3.2. 1930-е годы: манускрипт «молодеет»! Или… нет?
В 1931 году (видимо, по инициативе самой Этель Лилиан Войнич) с манускриптом начали работать специалисты Католического университета в Вашингтоне, в частности Теодор Петерсен и Теодор Холм. Они сделали множество фотокопий (вдобавок к тем, что уже имелись), составили подробнейшие описания текста и иллюстраций загадочного документа (и результатами их деятельности потом пользовались еще несколько поколений исследователей), но, к сожалению, каких-либо серьезных научных прорывов им осуществить не удалось. Несмотря на это, в обширной переписке представителей Католического университета с Этель Войнич и Энн Нилл содержится много любопытных деталей. Например, Теодор Петерсен выделил в тексте наиболее часто повторяющиеся слова (если это, конечно, слова) и обратил внимание на закономерности в сочетаниях отдельных символов. Также он высказал некоторые предположения относительно того, какие растения из числа изображенных в манускрипте можно идентифицировать.
Современник Петерсена, Теодор Холм, датчанин по происхождению, был высокообразованным ботаником и зоологом. Он также писал о том, что как минимум полтора десятка из числа представленных в манускрипте растений явно представляют собой обычную европейскую флору. Например, изображение на странице 9 он определил как трехцветную фиалку, у нас известную как «анютины глазки» (см. вклейку). Надо сказать, что это одно из немногих изображений, которое выглядит вполне привычно и не заставляет теряться в догадках…
Также согласно заключению Холма в манускрипте можно увидеть коноплю (см. вклейку), подорожник (см. вклейку) и так далее.
Кстати, давайте обратим внимание на нумерацию страниц манускрипта (уже шла речь о том, что номера, скорее всего, были проставлены значительно позднее, нежели изготовлена сама книга, а также о том, что некоторые листы были утрачены). В большинстве исследовательских работ применительно к страницам «рукописи Войнича» часто используют слово «фолио». По-латыни «in folio» дословно означает «в лист». Практически же «ин фолио» – это формат книги, равный половине стандартного листа. Почему половине? Потому что при «сборке» книги ее удобнее формировать из согнутых пополам листов, нежели из отдельных страниц – ведь в последнем случае неудобно сшивать блок чисто технически. И с течением времени словом «фолио» стали называть развороты в книгах, у которых левая и правая страница имеют один и тот же порядковый номер.
Но применительно к «манускрипту Войнича» исследователи используют несколько иной порядок нумерации. Посмотрите на рисунок, на котором наглядно представлено, как составлялись тонкие «тетрадочки» из отдельных листов, из которых потом сшивался манускрипт (рис. 3.7). На картинке хорошо видно, как именно листы складывались пополам. В итоге первой в «тетрадочке» получалась страница с номером 1 в правом верхнем углу, под ней – страница с номером 2 и так далее.
Рис. 3.7. Схема соединения страниц
В данном случае «фолио» – это пергаментная страница манускрипта. И «первый фолио» состоит из той страницы, на которую нанесен номер 1, и оборотной ее стороны. «Второй фолио» – это страница с номером 2 и ее оборотная сторона.
Таким образом, когда мы открываем разворот, мы видим на правой его полосе номер, стоящий в правом верхнем углу. Получается, что если, например, на правой полосе мы видим цифру 15, это означает, что левая полоса – это часть фолио 14, а правая – часть фолио 15. На следующем развороте левая полоса будет являться частью фолио 15, а правая – частью фолио 16.
Да, разобраться в этом, не листая манускрипт, довольно сложно. И хочу сказать, что многие издания вообще не уделяют внимания тонкостям нумерации листов манускрипта. Но если не сделать это пояснение, вам будет сложно разобраться, как именно другие исследователи ссылаются на те или иные страницы. Уточню: приведенные выше обозначения фолио используют не все исследователи. Но в наиболее серьезных исследованиях порядок именно такой. Еще одно необходимое уточнение: так как на нашей вклейке представлены не все страницы подряд, порядок фолио и разворотов несколько нарушился. И не всегда на одном развороте представлены части одного и того же фолио. Поэтому там, где нужно сделать ссылку на конкретные страницы, я буду стараться привязывать ссылки к указанным на страницах цифрам.
