ВЫБОРЫ
(ВЕСНА 1990)

Весной, на волне политического бурления, я решил пойти в депутаты.

Вокруг все кипело, прошедший Съезд народных депутатов СССР неожиданно вывел на сцену совсем неизвестных людей. Народ хотел видеть во власти новые лица. В союзных республиках или в дальних регионах голосовали, как обычно, за секретарей обкомов, директоров заводов и институтов. В глубинке Съезд народных депутатов воспринимался как вчерашний Съезд КПСС, туда выдвигали видных начальников или почетных рабочих и колхозников.

Но в Москве, Подмосковье, в крупных областных центрах ситуация была иная.

Тут основную массу избирателей составляла уже условная интеллигенция. Телевидение, газеты, журналы пестрели новыми авторами и именами. Эти люди быстро становились очень популярными и легко могли избраться в любом округе Москвы или Ленинграда. Писатели, историки, журналисты, простые милиционеры и военные превращались во всеобщих любимцев и героев. Нужно озвучить какую-то яркую историю, убедительно выступать или писать статьи — и твой шанс пройти в депутаты сразу становился большим. Такого опыта у старой советской номенклатуры не было. Секретари обкомов партии или директора заводов не привыкли полемично выступать с трибуны и тем более писать разоблачительные тексты. Новые «авторы» в этом легко побеждали старых аппаратчиков, и народ голосовал за них. Так и прошли выборы в первый Съезд народных депутатов СССР.

По нашему Раменскому округу туда выбрали юриста Константина Лубенченко. Он жил в Жуковском, но работал в МГУ на юрфаке. Выдающимся оратором он не был, и вообще о нем толком никто не знал. На встречах с избирателями, а я ходил на них не раз, ничего оригинального он не говорил. Обычный набор фраз про «демократизацию и гласность». Он лишь делал акцент на юридические аспекты закрепления «демократии» через конституцию.

Из этого примера было видно, что ярких звезд на советском небосклоне крутилось не так уж и много. Самые яркие кандидаты разошлись по столичным округам, а в Подмосковье выдвигались вполне обычные люди без интригующих личных историй.

Самым главным для победы было — кто выдвигал кандидата! Лубенченко был выдвинут от инициативной группы в ЦАГИ. Почему-то ЦАГИ выбрал не кого-то из своих ученых, а стороннего кандидата-юриста. Его поддержал и наш факультет, ФАЛТ.

ЦАГИ и Физтех были самыми авторитетными структурами в округе, считалось, что там работает и учится образованная интеллигенция — цвет страны. Они точно знают, за кого голосовать! Кроме Лубенченко, в кандидатах был какой-то партаппаратчик, но он почти не набрал голосов, и Лубенченко легко победил.

И вот через год наступали очередные выборы, теперь уже в народные депутаты РСФСР. К этим выборам «свежих» лидеров не осталось. Все звезды еще год назад были избраны в состав Съезда народных депутатов СССР. Так и оказалось, что по нашему Раменскому району интересных кандидатов в парламент РСФСР нет. Старые советские начальники идти на выборы не хотели, так как понимали, что все равно проиграют, а выдвижение новых лиц было хаотичным. За три недели до утверждения списка кандидатов в нем значился всего один человек — никому не известный школьный учитель из Раменского.

О нем знали только то, что он… «демократических» взглядов.

Тогда я и решил пойти в депутаты.

Эта неожиданная дерзкая мысль мгновенно окрылила. А почему бы нет? Совсем недавно я был секретарем комитета комсомола, поэтому факультет точно будет за меня. В городе, конечно, меня никто не знал, но других кандидатов от Жуковского не было. Я переговорил с комитетом комсомола ЦАГИ и те с радостью сказали, что поддержат меня, если я попаду в список, ведь наши институты — близнецы-братья.

Если ЦАГИ и ФАЛТ будут за меня — победа гарантирована! Нужно только провести заседание нашего «трудового и студенческого коллектива» и официально выдвинуть меня кандидатом: процедура выдвижения была именно такой — от трудовых коллективов. До завершения этапа выдвижения кандидатов оставалось две недели, вроде бы можно успеть.

И мы провели такую встречу в большой физической аудитории. Пришли кто-то из преподавателей и студентов и при одном воздержавшемся проголосовали ЗА. Мы оформили голосование как документ и скрепили печатью факультета. В тот момент мне показалось, что я уже почти победил, и я был на седьмом небе от открывающихся перспектив.

Я был, конечно, молод — всего 24 года. Я еще ничего не сделал в жизни, но примеры подобных «выдвижений» уже были, на экранах мелькали молодые лица. Почему не я?

Был только один вопрос — политические взгляды и платформа. В тот момент я уже однозначно стоял на «консервативных» позициях, т.е. против огульных «демократических» и ультралиберальных реформ, которые, на мой тогдашний взгляд, вели к развалу страны. В голове была странная смесь — сочетание идей капитализма, патриотизма, консерватизма и монархизма. Толком разъяснить суть этих взглядов я вряд ли мог. Но тезисы Солженицына, прочно сидевшие уже в моей голове, звучали убедительно, и казалось, что этого достаточно: в полемике, если таковая случится, я смогу держаться достойно. Беспорядочные реформы Горбачёва, популизм Ельцина и депутатов из Межрегиональной депутатской группы раздражали, уже были видны первые негативные последствия скороспелых «демократических» начинаний Горбачёва. Тут точно можно было вступать в полемику и спорить.

