«Жить с анархистом» – эта фраза обезоруживает. Но на деле оказалось, что Лиза может привыкнуть к чему угодно, а Андрей немного поворчит, покапризничает, дурака поваляет – и привыкнет тоже. Русский человек, он такой – возмущается, но приспосабливается. Вадим называл это «адаптивностью».

Говоря откровенно, первые пару дней Игорю было сложно: он снова оказался взаперти. И если в Новосибирске он мог сорваться, выбежать наружу и с ветром бродить по всем закоулкам, то в Москве такой номер не прокатит. Игорь понял это, как только вышел в интернет.

Кроме некстати свалившейся медийности, было еще кое-что, что беспокоило даже больше. Королев подозревал, что Андрей носит в себе какую-то тайну.

На второй день Шестаков бросил, что уходит по делам, скептически оглядел брата, одетого в свою пижаму – Игорь в ней, естественно, тонул. И попросил Лизу присмотреть, кабы чего не вышло. В этом замечании Игорь отчетливо расслышал того самого двуличного мудака из детства. Кроме того, жизнь Игорю отравляло еще одно обстоятельство. У него отобрали лицо. Больше оно Игорю не принадлежит.

«Умерев», анархист Королев стал амбассадором множества компаний. Раньше он и представить не мог, насколько универсальна его внешность. Сколько продающих концепций иллюстрирует его жизнь, удивительно!

Нет, некоторая реклама ему нравилась. Например, его анимационный двойник стал представителем сети ветеринарных клиник «Милый друг и Друг народа».

Игорь когда-то мечтал о телеграм-канале «Ветеринар». Конечно, он ничего бы не продавал, а только транслировал свои «экологически чистые взгляды» на миллионную аудиторию. Одна из множества нереализованных задумок: сначала не было телефона, потом было страшно – не подпишутся и засмеют, – а после стало не до того. В какой-то момент Игорь просто устал от людей, а бесконечные трансляции САП вызывали у него физиологическое отторжение. Теперь, когда его двойник гулял в сопровождении здоровых и красивых собак, он пожалел, что забросил зооактивизм.

Однако в общей массе реклама была странной. Из нее Игорь узнал, что у него замечательная кожа, нежная, гладкая и бархатистая. Потому что он с рождения пользуется китайским улиточным кремом. Бомбы он умеет закладывать, потому что слух у него безупречный (ушные свечи ультра-плюс). Безупречный слух он развил – хитро подхватывало следующее рекламное сообщение, – потому что еще в утробе слушал записи модернистского классического оркестра TEMASTIK из Санкт-Петербурга, который явился в Москву исполнить реквием по Королеву-Шестакову.

Рекламщики сами запутались, как же величать Игоря, чтобы товар продавался активнее, и поэтому везде давали обе фамилии и краткую справку, что сделал этот человек. Вдруг кто-то забыл, как надо чествовать героя.

«С наступлением эпохи гаджетов память у людей заканчивается быстрее пачки сигарет», – заметил представитель компании-производителя электронных голосовых помощников. Игорь готов был с ним согласиться, если бы инфоблок не заканчивался ожидаемым: «Теперь и с голосом Королева».

Когда Лиза предложила вместе посмотреть тьюториал по методам социальной гармонизации в недостаточно ионизированном обществе, Игорь согласился в надежде отвлечься. Полагая, что в этом видео он точно не увидит своего лица, потому что про ионизированное общество он прежде не слышал и уж к нему отношения не имел. Ни прямого, ни косвенного, ни через интернет.

Но и апологетам гармонизации оказались не чужды рекламные вставки, и Игорь обнаружил себя почетным посмертным гостем креативного лагеря в Подмосковье. Говорят, раньше он там отмокал, а теперь витает его дух.

Причем лагерь устроен в живописном и транспортно доступном районе – недалеко от владений Антонова, куда уже водят экскурсии. Показывают разрушения, которые «создал» Королев.

– А что с Антоновым? – спросил он Лизу, отворачиваясь от экрана.

Лиза имела привычку медитировать во время рекламы, но ради Игоря отвлеклась.

– С ним – ничего, мм…

– Разве над ним не будет суда? Калач же под его шубохранилищем скрывался…

– А он не знал.

– Как это не знал?

– Ну вот так и говорит: не знал. А на нет и суда нет.

– Подожди-подожди! А как же незаконный оборот пушнины?

– Снова не знал.

– Нет, вот тут он не мог не знать, это же его участок, это его дом.

