Сергей Пустельга не верил в привидения. Значит, версий могло быть две. Первая, самая неприятная – он и в самом деле спятил. А вот вторая…

…Мерзавцу и дураку Рыскулю подкидывают документы на Лапину, Микаэля просят помочь, он проговаривается, случайно или намеренно, затем Волков предлагает поспособствовать… Далее годились оба варианта. Либо Пустельга пытается использовать компромат в тех же целях, что и Рыскуль, и тогда его можно привлечь за использование служебного положения и шантаж. Либо… Либо то, что случилось на самом деле – Сергей оказался слишком щепетилен и недоверчив. И вот, девушка убита, а Пустельга завяз по уши. Именно он был в кабинете Рыскуля, когда тот отдавал документы, с ним – при свидетелях! – Лапина говорила по телефону, к нему девушка заходила в гости…

Оставалось вычислить автора этой затеи. Рыскуль? Или… «Товарищ Псевдоним»? Иванов помнил ночь на Донском и решил закрыть Сергею рот? Забить глотку землей?

Итак, несчастная актриса лежала в морге, бригада с Петровки искала убийцу, а Пустельга был вынужден сидеть и ждать, пока с ним придут разбираться.

Ждать было противно. Более того, ожидать удара – худшая тактика, Сергей помнил это еще по дракам на харьковских базарах. Значит?

Пустельга усадил Ахилло за недорисованную схему, понаблюдал, как старательный Прохор уснащает карту черными пуговицами, а затем ненадолго отлучился в соседний кабинет. Через минуту он вернулся, а еще через пять – зазвонил телефон. Сергей взял трубку, помолчал, а затем отчеканил: «Да… Да! Так точно! Выезжаю!»

…Фокус старый и простой. Звонил лейтенант из соседнего отдела – естественно, по просьбе Пустельги. Теперь оставалось сослаться на срочный приказ руководства, передать командование Михаилу и незаметно выскользнуть из Управления. В этот день Сергей был в штатском, что еще более облегчало дело.

Машину он вызывать не стал и пошел на Петровку пешком. Остальное было столь же просто. Удостоверение сотрудника Большого Дома действовало безотказно, и уже через полчаса Пустельга беседовал с пожилым следователем, который вел дело о похищении и убийстве гражданки Лапиной Веры Анатольевны.

Нельзя сказать, что вмешательство соседнего учреждения обрадовало работника Петровки. Но спорить с Большим Домом он не стал, и вскоре Сергей знал все подробности. Итак, поиски Лапиной не дали результатов, следствие уже решило, что актриса покинула Столицу, когда внезапно на Петровку позвонил сторож с Головинского кладбища. За три дня до этого он заметил какую-то странную возню возле одной из свежих могил. Два дня он сомневался, стоит ли ввязываться, но в конце концов решил заявить…

…Тело Лапиной лежало под гробом какого-то профессора, завернутое в старый, пропитанный маслом и бензином брезент. На девушке был плащ, очевидно тот, что запомнился Сергею. Ни денег, ни документов не оказалось, зато в кармане плаща лежал ключ. Лицо убитой было в крови, кровь запеклась на шее, но платье почему-то осталось чистым.

…От чьей двери этот ключ, Пустельга не усомнился ни на миг.

Вскоре Сергей был уже в следственном морге. Врач-эксперт оказался пожилым желчным субъектом в очках с толстыми стеклами, вдобавок беспрестанно курившим дешевые папиросы. Разговаривать с незваным гостем он отказался наотрез. Пришлось достать удостоверение. Глаза за толстыми стеклами нервно моргнули.

– Слушаю вас… гражданин… товарищ Пустельга!

Врач Сергею не понравился, поэтому он решил сразу овладеть положением.

– Нет, доктор, это я буду вас слушать!

Лицо врача стало белым – под цвет халата.

– Отвечать на мои вопросы вы должны четко, ясно и правдиво…

Врач моргнул, наверняка решив, что Сергей пришел по его душу. Не иначе, из «бывших», перепуганный на всю жизнь.

– Так вы готовы сотрудничать с Главным Управлением НКВД?

– Д-да… Спрашивайте…

Сергей усадил врача за столик в его маленьком кабинете, прикрыл дверь.

– Меня интересуют данные экспертизы по делу гражданки Лапиной…

Теперь в глазах эксперта плавало удивление:

– Так вы по этому поводу? Я-то думал… Извините, можно закурю?..

После третьей затяжки ему полегчало. Из ящика стола появилась небольшая папка.

– Понимаете, товарищ старший лейтенант, я еще только начал. Картина очень непростая…

– Но это убийство?

Врач постепенно оттаивал. Теперь он мог позволить себе легкую, слегка снисходительную улыбку.

