В тот первый вечер они со Смайли засиделись допоздна, и, следовательно, до утра оставалось совсем немного, однако вопреки здравому смыслу это «немного» растянулось на целую вечность. Всю ночь Настя боролась с темными удушливыми сновидениями, где не было четких сюжетов или даже лиц, а были лишь подбирающиеся со всех сторон тени, от которых Настю прошибал пот. Когда холодные пальцы теней смыкались на Настиной шее, она вздрагивала и просыпалась, испуганно озираясь по сторонам и надеясь, что за окном уже светает, но находя вместо этого все ту же беспросветную ночь.

Когда утро все же наступило, то, высунув голову из-под огромных одеял нереального белого цвета, Настя посмотрела на часы и тут же нырнула обратно. «Наверное, скоро придет Смайли, – подумала она. – Придет… и пусть катится к черту со своим диктофоном!» После вчерашнего у нее пропало всякое желание погружаться в воспоминания и искать там ответы, искать то, что было утрачено когда-то, искать там саму себя… В это утро в большой уютной постели не было места ненависти к Денису или сожалению об обманутых чувствах, там было одно простое желание: оставьте меня в покое. И эта мысль о покое Насте очень нравилась; она улыбнулась и свернулась калачиком, взбивая вокруг себя одеяло, как молочную пену в капуччино. Ее тянуло в сон, но в снах тоже не было покоя, там жили темные бесформенные тени, встречаться с которыми у Насти не было никакого желания. Поэтому она попыталась просто подремать, инстинктивно вздрагивая, как только ей казалось, что она проваливается в сон. Потом ей надоели эти игры, и она просто лежала, глядя в потолок и ни о чем не думая. Она знала, что имеет право на такое порочное времяпрепровождение, и, ожидая, что скоро Смайли предложит ей выбраться из постели и заняться делом, заготовила несколько убийственных ответов на это предложение. Однако Смайли не торопился, и со временем разглядывание потолка и мысли ни о чем приелись. Оказалось, что покой хорош лишь в небольших дозах. Настя решила, что пора вставать, но край постели оказался так невероятно далек, что по пути туда Настя снова задремала.

Было уже около двух часов дня, когда Настя все-таки добралась до края постели, коснулась пятками щекочуще-мягкого ковра, привела свое тело в вертикальное положение и насладилась легким головокружением. Потом она пошла в ванную и смыла с себя ночной пот, эти метки, оставленные бесформенными тенями из непрошеных кошмаров. Затем она села на край постели и, неспешно расчесывая волосы, еще немного подождала Смайли: она ведь заготовила действительно хорошие реплики в его адрес, будет обидно, если они пропадут.

Но Смайли перехитрил ее и не явился, отчего сидение в номере сразу стало бессмысленным и скучным. Настя посмотрела на телефон – можно было заказать поздний завтрак, можно было спросить, куда это подевался Смайли. Но Настя вдруг поняла, чего ей действительно хочется: ей нужно срочно выйти из номера и пойти куда-нибудь – в ресторан, на поиски Смайли, в парикмахерскую, еще черт знает куда, лишь бы выйти и доказать самой себе, что она не под арестом, что она свободна, что она ходит куда хочет и…

Вот именно, она не собирается до конца своих дней оплакивать Дениса Андерсона и их якобы большое и якобы светлое чувство.

Проблема была в том, что ей было совершенно нечего надеть. Кроме шуток. Одежда, в которой она приехала в гостиницу, как-то сама собой исчезла, и слава богу, потому что в этих вещах Настя прошла и отчасти проползла Старые Пряники, а связанную с этим кучу неприятных ассоциаций вряд ли можно было вычистить многократной машинной стиркой. Впрочем, даже выстиранная, та ее одежда совершенно не подходила к интерьерам гостиницы. Настя даже засомневалась, подходит ли она сама к этим интерьерам; может быть, ей лучше не высовываться из номера, чтобы не пугать персонал и прочих постояльцев? Она вошла в ванную комнату и пристально изучила свое отражение в зеркале. Диагнозом было скептическое «м-да» и глубокий вздох. Конечно, этому лицу не помешал бы визит к парикмахеру, к косметологу, а может, и к пластическому хирургу, если бы Настя не боялась пластических хирургов. Лицо было бледное и какое-то уж совсем исхудавшее, что придавало ему до неприличия несчастное выражение. И еще мешки под глазами… Настя потерла их в надежде, что те исчезнут, как ночной кошмар, но мешки крепко держались за свое место в этой жизни. Настя опустила руки. Кстати о руках… И о ногтях… Вот он, истинный ужас.

