Глава VII. Адрес в Сохо

– Дьявол возьми этих кошек! – сказала миссис Пул.

– Что они натворили на этот раз? – Кэтрин подняла взгляд от обеденного стола: она рассматривала карту Лондона.

– Сжевали телеграмму. Я ее на минутку только положила, хотела дверь запереть, и вот – поглядите! – Миссис Пул протянула ей листок бумаги, и впрямь потрепанный и слегка влажный.

– Это от Мэри?

Кэтрин отодвинула от себя карту. Она пыталась разобраться, каким путем лучше всего добраться до Поттерс-лейн по лабиринту улочек Сохо.

– Нет, от той подруги мистера Холмса, миссис Нортон. Вот, сами взгляните.

Кэтрин взяла телеграмму, положила на стол и прочитала:

МЭРИ ЖЮСТИНА ДИАНА ПРИБЫЛИ

БЛАГОПОЛУЧНО ПОЗАБОЧУСЬ

КАК СОБСТВЕННЫХ ДОЧЕРЯХ

НЕ ВОЛНУЙТЕСЬ МИССИС ПУЛ НО СОВЕТУЮ

БЫТЬ ОСТОРОЖНЕЕ ОНИ СТОЛКНУЛИСЬ

АГЕНТОМ S.A. ПОЕЗДЕ НЕ ОТВЕЧАЙТЕ

БЕЗ КРАЙНЕЙ НЕОБХОДИМОСТИ

ВСЕГО ДОБРОГО ИРЕН НОРТОН

– И что это, по-вашему, значит: «столкнулись агентом S.A. поезде»?

Голос у миссис Пул был встревоженный.

– Видимо, в одном поезде с ними оказался кто-то из S.A., – сказала Кэтрин. – А это значит, что Société des Alchimistes следит за нами. Черт! Мы-то думали, они даже не знают о нашем существовании. Видимо, теперь придется действовать намного осторожнее. – Она снова взяла телеграмму. – «Столкнулись агентом S.A. поезде». Неужели нельзя было пояснее написать? А кто принес телеграмму?

– Мальчик из телеграфной конторы, – сказала миссис Пул. – Кажется, самый обычный мальчик с телеграфа, правда, без фуражки, и выговор у него какой-то странный. Не ирландский. Вроде австралийского, но не совсем. А почему вы спрашиваете?

– Сама не знаю. Кажется, я начинаю уже всех подряд подозревать. Вряд ли, конечно, мальчик с телеграфа будет шпионить для S.A., даже если он австралиец!

А не видела ли она в последние дни кого-нибудь возле Парк-Террейс? Но нет, ничего подозрительного не припоминалось. Просто нужно быть осторожной, особенно сегодня: она ведь собирается выяснить, что замышляют Сьюард и Прендик. В Сохо лучше ехать в мужской одежде. Костюм преподобного Джозайи Крэшоу пропал, но осталась еще одежда, украденная в свое время у Летающих братьев Каминских. Сгодится. Интересно, что это за дом такой – Поттерс-лейн, 7. Вероятнее всего, меблированные комнаты, а может быть, паб? Почему Сьюард встречается с Прендиком там, а не в собственном кабинете в Перфлите? Она понятия не имела. Разумеется, было бы лучше побывать там заранее, разведать обстановку. Но сначала они все в лихорадочной спешке собирали в дорогу Мэри с Жюстиной, а потом нужно было дописать статью для «Женского мира» – за нее обещали два фунта, а они были нужны до зарезу. Кэтрин сказала Мэри, чтобы они с Жюстиной брали с собой денег, сколько понадобится в дороге, – а теперь ведь им еще и за Диану нужно платить, черт бы подрал эту девчонку! А значит, вести хозяйство на Парк-Террейс теперь приходилось на крайне скудные средства.

Миссис Пул нахмурилась и уперла руки в бока.

– Я просто волнуюсь за мисс Мэри и остальных, вот и все. Хоть бы они прислали настоящее письмо: эти телеграммы – все равно что египетские иероглифы, вроде тех, что теперь выставлены в Британском музее. Толком и не разберешь, что они означают. А что касается Альфы и Омеги – и неужели нельзя было назвать их нормальными, приличными кошачьими именами, хоть Том и Китти, что ли, – так вы хоть следите, чтобы они не лезли ко мне на кухню. Вчера они там двух дохлых мышей на полу оставили! Я утром на одну наступила, пришлось подошвы карболкой отмывать!

– Ну что же, – рассудительно сказала Кэтрин, – это ведь значит, что они делают свою работу, согласитесь? Вы же сами сказали – пусть остаются, если будут ловить мышей. Они, должно быть, слышали ваши слова. И две дохлые мыши на кухне – лучше, чем две живые, не правда ли?

– Пфф! – ответила на это миссис Пул.

Миссис Пул: – Я никогда не издаю таких неприличных звуков!

Мэри: – Это правда, миссис Пул никогда таких звуков не издает.

Жюстина: – Никаких неприличных «пфф». Наша миссис Пул не такая!

Беатриче: – Что верно, то верно. Миссис Пул никогда не издает никаких неприличных звуков.

Диана: – Дурака валяете, да? Эй, вы чего смеетесь?

И в эту минуту раздался звонок.

Миссис Пул: – Вообще-то он раздался только через полчаса, но если уж вы взялись сочинять небылицы, не стану вам мешать!

Кэтрин: – Так действие получается живее.

Миссис Пул пошла открывать дверь, но Элис, должно быть, успела раньше: она уже входила в столовую в сопровождении человека великанского роста, в костюме, несколько тесноватом для его выпирающих мускулов. Он был похож на мешок с картошкой, засунутый в чулок.

Жюстина: – Вот и неправда, Кэтрин! Атлас самый добрый и мягкий человек из всех, кого я знаю. И совсем он не похож на мешок с картошкой.

Кэтрин: – А я думала, ты любишь картошку. Как бы то ни было, это хорошее сравнение, нравится тебе или нет.

– Этот джентльмен хотел видеть вас, мисс, – сказала Элис. – Он говорит, что вы знаете его по цирку.

– Атлас! – Кэтрин выскочила из-за стола и почти бегом бросилась к двери – обнимать гостя. Сколько же времени прошло с тех пор, как она в последний раз виделась с ним и с другими своими друзьями из «Волшебного цирка чудес»? Несколько месяцев: она не бывала там с тех пор, как поселилась на Парк-Террейс, 11, только письмо написала Лоренцо, где рассказала обо всем, что случилось с ней и с Жюстиной. Цирковой силач осторожно обнял ее в ответ.

– Здравствуй, Кэт! – проговорил он, улыбаясь во весь рот. У него было широкое, веснушчатое лицо, на лоб падали разлохмаченные светло-рыжеватые волосы, что придавало ему некоторое сходство с львом. Симметрию лица нарушал нос, когда-то сломанный и теперь навсегда искривленный, но то, что у другого казалось бы безобразным, ему даже придавало своеобразное очарование.

Кэтрин: – Ну как, я реабилитировалась? Так тебе больше нравится?

Жюстина: – Да. Лев лучше, чем картошка, и сравнение точнее.

– Садись же скорее, ради бога, и рассказывай все про цирк, – сказала Кэтрин. – Знаешь, как я по вам по всем соскучилась!

