Вадим Панов
Лайк
There cue seven pillars of Gothic mould,
In Chillon's dungeons deep and old,
There are seven columns, massy and grey,
Dim with a dull imprison'd ray,
A sunbeam which hath lost its way,
And through the crevice and the cleft..
Любимые строки, казалось, возникали сами по себе. Приходили из чарующего эфира Романтики, из перины облаков, на которой блаженно развалилось ленивое летнее солнце, из шуршания листьев на легком ветру. Любимые строки великого англичанина жили в памяти, но Борис все равно поглядывал на чуть пожелтевшие страницы старой книги. Ему нравилось смотреть на них. Ему нравилось читать их. Он наслаждался.
And in each pillar there is a ring,
And in each ring there is a chain;
That iron is a cankering thing,
For in these limbs its teeth remain,
With marks that will not wear away,
Till I have done with this new day,
Which now is painful to these eyes,
Which have not seen the sun so rise…
Гудение. Едва уловимое гудение чего-то механического.
Отвратительно.
«Электрический двигатель? Откуда?»
Отвратительно.
Садовники приехали? Нет, вряд ли: московские парки приводят в порядок до десяти утра, после этого садовникам и уборщикам запрещается показываться на глаза благородной публике и уж тем более пользоваться транспортом. Садовников быть не должно, однако гудение, напоминающее жужжание надоедливой мухи, не унималось.
Борис поморщился и попытался отвлечься от назойливого звука с помощью любимых стихов:
They chain'd us each to a column stone,
And we were three-yet, each alone;
We could not move a single pace,
We could not see each other's face,
But with that pale and livid light
That made us strangers in oursight…
Теперь гудело совсем рядом. Или жужжало, если продолжать сравнение с мухами. Другими словами: мешало до безумия.
«Где проклятые полицейские?!»
Борис искал уединения, тишины — для этого он вырвался в парк на полдня, отменив две деловые встречи. Взял с собой любимую книгу, развалился на траве, планируя поваляться, почитать, подумать… И что получил? Какую-то чернь под боком? Садовника? Уборщика?! Что за быдло осмелилось нарушить его покой? Раздраженный, он достал из кармана коммуникатор и пометил: «Подать жалобу на полицию. Подключить маминого адвоката по гражданским искам. Согласиться на мировую: извинения и небольшая компенсация. Сотрудникам, допустившим прокол, — выговор».
Отвратительно!
Проклятое гудение потухло в тот самый миг, когда Борис дописал последнее слово. Умолкло, словно по мановению волшебной палочки, но успело все испортить. В парке вновь воцарилась романтическая тишина, наполненная запахами цветущих трав, но прежнее настроение, увы, возвращаться отказывалось. Что-то неуловимо поменялось в окружающем мире, в его нежной утренней картине: измятая трава, шумящие липы… Точно — исчезла Романтика.
Бабочкой упорхнула, испугавшись непотребного гудения… Или шагов?
«Да что же это делается?!»
Борис, до того валявшийся на траве, сел, повернулся на звук, точнее на шорох шагов и скривился: к облюбованной им рощице неспешно приближался социос.
«Как он здесь оказался?»
Сигналы сети в лесной зоне парка специально «глушили», и это простое в сущности действо полностью гарантировало отсутствие анчоусов: навигаторы, потеряв GPS, отключались, и социосы тут же разворачивались в обратном направлении, торопясь вернуть на экран визора привычные стрелки указателей.
Но этот экземпляр не развернулся.
«Почему?»
Голова приближающегося социоса была повернута направо: то ли высматривал что-то, то ли прислушивался к чему-то…
«Пытается услышать сигнал сети? — хихикнул про себя Борис. Однако уже в следующий миг веселость испарилась, и Бориса пронзила тревожная мысль: — Вдруг он опасен?!»
Мысль явилась не просто так: визор — мобильное устройство связи, встроенное в стильные квадратные очки, — социос держал в руке, нахально демонстрируя Борису свою веснушчатую рожу, а стандартный социос скорее от пива откажется, чем визор снимет. Кстати! Привычной банки пива тоже не наблюдалось!
