Остаток выходных я провела под впечатлением от того, что произошло. Я вовсе не горжусь собой, и надеялась, что достаточно ясно дала это понять. Сейчас, оглядываясь назад, я могу твердо сказать, что нет ничего такого, что я не хотела бы изменить в своем поведении – и это вовсе не из-за того, что случилось.

Вы думаете, что, попадая в ситуации, в которых необходимо сделать выбор, вы знаете, чего хотите? Это не так – вы об этом понятия не имеете. Вы теряете чувство перспективы. Вам кажется, что интрижка куда-то вас приведет, изменит вашу жизнь, но попадаете в ловушку – как насекомое, увязшее в меду. Неверность в отношениях – выражение эгоизма. Это звучит так банально, так очевидно, что можно не произносить это вслух. Возможно, тот факт, что я чувствую необходимость это сказать, а также то, что мне это кажется откровением, – это выражение моего солипсизма. Я поняла банальность внебрачного секса, его удручающую предсказуемость. И все же, несмотря на это, у меня было ощущение, что я, наверное, не такая, как все. Когда я сказала Ричарду, что наши отношения закончены, я действительно так думала. Но по мере того, как часы тикали и выходные понемногу шли к концу, грязи и беспорядка в доме становилось все больше. Маркус продолжал меня игнорировать, Джош без конца шалил. В результате я подсознательно начала с нетерпением ждать утра понедельника, как избавления. Я вовсе не собиралась, не хотела спать с Ричардом. Скорее всего, я бы порвала с ним. Но к тому времени, когда я отправила ему сообщение, что согласна принять его предложение и приехать к нему, я, как и множество других неверных жен, в своем сознании совершила поворот на 180 градусов. В самом деле, что плохого случится, если я взгляну на его квартиру?

В понедельник Маркус уехал на работу рано – у него в компании в течение всего уик-энда назревал и развивался какой-то кризис. Мне он никаких деталей сообщать не стал, а я тогда и не пыталась его расспрашивать.

Джош долго не просыпался, и я не торопясь подготовилась к тому, что мне предстояло, – приняла ванну, втерла в тело лосьон, тщательно высушила феном волосы. Все это не слишком сильно отличалось от сборов на работу. Но в этот день я тщательно отбирала всю одежду – под простым платьем скрывалось изящное белье, которое я хранила в задней части моего выдвижного ящика в гардеробе. После этого я разложила перед собой всю имевшуюся у меня косметику и попробовала на руке тени для век разного цвета. В 8.15 Джош все еще спал, поэтому я, усевшись на кухне, продумала маршрут до квартиры Ричарда, кое-что записав на всякий случай. В 8.30 утра, практически готовая к отъезду, я вошла в комнату Джоша.

Он уже проснулся и лежал на боку, глядя на дверь. Лицо его раскраснелось и выглядело помятым, на нем были видны следы от подушки.

– Привет, малыш.

Мне показалось, что с сыном что-то не так, и я дотронулась ладонью до его лба. Он оказался горячим. Джош кашлянул, с трудом оторвал голову от подушки и уронил ее обратно. Я присела на край кровати, сняла туфли и обняла его. Он явно был болен. Вот почему он так плохо вел себя накануне, был таким капризным и все время плакал. Бедный малыш. Как мне могло прийти в голову оставить его? Гладя его волосы, я почувствовала разочарование, но и облегчение тоже.

Я дала сыну лекарство, потом чашку теплого молока. После этого, когда он сказал, что хочет есть, я завернула его в халат и на руках отнесла вниз. Пока я готовила овсяную кашу, он принялся играть на полу со своей пожарной машиной. Два раза он чихнул, и я вытерла ему нос. Он попытался меня отпихнуть. Судя по всему, он просто простудился – не более того.

С аппетитом поев, он тут же изъявил желание продолжить игру. Схватив пожарную машину, он несколько раз ударил ею о ножку стола.

– Эй, – сказала я, – давай-ка займемся чем-нибудь более спокойным и менее шумным.

Сын не обратил на мои слова никакого внимания.

Я попыталась отнять у него пожарную машину. Он уже успел отломить у нее одно из колес. Джош, однако, сильным рывком вернул себе игрушку, поцарапав мне палец ее пластмассовым выступом. Это было больно, и вместе с болью где-то в моем мозгу снова мелькнула тень разочарования.

Я взглянула на часы. Они показывали всего половину десятого. У меня еще было время отвезти сына в детский сад.

Времени это заняло немного. Через четверть часа мы уже были в машине и подъезжали к месту назначения. У дверей садика я бодро попрощалась с Джошем, снова села в машину и, ощущая одновременно беспокойство и облегчение, поехала к ближайшей станции метро.

