9 июля 2015 года

Заключенных разбудили рано утром. Глядя на них, одновременно заспанных и встревоженных, лейтенант Тэйлор сочувствовал им. Потому, как мог, постарался смягчить утренний переполох.

– Сейчас вас повезут в камеры предварительного заключения Дворца Правосудия. Ваше дело переходит из ведения Департмента Демографии в ведение Верховного Суда Соединенных Штатов… По моему мнению, расследование должно установить вашу невиновность.

Лукьянов стоял рядом с Тэйлором, усиленно копируя выражение лица Дженкинса. Он мог не присутствовать, но присутствовал. Зачем? Он не смог бы объяснить, если бы его спросили. Первыми вывели арестованных «бульдогов» Дженкинса в наручниках.

Гарри Джабс шел последним. Если все О’Руркэ и черный были успокоены упоминанием о Верховном Суде, то карликовый человек был мрачен. Возможно, находясь ближе к земле, он получал от нее дополнительные импульсы, и они были нерадостными… Проходя мимо Лукьянова, карлик поднял на него глаза.

– Человек, пронзенный доской… человек-доска… – пробормотал он. – «Доско-человек» – это наш пароль, да, Лук Янов? – внезапно спросил он, обернувшись.

«Дженкинс» промолчал. Зубья машины судьбы тогда, на Парк-авеню, захватили маленького скульптора случайно за ткань одежд и поволокли в иную судьбу, к которой он не имел доселе ни малейшего отношения. Зубья машины судьбы. «Если бы он не сбил меня тогда с ног…»

– Тэйлор, может, выбросим из дела хотя бы карлика?

– К сожалению, Лук, старый Дженкинс оставил их всех нам, и вам, и американскому народу, как виновных в убийстве Президента. Что мы скажем людям, если одного будет не хватать? В этом наборе персонажей все они идеально выглядят: красноносый отец, пылкий убийца – сын, красивая темноволосая убийца – дочь, подручный убийц – черный, зловещий карлик…

– Да вы поэт, лейтенант, – устало сгорбившись, Дженкинс пошел в свой офис. Его ожидал секретарь Президента Российской Федерации Шестопалов.

– Прежде всего, сэр, я хотел бы выразить вам свое восхищение. Вы, не побоюсь сказать это, – великий человек. Я читал все ваши статьи и полностью разделяю вашу философию. Планета должна быть контролируема.

– Благодарю вас. – Лукьянов подумал: вот еще один поклонник Дженкинса!

– К сожалению, у нас в России вследствие природных качеств нашей нации демографические реформы проходят медленно и осуществляются крайне поверхностно. Вы знаете, наверное, что критический возраст у нас установлен выше, чем у вас, – шестьдесят восемь лет, и наш Отдел уничтожения погряз в постыдной азиатской коррупции. Жизнь у нас покупается для большинства богатых стариков, им запросто устраиваются за взятки отсрочки и вечные привилегии. Таким образом, Отдел уничтожения занимается только бедняками, не имеющими возможностей купить себе отсрочку. Результат: мы едва уменьшили наше народонаселение на девять процентов. И выше десяти процентов никогда не поднимались. Жалкие цифры, конечно, признаю.

– Усильте пропаганду. Проведите кампанию: «Пожил – дай пожить другому!» Накажите нескольких чиновников отдела уничтожения. Публично казните их, в конце концов. Перетрясите весь отдел. Возьмите новых, энергичных и молодых! – Лукьянов хотел было сказать, что из русских не сделаешь ничего качественно иного – только русских, но воздержался. Его знание русских базировалось на происхождении Лукьянова, а Дженкинс подобными знаниями не обладал.

– Однако, сэр, я попросил у вас аудиенции не только для того, чтобы выразить вам свое восхищение. Вы – Макьявелли современного мира. Я искренне надеюсь, что вы станете «Принцем». Сейчас, когда Америка потеряла «Принца», я надеюсь, что вы станете у кормила власти. Российский Союз хотел бы помочь вам в этом. Однако наше руководство расходится в мнениях на то, чьи претензии на власть в Соединенных Штатах следует поддержать…

Солдат неумело внес поднос с кофейником и чашками.