Кем и когда были пронумерованы страницы – также обсуждаемый вопрос. Например, уже известный вам Джон Мэнли предполагал, что это было сделано в XV столетии (если сам манускрипт мы датируем временами Роджера Бэкона). Но впоследствии предполагаемое время создания книги сдвинулось на более поздний срок – следовательно, время нумерации страниц ныне тоже под большим вопросом…
…В целом Холм и Петерсен так или иначе имели отношение к изучению манускрипта вплоть до середины 1940-х годов. Около 1944 года еще один ботаник – Хью О’Нил – издал статью, в которой утверждал: в манускрипте можно найти изображения не только европейских растений, но и тех, что изначально произрастали в Новом Свете и лишь после Великих географических открытий были привезены в Европу. Например, паприка и подсолнечник (см. вклейку).
А вот это уже было интересно. Если предположить, что манускрипт изготовлен где-то в Европе – значит, время его создания нужно сдвигать на более поздние времена, нежели было принято считать до этого. Ибо ни подсолнухи, ни паприка, привезенные в Европу Колумбом и его последователями, во времена Роджера Бэкона, который считался автором книги, в Старом Свете не культивировались. Но, может быть, манускрипт изготовлен не в Европе? Но где же – неужели в Америке? Но когда? Этот вполне закономерный вопрос с течением времени привел к появлению весьма любопытных версий, к которым мы еще обязательно вернемся! Правда, следует оговориться, что предположения O’Нила, Холма и Петерсена (относительно того, где и какие растения изображены) не у всех вызывают доверие. Большинство растений на иллюстрациях манускрипта выглядят очень уж неоднозначно.
Кто изучал манускрипт параллельно с Холмом и Петерсеном?
В 1931 году интерес к манускрипту также проявил известный германо-американский историк и искусствовед Эрвин Панофский (Панофски, 1892–1968). В это время он был приглашен прочесть курс лекций в Нью-Йоркском университете и, судя по всему, часто общался с Этель Лилиан Войнич и Энн Нилл. Основной сферой интересов ученого было искусство Ренессанса и способы философской интерпретации художественных образов.
Видимо, первоначально Панофский ознакомился с «фотостатами» нескольких страниц манускрипта и, поняв, что перед ним – нечто небывалое, занялся изучением загадочного документа более внимательно. Первоначально ему показалось, что у «рукописи Войнича» есть много общего с рукописными книгами времен кастильского короля Альфонсо Х Мудрого, правившего в XIII столетии. К числу известнейших появившихся в годы его правления книг относится, в частности, богато иллюстрированная «Книга игр», посвященная тонкостям игры в шахматы (рис. 3.8). И сначала исследователь решил, что манускрипт изготовлен где-то на территории Испании около XIII века. Он писал, что, по его мнению, ни к Роджеру Бэкону, ни к Англии в целом эта рукопись не имеет отношения. Также, по мнению Панофского, в цветовой гамме рисунков, в самом шрифте манускрипта просматривается несомненное арабское (или другое восточное) влияние, а само содержание, вероятно, имеет отношение к обрядам Каббалы.
КАРТИНКИ – В ПОМОЩЬ
Многие растения, которые мы сейчас выращиваем на дачных клумбах, употребляем в пищу и приобретаем в магазине специй, в эпоху Средневековья ни в Европе, ни в России известны не были. Картофель и томат, кукуруза и фасоль, ваниль, какао, красный перец, арахис, подсолнечник и многое другое – все это как минимум до конца XV века в Старом Свете было недоступно. То же самое относится и к некоторым видам животных и птиц. Поэтому изучение флоры и фауны на иллюстрациях в старинных книгах может помочь в определении времени и места их создания. Впрочем, так же как и пристальное внимание к деталям одежды изображенных персонажей или особенностям архитектуры.
Рис. 3.8. Изображение Альфонсо Х (сидит в центре) из «Книги игр». XIII в.