Он сел на стул, и тот скрипнул под его тяжестью.

– Я пришел отдать тебе оставшиеся деньги от Лоренцо – он очень сожалеет, что смог прислать их только сейчас! И еще хотел узнать, все ли у вас в порядке – у тебя и у Жюстины. Жюстина-то здесь? – Он огляделся вокруг, словно ожидал, что Жюстина прячется где-нибудь в комнате, хотя скрыться тут было негде, тем более такой великанше.

– Ага, теперь вижу, зачем ты на самом деле пришел, – сказала Кэтрин и уселась на стул рядом с ним. – Нет, ее сейчас нет дома. – Ни к чему рассказывать ему, что Жюстина в Вене. Только беспокоиться за нее начнет – он и так все время за нее беспокоился, когда они вместе работали в цирке. В холодные зимние вечера заходил к ним в палатку – проверял, хорошо ли греет печка, и про здоровье всегда расспрашивал, словно боялся, что она простудится. – Но я скажу ей, что ты заходил, Мэтью.

Это было его настоящее имя, то, которое он получил при крещении: Мэтью Тейлор. Когда Кэтрин пришла в «Волшебный цирк чудес Лоренцо», он уже выступал там: демонстрировал чудеса силы и свою великолепную, хоть и несколько чрезмерно развитую мускулатуру. Родом он был из Манчестера, и его отец, и отец его отца были портными, пока швейные фабрики не положили конец их семейному делу. Кэтрин видела, как он штопал носовой платок – аккуратно, будто заправская швея, хоть и забавно было видеть, какой маленькой, почти невидимой кажется иголка в его огромных пальцах. Он был боксером, пока однажды ему не сломали нос и он не пролежал без памяти несколько дней с сотрясением мозга. Тогда-то он и решил подыскать себе более спокойную профессию. Кэтрин знала наверняка, что в свободное время он пишет стихи, потому что некоторые из них он посвятил Жюстине.

Жюстина: – И неплохие стихи, между прочим. Взять хоть эти: «Зачем ты, дева бледная, сегодня так грустна…»

Беатриче: – Очень мило, и образ весьма точный.

Диана: – Какой же вздор все эти стихи. Кроме Киплинга. Вот Киплинг – это да, особенно то, где в конце все умирают.

Жюстина: – Только не Киплинг, а Теннисон. «Под жерла орудий подставлены груди – но мчатся и мчатся шестьсот»? Ты ведь про эти стихи говоришь?

Диана: – Да-да, про эти самые! Как ты догадалась?

Жюстина: – Ты бросила раскрытую книгу на полу у меня в мастерской. На этой странице осталось пятно красной краски.

– Да, так вот они, значит, твои деньги, – сказал Атлас, и виду у него был такой разочарованный, что Кэтрин очень захотелось хоть чем-то его утешить – сказать хотя бы, что Жюстина его хорошо вспоминала. Но она ни словом не упомянула его с того дня, как они ушли из цирка. – Ровно пять фунтов – и его извинения за то, что не смог расплатиться сразу. Дела-то в цирке в последнее время идут неважно. В этом месяце должны были выступать в Девоншире, но целых три городка предпочли нам цирк Бартоли – у них там слон есть. Так что мы пока в Лондоне – остановились в Клеркенуэлле. Ты бы зашла в гости – это прямо на Клеркенуэлл-Грин, недалеко от Сент-Джеймса. Мы там, правда, недолго простоим, скорее всего, – у Лоренцо уже новая идея.

– Да? И какая же? – рассеянно спросила Кэтрин. Деньги, конечно, пригодятся – с финансами у них сейчас туго. Но ее мысли уже были заняты теми приключениями, что ждали ее впереди. Что она увидит в Сохо? Почему Сьюард с Прендиком встречаются именно там? Нужно прийти на Поттер-Лейн, 7, заранее, за час до их назначенной встречи, и посмотреть, нельзя ли там где-нибудь спрятаться, – может быть, там шкаф есть или кладовка какая-нибудь? Так или иначе, она должна выяснить, что происходит.

– Некоторые из нас поедут в Париж. Будем давать представления три вечера подряд. А потом он думает ехать дальше – может быть, в Берлин! Ты только представь себе. Я, Саша и Кларенс. Три акробата и заклинательница змей. Это мадам Зора, она у нас новенькая. Лоренцо говорит, на континенте сейчас такие штуки в моде – все необычное, макабрическое. Вот бы и вам поехать с нами: женщина-кошка и великанша были бы в самый раз! Кстати, Саша передает привет, а Кларенс велел мне тебя обнять.

– Ты это, кажется, уже сделал, – с улыбкой сказала Кэтрин. – А знаешь, мне тоже жаль, что я не могу поехать. Я скучаю по цирку, и я никогда не была в Париже. Но у меня тут столько дел.

– Понятно, – сказал Атлас. – А ты хорошо выглядишь, Кэт. Похоже, ты нашла свой настоящий дом. Я рад за тебя – и за Жюстину, конечно.

Нашла ли она свой настоящий дом? Кэтрин пока что не была в этом уверена. Но она взяла его за руки и сжала их.

– Мэтью, с Жюстиной дело вот в чем… она слишком многое пережила. Я дам тебе знать, когда она вернется, тогда, может быть, зайдешь в гости. Принеси ей цветы – ты же знаешь, она цветы любит. Не сдавайся. Ее сердце давно разбито, и я не знаю, когда эта рана затянется. Но ты можешь ей помочь…

Это была не вся правда, не совсем точное описание того, что пришлось пережить Жюстине, но Кэтрин хотелось объяснить так, чтобы он понял. Настоящую историю, о том, как она умерла и как ее вернули к жизни, пусть уж сама Жюстина рассказывает, если захочет. А тем более об Адаме – об этом уж точно не Кэтрин рассказывать.

– Благослови тебя Бог, – сказал Атлас и тоже сжал ей руки, немного не рассчитав силы. У него была такая милая улыбка, хотя сейчас в ней читалась неуверенность пополам с надеждой. Сможет ли Жюстина когда-нибудь оттаять после той истории с Адамом и довериться другому мужчине? Этого Кэтрин не знала.

– Ну что ж, когда увидишь ее, скажи, что я передавал привет и что я очень хочу с ней увидеться. Цветы, говоришь? Я запомню. Не очень-то я разбираюсь в таких вещах, никогда этого толком не умел.

Он поднялся.

– Все приходит с опытом, – сказала Кэтрин. Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку, – ему для этого пришлось наклониться.

И тут в дверь снова мышкой шмыгнула Элис. Она умела появляться и исчезать совершенно бесшумно!

– Проводить вас, сэр?

В руках она держала видавшую виды твидовую кепку.

– Спасибо, юная мисс, – сказал он, кивнул и взял у нее кепку. – Так ты заходи к нам, Кэт, когда время будет. Пансион миссис Протеро – адреса я не помню, но там тебе любой покажет. Мы там пробудем до конца недели.

Через минуту Кэтрин услышала, как хлопнула входная дверь. Ой, как хорошо, что он зашел! Там, в цирке, у нее была хорошая жизнь. Нелегкая, но интересная и до поры до времени безопасная. А эта новая жизнь – в чем-то даже лучше, но, пожалуй, не такая безопасная, хоть она и живет теперь в роскошном доме возле Риджентс-парка. Тут свои опасности – вроде тех, что поджидают ее в Сохо.

