Но нужды в водке не было: отец, видимо, уже давно поминал Игоря. В прихожей, прямо перед входной дверью, валялись пустые бутылки, наставив на Андрея горлышки, словно пушечные дула.

Из кухни доносились разговоры. Отец был не один: компанию ему составлял Философ – старый друг семьи и крестный Игорька. Вообще-то Марк Львович не имел прямого отношения к философии и долгое время преподавал на кафедре теоретической физики в МГУ, но ни отец, ни мать никогда не называли его по имени, так что Андрей страшно удивился, узнав однажды, что Философ – это прозвище.

На столе стояло несколько хорошо знакомых Андрею упаковок с едой, и он снова почувствовал раздражение: вспомнил о сорвавшейся сделке.

– Ты можешь гордиться своим Игорьком, – пьяным голосом сказал Философ, обнимая отца.

– Нашим Игорьком, – отец поднял палец вверх.

– Привет, – сказал Андрей.

Никто не обернулся. Отец коротко кивнул, так и не поворачивая головы, молча разлил по рюмкам водку.

Выпили. Отец с Философом почти одновременно крякнули, шумно втянули воздух ноздрями и стали накалывать куски мяса из коробок. Даже в молчании и тишине для Андрея не было места.

– Говно эта твоя еда, – отец махнул вилкой в сторону стола.

– А «Медведям» нравится, – съязвил Андрей. Перед отцом надо держать лицо, даже если сам понимаешь, что сделка – полное фуфло.

– Это ЧВК, что ли? – чавкая, спросил Философ. – Или ты зверей в зоопарке пытаешься накормить?

Отец и Философ заржали.

– Частная военная компания, – буркнул Андрей.

– И как, удалось втюхать? – Философ поднял глаза на Андрея, пытаясь сфокусировать на нем взгляд.

– Контракт подписали, – Андрей посмотрел в окно. Во дворике, выстроившись в нелепое сердце, цвели рыжие бесстыдные хризантемы. Маленький мальчик с наслаждением бил лопаткой пластиковую машинку. Неподалеку его молодая мать кормила булочкой голубей. Было совершенно непонятно, как Игорь мог умереть в такую погоду.

– Ну и что, – хмыкнул Философ, – много бабла предложили?

– Они предложили бартер.

– И что же это? Ношеные солдатские носки?

– Оружие в основном, автоматы, пулеметы…

– Старье небось какое-нибудь? – спросил отец. – Еще путинское? Это даже в Африку не продашь.

– Чтобы продать что-нибудь ненужное, нужно сначала купить что-нибудь ненужное, а у нас денег нет, – Философ посмотрел на отца, и оба зашлись.

Андрей поморщился.

– Документация с разработками бомбы еще, – Андрей продолжал смотреть в окно. – Электромагнитной…

– Какой-какой? – Философ вдруг посерьезнел и как будто протрезвел.

– Электромагнитной.

– Ты уверен?

– Конечно. Они прислали ссылку и код на первые две страницы в облаке. Код на остальные страницы потом – если соглашусь.

– Откуда это у них? Все работы по разработке были запрещены ООН еще в двадцать втором, когда Северная Корея полностью обесточила один район в Сеуле, помнишь?

– Не помню, – пожал плечами Андрей. В двадцать втором ему было четырнадцать, он был влюблен в Катю Суворову из «М»-класса и за всей этой политической байдой не следил. – И неужели ООН тогда могла что-то кому-то запретить?

Философ не ответил: он бормотал что-то себе под нос. Отец сидел, обхватив голову руками, и молчал. Андрей вдруг почувствовал, что очень устал. Устал быть сильным, успешным, крутым. Устал «быть». Хорошо Игорю – он теперь навсегда «есть», ведь про героя никогда не скажут «был».

– Да какая нафиг разница, бомба это или старые пулеметы, – Андрей протер глаза, – сделка – фуфло, надо расторгать. Втюхать старое оружие еще сложнее, чем старую еду.

– Не скажи, – Философ вдруг подскочил к Андрею, совершенно трезвый и собранный, – даже старая бомба в знающих руках – мощнейшее оружие! Эта бомба – просто бомба! – Философ засмеялся, довольный своим каламбуром.

– Ну и где я найду «знающие руки»? – Андрей не глядя подцепил что-то из коробки с обедом и начал вяло жевать.

– Найдешь, – подмигнул Философ, – очень даже рядом найдешь.

Андрей уставился на него:

– Это ты, что ли, на себя намекаешь?

– А ты догадливый!

– Слушай, я, конечно, понимаю, что ты мнишь себя великим физиком и философом, но тут одних теоретических знаний будет недостаточно.

– А кто тебе сказал, что теоретических? Я, между прочим, был в группе по разработке этой самой бомбы, когда еще в НИИ работал!

– Ну да, ну да. Засекреченной, конечно?

– Ты мне не веришь, что ли?

– Ну почему не верю, просто столько лет прошло, все поменялось, материалы другие, технологии. Нахрена мне бомба двадцатилетней давности?

– Дурак ты, Андрей. Я, знаешь ли, не барахло. И еще кое-что понимаю и кое в чем разбираюсь. Я тебе такую бомбу соберу, все наши соседи прибегут покупать.

– Угу, собери, собери.

– Ты что со мной как с умалишенным-то разговариваешь?

– Слушай, дядя Марк, забудь, а? Я сам разберусь. Ну куда тебе бомбы-то взрывать. Мало в юности в СИЗО сидел? Тоже мне большой подрывник.

– Влад, – заорал Философ, поворачиваясь к отцу, – скажи ему! Скажи, что ему я не вру! И что я могу!

Андрей посмотрел на отца и увидел, как тот медленно встает из-за стола, а по его щекам текут слезы.

– Вы что, совсем охренели? – тихо сказал он и вдруг стукнул кулаком по столу. – У меня сын погиб, а вы тут… Вон пошли, оба!