«Сумасшедший социос!»
Разум требовал вернуться на траву, улечься, постараться остаться незамеченным и вызвать полицию, однако веснушчатый повернул голову и разум с грустью констатировал, что к нему опять никто не прислушался.
Борис вздрогнул.
Социос тоже.
Несколько секунд они смотрели друг на друга, и этого времени им хватило, чтобы успокоиться. Во всяком случае — Борису.
Социос оказался стандартным: облегающая рыжая футболка с надписью «I like free!» подчеркивает нарастающее пивное пузо; из торчащих рукавов комично торчат тоненькие белые ручки; на ногах мешковатые джинсы и полосатые кеды со звездами; на плече трендовый рюкзак хитового цвета — сиреневый с блестками.
Внешность безобидная, но в первую очередь Борису помогло успокоиться выражение растерянности на простоватом лице социоса. Люди с такими лицами скорее расплачутся, чем укусят.
И первые же слова неожиданного собеседника полностью подтвердили этот вывод.
— Колесо нелайк, — жалобно произнес веснушчатый, ткнув пальцем в сторону дорожки. — Жипса нелайк, общаться нелайк. — Социос плаксиво скривил губы. — Френды непостить, общаться нелайк, жипса…
— Я понял, — торопливо перебил страдальца Борис. Выслушивать краткую, необычайно трагическую, но совершенно понятную историю не имело никакого смысла: придурок вырулил за пределы сети, потерял связь с френдами, а вернуться не успел — поломался сигвей. Спутниковыми навигаторами и телесвязью массовые «общаться» не оснащали, вся коммуникация только через сеть, потеряв которую социос впал в панику. Вот и вышла нежданная встреча в парке.
«Тьфу, — поправил себя Борис. — Не „общаться“, а визор!»
И тут же кольнула неприятная мысль:
«Получается, мне достаточно переброситься с социосом парой фраз, чтобы деградировать до его уровня?»
— Э? — напомнил о себе парнишка.
На экранах его «общаться» грустно бликовали фотографии поврежденного сигвея.
— Я тебя понял, — повторил Борис.
— Э?
«Проклятье! Как же транслитить эту фразу на базовый социнглиш?»
— Агри, — медленно уточнил Борис, мучительно припоминая доступные социосам слова. — Френд.
— Френд? — оживился социос. И тут же с печалью указал на «общаться». — Нелайк.
Добавление в ленту невозможно. Печаль. Трагедия. Веснушчатая рожа переполнилась такой грустью, что Борис едва не расхохотался. Однако через пару секунд печаль социоса сменилась гордостью:
— Шесть кило френд в «симах»!
Он потряс «общаться».
— В где? — растерялся Борис.
— Ерор.
«В „симах“… Ах, да — Symphony. Чертов социнглиш!»
ГИПЕР: Твоя жизнь — твоя Symphony! Качай версию 6.3.3! Еще больше нот! Еще больше Symphony! Автоскачивание начнется через десять секунд…
— Как тебя зовут? — вырвалось у Бориса.
— Э?
— Наме?
— Э?
«Что я делаю не так?»
Социос привычно смотрел не мигая… Нет, мигая, конечно, но раза в четыре медленнее нормальных людей: привычка, выработанная постоянным глазением в «общаться».
— Ник! — вспомнил Борис рекомендованное социнглишем определение. И повторил, внятно подчеркивая вопросительную интонацию. — Ник?
— Ванек20122012, — бодро отрапортовал социос.
— Креативно, — похвалил Борис.
— Лайк.
— Ты сразу показался умным.
— Э?
— Респект.
— Лайк.
Ванек расплылся в довольной улыбке. В лайковом смайле. В этот момент его веснушчатая рожа показалась особенно противной, однако Борис заставил себя отринуть личное отношение.
— Ю ник? — осведомился Ванек.
— ЮмастерСП.
— Кул, — в ответе социоса явственно ощутилось почтительное придыхание. Нормальная, в общем-то, реакция черни, которой посчастливилось встретить образованного человека. — Кул!