Мне долго не удавалось найти место для парковки, так что я была вынуждена сделать несколько кругов по прилегающим к станции улицам. Наконец, я обнаружила небольшую щелочку – довольно далеко от входа в подземку, на другой стороне Хай-Роуд, в самом конце череды жилых зданий. Втиснувшись в нее, я бегом побежала к станции, села на поезд и доехала до Лондон‐Бридж. Когда я поднялась на эскалаторе на улицу, небо было затянуто тучами. Я сразу же оказалась в толпе людей в медицинских масках и окровавленных белых хирургических халатах – они держали в руках плакаты, рекламирующие туристический маршрут по местам, связанным с преступлениями знаменитого Джека-потрошителя. Мне никак не удавалось найти конверт, на котором я записала для себя ориентиры, – должно быть, я выронила его, когда бежала к метро. Поэтому я воспользовалась для навигации телефоном и, следуя его указаниям, двинулась вперед по вымощенным булыжником небольшим улочкам, то и дело минуя бывшие типографии, превратившиеся в мини-заводы по производству крафтового пива, и магазинчики, где торговали кофе.

Ричард жил в помещении, которое в прошлом было складом. Оно было втиснуто между двумя современными кварталами довольно высоких жилых домов. Вход в виде арки вел во двор, где, словно часовые, выстроились оливковые деревья. Со всех четырех сторон здание из стали, стекла и шлифованного кирпича казалось весьма сложной конструкцией с обилием каких-то блоков, пожарных лестниц, балконов и цветочных ящиков. Я нажала на кнопку в стене у входа, и дверь с громким щелчком открылась.

Квартира Ричарда располагалась на последнем этаже – разумеется, это был пентхаус. Двери лифта открывались прямо в полную света, огромную комнату со свободной планировкой. Кирпичные стены были выкрашены в белый цвет, пол покрывал светлый деревянный паркет. В одном из углов располагалась кухонная зона. В другом стоял большой диван в форме буквы L, обращенный к современному камину. Еще в комнате были вазы с тщательно подобранными цветочными композициями, целая коллекция медных сковородок, свисавших со специальной стойки из кованой стали, а также бронзовая скульптура, изображающая лошадь, вставшую на дыбы. Лучшим, несомненно, был вид, открывающийся с террасы пентхауса, которая была со знанием дела украшена терракотового цвета горшками с белыми цветами. Небо с бегущими по нему облаками, множество серых, розоватых и черных крыш, виднеющаяся вдали Кэнэри-Уорф-Тауэр и пик небоскреба «Осколок» так и притягивали к себе взгляд.

На мгновение я замерла. Мне было известно, что Ричард весьма успешный бизнесмен. Он владел пиццериями, суши-барами, китайскими закусочными… Одни только филиалы «Дворца лапши» можно было увидеть чуть ли не на каждой улице едва ли не всех британских городов. Но до сих пор я как-то не представляла себе, что этот успех означал в деньгах. А теперь у меня почему-то возникло дурацкое ощущение, будто меня обманули.

– Привет. Дай мне одну минуту.

Голос Ричарда донесся из кабинета, расположенного где-то в стороне. Я сделала несколько шагов в том направлении и остановилась. Ричард сидел ко мне спиной за огромным стеклянным столом и что-то печатал на клавиатуре крохотного ноутбука. На какой-то момент я вдруг ощутила серьезность возможных последствий своего поступка. Мне следовало немедленно уйти. Лучшее, что я могла сделать в тот момент, – это развернуться, войти в лифт, спуститься вниз, выйти на улицу и отправиться домой, а там заняться своим захворавшим сыном и вообще вернуться к моей обычной жизни. И сделать это нужно было немедленно – прежде, чем будет слишком поздно.

– Ну, вот и ты, – сказал Ричард. Развернувшись в своем вращающемся кресле, он встал и подошел ко мне, широко разведя руки для объятия. – Ты настоящий ангел. Выглядишь просто замечательно. Так и хочется тебя трахнуть.

На Ричарде были темно-синие брюки от костюма и одна из его белоснежных рубашек – недавно он сообщил мне, что у него их тридцать штук. Три верхние пуговицы рубашки были расстегнуты. На нижней челюсти Ричарда я заметила крохотный клочок засохшей пены для бритья.