– Мисс?

Элис уже опять стояла в дверях.

– Да, Элис? И, ради бога, не могла бы ты называть меня Кэтрин? Или Кэт, если тебе так больше нравится. Или «эй, ты».

– Да, мисс. Я сейчас относила мисс Беатриче завтрак («Зеленую тину», – подумала Кэтрин), и она сказала, что с вами сегодня не пойдет.

– Нет, не пойдет, это слишком опасно. – Кэтрин снова придвинула к себе карту. – Мне придется где-то прятаться, и места там, вероятнее всего, будет немного. Если мы с Беатриче будем прятаться вместе, она может меня отравить. Не нарочно, но это ведь от нее не зависит.

– Да, я помню! – с чувством проговорила Элис. Еще бы – ведь она сама чуть было не отравилась ядом Беатриче на складе в доках, о чем рассказывается в книге «Странная история дочери алхимика» – у всех лучших книжных торговцев, всего по два шиллинга.

Мэри: – А тебе не кажется, что уже достаточно?

Кэтрин: – Когда будет достаточно, я перестану.

– Конечно, жаль, что остальных здесь нет, – сказала Кэтрин. – Жюстина, пожалуй, слишком большая, а Диана слишком буйная, но вот Мэри очень пригодилась бы, хотя бы просто как наблюдатель.

Мэри: – Ну спасибо, конечно! Я умею далеко не только наблюдать.

Можно, конечно, попросить Чарли, но… дело ведь касается Прендика. Ей как-то не хотелось впутывать сюда Холмса или его нерегулярные полицейские силы с Бейкер-стрит. Все, что знают они, станет известно и ему, а это дело слишком личное.

– А я? – спросила Элис. – Не знаю, будет ли от меня много толку, но уж наблюдать-то я умею не хуже других.

Кэтрин изумилась:

– Но Элис, ты же все время говоришь, что хочешь быть только судомойкой. Никаких приключений, помнишь? Ты очень решительно на этом настаивала.

Элис уставилась на свои башмаки и стала теребить край фартука.

– Да, мисс… Кэтрин. Но с моей стороны было бы трусостью бросить вас одну, когда я могла бы помочь. Мне кажется, мисс Мэри ожидала бы от меня другого.

Кэтрин нахмурилась.

– Ты полностью уверена? Нам может угрожать опасность, не забывай.

Элис снова подняла глаза и кивнула.

– Да, Кэтрин. Полностью.

Кэтрин подождала немного – и еще немного: вдруг Элис все же передумает.

– Ну ладно. Тогда иди сюда. Я хочу, чтобы мы с тобой как следует запомнили расположение улиц в этой части Сохо. И помни – когда кругом будут дома, все будет выглядеть совсем иначе.

Мэри: – Ты знаешь, что могла бы и не ходить. Тебе не нужно было ничего доказывать – ни мне, ни кому-то еще.

Элис: – Я знаю, но я рада, что пошла, даже несмотря на то, что случилось потом. Если не рисковать, никогда не станешь собой, правда же?

Мэри: – Да, думаю, правда. Мне просто жаль, что я не смогла уберечь тебя от беды.

Элис: – Если бы мне снова пришлось решать, я бы сделала то же самое.

Беатриче: – Браво, Элис. Нам всем нужно брать с тебя пример.

Когда они вышли с Парк-Террейс, 11, было около трех часов дня. По пути к Мэрилебон-роуд Кэтрин то и дело озиралась: не следит ли кто за ними? Какой-нибудь нищий, торговец кониной или старьевщик – кто-нибудь, похожий на агента S.A.? Но она не увидела никого, кроме Джимми – мальчика с Бейкер-стрит, одетого чистильщиком, с ящиком и щетками. Кто-нибудь из нерегулярных сил Холмса постоянно вертелся поблизости и приглядывал за ними. Если бы не они, Парк-Террейс была бы совершенно пустынной. Когда они с Элис проходили мимо, Кэтрин тихонько махнула Джимми рукой, и он кивнул в ответ. На Мэрилебон-роуд они сели в омнибус до Пикадилли-Серкус. Затем двинулись пешком запутанными улочками и переулками – все дальше и дальше в лабиринт Лондона.

Перед выходом из дома миссис Пул напомнила им, чтобы не рисковали понапрасну.

– Присоединяюсь, – сказала Беатриче. Она стояла в дверях, пока они натягивали перчатки и надевали шляпы, которые должны были придать им вид лондонских клерков, идущих со службы домой, на съемные квартиры. – Как жаль, что я не могу пойти с вами! Неужели я всю жизнь так и просижу дома, потому что тем, кого я люблю, от меня больше вреда, чем пользы?

– Вот когда мне нужно будет кого-то отравить, я к тебе сразу обращусь, – ответила Кэтрин. А кстати, может быть, и не такая уж плохая идея – отравить Прендика. Разве не поделом ему? Она задвинула злые мстительные мысли в самый дальний уголок сознания – пусть полежат до тех пор, когда можно будет обдумать их без спешки. Сейчас не время – сейчас нужно мыслить четко, логически. Ого, она начинает рассуждать совсем как Мэри!

– Вот уж не знаю, к чему Элис с вами идти, – обеспокоенно заметила миссис Пул. – Я-то надеялась, что она сегодня поможет мне со штопкой. Неужели так уж необходимо подвергать ее опасности?

– Миссис Пул, это дело поважнее штопки! – сказала Кэтрин. – И к тому же сейчас она не Элис, а Альфред.

На Элис были Дианины брюки и пиджак, висевшие мешком на ее худеньком теле, хотя Кэтрин и подобрала для нее вещи самого маленького размера. Сама Кэтрин тоже была одета в мужской костюм, правда, на ней он сидел заметно лучше.

– Идем, Альфред, – сказал Чарльз – это было имя, которое Кэтрин выбрала для себя. Она положила руку на плечо Элис, стараясь, чтобы этот жест выглядел по-мужски, и, прежде чем миссис Пул успела еще что-то возразить, они уже были за дверью и шагали по Парк-Террейс в направлении Мэрилебон-роуд.

День выдался жаркий, и в городе было нечем дышать, словно его накрыли стеклянным колпаком. Весь Лондон пропах водорослями. На втором этаже омнибуса мест не было, и им пришлось ехать внизу, в закрытом салоне, да еще и на разных сиденьях. Только когда они вышли и зашагали по улочкам и переулкам Сохо, дышать стало хоть немного полегче.

По карте, которую начертила Кэтрин, они вышли к Поттерс-Корт – унылым, однообразным зданиям, выстроившимся полукругом вдоль тонкой полоски парка – словно полумесяц.

– Ну и где же тут искать эту Поттерс-лейн? – спросила Кэтрин. От тупика разбегались в разные стороны три узких улочки, но ни на одной из них не было табличек с названием. Они прошли по первой, затем по второй, затем по третьей. Все три были неотличимы друг от друга, с той единственной разницей, что каждая следующая оказывалась еще грязнее и мрачнее предыдущей.