– Вы… прошу прощения, трупов не боитесь? Тогда пройдемте…

Трупов Пустельга не боялся, но в морге бывать не любил. Особенно в таком, огромном, мрачном и необыкновенно холодном. В большом пустом зале под светом мощных ламп стояли обитые светлым металлом столы. На некоторых виднелись покрытые простынями тела. Сергея невольно передернуло.

– Вот-с…

Нужный стол оказался вторым от входа. Врач привычным жестом отдернул простыню…

…Вера Лапина была мертва – и мертва давно. В электрическом свете кожа казалась желтой, на обезображенном гримасой лице застыло странное выражение – не ужаса, как можно было ожидать, а бешеной, нечеловеческой ненависти. Полуоткрытый рот кривился жуткой усмешкой, белели ровные, без единой щербинки, зубы. Она плохо умерла – та, что хотела сыграть Изольду.

– В общем, так, – врач явно вошел в привычную профессиональную колею и давал пояснения спокойно, даже с некоторой гордостью. – Смерть наступила дней шесть – семь назад. Но разложение незаметно, вероятно, труп держали в холодном месте…

Стоп! Но ведь еще этой ночью…

– Доктор, а вы допускаете, что ее убили совсем недавно?

Пожатие плеч, ироничный взгляд:

– Допустить можно все, что угодно, молодой человек… Простите – товарищ старший лейтенант…

– Сергей, – представился Пустельга.

– Арнольд Феодосиевич, очень приятно, – по лицу эксперта промелькнуло нечто вроде улыбки. – Нет, Сергей, шесть, а то и семь, дней, я вам гарантирую…

Но этого не могло быть! Может, близнецы, двойники… Однако Сергей понимал: вчера у него была именно она – та, что лежала сейчас под беспощадным светом ламп…

– Арнольд Феодосиевич, могли ли преступники сделать так, чтобы эксперты неправильно определили время смерти?

– Когда она, по-вашему, умерла?

– Сегодня утром…

Молчанье, вновь пожатье плеч:

– Невозможно! Ее закопали три дня назад, если верить показаниям сторожа. Есть и объективные данные, которые не подделаешь. В крайнем случае, ошибка – день, полтора…

Пустельга задумался. Получалось нечто невозможное. Ладно, он подумает потом…

– Как ее убили?

Вопрос мог показаться лишним – порез на горле был прекрасно виден. Он находился именно там, где его пальцы нащупали шрам. Совпадение? Вначале шрам, затем на том же месте открытая рана…

– Убили? – из-под очков мелькнул странный хитроватый взгляд. – Сергей, я вам уже намекнул, что дело очень непростое. Ее резанули по горлу – ножом или бритвой. Но порез неглубокий, ничего всерьез не задето…

– Истекла кровью?

Сергею стало муторно. Почему-то вспомнилось пятнышко крови на простыне. Его крови…

– Не похоже, не похоже. Кроме того… Вот!..

В руке эксперта появился скальпель. Острие легко коснулось кожи. Секунда, другая – и на месте ранки начала медленно набухать большая темная капля.

– Третий случай в моей практике! Кровь не свернулась. Такое бывает у утопленников, но она не тонула. Такое впечатление, что ей ввели какой-то особенный состав, причем еще при жизни. А причиной смерти стала остановка сердца. Может быть, инфаркт… Ну, как говорится, вскрытие покажет…

Пустельга отвернулся: смотреть на мертвое страшное лицо больше не было сил. Врач понял и набросил на труп пахнущую карболкой простыню.

– Доктор… Арнольд Феодосиевич… Вы человек опытный. Как вы можете это объяснить?

– Я не следователь, Сергей. У меня есть совершенно безумное предположение, что над этой девочкой ставили какой-то научный опыт. Во всяком случае, она жила еще долго после того, как ей разрезали горло…

И тут Сергей сообразил, что эксперт смотрит на него, точнее, на его шею. Правда, там шрам был совсем небольшим небольшой, с трехкопеечную монету.

– А мне… можно спросить?

Обкуренный палец осторожно указал на ранку. Пустельга покачал головой:

– Стоит ли об этом? Я-то жив.

– Это… связано с ее гибелью?..

– Наверное. Да!..

Костяшки пальцев застучали по цинку, покрывавшему стол. Затем – невеселая улыбка:

– Я буду исследовать ее кровь. Сергей, хотите, я возьму и вашу – для сравнения?

В горле пересохло. Пустельга молча кивнул. Научный опыт? Значит, и над ним – тоже?

– Доктор, дам вам совет… Ничего не пишите о крови. Пусть причиной смерти будет обыкновенный удар ножом. Вы меня поняли?

– Советы вашего учреждения обычно принято исполнять в точности, – вздохнул эксперт.

– Принято. Арнольд Феодосиевич, возможно, мой совет спасет вам жизнь.