– Ага, дом его, но он там давненько не бывал… – Лиза глубоко вздохнула. – Говорит, на управляющего все скинул, а сам московскими делами занимался. Спал за рабочим столом.

– А управляющий где? Его допросили?

– Он сбежал.

– Куда?

– Да вроде в Сибирь, или на юг, или в Питер.

– Так границы закрыли…

– Что ж ты меня спрашиваешь, будто я на этих границах работаю? – удивилась Лиза. – Откуда мне знать? Оркестр к нам приехал, значит, кто-то проходит. Может, этот управляющий по выходным и не управляющий вовсе, а бродячий музыкант. При желании всегда можно найти лазейку.

– Но Петр-1 и Петр-2 сказали…

– Кто?

– Коллеги мои. Из Сибири.

– А-а, – она потянулась и поднялась с пола. Нагнулась, чтобы скатать оранжевый коврик. – А твои коллеги из Сибири, они с тобой никак не связывались?

– А зачем тебе?

– Да видела я…

– Что видела?

– Думаю я, что нельзя бросать товарища. Но я рада, что ты с нами. Поверь, с нами лучше.

– Ты, главное, при Андрее такого не говори, он взорвется, как эти его завтраки, пельмени из грибов, чтоб их!

– До сих пор плохо? Тошнит?

– И не такое ели. Живые.

За несколько дней, слово за слово, они с Лизой успели поговорить о многом: о разделении семьи, разделении страны, о смерти матери и запоях отца (Игорь обещал позвонить ему в ближайшие дни), о власти в Сибири и в Москве (тут не пришли к согласию, кому живется хуже). Иногда к ним все-таки присоединялся Андрей, и происходили стычки. Вчера, например, Игорь назвал Андрея «коммивояжером», и Лизе пришлось разогнать их по комнатам.

Игорь ушел в гостиную, но потом все равно постучался к Андрею, чтобы продолжить разговор, перечислить все плюсы анархизма и провести просветительскую работу. Андрей тогда парировал: дескать, не понимает он, как можно слушать человека, который отрицает авторитеты и верит в один лишь переворот. Игорь на это ответил, что нет на Андрея политической теории, нельзя таким безграмотным быть, особенно когда вроде как ходишь в университет, а еще… А потом снова пришла Лиза и принялась под заверения в отполированном – сверкающем и светлом – будущем выталкивать Игоря из комнаты под его же высокое: «Конечно-конечно, спокойной ночи!»

Казалось, они говорили обо всем, но не затрагивали того, что напрашивалось само собой. Гораздо больше всех воспоминаний и сетований. Что делать с Игорем дальше и что Игорю делать дальше?

Выходить из дома Андрей категорически запретил.

Лиза готовила Игорю, развлекала как могла, пригласила присоединиться к медитации под телевизор, но все равно это была не та жизнь, которой ему хотелось бы сейчас жить.

Он лениво переключал каналы интернет-телевидения. Голограммы в доме не было, Лиза сказала, что дорого и вредно. Игорь согласился. Смиренно сворачивал развлекательные шоу. Все, как один, связанные с потреблением.

«Они в своей Москве вообще смыслов не производят?» – возмущался Игорь.

А потом он увидел Вадима: тот стоял в белом зале Новосибирского дворца вместе с Т1, Т2 и Т3. Вадим, как последний предатель, был пониже остальных и стоял чуть позади. Выглядывал из-за спин.

Закадровый голос вещал:

«Это великий день для Сибирской республики. После многолетнего противостояния подписан мирный договор между партией власти «Три Сибиряка» и членами группировки САП. Со следующего месяца управляющие САП, известные зрителям как Вадим и Мальта, войдут в новообразованный Совет по делам и беспокойствам граждан Сибири и будут отвечать в нем за молодежную политику!»

– Это сон, еще один ужасный сон, – прошептал Игорь. – Ты только посмотри, что творят эти уроды. Пока я здесь умираю, они подписывают, твою мать, мирное соглашение!

Лизу новость о предательстве не потрясла:

– Ну они же не знают, что ты живой. Может, это от отчаяния.

– Как это не знают? Передавали же, чтоб не возвращался… «Игорь, говорить так, чтобы ни к чему не прийти, – великое политическое искусство»! Тьфу ты, какое брехло, а еще брат был!

– У тебя один брат, – попыталась успокоить его Лиза, – один брат, и это Андрей.

– «Брат», – будто пробуя звуки на вкус, произнес Игорь. – Зачем ты используешь это слово, если на деле оно ничего не значит?