Наши вороны носят практичные цветные браслеты, чтобы помочь людям различать их и чтобы моя команда приглядывала за ними, когда меня нет рядом. Я приучил птиц надевать эти браслеты каждое утро, так же, как мы надеваем носки и ботинки. Ладно, это неправда. Но для справки – на момент работы над этой книгой Мунин носит лаймовый зеленый, Джубили II – золотой, Грипп II – голубой, Харрис – фиолетовый, Рокки – коричневый, Эрин – красный и Мерлина – само собой, ярко-розовый.
Современный городской житель в состоянии опознать голубя (они повсюду), дрозда и малиновку. Возможно, узнает утку – если не просить определить ее вид. Большего в повседневной жизни и не требуется. До того как я стал Смотрителем воронов, я тоже с трудом различал лишь некоторые виды птиц, поэтому позвольте представить вам «Краткое руководство Смотрителя воронов по идентификации воронов».
Для начала уточним термины. В различных британских диалектах воронов называют «corbie», «corby», «croupy craw» и «croupie», в Ирландии они носят название «fiach» или «bran», в Корнуолле – «marburan», «revein», «parson» и «Ralph», а в Уэльсе – «cigfran», «cigfrain» и «gigfran». В других странах мира ворона чаще всего называют:
В Дании – ravn
Во Франции – corbeau
В Германии – Rabe
В Италии – corvo
В Японии – karasu
В Польше – kruk
В России – ворон
В Испании – cuervo
В Турции – kuzgun
Работа в Тауэре дарит шанс изучить языки мира. Я знаю, как звучит слово «выход» на всех основных европейских языках, а также на арабском и на бразильском португальском. Я способен на языке жестов показать, где здесь туалет (или по-американски «ванная комната»). Как бы вы их ни называли, вороны Тауэра – это те, кого на латыни именуют Corvus сorax. Именно так их назвал Карл Линней, который, как вы помните, если хорошо слушали, что говорил учитель естествознания в школе (чего я, конечно, не делал), был шведским биологом, разработавшим единую систему классификации животных видов.
Вороны относятся к семейству врановых, куда также входят воро́ны, сороки, сойки, кедровки и даже милые маленькие альпийские галки. В Великобритании и Ирландии самым распространенным видом врановых являются Corvus frugilegus – грачи с серыми клювами и закругленными хвостами, Corvus corona – черная ворона, чей клюв немного короче, чем у грача, Corvus cornix – серая ворона, копия предыдущей, но одетая в серый джемпер или толстовку, Corvus pica или Pica pica – обыкновенная сорока, которая в особом представлении не нуждается, и Corvus monedula – галки, странные коренастые существа небольшого размера, впивающиеся в тебя пристальным взглядом безумных серебристых глаз. Обратите внимание, что черные дрозды к врановым не относятся, они входят в семейство дроздовых. Многие врановые – черные птицы, но далеко не каждая черная птица – представитель семейства врановых. Понимаю, сбивает с толку, однако винить меня не стоит. Не я придумал эти правила.
В мире насчитывается более сорока видов семейства врановых, и все они, как правило, в общем и целом, разумные птицы с высокой способностью к адаптации. Врановые чаще всего создают пару на всю жизнь, прячут излишки пищи и едят как мясо, так и овощи. Они невероятно выносливы, их можно найти где угодно, и они чувствуют себя как дома в любом климате – в пустынях, в Арктике, на побережье, на горных вершинах и в городской среде. Вороны – отличные выживальщики.
У них гладкие блестящие перья. Они коренастые. У них сильные ноги и ступни, и характерная походка, которая делает их похожими на людей: будто слегка переваливаясь и сутулясь. Чарльз Диккенс писал, что они передвигаются, как «весьма своеобразный джентльмен в необычайно тесных ботинках, который пытается быстро пройти по камешкам». Я и сам не смог бы выразиться лучше. У них большие головы и большие глаза, но они пропорциональны их телам. У них толстые, массивные клювы, а в районе горла они выглядят слегка мордатыми и заросшими, совсем как многие из наших йоменов. Они похожи на ворон, но крупнее их по размеру. Прилично крупнее. Ворон примерно в три раза тяжелее среднестатистической вороны, такое расхождение значительней, чем разница между легким и тяжелым весом в боксе. Это действительно серьезная разница. Их клювы больше и массивнее, чем у ворон, и размах крыльев у них шире – у ворона он составляет от трех до четырех футов. Как еще можно отличить ворона от вороны? Первые чаще летают парами, вторые обычно летают группами. Хвост ворона имеет клиновидную форму, а у вороны он напоминает веер. И те, и другие каркают, но по-разному: у воронов звук похож на «кра» или «кау», у ворон – на «кар».
