Джон Обри пишет, что Шекспир «в молодые годы был учителем в сельской школе». На полях он замечает: «Сообщил мистер Бистон». Это в определенном отношении надежный источник: актер Уильям Бистон, сын Кристофера Бистона, игравшего в труппе Шекспира при его жизни. Обри интервьюировал его в старости, но эта информация представляется правдоподобной. Не было ничего необычного в том, чтобы умного молодого человека пятнадцати–шестнадцати лет наняли в качестве наставника к младшим детям.

Существует еще одно косвенное свидетельство того времени. В драматической трилогии, опубликованной в 1606 году и озаглавленной «Возвращение на Парнас», Студиозо — герой, пародирующий Шекспира, шаржированно изображен как «наставник», учащий деревенских детей латыни. Пародия не имела бы смысла, не будь она основана на действительных фактах. В шекспировских пьесах столько раз встречаются школа и школьные учителя (много чаще, чем у кого-либо из современников), что это побудило одного исследователя назвать его «учителем среди драматургов». В своих пьесах он часто цитирует отрывки и выражения из примеров, иллюстрирующих школьную грамматику. Когда он смеется над учителем-педантом Олоферном, это может быть насмешкой над собственным прошлым. Но если предание верно, возникает неизбежный вопрос: в какой же «сельской школе» работал юный Шекспир?

Выдвигались самые разные предположения — от замка Беркли в Глостершире до Тичфилда в Хэмпшире. Его определяли и ближе к родному дому, под покровительство сэра Фулка Гревилла из Бичемпс-Корта, что в двенадцати милях от Стратфорда; Гревилл, отец поэта Гревилла, был местным сановником и проявлял большой интерес к образованию. К тому же он приходился родней Арденам. Это интересное предположение, но все же только предположение.

Однако позднее предпочтение стали отдавать Ланкаширу. На это указывает многое. Обратимся сперва к завещанию ланкаширского вельможи Александра Хогтона из Хогтон-Тауэра и Ли-Холла. Жена Хогтона была преданной католичкой, и ее брат находился в изгнании за исповедание старой веры. В этом завещании, составленном 3 августа 1581 года, он оставляет свои музыкальные инструменты и театральные костюмы своему сводному брату Томасу Хогтону с таким условием:

А если он не станет держать актеров, то моя воля, чтобы эти инструменты и театральная одежда достались рыцарю сэру Томасу Хескету. И прошу от всего сердца означенного сэра Томаса отнестись сочувственно к Гилэму и Уильяму Шейкшафту, проживающим сейчас у меня, и либо принять их к себе на службу, либо посодействовать им попасть в хорошие руки, в чем на него полагаюсь.

Это завещание привлекает к себе внимание и вызывает споры с того момента, как было обнаружено в середине девятнадцатого века (и стало широко известно после публикации в 1937 году). Если в нем действительно упоминается Уильям Шекспир, то почему его имя написано столь странным образом? Почему его, семнадцатилетнего, так выделили? Дальше по завещанию он получает 40 шиллингов в год; он назван среди сорока других слуг, но выделен особенно. Чем он заслужил это? Конечно, если он к этому времени провел два года в Хогтон-Тауэре, то его замечательный дар уже стал очевиден. И, отложив в сторону все эти вопросы и сомнения, мы получим портрет молодого Шекспира, играющего в театре при католическом дворе, куда его могли рекомендовать в качестве учителя. Заманчивая вероятность.

Многие не согласны с этим. Перемещения молодого Шекспира стали предметом серьезных споров, связанных с болезненным вопросом о его религиозной принадлежности. Был ли он действительно сочувствовавшим католической церкви или скрытым католиком? Бывал ли он вообще когда-нибудь на севере Англии? На это нет определенного ответа.