– Прошу прощенья, мэм, – обратился Альфред к женщине, сидевшей на крыльце и курившей какую-то необыкновенно вонючую трубку. На вид ей было лет сто, но на самом деле она наверняка была намного моложе – бедность, как ничто другое, умеет прочертить морщины на лбу и вокруг рта, согнуть в дугу молодое крепкое тело. – Я тут братца своего ищу, Джо – это мы его так зовем, а вообще-то он Джозеф… живет на Поттерс-лейн, пять. Рыжий такой, как огонь, такого не проглядишь. Может, вы нам подскажете – мы хоть на ту улицу попали-то? Уж больно матушка об нем беспокоится.

Где это Элис успела подцепить говор лондонских улиц? Слышала бы ее сейчас миссис Пул! Обычно Элис очень следила за своей речью. Пусть слов в ее лексиконе не всегда хватало, но выговор всегда был великолепный, как и подобает горничной из хорошего дома.

Элис: – Я же родилась и выросла в Лондоне. По-моему, кое-кто об этом иногда забывает. Когда я попала в дом мистера Джекила, то стала слушать, как говорит Энид, и повторять за ней. Мне же не хотелось, чтобы миссис Пул и другие слуги считали меня какой-то уличной бродяжкой!

– Ну да, правильно вы пришли, – сказала женщина. – Третий дом по той стороне – там и номер увидите, с дороги-то его толком не разглядишь. Что ж ваш братец натворил-то такого, что матушка беспокоится?

– Да запил, горюшко наше. И ведь какой был славный малый когда-то! А вот угораздило ж связаться с плохой компанией, – проговорил Альфред, качая головой.

– А вот так оно всегда и бывает, – сказала женщина. – Ну, надеюсь, вы его найдете – ради вашей матушки!

Она снова затянулась, и Кэтрин заметила, что зубы у нее совсем пожелтели от табака.

– Спасибочки вам, мэм, – сказал Альфред. Кэтрин, она же Чарльз, кивнула и сунула ей пенни – тот сразу же исчез в обтрепанном кармане.

И правда, на дверях третьего дома был написан номер 5, хотя его с трудом можно было разглядеть: краска на двери совсем облупилась и отваливалась длинными полосами. На следующем доме номера не было вовсе, но, рассуждая логически, это должен был быть дом номер семь. Он стоял немного поодаль от улицы, а перед ним был крохотный дворик – полоска земли и пожухлой травы. Парадный вход был в тени от соседних домов, окна на первом этаже заколочены. Был и второй этаж, и там уже на окнах висели занавески, но вскарабкаться было не по чему.

– Эта женщина нас не видит? – спросила Кэтрин.

– Вряд ли, – сказала Элис. – Ее от меня загораживает угол дома, значит, и ей меня, скорее всего, не видно. А что? Что вы хотите делать?

– Постой-ка пока на карауле, хотя, если кто-то появится, едва ли ты сможешь что-то сделать. Но тут дела-то на минуту.

Она провозилась значительно дольше минуты и в какой-то момент даже опасалась, как бы шпилька, вставленная в замок, не сломалась пополам. Но вот наконец послышался щелчок. Кэтрин очень надеялась, что старалась не зря, что они пришли по нужному адресу и что номера домов на Поттерс-лейн идут подряд, а не в каком-то другом загадочном порядке – а то ведь в Лондоне иногда и такое случается! А вдруг – мало ли что бывает – вдруг она вообще неправильно запомнила адрес? С чего бы Сьюарду назначать встречу Прендику в таком месте?

Но, едва шагнув за порог, Кэтрин сразу поняла, что пришла именно туда, куда надо. От неожиданности она даже едва не забыла запереть за собой дверь.

– Черт меня возьми! – сказала Элис. – То есть, я хотела сказать – боже мой! Такого я не ожидала!

– Я тоже, – отозвалась Кэтрин.

Такой обшарпанный снаружи, внутри дом 7 на Поттерс-лейн напоминал респектабельный клуб для богатых джентльменов где-нибудь в Белгравии или Мейфэйр. Кэтрин так и подмывало снова открыть дверь и посмотреть, не перенеслись ли они каким-то загадочным образом в другой конец Лондона. Стены были отделаны темными деревянными панелями, и даже в тусклом свете, пробивавшемся сквозь доски на окнах, можно было разглядеть столик красного дерева, над которым висело зеркало в позолоченной раме, тщательно подобранные друг к другу вешалку для шляп и стойку для зонтов, широкую лестницу, ведущую на второй этаж. Справа от них, за аркой, располагалось что-то похожее на очень большой клубный зал для отдыха, с удобными диванами и креслами, большим камином, у которого можно было с удобством расположиться, чтобы почитать, и маленькие столики, расставленные там, где с наибольшей вероятностью могла возникнуть нужда в пепельницах. На стенах висели портреты каких-то важных господ, а заколоченные окна были занавешены тяжелыми парчовыми шторами.

– Что же это за место? – прошептала Кэтрин. Тут было так тихо, что говорить в полный голос казалось почти кощунством. – Какой-то клуб?

– Бывший, – сказала Элис. – Разве не видите, мисс, – тут же повсюду пыль. Здесь как будто сроду… то есть никогда не подметали. А в углах, глядите, – паутина. Если бы я оставила комнаты в таком виде, миссис Пул бы меня в тот же день рассчитала.

Насчет пыли Элис была права, хотя сама Кэтрин и не обратила на это внимания. Ну что ж, ведь у Элис работа такая – замечать подобные вещи. Даже на зеркале лежал слой пыли. Смотреться в него было все равно что в заросший пруд.

Кэтрин взглянула на карманные часы.

– Они будут здесь через час. Нам нужно найти, где спрятаться, но сначала я хочу немного осмотреться. Я-то думала, что дом номер семь на Поттерс-лейн – это меблированные комнаты или какой-нибудь паб. Мне и в голову не приходило, что мы найдем тут… вот это. Что это вообще? И почему в Сохо? Вот жаль, я не пришла сюда пораньше, чтобы как следует все осмотреть.

– Не вините себя, мисс, – сказала Элис. – У вас ведь и времени, можно сказать, не было, со всеми этими сборами мисс Джекилл и мисс Франкенштейн.

– Да еще статью эту дурацкую пришлось писать, и о чем – о шляпках! Чего только не сделаешь ради денег. Ну что ж, теперь поздно сокрушаться. Давай посмотрим, что успеем тут найти за полчаса.

Прежде всего нужно было найти укрытие, чтобы потом успеть быстро спрятаться. На первом этаже, кроме большого зала, который они увидели сразу, было еще несколько комнат поменьше – для встреч наедине. Одна из них, в самом конце дома, была обставлена как рабочий кабинет с большим письменным столом и книжными полками.

– Наверняка здесь-то они и встретятся, – сказала Кэтрин. – Сьюард привык сидеть за письменным столом. Привык быть директором, руководить. Бьюсь об заклад, в эту комнату он и придет, машинально. Но как знать наверняка? А если даже они и правда придут сюда – где же тут спрятаться?

Прятаться было негде. В комнате был только письменный стол, один стул за ним, два перед ним, и больше ничего. Книжные полки были пусты.

– Когда-то здесь, наверное, книги стояли, – сказала Элис.

– А в ящиках стола, должно быть, лежали бумаги, письменные принадлежности, а теперь смотри – пусто. И в других комнатах тоже пусто – никаких пепельниц на столиках. Но ты только погляди, что за обстановка!

