В старом французском фильме «Супружеская жизнь» история одной любви и развода дана с двух точек зрения. Вот первая серия – версия мужа: как все было – и виновата во всем скверная жена. А вот серия вторая – версия жены: все было совсем иначе – и виноват неверный и ревнивый муж.
И две картины одной жизни – не совмещаются! Не совпадают! Супруги видят разные детали, слышат разные слова, замечают разную ложь и помнят разное время событий. И оба совершенно честны.
Эта избирательность памяти основана на субъективности отношения. Объективно они жили одной жизнью, в одном доме, в одно время. Субъективно они жили в двух параллельных реальностях.
Любовь каждого, его ревность, усталость и обида, неудовлетворенность и подозрения, обманутые мечты и жажда быть понятым – привели к полному непониманию другого. К несовместимости. К невозможности достигнуть согласия. Ибо. Правда одного – ложь для другого. Взаимно.
При этом – мучатся, и хотят понимания, и еще любят!.. И каждый клянется правдой и уличает другого во лжи…
То есть. Избирательность нашей памяти. И нашего внимания. Может решительно зависеть от нашего индивидуального отношения к происходящему. Восприятие реальности зависит от нашего эмоционального настроя. (Вообще фильм с французской гривуазностью работал на постмодернистскую французскую философию своего времени – просто иллюстрируя релятивистскую концепцию истины.)
…Если бы, конечно, был третейский судья. Объективный, справедливый и мудрый. Бог! Так ведь и ему не поверили бы – вздыхали о тяжести Высшей кары.
…А вот вариант интереснее, и иррациональная мудрость Востока заполняет весь объем миропонимания, как облако перед объемным взрывом. Это гениальный и знаменитый рассказ Акутагавы Рюноскэ «В чаще». Так кто же убил самурая – разбойник, жена, или он сам покончил с собой? Ах, в тексте рассказа есть прямой отсыл к «Балладе Рэдингской тюрьмы» Уайльда: «Ведь каждый, кто на свете жил, любимых убивал: один жестокостью, другой – отравою похвал… кто властью золота душил, кто похотью слепой… но ведь не каждый принял смерть за то, что он убил!» Приговоренный разбойник Тадземару говорит: «…вы убиваете властью, деньгами, а иногда просто льстивыми словами…»
Жизнь убила. Мир людских отношений…
«В чаще» – это рассказ о непознаваемости и неоднозначности истины, да. Но еще, и важнее – это рассказ о человеческом благородстве, о стоицизме, и о том, что каждый человек воспринимает жизнь в соответствии со своим мировоззрением. И одновременно, одновременно!! О том, что ты можешь думать о реальности что угодно, не соглашаясь с другими, – но реальный результат всегда будет один и тот же! Независимо от ваших мыслей и споров о мотивах и обстоятельствах.
Короче. Жизненная позиция человека диктует ему образ правды. Что бы ты ни видел – это твоя собственная проекция на мир реальности.
А вот чудный пример из литературы уже иного жанра – «Искусство приобретать друзей и оказывать влияние на людей» Дейла Карнеги. Эта книга пользовалась бешеным успехом: миллионы людей учились по ней корректировать свою жизнь. Да, так толпы полиции штурмуют квартиру в Нью-Йорке, где отстреливается гангстер Френсис «Два ствола» Кроули. Он перестрелял кучу народу, причем без необходимости убийств ни по ходу грабежей, ни для ухода от погони – а вот к случаю пришлось, типа подвинуть в сторону. И этот убийца, пятная своей кровью бумагу, пишет, когда кончились патроны: «Под моим пиджаком бьется усталое, но доброе сердце, которое никому не хотело зла». Готовясь к казни в тюрьме Синг-Синг, он с горечью произнес: «Вот что я получаю за то, что защищал людей».
Человек искренне видит одно – а окружающие получают от него вовсе даже другое из двух 9-миллиметровых пистолетов. Однако на пороге смерти не лгут – Кроули видел себя несчастной жертвой.
Информационные войны идут на уровне борьбы одних стереотипов с другими. Одна информационная модель, в той или иной мере искусственная, вымышленная – противопоставляется другой информационной модели.
Трафарет правды борется с трафаретом лжи – как борец представляет себе ситуацию.