Но при тщательном рассмотрении можно пойти дальше. Семьи Хогтонов и Хескетов состояли в близком знакомстве с графами Дерби, имевшими огромное влияние в Ланкашире. В своих исторических пьесах Шекспир подчеркивает честность и верность Стэнли (родовое имя графов Дерби), что не согласуется с их действиями — в «Ричарде III» сэр Уильям Стэнли срывает корону с поверженного короля-злодея. Также общепринято мнение, что Шекспир сочинил эпитафии для двух членов этой семьи. Лорд Стрейндж (Фердинандо Стэнли, пятый граф Дерби), обладая завидным здоровьем и большой властью, был явным или тайным католиком. Он покровительствовал труппе актеров, которые назывались, соответственно, «Слугами лорда Стрейнджа». Некоторые из биографов считают, что Шекспир, находясь в Хогтон-Тауэре, участвовал в их представлениях. Труппа лорда Стрейнджа колесила по стране и была хорошо известна в Лондоне. Умело истолковав это, можно переместить молодого учителя Шекспира из сельской классной комнаты на подмостки во дворах столичных гостиниц.

Это вписывается в нашу картину, и вполне вероятно, что так оно и было. В семье Хогтон сохранилось предание, что Шекспир в каком-то качестве служил у них. Само по себе это ни в коей мере убеждать не может, но подкрепляется другим свидетельством. Непосредственно рядом с Хогтонами в Ли-Холле, близ Престона, жила семья Коттэмов; семьи, будучи католическими, были близко знакомы. Один из Коттэмов, Джон, уже появлялся в этой книге как школьный учитель Шекспира в Стратфорде. Он был упомянут в завещании Александра Хогтона как его «слуга». Это представляется больше чем просто совпадением. Что может быть естественнее, если Коттэм рекомендует своего лучшего ученика, тоже католика, в наставники к хогтоновским детям? Некий священник-отступник называл Александра Хогтона в числе тех, кто «держал у себя в учителях инакомыслящих».

Итак, в возрасте пятнадцати или шестнадцати лет юный Шекспир мог покинуть родной дом. Если понимать всю цепь католических связей в конце шестнадцатого века в Англии, это выглядит крайне разумным и объяснимым поступком. О связи Ланкашира со Стратфордом-на-Эйвоне уже говорилось: четверо из пяти учителей Новой школы вышли из этого самого католического из всех английских графств. Подсчитано, что «девять из двадцати одного католических учителей, казненных при Елизавете, были ланкаширцами». Томас Коттэм, священник-иезуит и брат Джона Коттэма, прятался в доме кузена Александра Хогтона — Ричарда Хогтона; католический миссионер Эдмунд Кэмпион весной 1581 года посетил Хогтон-Тауэр, где оставил некоторые книги и бумаги. Он никогда уже не вернулся за ними, поскольку оказался на виселице. Эти глубокие связи сейчас, по прошествии стольких лет, невозможно достаточно полно восстановить.

Как видно из его завещания, Александр Хогтон также использует слово «players», «актеры». Встречаются возражения, что «players» значит просто «музыканты», но толкование неоднозначно. В любом случае актеров часто призывали исполнять музыку. Может иметь значение и то, что в обязанности учителя того времени входило обучение своих подопечных искусству и игре на музыкальных инструментах. В «Укрощении строптивой» есть связанные с этим строчки:

А так как мне известна склонность Бьянки

К стихам, и к музыке, и к инструментам,

Я приглашу в свой дом учителей

Наставить юность.

От молодого наставника также ожидалось, что он будет учить латыни на основе драматических отрывков из Плавта и Теренция. Легко представить, как в такой обстановке могла найти выход творческая одаренность Шекспира. У католиков пьесы для школьников были в традиции; пример тому сам Кэмпион, написавший религиозную школьную пьесу под названием «Амброзия». Фулк Гилэм, упомянутый вместе с «Уильямом Шейкшафтом» в завещании Хогтона, происходил из семьи потомственных устроителей зрелищ-мистерий в Честере. Так юноша Шекспир вступил в мир католического театра, укрывшегося со своими спектаклями и репетициями в замках оппозиционного ланкаширского дворянства.