– Кофе, мистер Шестопалов?

– Вы безукоризненно произносите мою трудную фамилию, сэр, – Шестопалов даже покраснел от смущения. – Да, пожалуйста, кофе…

«Вполне симпатичный и умный молодой бюрократ, – подумал Лукьянов. – Искренне обожает меня, то есть Дженкинса».

– Продолжайте, пожалуйста, я весь внимание.

– Президент Кузнецов, по наущению имеющего на него влияние генерала армии Василенко, принял решение поддержать кандидатуру вашего соперника – главы Агентства Национальной Безопасности Турнера… Однако есть и другие влиятельные силы в нашей стране, и они хотели бы видеть Президентом вас. Без ложной скромности, ваш покорный слуга, сидящий сейчас перед вами, имеет большое влияние на Президента Российского Союза и представляет как раз тот сильный лагерь, который хочет в Президенты Америки вас. Мне, разумеется, не нужно вам объяснять, что иностранная держава – Российский Союз сильно и прочно врос в американскую экономику, мы финансируем нашими деньгами многие ваши программы и потому имеем реальную возможность давить и лоббировать.

Все это Лукьянов слышал впервые, но, будучи Дженкинсом, кивнул почти равнодушно.

– Я вас слушаю, продолжайте…

– Я явился предложить вам помощь, в случае если вы будете баллотироваться. Однако, как великий человек вровень с Макьявелли, вы, разумеется, понимаете, что толпа относится к вам враждебно. Я полагаю, что вы захотите избрать другой путь. Более короткий и менее рискованный.

– Мы работаем над этим, да, – неожиданно для себя подтвердил Лукьянов.

– Я очень рад, сэр. Сделайте это для блага Америки и всего мира.

– Скажите, мистер Шестопалов, Том Турнер принял предложение вашего Президента?

– Да, сэр. Однако я успешно работаю над тем, чтобы Президент Кузнецов изменил свое решение.

Лиза Вернер лежала не в постели, а на постели, «валялась», как она сама называла это занятие, и нажимала попеременно кнопки телеконсоли, наскучив той или иной программой. Президент, пришедший в себя от прогулки на вертолете, собирался на встречу с Турнером. Позднее вечером русская делегация должна была вылететь в Советск. Генерал Василенко, сославшись на неотложные дела, вылетел еще вчера. Лиза Вернер нашла вдруг физиономию Дженкинса и оставила ее на экране.

– Приятный тип – да, папа? – этот худощавый. Это его ты собираешься сделать Президентом?

– Нет, Лизок, это Кощей, мы стоим за Турнера.

– А мне нравится этот… Папа, подари мне американского Президента, а?

Лиза вывернулась на спину и, закинув руки, потянулась узкой кошкой. Тонкая, она скорее напоминала даже не кошку, а удлиненного зверька, не существующего в природе. Зверек верит в то, что «папа» всесилен и может подарить ему Президента. Кузнецов растрогался. Присел на край постели и поцеловал Лизу.

– Государственные соображения, Лизок, заставили нас остановиться на Турнере.

– Хочу худощавого Кощея… – проныла Лиза Вернер тем же тоном, каким капризные дети требуют неосуществимых вещей от любящих родителей. – Подари президентика, папа, у меня никогда не было американского Президента.

– Ладно-ладно, Лизок, я подарю тебе Турнера. Они все похожи…

– Хочу Дженкинса… – Лиза Вернер закусила губу, ее голубые глаза сделались желтыми вокруг зрачков, а это, уже успел узнать Кузнецов, предвещает злобное молчание и бойкот. Тотальный. К постели и за обеденным столом, на приемах и опять в постели.

– Лизок, ты не должна вмешиваться в политику… – Кузнецов встал.

– Тогда ты не должен вмешиваться в меня, – парировала Лиза.

– Мы решили, что мы стоим за Турнера, – Кузнецов был в отчаянии.

– Кто это «мы»? Мы – Николай Второй? Ты сам себя называешь «мы», Владимир?

– Я и генерал Василенко.

– Надо было еще с шофером посоветоваться! – фыркнула Лиза Вернер.