Политическая, идеологическая, социальная, культурная война в обществе или между обществами, или с отдельными личностями – обычно ведется не на уровне адекватной информации, но на уровне искаженных информационных образов.
Вот есть человек, или его книга, или теория. Шаг первый к созданию негативного информационного трафарета: объект неадекватно истолкован, его мотивы и действия искажены, детали перевраны, доказательства подтасованы. Цель заранее задана: создать негатив.
А вот критик-толкователь. Он имеет собственный взгляд на предмет обсуждения, затронутый кем-то другим. Причем этот взгляд как правило не самостоятелен, но заемный. Он базируется на искусственном, сконструированном мировоззрении – и со своей позиции рассматривает не предмет спора (как вещь-саму-по-себе), но его информационную модель.
Меломан с образованием заочной музыкальной школы критикует пение Карузо, которое Мойша изобразил ему по телефону. Этот древний одесский анекдот удивительно точно отображает суть оценок, выносимых большинством оценщиков.
Связь между рассматриваемым объектом и аналитическим мозговым центром организована по принципу испорченного телефона в придачу к кривым очкам. Тэкэзэть, атмосферная рефракция и горное эхо.
Конкретный информационный образ правды борется с образом неправды. Образ правды – чаще всего плод демагогии и корпоративной истины, вложенный в мозг борца. А образ неправды создан тем же лагерем единомышленников и корпорантов, откорректирован тем же мировоззрением приверженцев как им враждебный. Точки зрения сшибаются со звоном и пролетают друг мимо друга, предъявляя победный звук.
И что важно в борьбе образов: часть критикуемой информации умалчивается, часть искажается, часть трактуется заведомо недобросовестно, в своих интересах. А собственная информация по мере нужды освобождается от конкретики и переводится на уровень демагогии – то есть формально верных утверждений, относящихся к некоей абстрактной действительности без прямой конкретной связи с темой борьбы.
Игнорируя ряд принципиальных фактов и достоверных источников, борец обрушивается на выводы оппонента, оставшиеся без доказательств и вне связи с контекстом. То есть: он обрушивается на информационную модель оппонента, которую сам же создал, резко исказив первоисточник.
То есть: сначала ставится себе задача – еще раз подтвердить, что я прав, по жизни вообще и здесь конкретно. Это даже не задача, это дежурная позиция, на том стоим и стоять будем. Затем образ оппонента рассматривается избирательно: все сильные аргументы против нас мы утопим, затеним, уменьшим, проигнорируем – зато слабые места и ошибки раздуем, раскрасим и выставим на всеобщее обозрение.
Ложь дискуссии рождается из изначально ошибочной, недобросовестной информации. Из сознательного нежелания или психологической невозможности адекватно оценить исходную информацию. Из вольного или невольного непонимания исходного материала – то есть исходная информация не приведена во взаимообусловленное единство на своем месте с общим корпусом информации всего культурного пространства.
То есть: дискуссии на гуманитарные темы не научны в том смысле, что не воспроизводят изначально условия корректного опыта. Они умственно недобросовестны. Их предмет как правило не оговорен корректно.
Какая может быть дискуссия о свободе, если сначала не оговорено для данной дискуссии понимание свободы, границы и смысл термина? Какой спор о хорошем или плохом человеке, если нет объективного рассмотрения личности и жизни этого человека на всем протяжении и в перспективе – причем не «вообще», а конкретно с точки зрения добра или зла в парадигме морали, или достижения политической цели, или адаптации в группе и т. д.
Любой дискуссии как правило предшествует искажение реальности.
Нежелание анализировать исходную реальность объясняется стремлением утвердить собственную истину – индивидуальную, групповую, корпоративную.
Необъективность в дискуссии объясняется стремлением к победе и самоутверждению. Где разум как способность к анализу информации всегда играет подчиненную цель.
Работая с образами – мы не стремимся к объективности. Мы стремимся к достижению своей цели. И информационный образ объекта неизбежно и необходимо корректируется в соответствии с полезностью и нужностью избранной точки зрения.
Коррекция информационного образа объекта подчинена цели рассмотрения этого объекта.
Очень коротко: субъект норовит бессознательно врать про объект для своей пользы.