4
Спасителя Насти звали Артем Покровский, и он был майором в той же самой неназываемой секретной спецслужбе, где психопат Сахнович был капитаном. Оставалось только выяснить, кто главнее – капитан или майор.
– Майор, – усмехнулся Покровский. – Я главнее Сахновича, успокойтесь.
– А Лиза?
– Лиза – старший лейтенант. Еще вопросы?
– Масса. Как я сюда попала?
– После нашей спецоперации. Вы сделали свою работу и возвращались в город на машине, мы перехватили вас по дороге. Водитель оказал сопротивление и погиб. Вы получили сотрясение мозга.
– Мне кто-то из ваших заехал сапогом по голове?
– Не исключено.
Артем Покровский был до смешного не похож на серого капитана Сахновича. Тот – тусклый, тонкий и холодный. Покровский – круглолицый здоровяк, которому, наверное, просто некуда было девать задние мысли – все его эмоции немедленно отражались на физиономии. В основном он доброжелательно усмехался, иногда в его карих глазах проскальзывало сочувствие, иногда – грустное понимание того, что не все ошибки в этой жизни можно исправить. От Покровского пахло табаком и потом, он то и дело скреб ногтями темную щетину на подбородке – то есть по нему сразу было видно, что это не продукт генной инженерии спецслужб, а обычный мужик, которого угораздило попасть на такую работу.
– Я бы хотел как-то вам помочь, Настя, – разводил он руками. – Но для этого вы должны дать мне какую-то информацию…
– Я бы хотела дать вам информацию, – виновато отвечала она. – Но я ничего не помню. Я не помню, чтобы я кого-то убивала, по приказу или без приказа…
– Но ведь…
– Да, я понимаю – отпечатки пальцев, следы крови, видеозапись моих признаний под гипнозом… И все равно я не помню.
Покровский смотрел на нее грустными глазами и поглаживал густые черные усы, как бы говоря: «Настя, лично я к вам очень хорошо отношусь, но тем не менее вас придется расстрелять». Это было так трогательно, что Настя едва не пожалела Покровского, которого долг и сочувствие просто рвали на части.
– Может быть, вы подумаете еще несколько дней? – предложил Покровский. – Придете в себя, отоспитесь…
– А у меня и раньше не было бессонницы. Я только и делаю, что сплю.
– Может быть, вы видите какие-нибудь сны, которые помогут вам вспомнить…
– Я не вижу снов.
Покровский сочувственно завздыхал.
– А вот этот ваш гипноз… Разве вы не можете залезть ко мне в голову и выяснить, кто же меня заставил пойти на убийство?
– Не получилось, – Покровский снова был печален.
– Тогда… – Настя посмотрела на ломтик лимона, оставшийся на дне чашки. Тот был почти столь же одинок и несчастен, как и майор Покровский. – Тогда это тупик. Вам придется меня казнить.
– Настя, Настя, ну что вы! Не говорите так. Я дам вам еще время подумать… Вы будете жить не в палате, а в нормальной квартире, под присмотром соседки. Я все-таки хочу надеяться…
– Соседка? Это случайно не рыжая? Не Лиза?
– Настя, это может стать началом прекрасной женской дружбы, – улыбнулся в усы Покровский.
В принципе, это было неплохо – перебраться из больничной клетки в двухкомнатную квартиру с кухней, ванной и туалетом. Квартира находилась в том же здании, несколькими этажами выше больничного крыла. Покровский был настолько любезен, что проводил Настю до дверей и напутственно потрепал по плечу. Настя подумала, что, вероятно, так же доброжелательно он отведет ее на казнь.
Рыжая Лиза сидела на полу в коридоре и читала журнал. Без своей серой униформы, с распущенными волосами, в ярких спортивных штанах и коротком топе она уже не была той молчаливой стервой с жесткими кулаками. Она была кем-то другим. Но пока Настя не могла понять – кем.
– Я надеюсь, что вы подружитесь, – сказал Покровский.
– Не надейся, – ответила ему Лиза.
– Она шутит, – сказал Покровский с надеждой.
– Черта с два.
Но Покровский не уходил, стоял над Лизой живым укором, и та была вынуждена, раздраженно скрипнув зубами, закрыть журнал, встать и пробубнить в сторону Насти что-то вроде «Проходи… ».
– Вот видишь, – радостно сказал Покровский. – Можешь ведь, когда захочешь. В глубине души ты добрая и отзывчивая.
– Ты перепутал меня со своей бабушкой.
– И все равно ты поможешь Насте освоиться…
– Да, я помню свою основную задачу. При попытке побега я должна стрелять на поражение. Понятно? – это было спрошено у Насти жестким и высокомерным тоном, который Настю, впрочем, не удивил.
– Мне с тобой все давно понятно, – сказал Настя. – Дай-ка пройти. Я сначала схожу в душ, а потом уже будешь стрелять на поражение и играть в другие свои любимые игры…
Лиза нехотя посторонилась.