— Я знаю.
— Э?
— Лайк.
— Лайк.
ГИПЕР: Симфония сложна, но в ее основе всего семь нот. Будь сложным! Будь кратким!
Раздражение спало, и дурацкий диалог на социнглише стал казаться забавным.
«Я не деградирую до уровня этого дебила. Я развлекаюсь. Что, в конце концов, плохого в том, чтобы пообщаться с социосом? Тетя Маша разговаривает со своей кошкой и уверяет, что IQ животного превосходит IQ многих людей. Правда, тете Маше девяносто три года, а кошку привезли из самого Коннектикута, но это не важно. Важно то, что кошка тети Маши умна».
— Ерор, — вернулся к плаксивому тону Ванек. — Ехать. Работать.
И неумело изобразил перед собой вопросительный знак.
«Могу ли я починить твой сигвей?»
Коммуникатор Бориса был подключен к спутнику, «глушилки» ему не мешали и от собеседника можно было избавиться одним звонком, но Борис почувствовал себя исследователем и увлекся. Когда еще представится возможность пообщаться с настоящим социосом?
А Ванек, в свою очередь, освоился настолько, что обратил внимание на книгу:
— Э?
— Книга.
— Э?
— Читать.
— Чи-тать?
Это определение социнглиш не поддерживал.
ГИПЕР: Автомодератор поможет тебе быть великим! Слова длиннее восьми букв удаляются. Предложения длиннее четырех слов удаляются. Будь великим! Будь лайк!
— Рид.
— Рид? — изумленный Ванек показал на «общаться». — Рид хер.
Да, хер… В смысле, в «общаться» есть рид, но как объяснить социосу разницу между рид в визоре и чтением книги, Борис не знал. Впрочем, Ванек старался сам. Не дождавшись ответа, он неожиданно ткнул пальцем в книгу и победоносно, словно вспомнив нечто важное, выкрикнул:
— Рид!
Возможно, он видел изображение книги на каком-то сайте. А может, и не только изображение. Вероятно, на том же сайте кратко рассказывалось о предназначении книг, потому что взгляд васильковых глазок стал предельно почтительным, и Ванек с придыханием произнес:
— Блогер?
Борис почувствовал себя оплеванным.
ГИПЕР: Еще больше лайк! Еще больше общаться!
«Социосы считают, что блогеры читают книги?»
Но абсурд происходящего вызвал не раздражение, а смех. Злость исчезла, на одно, на одно лишь мимолетное мгновение уступив место легкой грусти: Борис оценил пропасть, что отделяла его от собеседника. А потом исчезла и грусть: к чему жалеть идиотов? Каждый получает то, к чему стремится.
— Блогер?
Борис мягко улыбнулся и отрицательно покачал головой:
— Ерор.
— Не блогер? — растерялся Ванек.
— Френд.
— Лайк.
— Лайк.
Ванек поднял «общаться» и сфотографировал Бориса. Борис снова улыбнулся.
«Как же не вовремя явился креативник!»
За парком Иван следил без малого два месяца. Тщательно составил график появлений креативников, «срисовал» их всех — сфотографировал и разослал свои изображения, вычислил безопасное время: вторник, среда и пятница с девяти до полудня, потратил неделю на окончательную проверку и убедился, что не ошибся. Два месяца в парке проходили встречи, но сегодня в закрытой от всевидящей сети зоне нарисовался внеплановый креативник. Причем, судя по высокомерно задранному носу, креативник не простой, не модератор какой-нибудь или десятник сетевых троллей… Впрочем, тролли — это вчерашний день, сеть зачищена до минусовых отражений, а слухи, что где-то в Эквадоре хостятся нерукопожаты, добраться до которых можно через кривые мадагаскарские зеркала — не более чем слухи. Иван пробовал. Научившись отключать роботов толерантности, он заполучил двадцать минут неподнадзорной сети в сутки, однако все попытки пройти по заученным на память адресам ничего не дали: сайты оказались или заблокированными, или зараженными прилипчивым «указателем совестливости», который едва не сдал его Комиссии сетевой свободы.