Когда я впервые увидел воронов вблизи, не мог поверить, насколько они большие. Спустя примерно полгода моей работы в Тауэре ко мне подошел Смотритель воронов Деррик Койл и сказал: «Эй, парнишка!» Он всех называл «парнишками». Ему тогда было около шестидесяти, а мне было около сорока. «Эй, парнишка, – сказал он, – я думаю, воронам ты можешь понравиться».
Я не совсем понял, имел ли Деррик в виду, что я могу им понравиться, если они надумают меня съесть, или я понравлюсь им как человек или как йомен. В голове почему-то нарисовалась картина, напоминающая «Танцы со звездами»: выстроившиеся в ряд строгие птицы держали таблички с оценкой «десять». Однако, что бы он ни имел в виду, я был заинтригован. С момента поступления на работу в Тауэр я наблюдал, как вороны скачут по Тауэр-Грин, занимаясь своими делами, но абсолютно не понимал, зачем они здесь и что они делают. Я почти ничего не знал о птицах. В школе у меня был друг, который увлекался разведением и дрессировкой голубей для соревнований, и однажды он показал мне своих птиц, что, честно говоря, не произвело на меня особого впечатления. Единственным моим контактом с воронами Тауэра был случай, когда наш кот, большой серый перс по имени Тигра, осмелился побеспокоить их тем, что взгромоздился на одну из старых клеток, разлегся там, просунув лапу сквозь прутья, и лениво помахивал ею внутри, дразня птицу. Деррик тогда заорал: «Убери эту проклятую кошку с клеток, Крис, иначе птицы съедят ее на обед», чем сильно меня удивил. Я думал, что все должно быть наоборот. Годы спустя я узнал, насколько прав был Деррик: не раз мне доводилось видеть ворона, гоняющего кошек и собак, живущих в Тауэре.
«Пошли, – приказал Деррик. – Следуй за мной». И я последовал за ним. С Дерриком Койлом, обладателем ордена королевы Виктории, не больно-то поспоришь. Он был легендой в армии и стал легендой среди йоменов. С ним все было просто: что видел, то и получал. У него была образцовая военная карьера: сначала он поступил на службу в Гринховардский полк – знаменитую британскую пехотную часть, известную как Йоркширский полк, потом пробился вверх по служебной лестнице и в итоге стал старшиной полка. Он был типичным старшиной: высокий и прямой, точно палка, даже в расслабленном состоянии, очень находчивый, отлично соображающий в любой ситуации. Он великолепно смотрелся бы в старом черно-белом фильме о войне. Но под суровой военной внешностью скрывался добрейший джентльмен и великий знаток человеческой натуры.
В общем, Деррик отвел меня в старое помещение для воронов, открыл дверь и велел зайти в клетку, где сидели две самые большие птицы из тех, что я когда-либо видел.
«Не смотри им в глаза, – предупредил он. – И сохраняй дистанцию. Не подходи слишком близко. Они находят это угрожающим». Они находят это угрожающим! У меня самого не возникло абсолютно никакого желания смотреть им в глаза или подходить слишком близко!
Я был немного напуган. Мне всегда нравилась живая природа, но я никогда не приближался к таким огромным птицам, и я не знал, чего от них ждать. Любой, кого хоть раз запирали в узком пространстве вместе с птицей, в курсе, что я имею в виду: не нужно быть орнитофобом, чтобы начать испытывать беспокойство. Птицы кажутся дико непредсказуемыми, когда ты не знаешь, что делаешь, и не понимаешь, что делают они. К тому же я слышал от других йоменов всякие жуткие истории о нападениях воронов, и мне меньше всего хотелось, чтобы меня сейчас поклевали.
Я очень медленно двинулся вглубь клетки.
– Не показывай им, что боишься, – сказал Деррик. – Они заметят это и запомнят.
– Хорошо, – ответил я, совершенно окаменев от страха, но твердо решив не подавать вида.
Казалось, я простоял в углу клетки целую вечность, а пара воронов пристально смотрела на меня, и их глаза-бусинки вонзались мне в самую душу. В жизни мне случалось попадать в непростые ситуации, но именно тот случай я помню, словно вчера. Внезапно, к моему удивлению, одна из птиц подошла и села рядом со мной. Я почувствовал на лице дыхание ворона и задумался, не пора ли мне делать отсюда ноги, однако ворон просто склонил голову набок, потом наклонил ее, словно кланяясь, расправил крылья и издал громкий кудахчущий звук.
– Порядок, – констатировал Деррик. – Можешь выходить.
Оглядываясь назад, я понимаю, что в тот вечер Деррик засунул меня в клетку с двумя самыми большими воронами, чтобы оценить мою реакцию, посмотреть, не выказываю ли я страха и сумею ли не растеряться в их присутствии. К тому же вороны и сами прекрасно разбираются в людях, и Деррик сразу бы понял, смогут ли они работать со мной или нет. Иногда единственный способ чему-то научиться – броситься в омут с головой.