Но когда Настя проходила мимо, рыжая зачем-то дунула ей в ухо. И улыбнулась патентованной улыбкой пай-девочки, которая может делать какие угодно гадости, потому что никто все равно не поверит в ее виновность.
Первые два дня они не общались друг с другом. На третий день Лиза без стука вошла в комнату Насти.
– Делать все равно нечего, так что…
– Пошла вон, – сказала Настя, лежа на кровати и не сводя глаз с потолка.
– Что?!
– Тебе приказали меня убить, если я попытаюсь сбежать. Но вряд ли тебе приказали действовать мне на нервы. Так что выйди из комнаты и в следующий раз, будь добра, спрашивай разрешения.
– Хм, – задумчиво проговорила Лиза. – Крыша отправляется с пятого пути. Ладно, зайду попозже.
На следующий вечер она вошла в ванную, когда Настя стирала там белье.
– Когда закончишь, может, сыграем в карты?
– Я недостойна этой чести.
– Я знаю, что ты недостойна. Ну а что остается делать? Мне скучно.
– Скучно? Постирай мне носки.
– То есть крыша еще не вернулась из отпуска. Или у тебя ко мне какие-то личные претензии?
– Претензии? Минутку, дай подумать. – Настя выпрямилась. – А это не ты была той рыжей стервой, которая ударила меня в живот?
– А неужели ты такая злопамятная? Это был всего лишь легкий толчок. Я ничего тебе не сломала, хотя могла.
– Ты так добра!
– Мне все это говорят. Может быть, ты не в курсе, но это я сбегала и настучала Артему на Сахновича. Иначе ты бы сейчас занималась подводным плаванием с пулей в башке!
– Хочешь, чтобы я сказала тебе «спасибо»?
– Нет, я хочу, чтобы ты перекинулась со мной в «дурака»… Разве это трудно?
– Это нетрудно, но это странно. С чего вдруг такой интерес к моей жалкой персоне?
– Мне велели наладить с тобой отношения… – пробубнила Лиза, глядя в потолок.
– То есть тебе настучали по башке, – обрадованно перевела это на обычный язык Настя.
– Мне велели наладить с тобой отношения, чтобы ты чувствовала себя комфортно. Так что поиграй со мной в карты, пожалуйста. Или я сломаю тебе руку. И скажу, что это был несчастный случай. А если поиграешь, а потом, как бы между прочим, скажешь Покровскому, что у нас мир и дружба… я тогда куплю тебе шоколадку.
– Две. С орехами и изюмом. И еще шариковый дезодорант, и еще крем для рук, и еще…
– Угомонись, подруга. Потом составишь список. Через пять минут я постучусь к тебе в комнату. Не разочаруй меня…
С этого дня десять партий в «дурака» – их ежевечерняя норма. Настя без особого азарта бросает карты на стол, Лиза вяло отбивается, но в выигрыше остаются обе.
На пятый день этого взаимовыгодного сотрудничества Лиза выкладывает на стол очередную порцию шоколада. Настя настаивает на разнообразии, и сегодня из пакета появляются два батончика «Пикник» и несколько шоколадных медалек в фольге.
– Получите, распишитесь, – говорит Лиза и подвигает шоколад к Насте. Та разворачивает батончик, но откладывает его в сторону, даже не надкусив. Ее внимание почему-то привлекают медальки в золотой и серебряной фольге. Она берет их в руки, взвешивает на ладони и растерянно смотрит на Лизу.
Та энергично перемешивает колоду.
Настя выкладывает медальки на столе перед собой.
– Мы играем или нет? – возмущается Лиза.
– Играем.
Эту партию Настя проигрывает. Следующую тоже.
Но четырьмя часами позже, ночью, она встает с постели и выходит из комнаты. Дверь во внешний коридор заперта, но она Насте и не нужна. Настя входит в комнату Лизы, на цыпочках крадется к ее постели, садится на край. Лунный свет из окна делает спящее лицо Лизы серебристо-холодным.
Настя вглядывается в Лизино лицо, а потом шепчет:
– Зачем ты это сделала? Зачем ты меня тогда поцеловала… Соня?
Из-под одеяла появляется ствол пистолета и упирается Насте под левую грудь. Лиза открывает глаза, и в них нет ни грамма сна.
Некоторое время они молча смотрят друг на друга. Потом Лиза говорит:
– Тебе просто приснился сон. Плохой сон. Иди к себе.
Настя не шевелится, будто в лунатическом оцепенении. Лиза вдавливает ствол ей в ребра. Настя вздрагивает, медленно встает и выходит.
Лиза остается одна. Она кладет руку с пистолетом поверх одеяла. Ее губы слегка подрагивают, словно она тихо разговаривает сама с собой.
На следующее утро Настю вызывают к доброму доктору на осмотр.