Он снял очки, и они легонько ударили меня по спине, когда он обнял меня, чтобы поцеловать. Другой рукой он принялся гладить мои волосы. От поцелуя на моих губах остался вкус кофе и мяты. Уткнувшись носом в шею Ричарда, я вдохнула запах мыла, ветиверия и сандалового дерева. Меня тяготило чувство нерешительности, которое я испытывала. Ричард чуть подтолкнул меня назад, мы покачнулись, и я услышала собственный смех.

– У меня не так уж много времени, – сказал он, и на его лице появилось виноватое выражение. – Извини, что говорю об этом прямо, но мне кажется, что так лучше. К половине двенадцатого мне надо быть на Кэннон-стрит.

Спальня Ричарда была выкрашена в белый и темно-серый тона, кровать снабжена высоким вельветовым изголовьем.

– Надо же, простыни и шерстяные одеяла, – сказала я, падая навзничь на подушки. – Я не знала, что кто-то все еще этим пользуется.

Моя одежда к этому времени была разбросана по полу рядом с дверями лифта. Губы Ричарда путешествовали по резинке моих трусиков. Он поднял голову.

– Я, знаешь ли, старомодный, – сказал он.

– Но при этом у тебя на окнах нет занавесок.

– Просто я люблю видеть небо, – сказал он и, снова опустив голову, занялся моими трусиками. Я услышала странный звук – словно кто-то легонько скреб ногтем по стеклу. Оказалось, что одно из растений на террасе – это была магнолия – словно бы просится внутрь, постукивая веткой по окну снаружи. Я посмотрела в сторону террасы, увидела облака в небе, панораму Лондона, огромное количество зданий – и, соответственно, окон, за которыми находились люди.

– А нас может кто-нибудь увидеть? – поинтересовалась я.

Ричард не ответил. Я закрыла глаза и забыла обо всем.

Должно быть, в какой-то момент я на несколько секунд заснула. Проснувшись, я увидела, что Ричард смотрит на меня.

– У тебя рот приоткрылся, и ты даже немного похрапывала, – сказал он.

– Правда? Извини.

Я провела рукой по губам.

– И теперь я видел тебя полностью обнаженной.

Ричард провел пальцам по моей щеке, потом по подбородку, по шее, по груди. Он наклонил голову, и я подумала, что он собирается поцеловать мой сосок, но он вместо этого лизнул собственный палец. Я выгнула спину и закрыла глаза. Я совершенно не стеснялась – ни моих растяжек, ни далеко не идеальной кожи на бедрах. Все мое существо было сконцентрировано на прикосновениях Ричарда и на ощущениях, которые они вызывали.

Когда все закончилось, я поблагодарила его и сказала, что он очень заботливый и умелый любовник. Он лежал, опираясь на локоть, и смотрел на меня. Слово «заботливый» я произнесла с акцентом, на манер Фрэнки Ховерда, но Ричард не засмеялся. Глаза его казались темными. Позади него за огромным стеклом было видно небо и высоченные здания с множеством окон.

– Ты уверен, что за нами никто не наблюдает? – поинтересовалась я.

– А тебе бы этого хотелось?

– Я знаю, что ты был бы только «за», – сказала я, рывком перекинула ноги через край кровати и поставила на пол, отыскивая взглядом одежду. – Но только не я.

– Оставайся здесь, пока я буду на переговорах, – сказал Ричард. Похоже, эта идея только что пришла ему в голову, и он сразу же ею загорелся, словно ребенок, который решил, что может получить дополнительную порцию мороженого. – Мне будет очень приятно думать, что, пока я разговариваю со всеми этими типами в костюмах, ты лежишь в моей постели.

– Я не могу. Мне нужно возвращаться.

Ричард ухватил меня за руки и потянул обратно в кровать. Повалив меня, он прижал меня к подушкам, вдавив в них мои запястья. – Я могу удержать тебя здесь силой. Твой муж тебя не найдет. Так что я смогу делать с тобой все, что захочу.

Я, смеясь, стала пытаться освободиться. Какое-то время мы боролись, затем Ричард отпустил меня.

– Спасибо за предложение, – сказала я, снова принимая сидячее положение. – И за оргазмы.

– Всегда пожалуйста, – улыбнулся Ричард.

Собирая свою одежду, я чувствовала его взгляд. Но когда, одевшись, я посмотрела на Ричарда, он смотрел на экран своего телефона.

– Может, пообедаем вместе в четверг? – предложил он, поднимая на меня глаза.

– Не уверена, что мне удастся вырваться.

Ричард пожал плечами с таким видом, будто все это не имело большого значения.

– В общем, дай мне знать.

