Национальное охранное предприятие (НОП) «Война и мир» выиграло государственный тендер на проведение военных операций двадцать лет назад. Как полагается, тогда же НОП было официально зарегистрировано в мировом реестре временных министерств обороны.

Ныне НОП «Война и мир» вполне оправдывало старинную поговорку «Нет ничего более постоянного, чем временное». Многочисленные сотрудники этой организации давно привыкли думать, что скорее государства и всякие сообщества падут, чем закроется их пусть солидная, но, если хорошо разобраться, все же частная лавка. В ходе слияний-поглощений, а также размещения акций в Интернете подлинный собственник «Войны и мира» скрылся глубоко в кулисах экономической жизни планеты. Возможно, это был зарубежный гражданин — капиталам, как известно, границы не писаны. Впрочем, этот факт не влиял на основные показатели деятельности компании.

«Война и мир» работала как часы. За двадцать лет компания по поручению государства успешно провела шестьдесят семь войн и влипла только в три мелких судебных процесса, да и то — исключительно по глупости внутреннего аудитора. В остальном — швейцарское качество услуг. Между тем этот бизнес требует знания множества тонкостей и нюансов, что является результатом длительной работы на рынке. Новичку или выскочке — не под силу. В чем-нибудь — да напортачат. В таком деликатном деле, как война, государство предпочитало полагаться на проверенных временем подрядчиков. Поэтому сотрудники «Войны и мира» ни секунды не сомневались, что и ближайший тендер также закончится в пользу их родной компании.

И тут — облом.

В сущности, пока не облом, а досадное препятствие в коммерческой деятельности, но уж больно не вовремя. Очередной тендер на носу.

Обязанности НОП «Война и мир» смотрелись просто только на поверхностный взгляд. Во-первых, компания должна была по поручению государства объявить и провести войну строго в соответствии с согласованным с противником планом и с применением согласованного сторонами оружия. Во-вторых, на НОП «Война и мир» лежала ответственность за организацию пиар-кампании в целях разъяснения населению смысла и мотивации очередной войны, ее благотворного влияния на мировой баланс сил. В-третьих, «Война и мир» занималась эвакуацией беженцев с театра военных действий, их расселением, социальной реабилитацией и трудоустройством. Также приходилось заботиться о пленных — учитывать их, содержать, обменивать, выслушивать вечные упреки. Хорошо, что пять лет назад разрешили формировать отряды пленных на контрактной основе. Все легче, стали вербовать пленных в жарких странах, а то местные (даже те, кто любил путешествовать) далеко не всегда соглашались.

За внешней простотой задач стоял кропотливый и нервный труд тысяч сотрудников «Войны и мира». Мелкие проблемы возникали часто — то портативный коллайдер заест, то робот-убийца какой-нибудь взбесится, то капризный беженец недоволен дизайном нового дома или новым местом работы. Технические сбои считались неизбежным злом. Войн много, аппаратура и техника быстро изнашиваются, за всем не уследишь, особенно когда ведешь две или три войны одновременно, — рук не хватает. Штаты не резиновые.

А вот с беженцами предпочитали не шалить. Их судьбу зорко отслеживал влиятельный Мирный Трибунал — склочное наднациональное сообщество старых стерв-общественниц и обозленных юристов-правозащитников, которых хлебом не корми, только дай швырнуть камень в «проклятых милитаристов». Поэтому до крайности старались не доводить: НОП «Война и мир» содержало целый штат специалистов с хорошо подвешенными языками, способных регулировать недоразумения с беженцами еще до начала военных действий.

И вот наступил черный день, когда специалисты по работе с беженцами признались, что их опыта и нервов не хватает для разрешения неожиданной конфликтной ситуации.

Глава дирекции социальных экспертиз «Войны и мира» майор первой категории Климов встретил пресловутый черный день в бодром настроении. Наима восхитительно бредила на ушко, доставка не опоздала с органическим завтраком, кислородный душ обдал живительным облаком, скоростной лифт за минуту домчал до кабинета, ортопедическое кресло приняло в свои объятия загорелое тело тренированного мужчины тридцати двух лет.

Он — правильный парень с правильной девушкой, правильной работой и безупречно устроенной жизнью.

Ведущий специалист дирекции — прапорщик немного за двадцать — ввалился к шефу объяснить, что это не совсем так.

— У нас проблемы, — доложил прапорщик. НОП «Война и мир» сохранило в корпоративной практике воинские звания, давно отмененные в государстве, чтобы подчеркнуть специфику деятельности компании. Да и сотрудникам эта игра в «прапорщики-майоры-генералы» полюбилась.