Договорились, что Пустельга будет звонить эксперту домой. Арнольд Феодосиевич обещал сообщить первые результаты к завтрашнему вечеру.

Возвращаться в Большой Дом не хотелось. Впервые за все годы службы в органах Сергей не представлял, что делать дальше. Версия, и без того не слишком логичная, разлеталась в прах. Кто-то очень похожий, со шрамом на шее, выдал себя за Лапину? Нет, на столе в морге лежала та, что еще вчера прикасалась к нему ледяными губами… Бред, бред!..

Пустельга поднялся вверх по Горького, прошел мимо Главной Крепости и свернул на набережную. Погода вновь испортилась, то и дело срывался мелкий холодный дождь. Стало зябко, Сергей поднял повыше воротник и медленно двинулся вперед, морщась от сырого ветра.

Его все-таки взяли за горло. Вахтер и милиционер, дежуривший у подъезда, подтвердит, что девушка приходила к нему. Далее ключ и, конечно, отпечатки пальцев в квартире… Вера была у него шесть дней назад, значит, он мог быть последним, кто видел ее живой. Вчера она (она?) тоже заходила, но кто поверит?

А что было у него? Рассказ самой Лапиной, данные экспертизы… Кровь! В вампиров Сергей не верил, зато слыхал о лихих опытах, которые ставили некоторые врачи. В свое время, экспериментируя с кровью, погиб Александр Богданов, его земляк, о котором Сергей немало узнал еще в Харькове. Поговаривали, что во время гражданской тот работал в таинственной лаборатории Кедрова, где пытались чуть ли не оживлять погибших красноармейцев.

…В Ташкенте Сергей сам имел отношение к расследованию жуткого случая с безумным врачом-экспериментатором, пытавшимся воскресить тело умершего много лет назад сына. Врача, погибшего, как и Богданов, во время эксперимента, сочли сумасшедшим, но Пустельга лично допрашивал арестованного по этому делу знаменитого ученого Войно-Ясенецкого, хирурга и, одновременно, епископа Ташкентского. Врач-епископ хмурил густые брови, молчал, а затем неожиданно произнес: «Антихристы! Гражданин следователь, это антихристы…» Дать свое заключение по найденным у погибшего врача бумагам Войно-Ясенецкий отказался даже под угрозой ссылки.

Пустельга поежился. Выходит, его хотят убрать? Ведь убрали же Айзенберга! А что если он действительно вышел на «Вандею»? Что он знает о Волкове, об Иванове, о группе ОСНАЗа «Подольск»? И что делать? Наблюдать, как Прохор приклеивает пуговицы к карте? Его сомнут, уничтожат, раздавят!..

Сергей медленно шел, бездумно глядя на мокрый, покрытый опавшей листвой асфальт. Впереди негромко прозвучали шаги – кто-то двигался навстречу. Странно, кому еще понадобилось гулять по холодной осенней набережной?

…На женщине не было ни шляпы, ни косынки, воротник дорогого пальто поднят, как и у Сергея, но смотрела она не вниз, а в сторону – на мрачную, покрытую мелкой рябью воду. Пустельга и не узнал бы ее, если б не случайный поворот головы…

– Виктория Николаевна?

В темных глазах были лишь недоумение и усталость.

– Извините, не помню…

Сергею стало совсем плохо. Лучше бы он просто прошел мимо!

– Я Сергей… Сергей Пустельга. Мы с вами на спектакле…

– А, вы друг Михаила? Здравствуйте, Сергей… Простите, как полностью?

– Не надо полностью… Просто Сергей. Я вам помешал?

На лице промелькнула улыбка – слабая, неуверенная.

– Нет… Я рада встретить кого-нибудь в такой день. Странно лишь, что мы встретились именно здесь…

Следовало спросить «почему?», но Пустельга не решился.

– Я сегодня плохая собеседница, – Виктория Николаевна оглянулась назад, затем вновь перевела взгляд на темную воду:

– Как пусто!.. Извините, Сергей, я испорчу вам настроение…

– Ни в коем случае! – Пустельга почему-то обрадовался. – Честное слово, это невозможно!

– Вам так хорошо? – вздохнула она. – Впрочем, я говорю глупости, извините…

– Ерунда, Виктория Николаевна! Так, по службе всякое… Можно… я провожу вас?

Женщина пожала плечами. Это можно было принять за приглашение, и Сергей повернул обратно, стараясь идти так, чтобы хоть немного прикрыть ее от порывов ветра. Виктория Николаевна шла быстро, Сергею даже пришлось ускорить шаг.

– Вы говорите, по службе? – неожиданно спросила она. – В вашем учреждении служебные неприятности наверняка хуже личных!

Тон был настолько ясен, что Пустельга только вздохнул:

– Вы так не любите НКВД?