Но в тот момент, когда меня выдвинули на ФАЛТе и поддержали на словах в ЦАГИ, о моей платформе никто толком ничего не знал. Все думали, что я «демократ», как и все вокруг. Устраивать дискуссию раньше времени не хотелось. Я еще успею со всеми поспорить, решил я, нужно сначала зарегистрироваться, а там и откроем карты.

И я повез бумагу с факультетской печатью в раменский избирком. Тамошний председатель, активный молодой мужчина, с удивлением и радостью принял наш протокол, и мы сели с ним поговорить.

— Какая у Вас политическая позиция? — сразу спросил он.

И мне пришлось ему все рассказать, скрывать было нельзя. Завтра, возможно, мне придется уже вести агитацию.

— Я против «демократов», они разваливают страну. Нужно переходить на рыночные капиталистические принципы, но власть и порядок в стране необходимо удерживать в крепких руках. Если для этого потребуется сохранить КПСС, то партию следует сохранить и постепенно реформировать. Я против резких либеральных реформ, они могут привести страну к катастрофе, — закончил я разъяснять короткие тезисы своей платформы.

Мужчина удивленно на меня смотрел, но радостно потер руки.

— Будет интересно! — сказал он. — У нас есть один кандидат от «демократов», это учитель из Раменского, один коммунист, директор местного совхоза, и вот теперь ты.

До конца регистрации оставалась одна неделя, и он в заключение сказал, что они утвердят все документы и пришлют мне официальный мандат, чтобы я мог начать агитационную работу. Я вышел окрыленным, лихорадочно продумывая следующие шаги: формировать избирательный штаб, отбирать доверенных лиц, печатать листовки, встречаться с людьми.

От волнения колотилось сердце. Я был абсолютно уверен в победе!

Но за два дня до конца регистрации мне перезвонил этот председатель и растерянно сообщил, что у него, точнее у меня… проблема. Оказывается, ФАЛТ — только факультет и не является юридическим лицом, а относится, как филиал МФТИ, к Долгопрудному, а это совсем другой район. Поэтому они не могут принять протокол трудового коллектива от ФАЛТа.

— Как так? — растерянно бормотал я в ответ, — факультету уже 25 лет. На всех выборах мы голосуем от Раменского района. Причем тут Долгопрудный, он же в другом конце Московской области?

Но председатель извинялся и говорил, что для него самого это неожиданность и нонсенс, но наш протокол они принять не смогут. Он лично меня поддерживает и готов как-то помочь, но ему нужен звонок из Центрального Избиркома. Пусть решат там наверху, в Москве. Если ему позвонят, он внесет.

Прямых контактов в Центральном Избиркоме у меня, конечно, не было и я начал звонить всем подряд. И только один человек, близкий к «патриотическим» кругам, дал мне какой-то секретный телефон.

— Это — один из инструкторов ЦК. Он из «наших», позвоните ему, он поможет.

Я тут же с ним созвонился и объяснил суть проб­лемы. Он выслушал и пригласил к себе.

— Приезжайте ко мне на Ильинку.

Был поздний вечер, около 22:00, я вышел из метро и быстро шел по направлению к Кремлю. Где-то там заседали сотрудники аппарата ЦК КПСС. Так «близко» к Кремлю и его кабинетам, в жизни я еще не подходил. Охрана пропустила, и я поднялся в кабинет этого инструктора ЦК.

Кабинет был большой, весь заваленный газетами и журналами. Инструктор много курил и задумчиво смотрел куда-то вверх. Это был уже немолодой, красивый, с седой шевелюрой и мужественным выражением лица мужчина. Я не помню, как его звали, но в тот момент я чувствовал в нем родственную душу. Если кто-то может мне помочь, думал я, то только он. Это же — ЦК КПСС, что может быть у нас влиятельней и весомей?

Он был уверен в себе, но в задумчивом его взгляде была какая-то отрешенность и безысходность. Я рассказал ему еще раз про свою юридическую проблему, достал все документы про факультет, наш протокол и прочие бумаги.

— Нужно чтобы из Центрального Избиркома просто сделали звонок в Раменское и дали добро на мое включение, — попросил я.

Инструктор ЦК все выслушал, набрал «вертушку» и попросил секретаря.

— Свяжите меня с главой Центрального Избиркома по выборам депутатов РСФСР.

Его тут же связали, и он сразу изложил Избиркому суть. Он говорил четко, все по делу и в конце добавил: «Это — наш человек».

Я замер в ожидании. Сейчас решалось все. На той стороне трубки что-то говорили и объясняли инструктору ЦК, а он, закрыв глаза, молча слушал. Он слушал объяснения минут пять и также молча положил трубку.

— Они не помогут, — ответил он, повернувшись к окну, и посмотрел куда-то вверх. — Они больше не слушают… инструкторов ЦК. Эти выборы, парень, для тебя закончились, ищи в жизни что-то еще. Мы повлиять на это уже не можем.

P.S.

Мы попрощались, и он задумчиво сказал, глядя в окно.

— Эту страну уже не спасти…