Ковры были толстые, мягкая мебель обтянута бархатом, шторы из тяжелой парчи.

– Ну, теперь давай наверх заглянем.

Но наверху были только спальни и ванная комната – правда, без воды. Шкафы и шкафчики были совершенно пусты, не считая нескольких вешалок. В ящиках бюро – ничего. На кроватях не было белья, только голые матрасы, и в некоторых уже явно поселились мыши.

– Что же тут было такое, когда тут что-то было? – спросила Кэтрин. Впрочем, гадать было некогда. – Нам нужно где-то спрятаться. Может быть, в шкафчике внизу, в прихожей?

– По-моему, оттуда мы мало что услышим, – сказала Элис. – Но я заметила там кое-что. Если вы не возражаете, пойдемте со мной, мисс… Кэтрин.

Они снова спустились вниз, и по пути Кэтрин гадала, что же у Элис на уме. Но до сих пор Элис вела себя весьма разумно, так что Кэтрин молча прошла следом за судомойкой в кабинет.

– Вот, видите, – сказала Элис. – Сюда идет кухонный подъемник. И в ту большую комнату тоже. Если чуть-чуть приоткрыть, вот так… – Она приподняла маленькую задвижку, которую Кэтрин даже не разглядела, и открыла что-то похожее на стенной шкафчик рядом с камином. И как это Кэтрин не обратила на него внимания? Должно быть, потому что высотой он был всего в один фут, а дверца сливалась по цвету с панелями – в сущности, она была специально так сделана, чтобы выглядела как часть панели. Правда, места тут было явно недостаточно, чтобы спрятаться. И все же нужно быть наблюдательнее! Какая же она пума, если ничего не замечает у себя под носом?

– Если дверцу открыть, в шахте подъемника будет слышно каждое слово. Джозеф – тот, что у нас лакеем служил, – рассказывал про одного дворецкого, как он шантажировал своего хозяина тем, что подслушал через подъемник. Теперь надо только посмотреть, где у него выход, – где-то внизу, наверное.

Кэтрин с уважением смотрела в удаляющуюся спину Элис. А она-то еще раздумывала, стоит ли брать судомойку с собой. Вот и ответ! Она двинулась следом за Элис, изумленная и обескураженная. От Элис оказалось больше толка, чем от нее, Кэтрин.

По пути Элис приоткрыла дверцу подъемника и в большой комнате. Только стоя совсем рядом, можно было заметить, что там осталась узенькая щелочка.

Они спустились в подвал по узкой «черной» лестнице, такой же, как во многих лондонских домах. Первая же комната, в которую они попали, оказалась кухней с двумя полукруглыми окошками на уровне земли, из которых было видно то, что оптимист мог бы назвать садом. Эти окна тоже были заколочены, но доски совсем прогнили, и в тусклом свете Кэтрин с Элис могли разглядеть и друг друга, и пыльную плиту, и пустые полки. Тут, на перепачканных сажей стенах, они и нашли выходы обоих подъемников.

– Если вытащить ящики, будет лучше слышно, – сказала Элис и сама начала вытаскивать. Кэтрин помогла ей. Уж физически-то, по крайней мере, она сильнее Элис! Вместе они вытащили тяжелые деревянные ящики, которые должны были ходить вверх и вниз в шахте, доставляя еду и вино из кухни наверх, и составили на каменный пол.

– А вот и кладовка, – сказала Кэтрин, открывая единственную дверь в кухне. – Если кто-нибудь спустится вниз, спрячемся тут. Давай-ка пока уберем сюда ящики, чтобы никто не заметил. До их встречи осталось пятнадцать минут!

Они заняли посты возле обоих подъемников, в разных концах кухни, и стали ждать прихода Сьюарда и Прендика.

Мэри: – Я считаю, Элис просто молодчина, что догадалась о подъемниках!

Элис: – Да их бы кто угодно заметил, если бы пригляделся. И я, как только вошла, так первым делом и подумала – а как же им туда еду подают? То есть, можно сказать, сразу стала искать подъемники, вот потому и увидела.

Миссис Пул: – Не скромничай чересчур, юная мисс. У тебя глаз наметан – уж мне ли не знать, я же сама тебя школила!

Элис: – И это была замечательная школа, миссис Пул.

Ждать пришлось недолго. Стрелки на карманных часах Кэтрин пробежали отметку в пять часов, и она уже вновь стала сомневаться, не ошиблась ли – может, время перепутала? Или день? Но нет: в пять пятнадцать над головой явственно прозвучали шаги мужских ботинок. Кэтрин взглянула на Элис – судомойка стояла у своего подъемника и внимательно вслушивалась. Наверху послышались голоса, но слов было не разобрать. А что, если они с Элис ошиблись, если эти двое пойдут совсем в другую комнату? Тогда все их приготовления пропадут даром… Но вот голоса сделались отчетливее. Должно быть, они уже в кабинете, как она и предполагала. Кэтрин просунула голову в шахту, чтобы лучше слышать. Да, так и есть! Их голоса отдавались эхом внизу. Кэтрин отчаянно замахала Элис рукой, подзывая к себе.

– Что на вас такое нашло, как вы могли такое сделать? – Это был голос Сьюарда – во всяком случае, Кэтрин казалось, что она узнала голос, который слышала в лечебнице. Он тогда не так уж много успел сказать, зато громко!

– Ничего. Это был просто эксперимент, – приглушенно отозвался другой голос. Ага, это Прендик. Этот голос она узнала бы где угодно. Сколько раз она слышала его на острове Моро. Если бы можно было его забыть! Но она знала: даже если бы они встретились через сто лет, все это время не видев друг друга, она узнала бы его по первому же звуку.

– И никто вам не помогал, у вас не было сообщников? – это произнес третий голос, незнакомый. Сколько же их там? Она-то думала, что придут только Сьюард и Прендик.

– Нет, конечно, нет, – ответил Прендик. Голос у него был сердитый, однако Кэтрин расслышала в нем и нотку страха. Интересно, слышит ли ее Сьюард? Вероятно, да, хотя чуткие кошачьи уши Кэтрин могли уловить то, что слуху большинства людей недоступно. Вспомнив об этом, она слегка подвинулась, чтобы Элис могла держать голову поближе к шахте. У нее ведь не такой хороший слух.

Диана: – Мои уши слышат не хуже твоих. Ну, почти.

Кэтрин: – А кто сказал, что ты человек?.. Ой! Прекрати! Я просто хотела сказать тебе комплимент, а теперь беру его обратно. Ты самый настоящий человек. Животные такими несносными не бывают.

– То есть вы просто нашли где-то это существо и… трансформировали? – спросил третий голос. Существо? О чем это они?

– Я купил его у одного матроса: его корабль уходил через несколько дней, к Кейп-Бретон или к мысу Доброй Надежды, что-то в этом роде. Точно не помню, – ответил Прендик. – Не все ли равно? Да и кто стал бы мне помогать? В Лондоне ведь не осталось никого из членов Общества.