– Не люблю. Вас это удивляет? Или вам странно, что я говорю это вслух?

Первое действительно не удивило, а вот второе, пожалуй, да…

– Что ж, если хотите, можете на меня донести. Какая это статья, 58-10?

Сергей отшатнулся.

– Виктория Николаевна! За что?

Она остановилась, взглянула ему в лицо, затем медленно провела рукой по лбу, поправляя мокрые волосы:

– Господи, что я говорю?.. Сергей, Сережа… Если можете, извините. Мне… Мне нельзя сейчас разговаривать с людьми…

– Я не обиделся…

Обида действительно исчезла, остались лишь растерянность и внезапная горечь. Он хотел спросить: «У вас что-то случилось?», но вновь не решился.

Теперь они шли медленнее. Виктория Николаевна молчала, затем внезапно усмехнулась:

– Своя беда кажется всегда страшнее… Если бы мы могли помочь друг другу! Но так бывает только на сцене: двое встречаются на набережной, происходит чудо… Извините, я опять говорю что-то глупое… Сергей, вы сильно сутулитесь!..

Он послушно выпрямился. В ответ послышался смех.

– Обожаю делать замечания! Самое странное, что это почему-то не встречает отпора. Вам не холодно?

– Холодно, – честно признался он. – Даже очень.

– Мне тоже… Пора сворачивать, а то придется брать больничный, а это совершенно ни к чему… Сергей, вы порезались!

Ее пальцы почти коснулись ранки. Пустельга вздрогнул и поспешил отодвинуться.

– Н-ничего! Ерунда это…

– По службе?

Она не шутила. В голосе было сочувствие и почему-то тревога.

До ближайшего моста дошли молча. Сергей был бы рад продолжить разговор, но чувствовал, что лучше не мешать. Его спутница вновь смотрела на реку, и думая о чем-то таком, к чему старший лейтенант Пустельга не имел никакого отношения…

На прощание она протянула руку, как тогда, в театре. Ладонь была неожиданно твердой и теплой. Пустельга долго смотрел, как она идет по оживленной в этот предвечерний час улице, постепенно исчезая в шумной толпе.

Он все-таки добрался до комнаты № 542, дабы успеть на торжественное завершение великого труда лейтенанта Карабаева. Все пуговицы были на месте, смотрясь рядом с гильзами очень эффектно. Прохор стоял гордый, явно ожидая похвалы. Сергей отметил точность и аккуратность, проявленные бывшим селькором, отчего тот радостно заулыбался. Впрочем, то, что еще несколько дней назад казалось успехом, теперь вызвало раздражение. В конце концов, чего они так прицепились к загнанным в неведомое убежище беглецам? Что Сергею надо? Ворваться, надеть наручники, вталкивать в «столыпины»? Конечно, там могли быть не только придурковатые профессора и перепуганные комсомольцы, но и настоящие убийцы, заговорщики, диверсанты. К тому же, ребята не виноваты, они честно потрудились…

– Ладно, делитесь! – произнес он вслух, постаравшись улыбнуться.

– А вот и не скажем, отец-командир, – довольно ухмыльнулся Ахилло. – Правда, не скажем, Прохор?

– А ни за что, товарищ старший лейтенант!

– Саботажники! – Сергей присел возле карты, соображая, что могли заметить его глазастые сотрудники. Черные пуговицы – места появления загадочной машины – густо усеяли карту. Конечно, беглецам безопаснее уезжать в «Ковчег» под надлежащим прикрытием и со всеми удобствами! Да и таинственному «Седому» можно не сообщать беглецам адрес убежища. Странно, возле реки гильз больше всего, а вот пуговиц…

– Здесь!

Сергей указал на место, где был обозначен Дом на Набережной. Шестьдесят три гильзы – и ни одной пуговицы!

– Увидел! – разочарованно вздохнул Ахилло. – Прохор, сколько?

– Две минуты!

Оказывается, эти шкодники засекли время!

– Значит, вы хотите сказать, – Пустельга потер лоб, – что возле дома на Набережной ни разу не видели черную машину?

– Этого никто не говорит, Сергей! – Ахилло даже подмигнул. – Машину не видели во время бегства тамошних вражин. А приезжала ли она туда в другое время, никто и не спрашивал!

– Центр? – тихо спросил Пустельга, все еще не веря. – Неужели «Ковчег»?

Никто из беглецов не уезжал на черной машине! Значит? Значит, им никуда не нужно было уезжать!

– Ну, проявим осторожность, – Михаил пустил в потолок кольцо сизого дыма. – Там может быть пункт сбора, откуда их везут тайной линией метро…

Послышалось хмыканье – это не выдержал Карабаев.