Мы расстались у выхода из здания, небрежно чмокнув друг друга сначала в одну щеку, потом в другую – на всякий случай, если за нами все же кто-то наблюдал. Меня не оставляло ощущение, что кто-то не спускает с нас глаз. Прощаясь, Ричард положил руку мне на шею, коснувшись большим пальцем ключицы. Затем он, высоко вскинув ногу, сел в седло своего мотоцикла со стальной рамой, завел его и, сорвавшись с места, стремительно помчался в сторону Кэннон-стрит. Я смотрела ему вслед до тех пор, пока он не скрылся из виду.

Повернувшись, я зашагала обратно в сторону Лондон-Бридж, и ощущение, что на меня смотрят, тут же вернулось. Мне стало казаться, что за мной кто-то следит, и я никак не могла избавиться от этого неприятного чувства. Я боялась, что меня вот-вот кто-то крепко схватит за руку выше локтя, и представляла, что услышу громкий оклик: «Тесса. Тесса!»

По рассеянности я свернула не туда, и в результате оказалась в тупике рядом с местной больницей. Вернувшись обратно, я нашла вход в метро и спустилась по эскалатору на платформу. Едва ли не все пассажиры вокруг стали казаться мне подозрительными. Я была практически уверена, что вот-вот увижу кого-то знакомого, и ругала себя за то, что не была в достаточной степени осторожна.

Сбой в движении в Кэмдене вызвал серьезные задержки в работе подземки. Когда поезд, наконец, подкатил к платформе, он был буквально битком набит пассажирами. Я оказалась в середине вагона, который трясло и раскачивало, и, стиснутая чужими телами, с трудом удерживала равновесие, цепляясь за поручень. В какой-то момент в вагон вошла женщина, которую я в первое мгновение приняла за свою мать – у нее были такие же крашеные волосы цвета красного дерева, такие же округлые плечи и точно такой же странный вырост у основания шеи. Я узнала рубашку с кисточками вдоль швов, туфли на каблуках-шпильках. Однако, когда женщина обернулась в мою сторону, лицо ее оказалось совсем другим, незнакомым – слишком молодым и безмятежным. Да и в любом случае эта женщина никак не могла оказаться моей матерью, которая умерла несколько лет назад. Через стекло переходной двери мне хорошо видны были пассажиры, едущие в соседнем вагоне, – вся эта колеблющаяся в такт покачиваниям поезда людская масса. В какой-то момент женщина с шарфом, обвязанным вокруг головы, словно тюрбан, заслонила мне стекло, но затем вагон резко дернуло, и за ней на долю секунды я успела увидеть мужское лицо.

Дэйв Джепсом.

На голове у него была кепка, но его широкий торс, обтянутый белой футболкой, не узнать было трудно. Он стоял, подняв одну руку и держась за поручень, и смотрел прямо на меня. Его глаза скрывала тень. Мясистые губы Джепсома были слегка приоткрыты.

Я повернулась на каблуках и встала к нему спиной. В этот момент поезд начал тормозить, приближаясь к станции Стоквелл. Я не без труда сохранила равновесие, а когда оглянулась, женщина в тюрбане снова заслонила стекло двери, разделяющей вагоны.

Несколько пассажиров выходили на станции, и я посторонилась, чтобы позволить им пройти к дверям без помех. Рядом со мной освободилось сидячее место, и я тут же опустилась на него, надеясь, что так меня не будет видно.

Затем я стала пытаться успокоить дыхание, концентрируясь на том, как воздух заполняет легкие.

Через некоторое время я наклонилась вперед – мне хотелось во что бы то ни стало проверить, не ошиблась ли я. Женщина в тюрбане вышла и стало видно, что соседний вагон теперь был полупустым. Может, Джепсом сел на сиденье? Из всех пассажиров стоял, широко расставив ноги, только какой-то лысый мужчина в дальнем конце вагона, но на нем не было кепки, и это явно был не Дэйв.

Должно быть, мне просто померещилось. Я немного расслабилась, сидя на сиденье, провела ладонями по бедрам и легонько впилась в них ногтями, стараясь успокоиться. В самом деле, с какой стати я решила, что это был он? Как он мог здесь оказаться? Это было возможно только в одном случае – если он следил за мной.

Поезд подъехал к Белхэму, я вышла на платформу и направилась к выходу из подземки. В глаза мне бросился большой рекламный щит, приглашающий всех желающих отдохнуть на море: одетый в белое мужчина обнимал женщину в ослепительно белом платье на фоне песчаного пляжа, омываемого бирюзового цвета водой. «Все, что вам нужно, – это любовь», – гласил набранный крупным шрифтом слоган.

