Ночью полил дождь. Ветер сильно раскачивал деревья и швырял в оконные стекла потоки воды. Где-то совсем близко грохотали волны. Из-за этого я полночи не могла заснуть и лежала в кровати, не открывая глаз, крепко вцепившись пальцами в край одеяла. Однако, когда рано утром я проснулась, за окном было тихо. Сквозь занавески пробивался рассвет. Распахнув их, я убедилась, что и скалы за окном, и сам дом стоят на прежнем месте.

Маркус уже встал, и они с Джошем завтракали, расположившись за столом в гостиной. Когда я вошла в комнату, муж посмотрел на меня, и мне показалось, что, по сравнению со вчерашним днем, его взгляд стал более ясным и осмысленным. Джош принялся лепетать что-то о том, что нужно пойти на пляж и немедленно начать строить песочный замок. Мы медленно собрались, упаковав в сумку все самое необходимое: коврик для пикника, игрушечное ведерко с лопатой и дождевики.

Закончив сборы, мы втроем зашагали в сторону автостоянки. Влажный воздух был свежим и прохладным, трава упруго пружинила под ногами. После стоянки тропинка вела через песчаные дюны, мы миновали полуразрушенный деревянный мост через неширокий ручей, а затем спустились к пляжу по пологому склону, поросшему клочками травы. Он оказался длиннее и шире, чем я думала. Справа от нас находились скалы, за которыми, теперь уже на некотором расстоянии, скрывался наш коттедж. С левой стороны, сколько хватало глаз, простиралась полоса песка и гальки, частично покрытая не то какими-то сорняками, не то высохшими водорослями. Впереди, где-то вдали, поблескивало море, а на мокром после дождя песке были отчетливо видны цепочки птичьих следов. Стояла полная тишина, вокруг не было ни души.

– Не думала, что мы будем чувствовать себя настолько изолированными от остального мира, – сказала я.

– Я тоже, – отозвался Маркус.

Чайка, сидевшая на песке неподалеку от нас, при нашем приближении расправила крылья и взлетела.

Джош бежал впереди. Мы, не произнося больше ни слова, шагали следом. Наше молчание приобрело какое-то новое качество, и мне не хотелось нарушать его. Я стала вспоминать, как мы с Маркусом еще на заре наших отношений арендовали другой коттедж в агентстве с характерным названием «На краю земли». Дело происходило в январе, на улице стоял лютый холод, но нас это нисколько не волновало – большую часть времени мы проводили в постели.

Маркус повесил рюкзак на одно плечо, дальнее от меня, и потому невольно слегка склонялся в мою сторону, так что его свободная рука была совсем близко от моей. Я уже почти решилась завладеть его пальцами, но в последний момент отказалась от своего намерения.

Наконец, мы выбрали место примерно в паре сотен метров дальше по берегу, на участке, усыпанном галькой, и, дойдя до него, расстелили покрывало. От мокрых камешков исходил запах рыбы, влажного бетона и еще чего-то очень знакомого, как будто бы полыни. В мраморно-сером небе кое-где проглядывали голубые прожилки, окрашивая в ультрамариновый цвет море у самого горизонта. В воздухе стояла прохлада, от которой мне даже было немного зябко, но чувствовалось, что к середине дня потеплеет. Я подозвала Джоша и, достав со дна сумки солнцезащитный крем, втерла немного содержимого флакона в лицо и руки сына.

– Ты считаешь, это в самом деле необходимо? – поинтересовался Маркус.

– Лучше перестраховаться, – сказала я и, в последний раз проведя ладонью по лицу Джоша, вбила пальцами немного крема в собственный нос. Затем я протянула флакон Маркусу.

– Хочешь намазаться?

– Нет.

Джош, подхватив пластмассовые ведерко и лопатку, заковылял в своих непромокаемых штанишках по песку по направлению к морю. Голова его была наклонена вниз – он явно что-то искал на песке. И, похоже, нашел, поскольку вдруг присел на корточки, внимательно рассматривая какой-то предмет. Спустя несколько секунд Маркус уселся на покрывало. Я с трудом сдержала желание наклониться и обнять его. Порыв был очень сильным, но его помогло побороть мелькнувшее воспоминание – размытая темноватая фотография на красном фоне, сидящий Маркус, стоящая на коленях женщина.

Мы оба стали смотреть вдаль. Джош, продолжая сидеть на корточках, стал неумело ковырять лопаткой мокрый песок.

Было по-прежнему тихо, но эта тишина, разумеется, тоже была наполнена звуками – криками чаек, шумом ветра, шорохом лопатки Джоша.

– Прошло всего несколько недель с того момента, когда мы едва его не потеряли, а кажется, будто это было несколько месяцев назад, – сказал Маркус, явно пытаясь завязать разговор.

– Да, верно.

– Это было так… ужасно, правда?

Заговорив, я вдруг сказала то, о чем обычно боялась даже подумать:

– Знаешь, в тот момент, когда я вышла из таверны и мне показалось, что Джош мертв, я пережила момент какого-то странного спокойствия. Наверное, я рассуждала так: самое страшное уже случилось, больше мне бояться нечего. И нечего терять. Я ощутила почти облегчение. – Не глядя на Маркуса, я почувствовала, что он смотрит на меня, но не повернула головы. – А теперь я снова боюсь, что с ним что-нибудь случится. – Тут я вспомнила слова Джепсома о том, что жизнь от смерти отделяет очень тонкая грань. – Но если с ним действительно что-то произойдет… Ведь я так его люблю. Это было бы ужасно.

Маркус судорожно вздохнул.

– Да, понимаю. Действительно, невозможно расслабиться ни на секунду.

Я едва не рассмеялась, но тут же осеклась.