– Или местным тузам из принципа не подают транспорт… Но, честно говоря, самое простое решение – самое верное. Там их центр, товарищ очень старший лейтенант!

– Глумитесь над начальством, артист погорелого театра? – Сергей еще раз оглядел карту. – Ладно, ордена цеплять рано. Что у нас по этому дому?

– Много всякого…

В голосе бывшего селькора не чувствовалось особой уверенности. Пустельга выпрямился:

– Значит так… Завтра достать план дома, всех подземных коммуникаций, а также схему организации охраны. Подберите данные секретных сотрудников за последние полгода. И посмотрите не было ли каких-нибудь ЧП во время строительства…

– З'исть-то вин з'исть, – неожиданно проговорил Ахилло на чистом украинском. – Та хто ж йому дасть, товарышу панэ начальнику?

– То есть? – если Михаил начал разговаривать по-украински, то дело становилось необычным. – Кто кого съест?

– Это из анекдота про слона в зоопарке, Сергей. Мы ведь вам сюрприз хотели приготовить, бедный Прохор Иванович пол-Управления обошел. Продолжать?

– Данные засекречены? Все?

– Все. Геть уси!

– Можете переходить обратно на русский. Я понял…

В случайность Пустельга уже не верил. Если особая группа НКВД не имеет допуска к таким данным, то для кого они предназначены?

– Не вздумайте идти к Ежову! – продолжал Микаэль. – Чем меньше шуму будем поднимать, тем лучше. Мой батюшка немного знаком с товарищем Иофаном, тем, кто построил этого монстра. Хорошо бы нанести ему визит, а заодно и погулять возле подъездов… Гильзы с карты мы уберем – от греха подальше.

Идея орденоносца была неплоха. Шум поднимать рано, шуметь вообще не стоит. Они слишком близко к цели…

Домой ехать не хотелось. Пустельга подумал, сел в автобус (новый, двухэтажный – гордость Столицы) и вскоре добрался до правительственного дома. Он несколько раз проезжал это место, но ни разу не присматривался. А зря!

…Серый многоэтажный фасад протянулся на целый километр вдоль гранитных речных берегов. За главным фасадом прятались другие корпуса, такие же многоэтажные, огромные. А еще что-то было под землей, что-то стояло на крыше, поблескивая стеклами и ощетинившись антеннами… В яркий летний день сооружение Иофана казалось сказочным дворцом – предвестником будущей коммунистической Столицы. Но в этот мрачный вечер дом напоминал гигантское чудище, жуткого монстра, хранившего в своем темном чреве мрачные тайны. Пустельге внезапно захотелось никогда больше сюда не приезжать, забыть навсегда – и отправиться ловить карманников на Хамовнический рынок…

На следующий день Сергей с нетерпением ожидал Михаила. Тот вернулся скоро, но без особых результатов. Иофан куда-то уехал, и Микаэль ограничился тем, что побродил возле таинственного дома, встретив несколько знакомых. По его словам, работы было на год, если не больше: в десятках подъездов Дома могло происходить что угодно.

Пустельга не был особенно расстроен. Он усадил Карабаева за разбор присланных из следственного отдела дел, в которых, по мнению коллег, могли быть данные о «Вандее». То там, то здесь в Столице арестовывали членов различных «тайных организаций». Большая часть «врагов» была просто неосторожными болтунами, но среди десятков дел мог найтись какой-нибудь след. Ахилло же получил папку с донесениями о предполагаемых диверсиях группы Фротто. Обе эти линии следовало отработать, кроме того, подобные занятия помогали скрыть от любопытных глаз тайну Дома на Набережной.

Два дня прошли спокойно и скучновато. Каждый вечер Пустельга звонил эксперту, но Арнольд Феодосиевич просил еще немного подождать. На третий день по пути на работу Сергей, купив свежий номер «Столичной правды», развернул по привычке четвертую страничку, желая узнать об успехах любимого «Динамо». Внезапно взгляд упал на маленькую заметку в левом нижнем углу. «Гибель актрисы»…

«Вера Лапина… Молодая, талантливая… ее первые роли… зверски убита… похороны состоялись вчера на Головинском…» Именно там, где нашли ее труп…

Сергей медленно шел по оживленной в утренний час центральной улице Столицы, заставляя себя еще раз вспомнит все детали этой страшной истории. Что он сделал не так? Вера лгала ему, затравленная, перепуганная до смерти, значит ее следовало увезти из Столицы, спрятать, разобраться спокойно… Он этого не сделал. Плохо, старший лейтенант! Если б такое случилось с его агентом, впору подавать в отставку. Очень плохо!

Пустельга понял, что не сможет усидеть в кабинете. Не отвечая на удивленный взгляд Ахилло, он сообщил, что вернется к четырем дня. Уже в дверях его догнал вопрос, неизбежный и правильный: где искать сгинувшего руководителя группы, буде появится необходимость? Но Сергей и сам не знал, куда он собирается идти. В холодный мокрый парк? Снова на гранитную набережную?