Так что нет, не модератор и не десятник троллей. Впрочем, гадать о должности нежданного креативника у Ивана не было ни времени, ни желания. Скоро придет Надежда, и если креативник увидит девушку, то сразу догадается, что «невинный социос» забрел в защищенный от сети уголок отнюдь не случайно. Креативника необходимо гнать отсюда и как можно скорей.
Оставалось решить, как это сделать.
Социос, казалось, задремал. Стоя. С открытыми глазами. Изменения не были особенно заметны: как моргал в четыре раза реже положенного, так и продолжал моргать, однако Борис был достаточно внимателен и заметил, что взгляд васильковых глаз социоса стал еще более придурковатым, словно ему снилась переписка в сети.
«А может, он нарк?»
Ванек молчал, обращаться к нему не хотелось, поэтому встревоженный Борис взялся за коммуникатор и, делая вид, что проверяет наличие сети, подключился к «общаться» собеседника — уровень доступа позволял. Сначала в «личку»: если Ванек попадал в поле зрения полиции, страничка должна быть помечена красным восклицательным знаком… Которого не оказалось.
«Не нарк. Хорошо».
Борис бросил быстрый взгляд на Ванька — тот по-прежнему смотрел в никуда, — и продолжил изучение «лички». И убедился, что парень чист, как только что отформатированная флешка. Возглавляла «общаться», как и положено, мобильная версия Symphony, правда, предыдущая. Кроме того, веснушчатый социос участвовал в семи браузерных играх и частенько наведывался на рекомендованные Толерантным обзором ржунадпоп.рф и ржунадрашка.рф. Сайт Обзора тоже присутствовал, судя по отчету, посещался не реже трех раз в сутки (норма), а вот зарукопожатность.com Ванек отчего-то не жаловал, заходил два раза в неделю (критический минимум), зато оказался подписчиком новейшего проекта Комиссии свободной совестливости «История рашки от ведущих блогеров».
«Теперь понятно, откуда у него уважение к идиотам».
Участие в исрашвебло.рф подняло личный индекс Ванька на сто семьдесят один пункт, превратив в практически эталонного социоса. Со всеми достоинствами и недостатками.
Ванек, продолжая смотреть в никуда, рыгнул. Борис поморщился. И гримаса, к некоторому его удивлению, «включила» социоса. Веснушчатый покосился на Бориса:
— Нелайк.
— Ерор?
— Перегруз.
— Ерор?
— Надо выход.
— Ерор?
— Плюстопицот.
Ванек взялся за ремень.
«Надеюсь, он не собирается справлять тут нужду!»
Свободу социосы понимали буквально, а некоторые из них настолько сильно путали виртуальность с реалом, что могли навалить инсталляцию даже посреди торгового центра. Что же касается кинотеатров, то их приличные люди давно не упоминали всуе.
— Что ты делаешь?
— Нелайк? — Ванек удивленно посмотрел на Бориса. Вряд ли он понял смысл слов, сориентировался на интонацию. — Френд?
— Френд, — подтвердил Борис.
— Лайк.
Ванек приспустил штаны.
«Дерьмо!»
Пока еще не в буквальном смысле, однако Ванек был настроен решительно.
«Скотина! Животное!»
А вот теперь день был действительно испорчен. Тупая веснушчатая чернь, не имеющая представления об этике и элементарной порядочности, перестала развлекать Бориса. Милый идиотизм «френда» превратился в звериный оскал недоразвитого ублюдка, недочеловека, неспособного ни мысль выразить, ни мысль понять.
«Чернь!»
— Лайк.
Ванек присел на корточки.
— Чернь! — Разъяренный Борис подхватил с земли книгу и бросился к дорожке. — Мерзавец! Гадина! Чернь!!
Надежда, как свойственно женщинам и девушкам, слегка опоздала, но сегодня Ивана это обстоятельство порадовало. Он боялся, что она столкнется с креативником, однако все обошлось: девушка пришла к условленному месту через пятнадцать минут после исчезновения неожиданного «френда». Улыбнулась, увидев Ивана, стянула берет-балаклаву и поинтересовалась:
— Сегодня?