– Мне не все равно – я не хочу, чтобы по Лондону бегал зверочеловек! – сказал Сьюард. – К счастью, он очутился в зверинце лорда Эйвбери, и тот принял его за какой-то редкий вид обезьяны. Я случайно увидел статью, которую он опубликовал в «Перфлит газетт», иначе бы так никогда об этом и не узнал. Он очень гордился своей находкой. Ну что же, у него осталась фотография на память, а существо я изъял лично, под покровом ночи. Брюки порвал, между прочим! Рэймонд, вы же понимаете, что я тут ни при чем? Это дело рук Прендика, от начала до конца. Я доложил вам сразу, как только сам узнал об этом.

– Я вам верю, – произнес третий голос – должно быть, тот самый Рэймонд, кто бы он ни был. – Но это не объясняет, зачем вы вызвали меня сюда, да еще в такое неудобное время.

Кэтрин слышала твердые решительные шаги наверху. Кто-то ходил туда-сюда.

– Что касается того, что в Лондоне нет членов Общества. Мы с Ван Хельсингом это изменим. Он едет в Будапешт, на ежегодную конференцию. Я поеду с ним, и вы, Прендик, тоже поедете. Официально мы будем представлять документы о более эффективных способах переливания крови, но реальная цель – убедить Общество алхимиков вновь открыть английский филиал, чтобы продолжить то, что мы с Ван Хельсингом начали. В конце концов, прошло ведь уже четырнадцать лет с тех пор, как наш филиал был закрыт – так внезапно и несправедливо.

– Но почему вы думаете, что наша многоуважаемая мадам президент станет слушать вас – да даже и Ван Хельсинга? – Голос Рэймонда звучал сухо, надменно. – С тех пор, как Джекилл едва не раскрыл существование Общества для широкой публики, она непоколебимо настаивает на том, чтобы эксперименты по трансмутации производились только с ее личного разрешения. Когда она узнает, что Ван Хельсинг проводит такие эксперименты за ее спиной, она наверняка будет… скажем так, недовольна.

– Это не ей решать. Он попросит вынести вопрос на общее голосование всех членов, и она не сможет отменить его результаты. Либо членов Общества убедят наши аргументы, и они позволят нам продолжать, либо они проголосуют против, и на наши эксперименты будет наложен окончательный запрет. Ван Хельсинг готов и к такому развитию событий. Мне даже кажется, что оно было бы для него предпочтительнее. Он и Арминий Вамбери, наше главное доверенное лицо в Будапеште, уже склонили часть Общества на свою сторону, и эта часть готова голосовать за. Кроме того, они создали… ну, не то чтобы армию – скажем так, наземные войска, которых будет достаточно, чтобы отстоять свою точку зрения силой, если понадобится. Либо большинство в Обществе примет сторону Ван Хельсинга, либо дело кончится кровавой бойней – и сменой власти. Когда он станет президентом, в Обществе будут действовать новые правила, смею вас уверить.

– Что ж, – сказал Рэймонд, – не могу сказать, что я не согласен с вашим мнением о том, что смена режима может оказаться благотворной. Она и впрямь уже засиделась в президентском кресле. Но мне не нравится, когда дела делаются у меня за спиной, Сьюард. Совсем не нравится. То, о чем писал Хеннесси в своем письме…

– Хеннесси был трусом, – сказал Сьюард. Его ботинки выстукивали четкий ритм по полу, словно по барабану. – Ван Хельсинг должен был понимать, что не следует писать ему о наших планах. Знаете, что он сделал? Переслал письмо ей. Ну да, я успел его перехватить. Мы следили за ним с тех пор, как он уволился из лечебницы. Я уже тогда знал, что он вот-вот сломается. Он пережил слишком сильное потрясение пять лет назад, в Карфэксе. После этого он был… ненадежен. Но я не знал, что он писал и вам тоже, пока вы не вызвали меня к себе в прошлый понедельник. Что было, должен добавить, весьма неудобно. Не то чтобы я ставил под сомнение ваше право делать это – вы его имеете и как член попечительского совета, и как последний председатель английского филиала до того, как ему положило конец фиаско Хайда.

– В этом письме Хеннесси пишет, что ваши последние эксперименты несовместимы с моралью, – осуждающим тоном произнес Рэймонд.

– С вашей тоже несовместимы? Едва ли, иначе бы вы не пришли сюда сегодня. И чем они хуже ваших экспериментов сорок лет назад, когда вы создали Хелен?

– Ну, об этом мы говорить не будем, – сказал Рэймонд. – Это не имеет отношения к нынешней ситуации. Чего вам нужно сейчас?

– Ваша поддержка, – прямо ответил Сьюард. Барабанная дробь смолкла. – Ваше слово, что вы не станете уведомлять ее о том, чем мы занимаемся. В конце концов, вы пока еще наш председатель. Мы хотели бы, чтобы вы опять заняли этот пост, когда филиал откроется заново.

Наступило долгое молчание.

– И что же мне это даст?

– Как что! – воскликнул Сьюард. – Всё. Как по-вашему, на что способна раса бессмертных людей? Людей, которые не умирают, не стареют, не подвержены инфекционным заболеваниям. Людей, чьи раны затягиваются на глазах, людей, которые держат в своих руках все могущество алхимической науки. Это будет раса сверхлюдей! Они станут править миром!

– А если Люсинда умрет, как Люси? – тихо сказал Прендик.

– Не все ли равно, если эксперимент окажется удачным? – Сьюард говорил сердито – почти кричал. – Главное – принцип. Принцип и сыворотка. Она всего лишь опытный экземпляр. После сентября – не все ли нам будет равно, выживет она или умрет? Иногда приходится приносить чьи-то жизни в жертву во имя общего блага. Моро это понимал, а вот вы, кажется, нет.

– Неужели Ван Хельсинг сделает такое со своей родной дочерью? – спросил Прендик, но Кэтрин даже не была уверена, что те двое его услышали. Она сама еле разобрала слова – из шахты долетел лишь шепот.

– Я заказал по телеграфу два билета в Вену Восточным экспрессом. Прендик, мы с вами встретимся на Чаринг-Кросском вокзале без четверти девять утра в четверг. В Вену прибудем в субботу вечером. Ван Хельсинг встретит нас на вокзале, и в воскресенье мы нанесем визит нашей пациентке. К тому времени ее трансформация должна уже полностью завершиться. Он был вынужден изолировать ее – очевидно, со стороны миссис Харкер, которой мы отчасти обязаны провалом в Карфэксе, были какие-то попытки вмешаться, но сейчас пациентка в безопасности и… под наблюдением. Мы возьмем ее с собой в Будапешт – как доказательство нашей концепции, скажем так. Вначале встретимся с нашими единомышленниками, покажем, какими они могут стать, если примут нашу сторону. А затем трансформируем все наше загнивающее общество! Вы готовы править миром, джентльмены?

Рэймонд хихикнул. Во всяком случае, Кэтрин предположила, что это Рэймонд. Что бы она ни думала о Прендике, она все же не считала его настолько бессердечным, чтобы хихикать в такой момент.

– А что же мы будем делать с моим несчастным созданием?

Ага, а вот это уже точно Прендик.

– Оно в подвале, – сказал Сьюард. – И там и останется, как средство обеспечения вашей лояльности, или, во всяком случае, повиновения, пока дело не придет к своему завершению. Как вы думаете, что скажет мадам президент, если узнает, что вы создали зверочеловека прямо в Лондоне? И что его портрет попал в прессу, пусть и всего лишь в никому не известную «Перфлит газетт»?

