Получив назначение командиром стройотряда в Степной Алтай, я полетел туда зимой на разведку.
Так было положено, что командир отряда заранее вылетал на место будущих работ и там договаривался об объектах, проживании, питании и прочих рабочих моментах летнего строяка. Я в первый раз тогда стал командиром и полетел знакомиться с тамошним председателем колхоза. Путь был не близким, нужно было долететь до Барнаула, потом добраться до Кулунды и там, в степях, найти колхоз, обсудить с председателем дела.
Справившись с этой задачей, я отправился в обратный путь: колхоз — Кулунда — Барнаул. Заехал в крайком комсомола, отметил командировочные, забрал нужные документы и двинулся в аэропорт, чтобы улететь наконец в Москву. Но обратных билетов у меня не было, я предполагал купить их на месте.
В тот день аэропорт города Барнаула бурлил, как муравейник.
Сейчас это трудно представить, но в те годы все областные и районные аэропорты были переполнены людьми. Самолеты улетали каждый час, а может и чаще, но все равно желающих улететь было гораздо больше. Огромный Советский Союз любил летать на самолетах: на отдых, в командировки, к родным. Пресловутый советский дефицит был и тут, билетов на самолеты категорически не хватало.
Рейсов из Барнаула в Москву в тот день было несколько, но все места на них были проданы. Я покорно встал в очередь, но быстро понял, что тут мне не светит. Перед кассой стояла огромная толпа. Она состояла из различных льготников, т.е. тех, кому билеты полагались вне очереди. А таких было много: это и военные в увольнительных, и больные «по телеграммам», и пенсионеры союзного значения и прочие и прочие. Все хотели попасть на московский рейс. И только после этой «толпы» начиналась длинная регулярная очередь, в которой можно было простоять и несколько дней.
Советский человек привык к очередям, у него вырабатывались различные уловки, как пролезть поближе. Толкучка у кассы усиливалась, толпа бурлила, все пытались предъявить нужную «бумажку»: «телеграмму», «приказ», «разрешение» и прочие документы, позволявшие хоть как-то приблизиться к кассе.
У меня таких «бумажек» не было.
Но провести еще несколько дней в барнаульском аэропорту после поездки в кулундинский колхоз я точно не собирался, нужно было что-то делать! Выбравшись из толпы, я отошел от кассы и стал осматриваться. Рядом на стене был написан номер телефона кассы Аэрофлота, той самой кассы, к которой все и пробивались. Достав из кармана две копейки, я зашел в будку телефонного автомата. Она стояла тут же, в зале аэропорта, прямо напротив касс. Опустил монету и набрал номер.
— Алло, Аэрофлот слушает, — ответила мне в трубку та самая кассирша.
— Это — крайком комсомола, — сказал я, стараясь изменить голос, чтобы придать ему больше солидности, — у нас там бронь на Москву.
— Какая бронь? — переспросили в ответ, — вашей брони уже нет, она кончилась.
— Нет, Вы ошибаетесь, у нас точно есть бронь! — повысил я голос, — товарищ вылетает на совещание в ЦК комсомола, нужно срочно продать ему билет.
На той стороне провода замялись, стали листать какую-то тетрадь, чертыхаться и кого-то ругать.
— У нас точно есть бронь! — еще раз строго повторил я в трубку.
— Как его фамилия? — наконец-то спросила кассирша.
— Васильев, — ответил я и приоткрыл дверь будки.
И вовремя приоткрыл, так как тут же услышал крик из окошка кассы:
— Есть тут Васильев от крайкома?
— Есть, — закричал я, предварительно повесив трубку, и гордо пошел к кассе, проталкиваясь сквозь озабоченную толпу.
P.S.
В тот момент мне впервые удалось обмануть «систему».
Я был безумно счастлив этому неожиданному открытию: мне показалось, что с «системой» можно справиться, в ней можно жить, и у меня это получится…