Впрочем, выход нашелся быстро. Пустельга сообщил, что направляется к Дому Правительства, дабы лично провести рекогносцировку.

Любую операцию, даже простое уклонение от служебных обязанностей, Пустельга любил продумывать до мелочей. Он был в штатском, в своем старом пальто и чиненых-перечиненных ботинках, но возле подъездов серого монстра хватает любопытных и опытных глаз. Поэтому Пустельга купил маленький букет фиолетовых астр. Теперь он походил на скромного влюбленного, который имеет законное право неторопливо прогуливаться по необъятному двору Дома на Набережной. На таких редко обращают внимание, разве что посочувствуют…

Двор действительно оказался огромен – размером с полтора футбольных поля. Здесь было и настоящее поле, правда небольшое, баскетбольная площадка и целый детский городок. Да, жильцы устроились неплохо!..

Для начала Сергей осмотрел подъезды. Вахтеры были на месте, кроме того в одном из подъездов, находился милицейский подрайон. Ознакомившись со списками жильцов, Пустельга пересчитал этажи, убедившись, что на каждом из них по четыре квартиры. Да, народу тут тьма! Интересно, как представляет себе Микаэль «секретный подъезд»? Такой, как эти – обычный, с сонным вахтером? Нет, едва ли! Кроме охраны дома есть еще участковые, врачи из поликлиники…

Пустельга стоял возле одного из подъездов, держа букет в руке и переминаясь с ноги на ногу. Он уже успел поймать несколько сочувственных взглядов: прохожие жалели плохо одетого парня, чья девушка безнадежно опаздывала. Становилось скучно. Не то, чтоб Сергей надеялся сразу увидеть что-либо важное, но вокруг все было слишком обыденным, серым, как стены гигантского здания. Незаметно для себя Пустельга поднялся на одну ступеньку, ведущую в подъезд, затем на другую…

– Разрешите?

Молодой человек, на вид лет двадцати или чуть старше, терпеливо ждал, пока Сергей сообразит уступить дорогу.

– Простите… – Пустельга отошел в сторону, привычно отметив, что вышедший из подъезда одет дорого, даже слишком дорого для его возраста. Модное ратиновое пальто, мягкая шляпа…

Пустельга сошел со ступенек и не спеша двинулся к соседнему подъезду. Интересно, кто этот модно одетый? Чей-то сынок? Пустельге на такое пальто надо было копить минимум год. Но лицо у парня приятное. Приятное, знакомое…

Мгновенно стало жарко. Шляпа! Сам ты шляпа, Серега Пустельга! Засмотрелся на одежку и… Лицо, лицо – быстро!

…Голубые глаза, скулы слегка выдаются, чуть курносый нос… Воображение никак не желало помочь. Пустельга беспомощно оглянулся, но незнакомец уже исчез. Шляпа ты, старший лейтенант! Лицо! Еще раз: голубые глаза…

И Сергей понял, что воображение не виновато. Оно просто не сработало, на подобное его не хватило. Шляпа действительно сбила с толку. Это лицо Пустельга видел под высоким красноармейским шлемом. Симпатичное молодое лицо, шинель с «разговорами», орден на большом банте… Косухин Степан Иванович, командир РККА… Донское кладбище, сентябрьская ночь, испуганный Волков, пустой гроб – и красный рубин с бхотскими письменами…

Ноги не держали. Сергей присел на лавку, уронив ни в чем не повинные астры прямо на асфальт. Интересно, что бы он сделал с сотрудником, который проворонил такую встречу? Наверняка подал бы рапорт на разжалование! Человек, исчезнувший из собственной могилы… Но ведь год рождения того Косухина, если не врала надпись на памятнике – 1897-й… Этому, в шляпе, лет двадцать–двадцать два… Интересно, стареют ли мертвецы?..

Итак, в ходе производства личного наблюдения он, старший лейтенант Пустельга, ровно в 11:45 (число, месяц и год – прописью) возле четвертого подъезда так называемого Дома на Набережной встретил неизвестного, который согласно данным органолептики внешне чрезвычайно напоминает погибшего в 1921 году Косухина Степана Ивановича… Приблизительно так он написал бы в рапорте, но делать это ни к чему. Во-первых, стыдно: проморгал. Во-вторых, и это главное, молодой человек в шляпе не в розыске, и Сергей не обязан выслеживать парня. А то, что им интересуется компания, любящая темноту кладбищ, так им, Пустельгой, тоже очень даже интересуются! Хорошо бы все-таки поговорить с этим, так похожим на погибшего командира РККА!..