– Ну что ж, думаю, мы обо всем договорились, – сказал Рэймонд. – Я буду действовать заодно с вами и снова вступлю в должность председателя английского филиала – только смотрите, чтобы мне не пришлось об этом пожалеть! Это рискованное предприятие, но оно стоит того, если нам удастся вырваться из-под ее проклятого каблука. А теперь, не знаю, как вы, Сьюард, а я хотел бы пообедать. Здесь есть одно местечко недалеко от Тоттенхем-Корт-роуд, где мы когда-то бывали с Джекиллом, в те времена, когда Общество проводило здесь собрания. Там подавали великолепный пирог с почками и, кроме того, отличный старомодный портер. Интересно, осталось ли оно на прежнем месте?

Кэтрин услышала смех – непонятно чей, затем вновь звук шагов по полу. А затем – деревянный стук в отдалении, словно входную дверь с силой захлопнули.

Они с Элис стояли молча и неподвижно. Время шло: пять минут, десять… Наконец Кэтрин сказала:

– Думаю, они уже не вернутся.

Элис выдохнула так, словно все это время стояла затаив дыхание.

– Много ты расслышала? – спросила Кэтрин. Способны ли человеческие уши услышать все, что слышала она?

– Почти все, – сказала Элис так тихо, словно до сих пор боялась говорить в полный голос. – Только ничего не поняла. О чем они говорили – стать бессмертными, неуязвимыми? Это какая-то дьявольщина, мисс.

– Пожалуй, можно и так сказать, – ответила Кэтрин. – Хотя в каком-то смысле и Моро стремился к тому же самому. Он хотел стать чем-то вроде бога… ну да ладно. Сейчас не время рассуждать о теологии. Я тоже не все поняла, но в одном совершенно уверена.

– В чем?

– Что-то… то есть кто-то заперт в угольном подвале.

Зверочеловек, вот кто. Это можно было понять из подслушанного разговора. Но кто именно? Какое-то новое создание Прендика? Возможно, но вероятнее – кто-то из спасшихся во время пожара на складе. Она смутно помнила низенькую сутулую фигуру, проскочившую мимо Холмса в дверь и скрывшуюся в ночи.

– Элис, ты не помнишь, кому из зверолюдей удалось сбежать в ту ночь в доках?

Элис покачала головой.

– Мне было так худо, когда мисс Беатриче меня отравила, что я почти ничего не заметила.

– А мне было не до того – я пыталась спасти Жюстину от мести Адама. Холмс упоминал о том, кто из них сбежал, но я забыла.

– Думаете, они о нем говорили? – Вид у Элис был немного испуганный. Ну конечно, ведь ее как раз похитил тогда один из зверолюдей по приказу Хайда.

– Ничего, вероятнее всего, это кто-то небольшой, не такой, как человек-медведь или человек-кабан. Знаешь что, возьми-ка меня за руку. Не хочу, чтобы мы потеряли друг друга.

Это была, конечно, просто отговорка. Как можно потеряться в прямом коридоре? Но Элис была, кажется, по-настоящему напугана. Она так сжала руку Кэтрин, словно рада была чувствовать чье-то присутствие рядом.

Вместе они двинулись дальше по коридору, туда, где еще не бывали. Как и в кухне, свет здесь пробивался сквозь окошки в форме полумесяцев, тоже заколоченные, хотя кое-где доски давно прогнили и отвалились. Тут было несколько дверей: первая вела в комнату, похожую на каморку дворецкого, вторая – в бывшую буфетную, со стойками для вина и настенными шкафчиками для ножей и вилок, теперь пустующими. Третья оказалась той самой. Кэтрин поняла это, как только открыла ее и услышала жалобный вой.

Там, на полу, лежал человек-орангутан. Да, теперь Кэтрин вспомнила. Это и был тот самый зверочеловек, что проскочил через черный ход в ночь пожара.

В угольном подвале не было окон. Пока они не открыли дверь, там было совершенно темно. Человек-орангутан неотрывно смотрел на них, моргая глазами от света, льющегося сквозь дверной проем. Это был тусклый свет, но, очевидно, он и от такого отвык в своей тюрьме. Это и впрямь была тюрьма. Человек-орангутан был голый и прикован за лодыжку железной цепью. Другой конец цепи тянулся к железному кольцу в стене, на котором, наверное, когда-то висело ведерко для угля.

– Мерзавцы, – сказала Кэтрин. – Подлые мерзавцы.

Человек-орангутан прикрыл рукой глаза. Одновременно он резко метнулся назад и опрокинул оловянную кастрюлю – наверное, когда-то в ней была вода, но теперь не осталось ни капли. Он был явно перепуган до смерти.

– Мы тебя вытащим отсюда, – сказала Кэтрин и выпустила руку Элис. Нужно было подойти ближе. – Понимаешь меня? Я не знаю, насколько хорошо он понимает человеческую речь, – пояснила она Элис. – Нужно открыть замок на этой цепи. Подожди здесь.

Но, как только она попыталась приблизиться, человек-орангутан снова завыл. Он оскалил зубы и встал в полный рост, словно готовясь к смертельной схватке.

– Кэтрин, мне кажется, это слишком опасно! – испуганно проговорила Элис, стоявшая в дверях.

– Бывают случаи, когда об опасности думать не приходится. Не знаю только, удастся ли мне подобраться к нему так близко. Он пуму учуял, вот в чем дело. Я не смогу открыть замок, если он меня не подпустит.

Его крики так и резали ее чуткие кошачьи уши, вонзаясь прямо в мозг, словно острые ножи.

– Что это?

Элис вдруг бросилась к Кэтрин и оттащила ее за руку в темный угол, который не просматривался от двери. Что это на нее… но тут и Кэтрин услышала, даже сквозь крики человека-орангутана, все еще звеневшие у нее в ушах: шаги на лестнице, а затем по коридору. И вдруг в дверях возник силуэт Эдварда Прендика.

На нем был все тот же потрепанный костюм, который она видела на нем в последний раз, на складе. В тусклом свете седые волосы светились над его головой, словно нимб. Святой Эдвард! Вот это парадокс.

– Услышал, что я иду, да? – сказал он человеку-орангутану. – Ну тихо, мальчик. Успокойся, я тебе ничего не сделаю. Я тебе яблоко принес, видишь? – Он вытащил яблоко из кармана пиджака, бросил его человеку-орангутану, тот поймал его на лету и стал жадно рвать зубами и глотать вместе с косточками. Из другого кармана, внутреннего, Прендик достал фляжку и вылил ее содержимое в миску человека-орангутана. – Вот тебе вода. Сьюард только по дороге вспомнил, что забыл налить тебе воды, вот и послал меня. Хорошо, что у меня нашлось с собой яблочко, а?

Человек-орангутан выпил всю воду до дна и облизал миску своим толстым языком. Это заняло всего одно мгновение. Затем он протянул веред ногу с цепью. Он глядел на Прендика умоляюще. Половинка яблока еще была у него в руке.