Но постепенно Панофский начал сомневаться в своем предположении. Изучив рисунки (особенно те, на которых присутствовало нечто напоминающее механизмы и водопроводные трубы), он заявил, что, вероятнее всего, манускрипт создан не ранее первой половины XV столетия.
Нам не слишком много известно о том, насколько подробно Панофский знакомился с «манускриптом Войнича», но, судя по всему, он возвращался к заинтересовавшей его рукописи на протяжении многих лет. Первые его письма, связанные с манускриптом, относятся к 1931–1932 годам, а последние сохранившиеся в библиотеках и архивах – к середине 1950-х!
Этель Лилиан Войнич относилась к изысканиям Панофского с большим интересом: в ее переписке содержатся упоминания об этих исследованиях, причем писательница особо подчеркивает, как ее удивила версия относительно того, что автором манускрипта не является Роджер Бэкон (как мы помним, эту точку зрения защищал сам Вильфред Войнич). В письмах также можно найти информацию о том, что в начале 1930-х годов (видимо, по инициативе все того же Панофского) манускрипт, вернее, копии его страниц, изучались также учеными Германии.
Версию о «немецком происхождении» манускрипта поддерживал и еще один ученый – старший друг и наставник Эрвина Панофского – Ричард Саломон (1884–1966), которого Панофский познакомил с копиями страниц загадочной книги. Более того, вероятно, именно он и высказал эту версию, а Панофский в итоге просто согласился с его доводами.
Ричард Георг Саломон родился в Германии, в Берлине, и окончил Берлинский университет. Предметом его исследований были история религии, история средневекового европейского права, история Византии. Саломон работал в Колониальном институте Гамбурга, во время своей преподавательской карьеры он познакомился с Эрвином Панофским, который был на восемь лет моложе его.
Когда в 1930-х годах в Германии пришли к власти нацисты, Саломон и Панофский были отправлены в отставку как «нежелательные элементы» из-за их еврейского происхождения и вскоре перебрались в Соединенные Штаты. С этого момента судьба обоих ученых была связана с американскими учебными заведениями и научными организациями. Известно, что оба они вели переписку с Этель Лилиан Войнич и Энн Нилл.
На этом мы ненадолго расстанемся с Эрвином Панофским (его взгляды относительно датировки манускрипта впоследствии изменились еще раз, и об этом мы тоже обязательно поговорим!). Пока обратимся к еще одной попытке определить, на каком языке «говорит» манускрипт. Правда, она уже признана исследователями неудачной. Но ведь неудачная – не значит не заслуживающая внимания, не так ли?
В 1943 году в США вышла работа, посвященная рукописи Войнича, автором которой был нью-йоркский юрист Джозеф Мартин Фили, – «Шифр Роджера Бэкона: найден верный ключ». Впоследствии противники его теории писали, что Фили, являясь профессиональным адвокатом, конечно, умел убедительно защищать свою точку зрения… А вот с научной методологией дела у него обстояли не слишком хорошо. Будучи криптологом-любителем, он никогда не видел манускрипт вживую: руководствовался только фотокопиями и известной работой Уильяма Ньюболда.
ОДИН ИЗ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ МАНУСКРИПТА
К числу наиболее известных работ Эрвина Панофского, которого причисляют к основоположникам американской искусствоведческой школы ХХ века, относятся книги «Идея. К истории понятий в теории искусства прошлого», «История искусства как гуманистическая дисциплина», «Ренессанс и „ренессансы“ в искусстве Запада». Многие его труды издавались на русском языке. В сферу научных интересов Панофского входило изучение творчества Альбрехта Дюрера, в котором также содержится немало загадок.
Фили начал с того, что провел некое подобие «частотного анализа» нескольких работ Роджера Бэкона, написанных на латыни. В основном он пользовался текстом «Communia Naturalium» («Общая физика»). Исследователь определил, что буквы E, I, T, A, N, U и S в лексике Бэкона встречались наиболее часто.