Когда я поднималась наверх по эскалатору, в моем мозгу вдруг возникли воспоминания: темнота таверны после яркого солнца, заливающего пляж, капельки пота на моей верхней губе, запах помидоров и орегано, тянущее ощущение от эластичного топа, плотно облегающего мою грудь, желание сесть, чтобы поправить его. И еще – чувство какого-то искусственного возбуждения, когда я искала номер Ричарда в моем телефоне, и близкое к обмороку состояние в тот момент, когда он снял трубку.

Но на этот раз моя память услужливо преподнесла мне и некоторые новые детали. Темный силуэт мужчины, вошедшего в дверь следом за мной. Шлепки банкнот по прилавку, звяканье бутылок и – снова фигура мужчины, высокого, плотного. Отсвет лампы на его коротко остриженной голове, когда он повернулся, чтобы взглянуть в мою сторону. Был ли это Дэйв Джепсом? Знал ли он, с кем я говорю по телефону? Может, именно поэтому мне и почудилось, что я видела его в метро? Мое сознание лихорадочно работало.

Когда я выходила через турникет на улицу, в лицо мне ударила струя свежего воздуха, смешанная с запахом еды из кафе «Сабвэй» у самых дверей станции. Как только сигнал мобильной связи восстановился, мой телефон тут же завибрировал. Сообщение, пришедшее на голосовую почту, давало мне знать, что я пропустила звонок. Я прослушала его с отчаянно колотящимся сердцем. Сообщение пришло из детского сада. У Джоша поднялась температура. Я сунула телефон обратно в карман и зашагала быстрее, испытывая острое желание заключить сына в объятия. И тут же у меня снова возникло ощущение, что кто-то большой и тяжелый идет следом за мной – быстро, шагая через две ступеньки, догоняя меня. Человек обогнал меня и исчез – это оказался какой-то парень в школьной форме. Я почувствовала, что у меня вот-вот сдадут нервы. У меня даже возник непроизвольный спазм в желудке.

К тому моменту, когда я добралась до места, где была припаркована моя машина, я уже была в панике и испытывала ужас при мысли о том, что натворила. Кровь стучала у меня в ушах.

Подойдя ближе к месту, где я оставила автомобиль, я поняла, что запарковалась неудачно, заехав за линию на несколько футов и заняв часть полосы движения. К счастью, штрафного талона под дворником не оказалось. Но я заблокировала выезд белому внедорожнику. Где-то в ближайшем доме громко лаяла большая собака, но вокруг не было ни души. Передняя дверь машины была закрыта, а стекла заблокированы. Да и к тому же, моя машина стояла в паре футов от внедорожника. Если бы они действительно захотели сдать задним ходом и кто-нибудь подсказал бы им, куда выкручивать руль, то они бы, вполне вероятно, справились.

Достав ключи, я вернулась к своей машине и заметила какие-то следы на водительской двери. Что это? След от мела или просто пыль? Подойдя ближе, я поняла, что это царапины, и при том похожие на какое-то слово. Я попробовала стереть царапины пальцем, но поняла, что они гораздо глубже, чем казались на первый взгляд, а потому сделала шаг назад, оглядывая дверь.

«Шлюха».

Буквы были процарапаны очень глубоко, и просто стереть их я не могла. Еще одна длинная черта спускалась вниз по борту машины – злая зазубренная борозда на серой краске. Мне стало плохо. Владелец внедорожника так выразил свою злость? Или кто-то хотел дать мне понять, что ему все известно?

Машина стояла не в том направлении, а поскольку это была довольно загруженная дорога, то мне пришлось ждать несколько минут пока освободятся обе полосы, чтобы выехать. Сердце все еще колотилось. Наконец, в потоке машин появился разрыв, я включила поворотник и быстро развернулась в три приема.

Я уже начала сдавать задним ходом, когда заметила его в самом углу зеркала заднего вида. Он стоял на тротуаре немного дальше того места, где я припарковалась, и смотрел на меня. Кепка скрывала верхнюю половину его лица, пряча в тени глаза, но его фигуру я бы узнала где угодно – по его позе, по тому, как он стоял, широко расставив ноги, и по форме его рук. Он стоял, совершенно не двигаясь, возле дерева, как будто не хотел быть замеченным. На мгновение я остолбенела, а потом из этого паралитического состояния меня вывел автомобильный гудок. Подняв глаза, я увидела, что другая машина ждет, пока я развернусь. Закончив разворот и перестав загораживать дорогу, я снова посмотрела через плечо, решив, что если он преследует меня, то я просто остановлюсь и спрошу, зачем он это делает. Однако у дерева уже никого не было.