«Да, ты справишься, – объявил он, вытаскивая меня из клетки. – Встретимся завтра в пять тридцать утра». Вот и все. Так я прошел собеседование с воронами и был немедленно взят Дерриком под крыло в качестве одного из помощников Смотрителя воронов. Конечно, теперь мне бы и в голову не пришло знакомить воронов с моими новыми помощниками таким образом. Ну, может, это не совсем так.
Как я уже говорил, вороны большие. Размер среднего ворона составляет примерно два фута в длину, а весит он около двух с половиной фунтов. Это самая крупная птица из отряда воробьинообразных, которые, если вернуться к классификации птиц, включают в себя более половины всех видов птиц. Да, в мире есть птицы и покрупнее – цапли и прочие водоплавающие, соколы и другие хищники. Но для большинства из нас врановые – самые крупные птицы из тех, что мы можем увидеть в нашей обычной жизни. И раз уж речь зашла о воробьинообразных, то вот вам еще немного орнитологической информации: воробьинообразные делятся на три подотряда, один из которых называется Passeri, или oscines. «Oscine» означает «певчая птица», а «passerine» буквально переводится как «насест». То есть вороны являются частью семейства врановых, подотряда певчих птиц и отряда воробьинообразных. Познавательно, не правда ли? И это все, что мне известно об отряде воробьинообразных. Посетителям я могу с уверенностью сказать, что слово «насест» в наименовании не случайно. Вороны любят сидеть, как на насесте, подчас в самых неудобных местах. А еще вороны элегантны и игривы в полете, известны способностью к резким броскам и ныркам, а когда они выходят на прогулку, им нравится переваливаться с боку на бок. Ах да! – и их главная отличительная особенность в том, что они – черные.
Я говорю, что они черные, но вблизи их чернота расцвечивается невероятным количеством глубоких пурпурных, зеленых и синих оттенков. С возрастом перья воронов становятся радужными: Мунин и Мерлина удивительно красочны. За эти годы я сделал тысячи фотографий воронов, чтобы поделиться ими в социальных сетях, и иногда мне удается поймать отдельные цвета – настолько поразительные, что люди порой подозревают меня в использовании цветовой обработки. Некоторые птицы из семейства врановых действительно отличаются цветастым оперением (например, перуанская разноцветная сойка, обитающая в Северной и Южной Америке, выглядит яркой, как попугай), но даже самый обычный ворон скрывает в своей черноте настоящую радугу, многозвучие черного. Черный цвет может напоминать сажу, быть угольно-черным или глянцевым, подобно глазури, он может быть, как зола, как смоль или как черная грифельная доска, может включать оттенки нуар, шварц или неро. Никогда не задумывался, сколькими словами и фразами можно описать черный цвет – сланцево-черный, чугунно-черный, черный, как экран плоского телевизора, чернильно-черный, жженный черный, черный, как монашеские одеяния или как сам ад. Многоцветие воронова крыла так же разнообразно, как все идеи и смыслы, которые люди связывают со значением черного цвета – черного, символизирующего смерть, траур, отрицание, грех, торжественность, пустоту пространства и все ужасы человеческого террора и злоупотребления властью.
Существует множество мифов и историй о том, как вороны и прочие врановые обрели черный цвет. Например, в греческом мифе Аполлон превратил ворону из белой в черную за то, что птица сообщила ему дурную весть: его девушка вышла замуж за другого. Есть еще история о том, как пророк Мухаммед прятался от врагов в пещере, а белая ворона заметила его и закричала: «Гар, гар!», что означало «Пещера, пещера!». Впрочем, враги Мухаммеда не поняли криков вороны, так что пророк сумел от них скрыться, но ворону не простил, и она навеки почернела от его проклятия и была обречена кричать только «Гар, гар!». Коренные жители Аляски атабаски верили, что в доисторические времена, когда мир был еще молод, а люди на земле еще не рождались, ворон был белее снега. Он считался создателем гор и большим жизнелюбом, чью душу наполняли свет и красота. Вся эта благость вызвала яростную ревность его злого черного брата-близнеца, и он убил белого ворона. С тех пор мир утратил совершенство, ведь в нем остался только черный ворон. В одной из басен Эзопа ворон мечтал побелеть, как лебедь, и отправился мыть перья в озере, но поскольку лебедем он все-таки не был, то не сумел освоить новую для себя среду и утонул.
Насколько я могу судить, все истории предполагают, что ворон почернел за какие-то грехи, в наказание за серьезный или не очень проступок. Тем не менее, в дикой природе черные перья очень практичны: они хорошо поглощают тепло, что позволяет птицам жить как в холодном климате, так и в жарком, а ночью это помогает им делаться невидимыми для людей и других хищников. Черный цвет не только красив, он в высшей степени целесообразен.