6
– Анна, платье твоё, конечно, красивое, но на тренировку стоит надевать штаны и рубашку!
Это уже не первый раз, когда мне приходится её ругать за такую одежду, но сестра постоянно отвлекается, а занятия с оружием и силовые тренировки она ненавидит больше всего. Я тоже не в восторге от бега, отжиманий и подтягиваний, но наша работа – не только воспевать богиню Морану и красиво выглядеть в алых плащах. Кстати, это мне кажется странным, но одежды также играют важную роль, и существует множество правил относительно нашего внешнего вида. Однако, как бы то ни было, я уверена, что нас действительно ценят только пока мы можем убивать нечисть, с которой обычным людям не справиться. Да, мы способны видеть нити жизни, способны их обрывать. Но знания и умение сражаться – это опыт, который нам приходится нарабатывать постоянными тренировками, как и любому другому.
Я понимаю Анну, я тоже люблю красивые платья. Раньше мне хотелось наряжаться и выглядеть привлекательнее. Хотелось получать такие же восхищённые взгляды от молодых мужчин и даже женщин, какими они одаривают мою сестру, стоит нам только зайти в город или деревню. Но потом я забросила эти мысли, отдавая больше времени изучению владения мечом. И моей частой одеждой стали обтягивающие штаны, рубашки и кафтаны цвета крови. Либо обычные, либо со скошенными полами. Подобную одежду носят мужчины, но ещё несколько сестёр, как и я, нашли её намного удобнее в бою и при езде верхом. А хранительницы храма шьют нам достаточно элегантные фасоны, чтобы мы могли появиться в таком виде и при дворе, если будет нужно.
– Какой будет толк от меча в твоей руке, если ты запутаешься в юбках?!
Я ругаю её прямо в светлом коридоре храма, где любая из сестёр или хранительниц может нас увидеть. А может, они уже слышат мой повышенный голос и предпочитают обходить этот коридор десятой дорогой. С моего пятнадцатилетия сёстры в основном именно мне поручали следить за сестрой, желая создать для Анны лучшие условия, чем могла себе позволить любая из нас. И я всегда была добра к младшей сестре, оберегала её, думая, что жизнь Мары даётся ей тяжело. Она всегда выглядела хрупкой, изнеженной девушкой, которая неплохо обращается с длинными кинжалами, но даже средний меч не может удержать, чтобы противостоять противнику дольше нескольких минут. Я всегда верила ей, когда она в очередной раз оправдывалась, что ей тяжело дышать, а бегать так же хорошо, как другие, она не может. Верила, когда она извинялась за пропущенные тренировки и обещала, что больше вести себя так не будет.
Верила, до того момента, пока не поняла, что это всё капризы.
Сестра быстро сообразила, что своим кукольным лицом может манипулировать людьми, добиваясь своего. И даже самые старшие Мары умиляются ей, видя в Анне если не сестру, то дочь. Я знаю, что она делает всё это не со зла, а из обычных эгоистичных помыслов, не желая делать то, что ей не хочется.
Анна с нами уже семь лет, но хоть она и отлично выучила все учебные материалы и прилежна в работе с книгами, но всё ещё в настоящем бою не способна даже постоять за себя. И отчасти это моя вина. Я, к своей глупости, потакала ей, выкопав тем самым яму самой себе, в которую рухнула полгода назад.
В тот день четверо, включая меня и Анну, отправились разбираться с утопленниками в одном из озёр. Жители ближайшей деревни рассказали, что видели там двоих ходячих мертвецов. Но на самом деле их оказалось четыре. Они отвратительны, но утопленники не настолько быстрые, как упыри в тех же лесах, однако Анна не справилась. Казалось бы, даже спустя годы тренировок она лишь глупо размахивала мечом. Мне повезло вовремя заметить, что утопленник почти схватил её. Нужно было отрубить ему голову, но я просто не успевала и оттолкнула сестру подальше, а мертвец впился гнилыми зубами мне в руку и стремительно утащил в озеро. Если бы не сестра Яна, которая вытащила меня, я бы утонула в тот день.
С тех пор я стараюсь быть жёстче, ругать сестру всегда, когда она этого заслуживает, меньше потакать её прихотям. Я вздыхаю каждый раз, когда Ирина со смехом говорит, что я стала ворчливее. Мне не нравится то, что приходится постоянно высказывать Анне, но пока другого выхода я не вижу.
Анна продолжает молча смотреть в каменный пол и теребить длинный рукав красного платья с чёрным корсетом. Но на этот виноватый взгляд я больше не поведусь.
– Анна!
– Сестра, – устало тянет девушка, поднимая на меня синие глаза, вся вина исчезает, когда она осознаёт, что притворство больше не работает. – Ты же знаешь, что такая жизнь не для меня. Я стараюсь, правда! Ты же знаешь, что я наизусть запомнила каждую тварь и как с ней справиться.
– Знаю, но…
– Только оружие, ну не получается у меня. Я не настолько сильная, как ты, Агата! Я хотела бы, но не получается.
– Мои умения – это не особый талант! Это всего лишь ежедневный упорный труд, и ты это знаешь.
Анна упрямо замолкает, зная, что ничего возразить не может. Подобный разговор был у нас не раз. Я глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю, стараясь избавиться от раздражения. А потом обхватываю плечи сестры, заставляя её посмотреть на меня.
– Анна, я люблю тебя и знаю твой характер. Если бы я могла, я бы отправила тебя домой, избавила бы от этой судьбы. Но я не могу…
Уголки её губ опускаются, она это знает, но смириться всё равно не может. Всё ещё глупо, как в первые годы, надеется, что я смогу как-то избавить её от участи Мары, но это не под силу никому.