– Не знаю, что на это сказать.

– Думаю, все же надо попытаться как-то успокоиться.

Тут Джош встал и медленно зашагал по песку в сторону моря. Кромка воды была еще далеко, в нескольких сотнях метрах от него. Море было совершенно спокойным – мелкие волны еле слышно плескали о берег. Я смотрела, как Джош удаляется от нас, как постепенно сокращается расстояние между ним и краем водной глади. Вдруг мое дыхание стало непроизвольно учащаться. Я все еще стояла, наклонившись, упираясь ладонями в колени, но готова была в любой момент, выпрямившись, сорваться с места и броситься следом за сыном. Из груди у меня уже рвался предостерегающий крик.

– С ним все в порядке, – сказал Маркус. Его рука увесисто легла на мою спину, а ладонь охватила плечо. Это можно было расценивать либо как жест, сдерживающий мой порыв, либо как выражение моральной поддержки. – Ничего страшного не случится.

Повернув голову, я потерлась щекой о его кисть – и почувствовала, как он вздрогнул.

– По крайней мере, пока я здесь, – добавил Маркус.

Вечером мы поужинали в пабе под названием «Паромщик», рекомендованном местным путеводителем. Оказалось, что в этом заведении весьма стильный интерьер, а управляли им, как мне показалось, уроженцы Лондона. Мы выбрали столик в саду, рядом с обогревателем, и заказали гратены из мяса краба в панировке и мороженое местного производства с добавлением меда. Джош, которого мы покормили в коттедже, с удовольствием проводил время на игровой площадке. Тапер наигрывал на стареньком пианино композицию «На солнечной стороне улицы».

Я купила в баре пачку сигарет с пониженным содержанием смол и коробку спичек. Спиной ко мне у стойки сидел человек с бритой головой. Он о чем-то разговаривал с барменом, навалившись грудью на стойку и растопырив локти. Я не могла видеть его лицо, но по красным морщинам и седым волоскам щетины на его затылке можно было сказать, что это человек весьма солидного возраста – того, который некоторые называют последним этапом зрелости. У основания шеи мужчины я рассмотрела татуировку в виде якоря.

Выйдя из бара, я протянула сигарету Маркусу.

– Закурим? – предложила я. – Вспомним старые времена?

– Должен признаться, – улыбнулся Маркус, – я время от времени позволяю себе…

– Я тоже.

– Тогда давай.

Маркус дал прикурить мне и закурил сам, прикрыв ладонью свою сигарету. Дым, который он выдохнул после затяжки, показался мне удивительно приятным.

Затянувшись сама, я посмотрела на Джоша, который карабкался вверх по дощатому склону детской горки, и сказала:

– Когда я думаю о Джепсоме, мне становится тяжело и неловко. Потерять сына… Такие вещи могут сломать, изменить кого угодно. Это меняет взаимоотношения человека с окружающим миром.

– В его отношениях с окружающим миром определенно что-то не так.

– Похоже, он еще не оправился от этой травмы.

– Пожалуй, нет.

Я вспомнила все те моменты, когда я так или иначе видела Джепсома – в последний раз это было в торговом центре. В памяти невольно всплыло все то, что там случилось. Я не рассказывала об этом эпизоде Маркусу. Впрочем, теперь все это казалось таким незначительным… Джепсом появлялся – наяву или лишь в моем воображении – именно тогда, когда я находилась в критических ситуациях. Я вспомнила, как он спас Джоша, вытащив его из воды, как он выносил его на берег, как играли в этот момент мощные мышцы Дэйва, представила себе его освещенную ярким солнцем атлетическую фигуру. И еще его татуировку в виде огромных распростертых крыльев – она стала видна у него на спине, когда он повернулся и стал, пятясь, выходить на берег.

– Возможно, он был для нас вовсе не угрозой, а ангелом-хранителем, – сказала я.

– Что ты имеешь в виду? – не понял Маркус.

– Ну, когда Джош чуть не утонул, Джепсом просто появился на месте событий словно бы ниоткуда, ведь так? И потом, в других случаях, когда наша жизнь находилась… в опасности.

Наверное, мне следовало добавить к этому, что я «видела» Джепсома и тогда, когда находилась в обществе Ричарда, и в метро, и на улице, где я оставила машину. Я извлекла его из глубин моего подсознания, когда была с Ричардом в турецком ресторане; и тогда, в торговом центре, он снова возник перед моим мысленным взором. Его образ появлялся передо мной всякий раз, когда я могла потерять что-то важное для меня, – словно предупреждение.

На лице Маркуса появилось озадаченное выражение

– Что ты хочешь этим сказать? Что он нас специально выслеживал? Или Джоша? Честно говоря, от этой мысли мне становится страшно.

– На прошлой неделе он сказал мне в разговоре по телефону, что мне нужно проявлять осторожность и следить, чтобы с Джошем не случилась какая-нибудь беда. Но, похоже, я неправильно его поняла. Думаю, это была не угроза – эти слова, скорее всего, были продиктованы душевной болью, которую он испытывает.

– Что?

Маркус заставил меня повторить то, что я сказала. Потом он взял со стола картонную подставку для кружек с пивом, повертел ее в пальцах и задумчиво постучал ею по столешнице.

– Мне все это не нравится. Очень не нравится, – сказал он в конце концов и, явно разнервничавшись, швырнул картонку на пол.

Я положила руку ему на плечо и почувствовала, что его мышцы напряжены.

– Я хочу сказать, что наши опасения по поводу Джепсома – скорее всего, плод нашего разыгравшегося воображения. Как ты думаешь, в таком предположении есть резон? – спросила я.

Маркус не ответил.

Я невольно пожалела о сказанном.