Следующим шагом стала попытка провести аналогичный анализ текста манускрипта. Фили предполагал, что если автором являлся Бэкон, то знаки, чаще всего встречающиеся на страницах манускрипта, будут являться аналогами латинских букв, которые английский ученый-монах использовал чаще всего. Здесь Джозефа Фили ожидала первая сложность: если определить границы слов в манускрипте еще более или менее возможно (если принять за слова группы знаков, разделенные пробелами), то выделить отдельные знаки-буквы уже гораздо сложнее. Если вы присмотритесь к тексту манускрипта, то поймете почему: там очень много примеров того, что в пределах одного «слова» зачастую трудно определить, из скольких знаков оно состоит. Они часто как будто «перетекают» один в другой. Когда выше мы упоминали о проводившемся различными учеными частотном анализе текста манускрипта (в основном подобные исследования велись уже после 1960-х годов), речь шла в первую очередь именно о словах, о группах знаков, а не об отдельных знаках.
Таким образом, определить, сколько же символов использовал автор манускрипта и с какой частотой, Джозеф Фили не смог.
И он решил пойти другим путем.
* * *
…Юрист внимательно рассматривает копию 77–78 фолио манускрипта. Эти страницы тиражировались (и продолжают тиражироваться) чаще всего: с одной стороны, на них располагаются рисунки, которые многочисленные исследователи всегда считали наиболее простыми для интерпретации, с другой – попытка этих самых интерпретаций неизменно заводила ученых в тупик… Джозеф Фили привык руководствоваться в своей работе логикой, привык докапываться до истины, привык подводить прочную базу под все свои выводы и объяснения… Так неужели ему не покорится какая-то стопочка пергаментных листков? Он снова всматривается в странные рисунки.
В верхней части левой страницы – изображение, которое многие исследователи до него интерпретировали как схему женской репродуктивной системы. И в самом деле, это практически анатомическое пособие: вполне узнаваемое изображение матки, яичников, фаллопиевых труб. Правда, поверх всего этого зачем-то нарисованы маленькие женские фигурки, но, возможно, это просто прихоть художника, желавшего украсить изображение. На правой, пронумерованной стороне разворота – два изображения округлых то ли бассейнов, то ли еще каких-то анатомических деталей, также заполненных обнаженными женскими фигурками. Изображения этих «бассейнов» соединены чем-то наподобие водопроводных труб, имеющих на своем протяжении как более узкие, так и более широкие участки (см. вклейку).
Джозеф Фили считает, что перед ним – именно описание анатомического процесса, связанного, видимо, с зачатием и вынашиванием ребенка. Но как увязать его с текстом? Как понять, что именно описывает прихотливый шрифт?
И тут он обращает внимание на коротенькие то ли подписи, то ли уточняющие заметки, расположенные рядом с элементами картинок. Это те самые «подписи», о которых мы с вами уже упоминали и которые исследователи называли «ярлыками», «табличками» и так далее.
Исследователь решает: видимо, «таблички» представляют собой описание деталей рисунка. Например, они могут обозначать такие понятия, как «женское», «матка», «яичник» и так далее. Следовательно, предположив, какое именно слово первоначально было задумано автором текста и рисунков и приняв на веру, что слова эти были латинскими (основной язык как науки, так и богословия в Средние века), можно сопоставить их с имеющимися зашифрованными словами и понять, какой знак какой букве латинского алфавита соответствует.
И тут Фили совершил ошибку, практически аналогичную той, которая когда-то увела по ложному пути его предшественника – Уильяма Ньюболда. Он отталкивался от латинского корня «femin», «feminam» – «женское», «женственное», «женщина» и считал, что именно это слово было зашифровано в одной из окружающих рисунок «табличек».