– Остальные сёстры знают, что я с тобой не справляюсь. Уверена, скоро они заберут тебя из-под моей опеки и кто-то другой будет следить за твоими занятиями. Ты и вправду хочешь этого?
– Нет.
– Тогда ты переоденешься и пойдёшь заниматься, – киваю я.
– Прости. Это в последний раз.
Очередной последний раз.
– Обещаешь?
– Обещаю, – виновато бубнит она, крепко меня обнимая.
Я обнимаю её в ответ, успокаивающе поглаживая спину и шелковистые чёрные волосы, но потом отодвигаю сестру от себя.
– Анна, откуда у тебя это платье?
Теперь сестра выглядит испуганной, и мне это не по душе, она пытается высвободиться, уйти от ответа, но я крепко сжимаю её плечи, не давая сбежать.
– Анна, – недовольно тяну я.
– Я купила его, – неуверенно мямлит она.
– У нас нет таких денег, сестра! Что это? Сератианский шёлк? – ахаю я, щупая ткань на рукаве. – Он же безумно дорогой!
Сестра пользуется моментом, изворачивается, освобождаясь из моих рук, и отбегает на несколько шагов к белой каменной стене.
– Только не злись, Агата, это всего лишь подарок, – она вновь применяет свою виноватую улыбку, от которой у меня должно растаять сердце, но не в этот раз. Не теперь.
– Кто настолько богат, чтобы дарить тебе подобные подарки? – удивляюсь я.
– Я… это не важно…
– Ещё как важно, Анна! – хватаю её под локоть, чтобы сестра не смогла удрать.
Пока что она ниже меня на полголовы и выглядит хрупкой, но эта бестия быстро бегает, жаль только, делает это в любой момент, но только не тогда, когда действительно надо.
– Это мужчина?
Она закусывает нижнюю губу, и эта детская привычка выдает её с головой.
– Не может быть! Ты! Да как вообще… – Я хватаю ртом воздух, заикаясь, забывая слова.
Быстро оглядывая коридор на наличие свидетелей, я тащу сестру в ближайшую маленькую комнату. Анна не упирается, покорно переставляет ноги, придерживая юбку своего нового платья. Я запираю нас изнутри в маленьком кабинете, сперва проверив, что в комнате никого нет. Здесь темно и пахнет пылью, но я не обращаю внимания, а, уперев руки в бока, отрезаю сестре путь к двери.
– Кто он?!
Анна сокрушённо вздыхает, отряхивая рукав платья.
– Его зовут Ариан, и он принц Серата.
Из моего горла вырывается разочарованный стон.
– Анна, ты же знаешь, что это ни к чему не приведёт! Да ещё и принц…
– Я знаю, что мужа у меня не будет! – вдруг огрызается сестра.
Я почти теряю дар речи, потому что сестра впервые позволяет себе со мной так разговаривать. Я даже не знала, что это в её характере. Замечает мою растерянность, её плечи никнут, а голова виновато опускается.
– Я знаю, – вновь повторяет сестра. – Но что плохого, если я получу хоть немного любви? Это же не запрещается…
– Дело не в запрете, Анна. Он принц. Дорога сквозь политику полна острых ножей, это может быть опасно для тебя, если кто-то узнает. Вдруг король решит, что связь с Марой порочит фамилию их семьи…
Я устало присаживаюсь на деревянный резной стул, вначале смахнув с него небольшой слой пыли. Анна подходит ко мне поближе, и я беру её руки в свои.
– Мне всего девятнадцать, сестрёнка. Я могу попытаться уберечь тебя в поле или лесах перед лицом мёртвых, но я никак не смогу спасти тебя от трясины политических игр или тем более разбитого сердца. А если ты любишь его, то оно будет разбито в тот день, когда вам придётся расстаться. Он любит тебя?
– Да, – серьёзно отвечает она.
– А ты его?
– И я его.
– Анна…
Сестра улыбается и начинает гладить меня по волосам, не таким блестящим, как у неё, но тёмным, как ночной лес.
– Не переживай обо мне, Агата. Я ещё никогда не была так счастлива. Ты бы видела его улыбку, такую очаровательную! А волосы, будто золотая пшеница, а на ощупь даже лучше, чем сератианский шёлк! Я таких ещё не видела…
Её губы растягиваются в мечтательной улыбке, а мои – в печальной. Я не знаю уже, злюсь ли на неё, беспокоюсь ли или завидую, что у моей сестрёнки всё так просто и само собой получается. И вот теперь она встретила хоть мимолётную, но взаимную любовь, а я не знаю никакой, кроме родительской, и то уже позабыла, каково это.
– Хорошо, сестра. Пусть будет по-твоему. Я не буду вставать на пути твоего счастья или как-либо отговаривать. Это не в моих силах.
Анна вся трясётся от восторга, а губы её расплываются от счастливой улыбки, и не держи я её руки, она бы закружилась от радости, но я сжимаю её ладони, привлекая к себе её внимание.
– Но я бы хотела, чтобы ты познакомила меня с ним.
– Ты же не станешь ему угрожать? – замирает она.
– Может, только чуть-чуть, – серьёзно отвечаю я, а потом смеюсь, когда сестра верит моим словам и лицо её вытягивается.
– Но есть ещё кое-что. У меня есть условие. – Я вновь становлюсь серьёзной.
– О нет… – стонет она.
– Я ничего не скажу старшим сёстрам, если ты начнёшь нормально и усердно тренироваться.
Анна шумно и упрямо дышит, пойманная в ловушку. А я стараюсь не улыбаться слишком ехидно.
– Ладно! Хорошо! Я буду, обещаю, – сдаётся она.
– Похоже, он и вправду очень красив, раз ты так легко согласилась.
Смеясь, я уворачиваюсь от её руки, которой она явно хотела отвесить мне подзатыльник.