Конечно, Сергей сделал все, что еще можно. Ткнув вахтеру под нос удостоверение (постаравшись при этом прикрыть пальцем фамилию) он потребовал сведений о молодом человеке в ратиновом пальто и шляпе. Вахтер долго моргал, чесал затылок, а затем неуверенно сообщил, что «этот» не из жильцов. По предположению стража подъезда, молодой человек был в гостях на четвертом этаже. Или на пятом… Или на третьем… Оставалось конфисковать у вахтера тетрадь с адресами и переписать фамилии жильцов этих трех этажей.

На службе Сергей появился только под вечер, молча выслушав рапорты о проделанной работе и велел всем идти по домам. Хотелось поделиться увиденным с Ахилло, но Пустельга решил не спешить и сперва разобраться самому.

В пустой квартире было тихо. Сергей выпил чаю с каменными от старости баранками и вспомнил, что самое время позвонить Арнольду Феодосиевичу. Эксперт обещал сообщить новости на следующий день, а прошло уже целых три…

Голос в трубке не таким, как в прошлый раз – неуверенным, испуганным:

– Сергей… Я… Понимаете… Может, не по телефону?..

– Если нас слушают, то уже поздно, – Пустельга почувствовал невольное раздражение. Интеллигент из «бывших» что-то крутит, недоговаривает…

– Понимаете, мне не дали произвести вскрытие! Они забрали труп – еще позавчера. Мне велели молчать… Дело вообще забрали с Петровки. Мне не сказали, кто…

…Дело мог забрать Большой Дом. Теоретически – еще НКГБ и военная разведка. Хотя при чем тут разведка?

– А кровь, кровь?

Молчание, тяжкий вздох.

– Арнольд Феодосиевич!

– Слышу, Сергей… Анализ я провел. Порадовать не могу: в вашей крови тот же состав. Приблизительно в соотношении один к двадцати, если сравнивать с этой… Лапиной…

Сердце заныло. Что за гадость ему ввели? Зачем?

– Это… это опасно?

– Боюсь, что да. Правда, доза небольшая, но это очень скверная вещь. Ее называют «ВРТ»…

Пустельга вытер со лба капли пота. «ВРТ» – что за дрянь?

– Я даже не знаю, как это расшифровывается. Вся литература по «ВРТ» проходит с грифом…

Может, врач и лгал, но большего от него явно не добиться.

– Что мне делать? У вас есть лекарства?

– Н-нет… Не знаю… Позвоните мне позже… Позже…

Сергей повесил трубку и застыл возле телефона, не в силах встать с низенькой старой табуретки. Вот так! Никаких вампиров, никакой мистики… Лапиной ввели в кровь эту «ВРТ», проверили действие, а потом принялись за него. Труп, естественно, забрали, чтоб скрыть следы.

…Вера приходила к нему, хотя, по мнению экспертов, была уже мертвой чуть ли не неделю. Теперь ясно, всех сбил с толку проклятый яд. А сколько осталось ему? Лапина продержалась дней шесть, от силы восемь…

Сергей еле заставил себя раздеться, преодолев искушение рухнуть на постель прямо в костюме. Потемневшее пятно на простыне заставило вздрогнуть, пальцы ощупали ранку. Ерунда, почти зажила! Но ведь и у нее был шрам – а потом он видел располосованную ножом шею!..

Пустая квартира, тьма, тихие шорохи где-то в коридоре… Становилось страшно. Еще и эта комната с печатями… Стоп, комната с печатями! Вере вовсе не нужно было проходить сквозь дверь или закрывать засов с той стороны! Она могла просто спрятаться в комнате. А как же труп в морге? Но она могла выйти потом, когда Сергей ушел из квартиры…

Пустельга не выдержал, включил настольную лампу и положил под подушку наган. Внезапно захотелось курить. Хорошо, что он не держит папирос! Нет, надо успокоиться, иначе можно спятить без всякой «ВРТ»…

В конце концов Сергей все-таки задремал. Он знал, что спит – такое с ним случалось. Пустельге нравилось контролировать сны: он словно сидел в кинозале, где было спокойно и безопасно…

Сергей видел свою же квартиру, темную, тихую. В его комнате горит лампа, но постель пуста. Затем он идет коридором… Запечатанная дверь – хорошо бы заглянуть! Пустельга входит, не снимая печатей. Пусто. Стопки книг на полу, поломанный стул… Он уже поворачивается, чтобы вернуться в комнату, как где-то далеко, на улице, раздается легкий стук. Шаги… Кто-то проходит мимо дома. Шаги приближаются к подъезду. Тишина – и вновь шаги, уже ближе, на лестнице…

И тут появился страх. Сергей уже знал, что это к нему. Не спрятаться, не уйти! Шаги близко – второй этаж, третий… Надо проснуться! Скорее! Сергей дернулся, крикнул и открыл глаза…

…Горела лампа. В коридоре было тихо, лишь с улицы доносился шум редкого в этот час автомобиля…

Пустельга встал, накинул одежду (в доме еще не топили) и вышел в коридор, решив зайти на кухню и глотнуть чаю. Он уже дошел до двери, ведущей в кухню, когда какое-то шестое чувство заставило его остановиться, замереть на месте.