Она еще не до конца справилась с насаждаемой Sym краткостью, а потому часто использовала простейшие конструкции.
«Чем займемся сегодня?»
— Ты прочитала? — спросил Иван.
— Да.
— А мне почитаешь?
Надежда на мгновение нахмурилась — читать вслух у нее пока получалось не очень хорошо, но потом упрямо кивнула и достала из рюкзака потрепанный томик Лермонтова.
Белеет парус одинокий
В тумане неба голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?
Строка за строкой, слово за словом. Короткое стихотворение Надежда прочитала медленно, довольно монотонно и даже один раз запнулась, но Иван все равно остался доволен. Она читала вслух. Она слышала то, что говорит.
И потому когда прозвучало финальное:
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой, —
Иван вздохнул и тихо произнес:
— Спасибо.
Девушка улыбнулась и быстро вернула книгу в рюкзак: даже здесь, в свободной от сети зоне, следовало быть осторожными. Комиссия не дремлет.
— Понравилось?
— Лайк.
— Нет, этого недостаточно. — Теперь нахмурился Иван. — Расскажи, как ты услышала стихотворение? Что почувствовала? Что увидела?
— Увидела? — растерялась Надежда.
Сложный вопрос и был темой их сегодняшнего занятия.
— Ты когда-нибудь видела море? Ты видела закат на море?
— Да.
— О чем ты думала в тот момент?
— Тогда?
— Да.
— Я думала: лайк. — Девушка криво улыбнулась. — Именно так.
ГИПЕР: Больше жизни — больше лайк!
— Тот закат никогда не повторится, — медленно произнес Иван. — Будет другой, но не тот же. В другом море или для другой тебя. Тот закат, который ты видела, уже не вернуть. Тот закат — часть твоей жизни, может, маленькая часть, но очень важная, потому что никогда не повторится. Тот закат уникален, а потому вспомни, что ты чувствовала? О чем думала?
— Я все рассказала, — вздохнула Надежда. — Тогда я была такой.
— Тогда придумай мне мысли, что прятались под лайком.
— Придумать?
— Расскажи, о чем бы ты хотела подумать в тот миг? — Иван вскочил на ноги. — Представь себя тогда! — И вновь уселся рядом с Надеждой, взял ее за руку. — Вспомни: море тихое, словно нарисовано под постепенно чернеющим небом. Шум прибоя едва различим, потому что волны не накатывают, а едва доползают до берега… Скажи, какой был пляж?
— Песок. — Девушка улыбнулась. — Белый-белый песок.
— Еще.
— Очень мягкий на ощупь. Словно пыль.
— Еще.
— Я не знаю! — Она почти разозлилась.
— Еще!
Несколько мгновений Надежда яростно смотрела на Ивана. Он подумал — взорвется. Уйдет. Но девушка справилась.
— Он оставался белым даже ночью!
И полукрик прозвучал песней.
— Очень хорошо, — прошептал Иван.
— Небо становилось черным, горизонт еще был красным, а песок оставался белым. — Надежда провела рукой по волосам. — Я видела эту красоту. Я могу рассказать о ней. — Секундная пауза. — И я хотела, чтобы в море появилась большая лодка. Олдовая.
— Старинная, — поправил ее Иван.
— Да, старинная, — согласилась девушка. — С такими…
Неуверенный жест рукой.
— Парусами? — подсказал Иван.
— Цвета заката.
— Какого цвета?
— Красными.
— Может, алыми?
— Это какими?
— Удивительными.
Несколько мгновений Надежда недоуменно смотрела на Ивана, а затем, поняв, кивнула:
— Тогда, да — алыми.
И подавила желание добраться до «общаться» и отыскать в архиве фотографию старинного корабля под парусами удивительного цвета — она представила его во всей красе.
— Лайк, — тихо-тихо сказал Иван, и они улыбнулись дурацкой шутке.
