Наше время
Международная космическая станция
(383 километра над уровнем моря)
– «Памир»! ЦУП на связи. Вы могли бы взглянуть на восточную часть Европы?
– Одну минуту. А что там надо увидеть? Она еще не вышла из-за горизонта, хотя… в атмосфере рябь какая-то присутствует… или с аппаратурой опять проблемы…
– Конкретней нельзя?
– Непонятно… Европа все еще на темной стороне.
Оставив коммутатор и взяв паузу с ЦУП, командир российского экипажа МКС Олег Котов пересекся взглядом с Масловым – бортинженером экипажа, пожал плечами на его молчаливый вопрос и продолжил ковыряться в электронных потрохах барахлящего блока.
Последние несколько часов на МКС выдались не просто напряженными – авральными и почти критическими. Волна отказов аппаратуры и вызванные этим аварии и паника докатились до космической станции лишь через полчаса, как все началось на Земле. Точнее, паника царила в центрах управления полетами, особенно в Хьюстоне.
У американцев к тому же пропала связь с большинством спутников.
А на орбите была напряженная работа, с давящим ощущением фатальной грани выживания. Оно, это ощущение, всегда присутствовало, несмотря на то что полеты в космос утеряли романтический окрас, именуясь обыденным словом «работа». Но в этой повседневности всегда незримо висели факторы, которые делают работу космонавта не просто опасной, а смертельно опасной. Где нет места неверным действиям и человеческой ошибке, где и так присутствует возможный отказ техники: при старте, при прохождении через активные слои атмосферы, на орбите, от случайного метеорита или разгерметизации. Всегда остается определенный процент вероятности сгореть при посадке, да и просто гробануться о землю. И вот оно произошло… непредвиденное, нештатное, но пока контролируемое.
Хрен знает, как там было у соседей… то бишь в американском сегменте станции. Тоже, видимо, аврально пытались восстановить системы. Только им наверняка хуже – у них электроники поболее напичкано. Периодически переговариваясь по внутренней связи с янки, Котов слышал, как они там то гундосили на своем англо-янкском, то орали факами, явно выходя на Хьюстон. Однако тоже без отчаяния, но явно требуя: вытащите нас отсюда!!!
Хотя вскоре всякое желание пересесть в аварийный спускаемый модуль и рвануть на Землю прошло, когда им сообщили, что китайские космонавты, точнее тайконавты, долетели до поверхности на своем новейшем челноке в виде горящих фрагментов. Наверное, каждый из них примерил такую возможность и исход на себя. Внутренне холодея и плотнее сжимая губы.
Солнце едва лизнуло светящийся пузырь атмосферы над Восточной Европой. Котов возился с управлением внешней камерой, настраиваясь на съемку.
– Командир, – окликнул его бортинженер, – там американцы гомонят…
– Что?
– Подожди, сейчас определюсь. Так-так, а ну-ка поверни-ка камеру в сторону опорного сегмента Р5.
– Ну…
– Черт… у них из «Купола» обзор лучше, ниже возьми…
– Что за ерунда! Автосопровождения нет, нахрен… сейчас увеличу.
Изображение на мониторе резко увеличилось, слегка поплавало, размываясь контурами и снова обретая четкость, показывая изломанную конструкцию, ярко подсвеченную выглянувшими лучами солнца и оттененную полутоном отраженного света от планеты.
– Что за ерунда! – еще раз повторил командир, оглянувшись на подплывшего в невесомости бортинженера.
– Это же Ю-87! Немецкий пикировщик «лапотник»! Вторая мировая! – Маслов даже провел по глазам ладонью, словно отгоняя видение.
Ю-87 «Юнкерс» смотрелся на орбите настолько чужеродно и нелепо своими изломанными крыльями, неубирающимися шасси, усами замерших лопастей в носу, что в реальность изображения абсолютно не верилось.
Самолет плыл в невесомости ниже МКС, на фоне величавого полудиска планеты, медленно вращаясь в разных плоскостях, словно хотел показаться во всей красе, подставляя взорам бортовой номер, кресты на крыльях и свастику на хвосте.
– Фильм дурацкий был, – с завороженной улыбкой прошептал бортинженер, – «Железное небо». Там гитлеровцы на Луне…
– Чушь, – Котов умудрился кивнуть и мотнуть головой одновременно, давая понять, что знает о фильме, и выражая бредовость возможности полета в космосе атмосферного самолета, – похоже на беспомощный дрейф.
– Да ладно, сейчас элеронами отработает, взревет Юмо, – уже более непринужденно улыбнулся Маслов и совсем дурачась продолжил: – А мы будем отстреливаться в иллюминаторы из табельных бластеров.
В неторопливом вращении некогда грозной машины люфтваффе Маслову почудилось нечто зловещее. Сверкавший до этого на солнечных лучах фонарь кабины повернулся к мягкому отсвету с Земли и стал почти черным со странным белым пятном на месте стрелка. Котов плавно повел джойстиком увеличения, и им представилась страшная картина: весь фонарь был заляпан почерневшей кровью, угадывалось лицо пилота с провалами рта и глаз. На месте стрелка вообще ничего нельзя было разглядеть, зато четко прорисовывалась побелевшая ладонь, примерзшая к остеклению.
– Не будем… – мрачно ответил командир, – …из бластеров.