– Не могу, – сказал Прендик. – Я бы рад, но Сьюард с меня шкуру снимет. Я и так уже нажил себе неприятностей. Прости. Паршивое местечко, да? – Он окинул взглядом подвал. «Вот теперь-то, – подумала Кэтрин, – он нас и заметит». Она бросила взгляд на Элис – наверное, она совсем перепугана? Но судомойка стояла с закрытыми глазами, сжав перед собой руки, словно молилась. Губы у нее шевелились: она неслышно шептала слова молитвы. Ну что ж, пусть молится, если хочет, а она, Кэтрин, будет драться. Она присела для прыжка, готовясь броситься на Прендика. Если убьет – ну что ж, он это заслужил за все, что сделал с ней и с другими зверолюдьми. Как только он заметит их, заметит ее – она бросится на него и вырвет ему зубами глотку. Он не успеет поднять тревогу.

Но его взгляд скользнул сквозь них.

– Прости, – снова сказал он человеку-орангутану. – Я не хотел для тебя такой судьбы, дружище. Не думал, что так получится. Ладно, хоть дверь они открытой оставили – все же светлее. Я не стану закрывать, ладно? И с ним поговорю, чтобы поручил кому-нибудь заботиться о тебе, пока нас не будет. А когда вернемся, может быть, он позволит мне забрать тебя отсюда. Ты же этого хочешь, правда? – Он хотел погладить человека-орангутана по голове, но тот оскалил зубы и зарычал. – Ладно, ладно, – проговорил Прендик словно бы смущенно. – Ухожу.

Он снова оглядел подвал. Почему же он их не видит? Кэтрин недоумевала. Может, просто притворяется? Но нет, вид у него был такой искренне подавленный, что ей бы, наверное, стало его жаль, если бы он не был таким лживым трусом и манипулятором.

Мэри: – Ты слишком сурова, Кэт.

Кэтрин: – Поделом ему. Он бросил Арчибальда там, прикованного к стене! Я далеко не уверена, что Сьюард не забыл бы кого-нибудь туда послать. Он так и умереть мог в этом подвале.

Элис: – Если бы вы видели бедного Арчибальда там, Мэри… Это было душераздирающее зрелище, честное слово.

С почти виноватым видом Прендик повернулся к двери. Когда он выходил, человек-орангутан снова поднялся и изо всех сил швырнул недоеденное яблоко в его удаляющуюся спину. Кэтрин слышала, как оно глухо стукнуло. Потом услышала торопливые шаги по коридору и на лестнице. Он почти бежал. А затем снова раздался отдаленный хлопок входной двери.

– Можешь открыть глаза, – сказала Кэтрин Элис.

Элис открыла глаза и огляделась.

– Он нас не увидел. Слава богу, он нас не увидел. Наверное, просто не догадался заглянуть в темный угол.

– Ну нет. Он смотрел прямо на нас, дважды. Просто любопытно – что ты там твердила про себя?

– Ну… – сказала Элис. – Сначала я пыталась читать «Отче наш», но не могла вспомнить ничего, кроме «да святится имя Твое», и тогда стала просто повторять: «Нас здесь нет, нас здесь нет, ничего здесь нет». Больше ничего в голову не пришло. Простите меня, пожалуйста, мисс. Я не такая храбрая, как вы и другие. Что такое, мисс? Вы так странно на меня смотрите.

«Нас здесь нет, нас здесь нет…» Неужели такое может быть? Но сейчас не было времени над этим раздумывать.

– Ну ладно, теперь нужно подобраться к человеку-орангутану, пока кто-нибудь не захотел принести ему апельсин или еще что-нибудь!

Загадка Элис пока подождет.

Кэтрин снова попыталась подойти ближе к человеку-орангутану, но ее встретил все тот же пронзительный крик.

– Дайте я попробую, – сказала Элис. – Я ведь тоже обезьяна, как и он, – по крайней мере, так говорит Беатриче: если верить мистеру Дарвину, мы все обезьяны. Кроме вас, конечно, но мистер Дарвин же про вас не знал?

Кэтрин кивнула. Она не знала, выйдет ли из этого что-нибудь, но попробовать стоило.

Элис стала медленно приближаться к человеку-орангутану.

– Тихо, тихо, – приговаривала она. – Я тебе ничего не сделаю.

Она протянула руку.

Вдруг человек-орангутан взял ее ладонь своими неуклюжими пальцами. Поднял вторую руку.

– Пять пальцев, – проговорил он хриплым голосом, так, словно не разговаривал уже несколько дней. – У меня пять пальцев.

– У меня тоже, – сказала Элис, тоже поднимая вторую руку. – У меня тоже пять пальцев. Ты позволишь моей подруге открыть это? – Она указала на его лодыжку. – Я знаю, пахнет она не очень, но ей можно доверять.

– Пять пальцев, – повторила за ним Кэтрин, поднимая обе руки. Как быстро она вспомнила знаки, которыми они обменивались на острове! – Видишь, меня тоже сделали. – Она подняла рукав, чтобы показать ему шрамы – если только он разглядит их в полумраке. – Меня сделали так же, как тебя. Но теперь мы все люди, мы все заодно. Люди не едят друг друга. Тебе ведь это объясняли?

– Объясняли. Хозяин учил хлыстом, – сказал человек-орангутан, энергично кивая. Протянул ногу.

О ком он говорил – о Прендике? Кэтрин с трудом могла в это поверить. Скорее уж этим хозяином с хлыстом был Адам. Прендик ведь даже там, на острове, исполнял роль господина вяло и неохотно.

Открыть большой, грубый замок было делом одной минуты. Как только Кэтрин сняла цепь, человек-орангутан поднялся на нетвердых ногах, зашатался, упал и поднялся снова.

– Ты можешь идти? – спросила Кэтрин.

– Держись за мою руку, – сказала Элис. – Я тебе помогу.

Так они и вышли из дома на Поттерс-лейн: человек-орангутан держал Элис за руку, и на нем был пиджак, который она сняла с себя, чтобы прикрыть его слишком человеческую наготу.

Слава богу, что уже начинало смеркаться! Можно было надеяться, что это поможет им остаться незамеченными. Придется идти пешком до самого дома. Не садиться же с человеком-орангутаном в лондонский омнибус. Идя по улочкам Сохо, Кэтрин думала о том, что же им теперь с ним делать.

Кэтрин: – Серьезно, я боялась, что у миссис Пул припадок будет, когда мы приведем его в дом!

Миссис Пул: – Можно подумать, у меня когда-нибудь бывают припадки! А из Арчибальда вышел отличный лакей, куда лучше Джозефа. Как-то он даже залез на крышу, чтобы заменить колпак на дымовой трубе. И ни разу ничего не разбил – ни о Джозефе, ни даже об Энид такого не скажешь! Энид, кстати сказать, уже ждет первенца. Собираются назвать в мою честь, если родится девочка! Будет маленькая Гонория. Разве не прелесть? Нужно будет зайти к ним в гости, Мэри.

Мэри: – А что им подарить, как вы думаете? Зубное колечко – вполне традиционный подарок, пожалуй.

Миссис Пул: – Ох, я до сих помню, как у вас зубки резались. Вы никогда не плакали, даже тогда. Золото, а не ребенок! Тогда я думала, мне просто повезло. Теперь-то мы, конечно, знаем почему…

Мэри: – Кэт, ты же не будешь вставлять это в свою книгу? Это ведь совершенно неважно для сюжета, какой я была в младенчестве. И читать неловко.

Кэтрин: – Там видно будет.