* * *
На каком основании Фили выбрал именно это слово? Ему, видимо, казалось, что это логично, ведь на рисунке представлена именно женская репродуктивная система! Таким образом, исследователь создал «посыл» для своего исследования, который, по сути, был основан лишь на его предположении. Ведь зашифрованное слово, расположенное рядом с изображением обнаженной женщины или схемой оплодотворения яйцеклетки, может означать и «яичник», и «зачатие», и даже, например, «цикл»… И так далее. Но тем не менее, сопоставив написанное в манускрипте слово (в первую очередь он обратил внимание на то, которое расположено непосредственно под номером фолио – 78) с предполагаемым латинским корнем, Фили укрепился в своих подозрениях и продолжил расшифровку. Вскоре он идентифицировал (как ему казалось) полтора десятка символов и пришел к выводу: перед ним – моноалфавитный шифр, в котором каждая латинская буква первоначального текста заменена тем или иным значком. Знаки, напоминающие девятки, по мнению Фили, просто означали окончания слов. Он продолжил работу, расшифровывая уже не «таблички» рядом с рисунками, а основной текст фолио 78.
Но тут возникла новая трудность. Те латинские слова, которые Фили восстанавливал по своей системе, выглядели явно неправильно с точки зрения грамматики и всех основных правил. Исследователь предположил: латинский текст изначально был сокращен или немного видоизменен. Возможно, именно с целью усложнить работу вероятного дешифровщика.
Например, одна из восстановленных юристом-криптологом латинских фраз выглядела примерно так:
PERHUMMIFT RMIN PODERUMIN POEMIN IN PVESL VEN…
Исследователь довольно лихо «восстанавливает», как ему кажется, первоначальный вид этой фразы:
Perhumifactum raminat; post-derumpitur minus; posteminus in prae-vesiculan venit…
В дальнейшем переводе на английский (ну а для нас, соответственно, на русский) это примерно означало описание продвижения яйцеклетки до ее слияния со сперматозоидом.
В целом Фили перевел чуть более сорока строк «манускрипта Войнича». Таким образом, он был уверен: первоначально записи составлялись на латыни, затем текст сокращался и немного видоизменялся и потом латинские буквы заменялись условными значками. Но что представлял собой манускрипт как таковой? Джозеф Фили предположил, что это нечто вроде записей, которые вел средневековый ученый, наблюдая за экспериментом или ведя какое-то другое исследование. Чем объяснить «неправильность» латыни? Автор «Шифра Роджера Бэкона» объяснял это несколькими возможными причинами. Вероятно, разъяснял он, в процессе наблюдения исследователь просто пользовался чем-то вроде скорописи, не слишком обращая внимание на правильность своих записей. Ну а вторую возможную причину – желание усложнить работу тому, кто будет расшифровывать записи, – мы уже указывали.
Интересно, что когда Фили спрашивали о его мнении относительно авторства Роджера Бэкона – тот не высказывался однозначно ни «за», ни «против». Да, в названии его труда, в котором рассматривался вариант дешифровки манускрипта, имя Бэкона упоминается. Но не более того.
Какие аргументы приводили противники версии Джозефа Фили?
Во-первых (и это, пожалуй, главная претензия), они утверждают, что исследователь, выбрав наобум «ключевое слово», изначально пошел по неверному пути. В самом деле, как доказать, что выбранное им в качестве основы для дешифровки слово означало «женский» или «женщина», а не что-либо еще?
Во-вторых, несколько нелогична предложенная Фили история о том, что неизвестный автор манускрипта пользовался скорописью для фиксации своих наблюдений на латыни. Получается, что при этом он тем не менее располагал временем для аккуратного расположения текста в зашифрованном виде? (Впрочем, этот аргумент имеет вес только в том случае, если мы считаем, что искажение латыни объясняется именно желанием сэкономить время, а не усложнить расшифровку).
В-третьих, кто сказал, что первоначально текст был именно латинским? Ведь «латинская версия», в общем-то, базируется исключительно на предположении исследователя о том, что именно латинским было ключевое слово, от которого он отталкивался в своей работе!
И наконец, как мы помним, в манускрипте, скорее всего, сначала создавались рисунки, а потом добавлялся текст. Это несколько противоречит версии о «беглых заметках» неведомого ученого в процессе эксперимента.
Наверное, вы уже поняли: версия Джозефа Фили сейчас практически разбита в пух и прах… А его вариант перевода четырех десятков строк манускрипта воспринимается исследователями как откровенная попытка подтянуть действительное к желаемому.