– Лизок!

– Хочу американского Президента… – буркнула Лиза Вернер.

Советск, пыльный город из бетона, выглядел еще более удручающе, чем Нью-Йорк, отметил Шестопалов. В Нью-Йорке по меньшей мере оставались от старых времен небоскребы, мосты; сабвэй, пусть облупившийся, старый и проржавевший, поражал своим грубым могуществом. В Советске старых зданий было немного, и все они выглядели ничтожно, а государственные здания, пусть и построенные семь лет назад, были обширными, но убогими. Шестопалов вздохнул. Кортеж Президента ехал из аэропорта в Президентский дворец в центре города. Скорость пришлось снизить. Шестопалов ехал во второй машине и наблюдал реакцию пешеходов на президентский автомобиль. Облаченные в потрепанные одежды люди в большинстве своем провожали автомобиль равнодушными глазами. Массы, подумал Шестопалов, потеряли за последнее десятилетие… Шестопалов затруднялся некоторое время назвать, что же именно потеряли массы… Энергию? Желание жить? И то, и другое, пришлось признать Шестопалову. И энергию. И желание жить.

Лето разжижило мозги, сухие ветры из Азии нанесли пыли, даже сквозь плотные стекла автомобиля запах едкой и сухой пыли стоял в салоне. Шестопалову пришлось признать, что мир, который он пытался построить, влияя на Президента Кузнецова, – мир свежих улиц, широких веселых проспектов, энергичных юных людей, мир без стариков, без душевнобольных и убогих, – не хотел строиться. Пока осуществился мир подавленных людей: даже спины жителей Советска свидетельствовали об их подавленной сгорбленности. Пожалуй, самыми энергичными юными людьми, подумал Шестопалов, можно считать Лизу Вернер и Женю Жарких. Ленивая Лиза Вернер даже «валялась» энергично, а Женя Жарких, не умеющий просидеть в одном кресле более минуты, был монстром движения. Лиза Вернер, тут Шестопалов улыбнулся, оказалась монструозно эффективна. Одной сценой в постели она переориентировала политику Российского Союза в Соединенных Штатах. Президент, и тут уже Шестопалов отказывался понимать почему, выяснилось, был тотально беззащитен перед этим тонконогим и тонкоруким существом ростом в 176 сантиметров и весом в 50 килограммов. Существо сказало ему, что хочет худощавого Кощея, и Президент уступил. Интрига закончена. Шестопалов выиграл. Кто проиграл? Шестопалов задумался. Генерал армии Василенко долго не продержится. Рано или поздно, но по просьбе Лизы Вернер или без просьбы генерал будет уволен. Просто потому, что его место советчика, доверенного человека, собутыльника отныне захвачено Лизой Вернер. И тем прочнее захвачено, что у девчонки есть щель, куда стремится Президент. А у генерала армии, – Шестопалов фыркнул, и шофер удивленно взглянул на него, обернулся и охранник с переднего сиденья, – а у генерала армии нет нужной щели. Генерал проиграл. Кто еще проиграл? Старики, потому что идеи Дженкинса в России постарается реализовать Шестопалов. Теперь, когда у него есть агент и союзник в постели Президента, это будет нетрудно осуществить. Так можно будет добиться снижения возрастного ценза до шестидесяти пяти лет… Лиза Вернер, заметил Шестопалов, упивается своим новым могуществом. А чтобы упиваться могуществом в безопасности, ей нужен человек, которому можно доверять. И таким человеком может быть только Шестопалов. Ибо это он вытащил девушку из Хаоса и подсунул ее Президенту… Она с таким упоением, в лицах, описывала сцену охмурения президента: «Папа, подари мне американского Президента, а? Хочу худощавого Кощея…» И убедительно выглядел в ее истории Кузнецов, огромный, в две с половиной Лизы Вернер весом, розовый, потный, растерянный. Интересно, в какой позе он ее имеет? Шестопалов откинулся на спинку сиденья. Подведя итоги, он успокоился. Ему опять удалось организовать Хаос в Космос. И это было самым большим удовольствием для Владислава Шестопалова. Других недостатков у него не было.