ОБМЕН
(ЯНВАРЬ 1991)

Поздно вечером во вторник в программе «Время» диктор неожиданно объявил о денежной реформе в ­стране.

Совсем недавно в отставку ушел Рыжков, председатель Совмина СССР. Горбачёв начал терять свою ­команду, с которой начинал перестройку. Экономика страны разваливалась, а тут еще и в жесткое противоборство с союзным правительством вступил вновь избранный Верховный Совет РСФСР.

Ельцин, избранный его председателем, сразу стал гнуть свою линию. Кто главнее — союзное правительство или законы РСФСР?

Горбачёв и его предсовмина, Рыжков, вроде бы тоже были за реформы и перевод экономики на рыночные рельсы, но напористый Ельцин вывалил на стол план «500 дней».

Горбачёв твердил о перестройке последние пять лет, а тут пришел «свежий» Ельцин и говорит, что все поменяет за считаные… 500 дней.

Трезво оценить реалистичность этих резких планов, конечно, никто не мог. Но Борис Николаевич вовсю стал бравировать этим залихватским названием, раззадоривая оппонентов. Союзное и российское руководство тогда впервые схлестнулись в споре — кто же ведет реформы в стране? Союз или Россия?

И Горбачёв, показывая обществу, что он тоже за «быстрые» реформы, согласился на ельцинский план и поменял Рыжкова на Павлова. А тот, желая быстро запустить хоть что-то, первым своим начинанием объявил… денежную реформу.

Павлов пришел в премьеры из министерства финансов и считал, что разбирается в деньгах хорошо. Он объявил об обмене старых 50- и 100-рублевых купюр (1961 года выпуска) на свежие, нового образца.

Дисбаланс в советской экономике ощущался уже вовсю. В стране пустели прилавки магазинов, очереди стояли за всем подряд. Создавалось ощущение, что на руках населения гораздо больше денег, чем товаров в магазинах. С полок сметали все.

Понять причину происходящего было трудно. Простой человек как получал свои 120 рублей зарплаты, так и получал их. У людей вроде бы не появлялось больше денег, но упорно ходила версия, что «излишки» средств находятся у цеховиков и спекулянтов, которые ворочают миллионами. И якобы в своих «общаках» они держат эти накопления именно в 50- и 100-рублевых купюрах.

Эти «лишние» деньги и смывают товары с прилавков.

Версия была, возможно, и сомнительная, но именно она легла в основу денежной реформы, с которой и начал свое премьерство Валентин Павлов.

При этом нужно успеть обменять старые 50- и 100-рублевые купюры за три дня, до конца рабочей недели. При этом не более 1000 рублей на человека. Обмен более крупных сумм должны были рассматривать специальные комиссии. Телевидение объявило об этом вечером во вторник, у народа оставались среда, четверг и пятница. Предполагалось, что спекулянты и цеховики не успеют или просто побоятся обнародовать свои незаконные многомиллиардные накопления и потеряют их. Это изъятие теневых накоплений должно было, по логике «реформаторов», снять навес «лишних» денег в стране. Сама «реформа», очевидно, задумывалась давно. Такое невозможно подготовить за одну неделю. Она продумывалось, наверное, еще при Рыжкове, но запустить этот трюк взялся Павлов.

Утром в среду я поехал на Рижский рынок, это был тогда главный вещевой и продовольственный рынок в Москве. Считалось, что на нем крутится большинство московских спекулянтов и торгашей.

Там уже царил ажиотаж, все активно обсуждали случившееся, и по площади вовсю стал распространяться слух, что «спекулянты» готовы менять свои теневые заначки на новые деньги в неограниченном количестве. При этом уже сразу назывался курс обмена 1 к 3. А если дело будет завтра, в четверг, то курс будет и 1 к 5, а в пятницу, наверное, 1 к 10.

Я тут же рванул к нам на факультет обсудить обстановку с деканатом и профкомом и предложил план:

— Давайте соберем такие старые купюры у всех, у кого они есть. Может быть, что-то есть в кассе факультета. Быстро поменяем их в сберкассе на новые. Потом я поеду на Рижский рынок поменять их по курсу 1 к 5 на «старые» и быстро вернусь назад, чтобы успеть поменять их на «новые» до вечера пятницы. Как будем делить доход, решим позже.

Времени долго обсуждать не было, тут играла роль именно скорость. Факультет меня поддержал, и мы стали обходить всех сотрудников, преподавателей и студентов с вопросом:

— Есть ли у вас купюры в 50 и 100 рублей?

И тут выяснилось, что таких почти ни у кого нет. 50 и 100 рублей были тогда очень крупными купюрами. Если стипендия — 50 рублей, то ее редко выдавали одной купюрой, а если и выдавали, то студент ее тут же разменивал. Надо же на что-то жить. Сторублевки тоже появлялись в нашей среде очень редко. Да и вообще, выяснилось, что на руках у людей, собственно, и нет особых «излишков», а если такая редкая купюра у кого-то оказывалась, то он боялся ввязываться в нашу спекуляцию.