не на него, а на драгоценную хрустальную сферу, в которую только что ударила невесть откуда взявшаяся молния. Под воинственный рокот небес сфера, утеряв способность парить над земной поверхностью, упала и с оглушительным треском раскололась. Пигмеи в ужасе заверещали.
Из трещины вырвался фонтан пламени, спустя мгновенье превратившийся в огромную огненную птицу. Взмахнув светлыми крылами, птица устремилась ввысь.
Одни туземцы ошарашенно наблюдали за чудесным созданьем, кое превратилось в звезду на дневном небе, а потом и вовсе исчезло из виду; другие, побоязливее, спешно упали ниц и уткнулись лицами в землю. Наиболее храбрые из пигмеев осмелились поднять все три глаза на распятых великанов-чудотворцев. Однако пригвожденные к крестам тела, вне сомнения, не принадлежали уже живым существам. Дон Густаво де Ориноко и его друг, доблестный самурай Тоширо Шимура, были мертвы.
Они не жили примерно минуту сорок секунд — пока оба не досчитали до ста.
Потом первопроходец космических джунглей и герой безбрежной пустоты дон Густаво открыл глаза. Шимура последовал его примеру.
— Улетела, — констатировал самурай. — Красивая, правда?
— Очень красивая. Жаль, что мы не успели ее сфотографировать.
— У нас так и так не было фотоаппарата.
— Даже если бы и был — отобрали бы вместе с оружием. И руки у нас у обоих заняты. И вы позабыли главное: мы были мертвы.
— Кстати об оружии: не забыть бы мне свою катану. А вам — ваши ботфорты.
— Кажется, и то и другое присвоил себе негодный карлик, возомнивший себя главным шаманом этого забытого Всевышним места.
— Думаю, ему недолго осталось наслаждаться своими привилегиями. Поклоняться больше некому.
— В Европе в таких случаях говорят: sic transit gloria mundi!
— Как изрек Конфуций: «Гуляй себе свободно и не забивай голову мыслями о славе…»
Дон Густаво помог Шимуре слезть с креста. Пигмеи отбежали на почтительное расстояние и стали что-то заунывно вопить, потрясая крошечными кулачками.
— О чем они вопят так злобно? — спросил дон Густаво.
Шимура прислушался.
— Они говорят: «Так нечестно! Не считается! Нельзя умирать понарошку!..»
— Хм! — сказал дон Густаво. — А ловить огненных птиц и заключать их в стеклянные шары — честно? О двойная мораль варварских племен!
— И не говорите.
— Пора домой. А то папа будет нервничать.
Шимура заткнул катану за пояс, подмигнул Антону и продекламировал:
Дону Густаво де Ориноко
В Африке страшно и одиноко:
Львы и шакалы, тигры и змеи,
Стрелы, кинжалы, злые пигмеи…
Грезит о доме воитель саванны.
Дома вино и горячая ванна,
Трубка и книги, а главное — слава
Ждут удалого дона Густаво!
— Мне здесь вовсе не одиноко, — возразил Антон.
Они неторопливо зашагали в сторону джунглей. Дон Густаво протянул самураю шоколадный батончик.
— Спасибо, мой друг! — Шимура на ходу поклонился. — Так вот, возвращаясь к нашим баранам. Понимаете, какая штука… Один великий мудрец Востока подметил, что человек при рождении нежен и слаб, а при наступлении смерти тверд и крепок. Но если стараться избегать твердости и крепости — тогда что?
— Тогда, — рассудительно отвечал дон Густаво, — получается, ты не умрешь.
— Никогда-никогда?
— Ну… наверно. Никогда-никогда. А что гласит по этому поводу бусидо?
— Хм. Надо поразмыслить на досуге…
Стая трехглазых бандерлогов отвлеклась от своих бандерложьих дел и с удивлением воззрилась на самурая и испанского гранда, что бесстрашно прогуливались по джунглям. Самурай остановился, взмахнул мечом и открыл сияющий портал. Помахав руками кому-то в багряном поднебесье, Тоширо Шимура и дон Густаво де Ориноко покинули пределы Африки.