Короче говоря, когда Настя, одетая в длинный купальный халат, вышла из номера, то руки ее были в карманах этого халата, а мысли совершенно в противоположной от Дениса Андерсона стороне. Она протопала босиком до лестницы и уже стала спускаться вниз, когда заметила, что сзади нее неслышно следует могучего телосложения мужчина, причем мужчина вполне приятной наружности, и что самое удивительное – костюм сидел на нем так, будто мужчина в нем родился.

– Бонд, – сказала себе впечатленная Настя, – Джеймс Бонд.

Псевдо-Бонд на Настю не смотрел, но губы его едва заметно двигались, как будто мужчина разговаривал сам с собой. Поэтому Настю не удивило, что внизу лестницы ее ждал Смайли.

– Доброе утро, – сказал он без тени иронии.

– Здрасте, – сказала Настя. Ей захотелось срочно присесть, потому что сейчас они со Смайли стояли рядом и ей приходилось наклонять голову к гному, словно к ребенку; при том что Настя знала – если кто-то тут и ребенок, то это скорее она по сравнению со Смайли. Гном, похоже, никакого неудобства не испытывал, но Насте от этого было не легче.

– Как спалось? – спросил Смайли.

– Ужасно.

– Так я и думал. Поэтому не стал будить.

– Спасибо, но… Давайте куда-нибудь присядем, – не выдержала Настя.

– Думаю, тебе не помешает слегка перекусить, – предложил Смайли. – Ресторан вот здесь…

Настя с сомнением посмотрела на свои босые ступни, потом показала Смайли на халат:

– Не думаю, что у меня подходящий наряд для…

– Подходящий, – прервал ее Смайли. – Здешний персонал видел и не такое. Ваш халат они с облегчением воспримут как проявление классического стиля в одежде.

– Ну если так…

– Именно. Армандо…

Боже, он не только выглядел потрясающе, его еще и звали – Армандо. Джеймс Бонд? Имя для пожилого сельского агронома-самогонщика. Армандо – вот имя для настоящего мужчины.

– Настя, это Армандо, – сказал Смайли с неприлично будничной интонацией; может быть, гномам такие красавцы с такими именами встречаются каждый день, но для Насти сегодняшний опыт был первым, и фразу «это Армандо», по ее мнению, нужно было произносить с той же интонацией, с какой на инаугурационном приеме в Кремле провозглашают: «Пр-резидент Р-российской Федер-рации!» Чтобы после завершения последнего слова еще несколько минут икры присутствующих вибрировали в верноподданническом трепете. Ар-рмандо…

– Настя, это Армандо, он будет твоим персональным… – Смайли задумался.

– Телохранителем? – предположила Настя.

– И это тоже. Хотя сейчас тебе нужна не столько охрана, сколько опека.

– Это как?

– Он поможет вам освоиться. Покажет, где магазины, где… – Смайли задумался. – Где другие магазины. В общем, все, что может понадобиться молодой девушке, когда она все-таки захочет обуться и сменить халат на что-нибудь более экстравагантное.

– О… – Настя представила, как невозмутимый Армандо помогает ей перемерить половину обувного магазина, и у нее засосало под ложечкой. В этом состоянии она проследовала за Смайли в стеклянные двери ресторана. Сзади бесшумно ступал Армандо – Настя чувствовала его присутствие лопатками. По лопаткам бегали приятные мурашки.

Впрочем, эти самые мурашки, наверное, и сбили чувствительность Настиных лопаток, потому что когда она вслед за Смайли подошла к столику, то оказалось, что Армандо остался стоять у самых дверей, медленно поворачивая голову туда-сюда, словно одушевленный локатор. В ресторане было пусто, но как только Смайли и Настя заняли свои места, рядом откуда-то взялась тощая брюнетка в черном коротком платье, кивнула Смайли, вежливо улыбнулась Насте и спросила:

– Быстро или вкусно?