После смерти Александра Хогтона молодой Шекспир мог наняться в труппу сэра Томаса Хескета в Раффорд-Холле. И в Хогтон-Тауэре, и в Раффорд-Холле имелись залы для приемов, с помостом и ширмой, где игрались спектакли. У Хескета был также и оркестр, состоящий из «скрипок, виол, верджинелов, тромбонов, гобоев и кларнетов, цитры, флейты и волынок». Часто замечалось, как точно, в деталях, Шекспир в своих пьесах прослеживает жизнь знати и ее челяди. Возможно, мы найдем источник этого знания в знатных семьях Ланкашира; по всей Англии были хорошо известны их могущество и авторитет там, где величие короны было всего лишь отдаленной реальностью. Не там ли молодой человек приобрел аристократические манеры и речь, производившие такое впечатление на современников?

Опять же, в этой округе живет восходящее к началу девятнадцатого века предание, что Шекспир жил и работал в Раффорд-Холле. В этом здании, добавим, есть гобелен тюдоровской эпохи, изображающий падение Трои. В «Обесчещенной Лукреции» героиня вспоминает «искусную картину с изображением Приамовой Трои». Позднее Шекспир принимал участие в выборе одного из доверенных лиц театра «Глобус», и им оказался уроженец Раффорда.

Если Хескет распознал выдающиеся способности в юном актере (возможно, что тот уже в этом возрасте мечтал стать драматургом), то он мог рекомендовать Шекспира, соответственно завещанию, «в хорошие руки» — а именно лорду Стрейнджу и его труппе, состоявшей из талантливых актеров. Здесь следует заметить, что труппа лорда Стрейнджа ставила по крайней мере две из шекспировских ранних пьес. Все единодушно сходятся в том, что Шекспир, прежде чем появиться во всеоружии на лондонских подмостках в 1592 году, где он демонстрирует «превосходные профессиональные качества» должен был где-то пройти всестороннюю подготовку. Почему бы это не могла быть труппа лорда Стрейнджа?

Случайные находки сгущают, если не усиливают, краски. Пятьдесят лет назад двое шекспироведов, Алан Кин и Роджер Лаббок, обнаружили список «Хроник» Холла, сделанный неизвестной рукой. «Хроники» Холла служили важнейшим источником для шекспировских исторических пьес, но именно этот экземпляр представляет особый интерес. Примечания, сделанные юношеской рукой, выражают сочувствие патриотическому энтузиазму Холла и возмущение его антикатолицизмом. На полях встречаются также заметки и комментарии по поводу низложения Ричарда II. Графолог, исследовавший рукопись, пришел к выводу, что почерк «допускает вероятность того, что документ написан Шекспиром, но ни в коей мере не доказывает этого». Все это не имело бы ни малейшего значения, если бы не одно обстоятельство: Кин и Лаббок в продолжение своих изысканий выяснили, что этой рукописью владели сообща Томас Хогтон и Томас Хескет.

Перечень важных событий лета и осени 1581 года дает представление об атмосфере вокруг молодого Шекспира. Шестнадцатого июля арестовали Эдмунда Кэмпиона; 31 июля его подвергли пыткам в Тауэре. Пятого августа, через два дня, после того как Александр Хогтон составил свое завещание, Тайный совет издал указание найти «определенные книги и бумаги, которые, по признанию Эдмунда Кэмпиона, оставлены им в доме Ричарда Хогтона в Ланкашире». Ричард Хогтон тоже был арестован. Не потому ли Александр Хогтон составил завещание, что предвидел свой арест и не рассчитывал жить долго? Двадцать первого августа Тайный совет поздравил верноподданных членов ланкаширской магистратуры с арестом хозяев Кэмпиона и изъятием «известных бумаг из хогтоновского дома».

Двенадцатого сентября Александр Хогтон скончался при подозрительных обстоятельствах. Затем, на исходе года, сэр Томас Хескет, которому Хогтон рекомендовал «Шейкшафта», был заключен под стражу на том основании, что не препятствовал своим приближенным исповедовать католицизм. Все его друзья и слуги, разумеется, попадали под устойчивое подозрение королевских эмиссаров. Сети подозрения все гуще опутывали ланкаширскую жизнь, и, возможно, для молодого Шекспира было самое время оттуда исчезнуть. Самое позднее к лету 1582 года он оказывается снова в Стратфорде.

Отправить