Кто-то или что-то, сбившее с ног Дениса, тут же исчезло среди деревьев; Насте это нечто запомнилось как прыткий серо-зеленый мешок, но образ был мимолетный и нечеткий, ведь когда она запоздало оглянулась через плечо на звук падения, то смотрела в первую очередь на рухнувшего Дениса. Во вторую очередь – на неотвратимо приближающуюся бабку с ружьем и змеями вместо волос. И где-то между этими двумя объектами просвистел в сторону леса прыгучий мешок или кто-то очень похожий на мешок. Просвистел – и ладно, Настя хотела броситься на помощь Денису, но тот уже вскочил на ноги без видимых повреждений и поспешно нацепил на Настю рюкзак.

– Давай, жми… – прохрипел он. – Ты знаешь, куда ехать…

– Ничего я не знаю! – испуганно завопила Настя. – Никуда я не поеду! Без тебя никуда не поеду…

– Ключник ждет… – Денис опасливо обернулся в сторону «Трех сестер». – Надо обязательно ему отвезти… Потом вернешься за мной сюда, в «Три сестры»! Если все будет хорошо…

Настя так и не узнала, что же ее ждет, если все будет хорошо; сама мысль о том, что все может быть хорошо, была в данных обстоятельствах возмутительным издевательством над здравым смыслом, но Настя тем не менее была не прочь выслушать версию Дениса…

Между тем старуха с ружьем остановилась, как будто выжидая, и если бы Денис или Настя обратили на это внимание… Нет, ничего бы это не изменило, потому что Настя была слишком испугана, а Денис слишком торопился. Он держал в руке свой мотоциклетный шлем, под мышкой у него был зажат меч, и свободной рукой Денис нетерпеливо подталкивал Настю в спину, чтобы поскорее отправить свою добычу к Ключнику…

Мотоцикл наконец завелся, и Настя словно вылетела с этой поляны, оказалась на дороге, и ей волей-неволей пришлось сосредоточиться на управлении металлическим зверем, зажатым между ее коленей; тот ревел благим матом, и все норовил свернуть не туда, и увозил ее все дальше и дальше от Дениса…

Что-то ты забываешь сама, что-то помогает забыть мерзкий червь, запущенный под кожу, но это ощущение я хорошо помню до сих пор – одна, на пустой дороге, под пасмурным небом, кошмар за спиной и неизвестность впереди… Я помню свой тогдашний страх и свой тогдашний стыд; стыд потому, что я считала, что бросила Дениса на произвол судьбы, что он остался, чтобы задержать вторую горгону и спасти мою жизнь. Позже мне подсказали, что у той мизансцены могли быть и другие объяснения. Позже я поняла, что до самой последней минуты хотела, чтобы Денис был тем самым прекрасным принцем, который обязательно спасет свою даму, даже если для этого ему придется рвать дракона на куски голыми руками. Забавно, что он действительно был принцем, но лишь в формально-юридическом смысле. Так что благородного героизма там было совсем немного, куда больше было обычного, человеческого. И поскольку сама я тоже обычная, человеческая, то мне ли осуждать его за это?

На третий или на четвертый день моей роскошной жизни в гостинице «Глория» Смайли предложил мне съездить к «Трем сестрам».

– Может быть, когда ты снова окажешься на этом месте, ты вспомнишь какие-нибудь детали…

Я задумалась, и Смайли истолковал это как испуг.

– Это просто предложение, – тут же сказал он. – Это не обязательно… Я съезжу туда сам. Что? – спросил он, потому что я посмотрела на него… Не могу точно сказать, как я на него посмотрела, потому что не видела себя со стороны; но могу гарантировать, что посмотрела я на него нехорошо.

– Как это – не обязательно? – спросила я. – Если мне не обязательно, то кому тогда обязательно?

– Вообще-то, искать Дениса Андерсона – это моя работа.