Опасность! Будь Сергей где-нибудь на горной тропе в Бадахшане или Кашгарии, то тут же рухнул бы на землю, выхватывая маузер. Но в пустой квартире не было басмачей, не сторожили китайские контрразведчики…

Пустельга вытер пот со лба. Все-таки нервы! Довели, сволочи!..

И тут грянул звонок. Ночью он показался оглушительным, словно у входной двери взорвали гранату. Значит, снилось не зря!… Пустельга закусил губу. Спокойно, Серега, спокойно, Крест! У соседа лопнула труба, вернулся из командировки сосед-конструктор… В конце концов, его решили арестовать – ладно, выкрутится!..

Звонок вновь ударил в уши. Надо открывать. Мелькнула мысль о револьвере, но Пустельга понял, что это бесполезно. Соседей пугать не следовало, а убийц не испугаешь – да они бы и не стали звонить…

За дверью было тихо. Сергей хотел спросить «кто?», но представил себе, как прозвучит его голос: хрипло, неуверенно. Какого ответа он ждал? «Привет от Лантенака!»?

Пустельга заставил себя усмехнуться, дернул засов и нажал на кнопку замка…

…Пахнуло сыростью. Она была все в том же плаще, неяркий свет падал на бледное, спокойное лицо…

– Сергей, извините…

Он не закричал – хватило сил удержаться на ногах. Рука впилась в косяк, чтобы загородить путь…

– Сергей! – голос был тот же, только тише, невнятнее. – Вы что, испугались? Я вас разбудила?

Легкая виноватая улыбка. Шея прикрыта косынкой…

– Вера… Вы… Уходите!..

Улыбка исчезла. На лице – растерянность, обида.

– Вы… Вы прогоняете меня? За что, Сережа? Я… вас обидела? Я знаю, поздно, но мне опасно выходить днем…

Черт! Что ей сказать? Чтобы возвращалась на Головинское?

– Откуда вы?

Недоуменный взгляд, удивление:

– Я… Не помню… Я очень устала, Сергей, мне плохо… Можно, я войду?

Правильнее было захлопнуть дверь, побежать к телефону… Но кому звонить – Волкову? Пустельга уже позволил ей уйти… Нет, теперь он разберется до конца!..

Было страшно, но ужас, затопивший сознание, уже уходил. Сейчас все выяснится! В газетах сообщили о похоронах, но сам Сергей там не был. Он видел тело в морге, но даже не попробовал пульс…

Он мельком взглянул на ее лицо. Обычное, только бледное, усталое. Ничего общего с тем, что он видел там, на Петровке. В глазах – боль и обида.

– Что случилось, Сергей? Я… Зачем вы так?

Пустельга решился: играла она или нет, бредил ли он или был здоров – надо выяснить все до конца.

– Извините, Вера! – он улыбнулся и помотал головой, словно прогоняя сон. – Я просто еще не проснулся. Заходите!..

От волос ее пахло дорогими духами. Наверное, они должны были заглушить другое, хорошо знакомое – еле различимый запах сырой земли. Это было последнее, о чем успел подумать Пустельга, прежде чем девушка обернулась, и он увидел ее глаза. Крикнуть Сергей не успел – как и вспомнить старую истину о том, что вернувшимся из мест, откуда не возвращаются, никогда нельзя верить…

…Поиски пропавшего без вести сотрудника Главного Управления НКВД Сергея Павловича Пустельги начались утром следующего дня. Его искали долго, сначала в Столице, затем по всей стране, хотя уже к концу первой недели стало ясно, что найти исчезнувшего старшего лейтенанта едва ли удастся. Поэтому искали без особой надежды и старания, просто выполняя очередной приказ.

И в эти же дни совсем другие люди без всякого приказа, зато с куда большей энергией и настойчивостью пытались разыскать исчезнувшего из секретной столичной тюрьмы Юрия Петровича Орловского, бывшего историка, а ныне врага народа, осужденного согласно беспощадным, но справедливым законам первого в мире государства трудящихся. Искавшие его сами подвергались немалой опасности, но это не останавливало тех, кто пытался найти Орфея. Им тоже не сопутствовала удача: след пропавшего зэка терялся где-то в заповедных лесах Северного Урала.

…Двое – гонитель и гонимый, всевластный преследователь и бессильная жертва – без следа сгинули в Мальмстриме, захлестнувшем страну.