– Девушка решает, – сказал Смайли.

– Быстро, – сказала Настя. – Это ведь у меня завтрак. Если я буду долго и вкусно завтракать, то останусь без ужина.

– Ну вот, – разочарованно вздохнул Смайли и завертел в руках диктофон. – Я надеялся на долгую основательную трапезу, в ходе которой мы сможем обсудить следующую порцию твоих воспоминаний… Или сегодня у тебя будет выходной?

– Почему это?

– Мне показалось, что вчера было слишком много негативных эмоций.

– Терпимо.

Брюнетка снова неожиданно возникла возле столика, поставила тарелку с тостами, масло, сыр, ветчину и удалилась.

– Терпимо, – повторила Настя, намазывая тост. – Вы думали, что я погружусь в многомесячную депрессию? Нет, это не мой случай. Во-первых, все это было почти год назад, во-вторых, неизвестно, жив ли Денис. А какой смысл обижаться на человека, который то ли жив, то ли нет… А в-третьих, может быть, у этого человека, если он все-таки жив, есть разумное объяснение всем его поступкам?

– Настя, у Дениса Андерсона достаточно адвокатов, не становись в их стройные ряды. Лучше посмотри сюда. – Смайли вытащил из внутреннего кармана пиджака продолговатый конверт, а из конверта вынул несколько фотографий. – Не узнаешь?

Настя хрустнула тостом.

– Это мечи? – предположила она. Смайли кивнул. – Я должна узнать какой-то из этих мечей? Тот, который был у Дениса? Знаете, на ваших картинках они все одинаковые. Рукоятка, лезвие… Я особенно не разглядывала его. Я только помню, – воспоминание заставило ее отложить второй тост в сторону, – что когда я его ухватила, то он оказался легким. Я не ожидала, что он будет таким. И потом… Потом он словно потащил меня за собой. Я почти не вкладывала усилий в тот удар… Знаете, – Настя перешла на полушепот, – это не я убила горгону. Это меч ее убил.

– Да, – согласился Смайли. – Я знаю.

– Как это – я знаю?

– Это меч, который помогает своему хозяину убивать. Меч, который хочет убийства даже больше, чем хочет его человек, сжимающий этот меч.

– Фу, – сказала Настя. – И я это трогала руками? И Денис хотел подарить это отцу? Хотя нет, мы уже выяснили вчера, что отцу он ничего дарить не хотел. Тогда зачем ему этот меч?

– Чтобы убить горгону. Он пришел к ней с мечом и наживкой. Чтобы убить, забрать голову и продать ее тем людям в подземелье. Там ведь были люди, да?

– По крайней мере, двое из троих. Подождите, ну вот убил он горгону, продал голову. Получил деньги. И что дальше?

Смайли ткнул пальцем в недоеденный тост.

– Ешь, Настя, а то окончательно загубишь аппетит.

– Какой аппетит? Вы мне такие страшные штуки показываете…

Перед Настей возникла чашка чая и три крошечных пирожных. Настя осторожно взяла одно, и пальцы едва не прорвали тонкое тесто, пришлось срочно положить его в рот. Смайли одобрительно кивнул.

– Что дальше? – повторила Настя, расправившись с пирожными. – Если бы все вышло, как он планировал: горгона убита, он берет голову, привозит ее в подземелье, ему отвешивают испанских дублонов или еще чего-нибудь…

– Испанских дублонов?

– Да, нормальных денег у них не было. Алмазы тоже кончились – мое обычное невезение, удивляться не приходится. Ну так что дальше? Зачем ему все это?

– Дальше… Ты говорила, что в подземелье была стена – стена, увешанная изображениями людей… И не только людей. Фотографии, рисунки…

– Было такое. И что это значит?

– Это значит, что Денис не остался бы без работы.

– Не совсем поняла…

– Ему было на кого охотиться после горгоны. Он получил бы следующие заказы. Он стал бы охотником за головами. Понимаешь? Он не хотел быть королем, он хотел стать охотником за головами. – Смайли развел руками, как бы говоря: «Ну и куда, по-вашему, катится мир?!»

– Ну, – сказала Настя, чувствуя, что должна выдать нечто глубокомысленное. – Может, там зарплата больше?