– Так у вас это работа! А я просто должна его найти, потому что тогда я оставила его там и не вернулась. Он ведь ждал меня там, а я не приехала, поэтому кто, как не я, должен его искать! Не из-за всяких ваших Советов и 87-х статей, а потому, что он доверял мне, а я доверяла ему…

– Он обманул тебя.

– Но я не обманывала его. И не надо так на меня смотреть…

– Настя…

– Нет, я не собираюсь становиться его адвокатом! Если я его найду, я сама ему все выскажу, и мало ему не покажется! Имею на это право!

– Несомненно, – сказал Смайли. Он немного помолчал, а затем добавил: – Мне совершенно ясно, что ты испытываешь к Денису сильное чувство. Я только не пойму какое.

– Вот и я не пойму, – честно призналась я. Все смешалось в моей бедной голове, но одна простая мысль звенела там негромким назойливым звоночком: чтобы все стало кристально ясно, тебе нужно найти Дениса и посмотреть ему в глаза. Так давно я не заглядывала в эти глаза… И в тот проклятый день, шестого сентября, ни о чем я не жалела больше, как о том, что не успела напоследок встретиться с Денисом взглядом. Быть может, я прочитала бы там что-то такое, что он не мог или не хотел выразить словами.

А может быть, и он прочитал бы меня. Но…

Но тогда было так – Настя боролась с сильнейшим желанием оглянуться, увидеть еще раз Дениса и убедиться, что с ним все в порядке. Впрочем, у нее хватило здравого смысла понять, что, обернись она хоть на секунду, лежать мотоциклу в канаве, а ей с переломанной шеей неподалеку. Поэтому она вцепилась в руль, не столько пытаясь управлять мотоциклом, сколько стараясь не слететь с него раньше времени. Ей хотелось плакать, ее губы дрожали, и в таком состоянии она, конечно же, не могла следить за дорогой, она просто автоматически ворочала руль согласно направлению серой полосы дороги и надеялась, что когда-нибудь эта полоса кончится.

И она, конечно же, проскочила нужный поворот, ощутив себя полным ничтожеством и едва не зарыдав от этого в голос. К счастью – даже смешно употреблять это слово применительно ко дню шестое сентября, – несколько километров спустя дорога разветвлялась и получался пятачок, на котором мог совершить разворот даже такой горе-водитель, как Настя.

Под темнеющими облаками накренившийся дорожный указатель выглядел особенно зловеще, но для Насти это означало только одно – конец пути. Она чуть ослабила хватку на руле, и буквально через три секунды ее вышибло из седла, а мотоцикл поехал себе дальше, словно вдруг обрел собственный разум, и у этого разума были собственные далекоидущие планы. Потом он въехал в придорожные кусты и возмущенно затрещал.

Настя села на землю, сняла шлем и заревела в голос. В этот момент пошел дождь, и вскоре Настя обнаружила, что сидит в луже, размазывая грязными руками по лицу слезы.

– Ну ты и скотина! – сказала дрожащим голосом Настя. – Что же я теперь буду делать, а?!

Риторический вопрос был адресован мотоциклу, но, окажись вдруг в грязной луже по соседству с Настей психотерапевт, он не преминул бы сделать вывод, что на самом деле последние две фразы Насти адресованы Денису Андерсону, который самым возмутительным образом не оправдал возлагавшихся на него надежд. Вместо поездки в консульство во имя будущей встречи с родителями Дениса Настя оказалась в этой самой грязной луже и с весьма туманными перспективами.

Но через несколько минут Настя берет себя в руки, хотя руки дрожат, да и сама Настя – комок нервов. Вопрос «Что же я теперь буду делать?» получает простой ответ: надо все довести до конца. Отдать рюкзак Ключнику и вернуться за Денисом. Ведь он ее ждет.

Ждет… Это слово заставляет забыть про дождь, грязь, усталость и обиду. Надо все довести до конца. Настя поднимается с земли, оглядывается по сторонам и начинает спускаться к старым армейским складам.