— У кого это — у нас? Это у вас проблемы, — строго подчеркнул майор Климов. — У меня пока никаких проблем.

Он не любил сотрудников, которые валят со своей больной головы на его здоровую.

— В чем дело? — сдвинул брови Климов.

У прапорщика осело лицо. Его личная стратегия реагирования на критику нуждалась в срочной коррекции путем воздействия на лобные доли. Или уволить, раз не справляется. Климов относился к сотрудникам как к расходному материалу, поясняя свою философию мутной фразой «на войне не избежать потерь».

Он взял прохладный хрустальный шарик, стал мять и катать его в левой руке — это всегда отвлекало нервишки. Говорят, лет сто назад среднестатистический человек был более стрессоустойчивым и спокойным. Но когда население Земли приблизилось к десяти миллиардам, ученые, первые открывшие феномен «межличностной аллергии», всерьез указали на то, что люди стали с трудом выносить друг друга и пора с этим что-то делать. Конечно, часть человечества удалось распихать по Луне и Марсу. Однако основная масса все еще продолжала толпиться на Земле.

Майор Климов страдал «межличностной аллергией» в легкой форме. Обычное дело, почти здоровье. Тяжелую форму диагностировали, к примеру, когда человек начинал сразу истерично орать и бить ногами при одном взгляде на соплеменника. Во всяком случае, легкая форма «межличностной аллергии» не помешала Климову занять руководящий пост.

— Сейчас мы работаем с беженцами из населенного пункта Малые Силки, — объяснял трепетный прапорщик, глотая страх перед начальством. — Малые Силки выбраны в качестве театра военных действий в очередной лунной войне. Все шло по плану, но вдруг один из беженцев повел себя неадекватно. Он заявил, что отказывается покидать Малые Силки. В таких случаях мы обязаны провести с ним разъяснительную работу, раскрыть смысл функционально-этической поправки, предложить несколько улучшенных вариантов переезда и трудоустройства. Мы все сделали по инструкции, а он уперся рогом. Никуда не поеду, говорит, и все.

— Как аргументирует? — Майор Климов по опыту знал, что среди «отказников» львиную долю составляют шантажисты, которые, раз вышел удачный случай, хотят улучшить жилищные условия. Остальные — как правило, неадекватные люди с запущенными формами «межличностной аллергии».

— Он говорит — «здесь мой дом».

— Оригинально, — удивился майор Климов. — Что-то требует?

— Ничего. Просто не хочет уезжать из Малых Силков. Господин майор, через неделю начнется война. Не уложимся в сроки — государству начислят штрафные очки. Мы не можем его там оставить. Я посмотрел в инструкцию. В таких сложных случаях «отказников» надо отправлять на беседу к начальнику дирекции — то есть к вам. Подчеркиваю, на моей памяти это первый случай. До сих пор сами справлялись, — с интонацией злого мальчика, который долго помнит обиды, сказал прапорщик. Все-таки следует отправить его на коррекцию лобных долей. Стал раздражать.

Климов нежно положил хрустальный шарик в специальную лунку на рабочем столе.

— Вы хорошо разъяснили «отказнику» философию и мировое значение «куршевельской доктрины ведения войн»? Эта философия столь совершенна, что не может не производить впечатление даже на… Кто он по роду занятий?

— В досье написано — «крестьянин на общественных началах».

— …даже на крестьянина, — закончил фразу майор Климов.

Ведь даже крестьянину должно быть ясно, что любая спонтанная война при современном уровне вооружений может иметь непредсказуемые последствия. Человечество уже способно уничтожить не то что собственную планету, но и всю галактику пятьсот тринадцать раз. Но воевать-то надо! Пять десятков или около того лет назад ученые окончательно выяснили, что война в природе человека, и человечество категорически не может время от времени не тузить друг друга до смерти с применением самой иезуитской техники. Если человека долго удерживать от войн, он в конце концов срывается в такое безоглядное кровопролитие, что хоть всех святых выноси. При этом человеку надо убедиться, что он причинил противнику реальный, тяжкий урон, боль и непоправимые страдания. Другими словами, непременно должны быть выжженная земля, разрушенные населенные пункты, беженцы, пленные и национальный траур. По мнению тех же ученых, целесообразно время от времени практиковать своего рода терапевтические войны. Во-первых, оружейная индустрия не застаивается. Во-вторых, народы и главы государств вовремя выпускают пар, и дело не доходит до фатальных конфликтов. В-третьих, война — все-таки тренинг, никогда не знаешь, что в жизни пригодится. Словом, война — на редкость полезное для исторического процесса и развития добрососедских отношений занятие.

Был февраль — в военном деле практически мертвый сезон. К тому времени все воевали четко весной, на волне авитаминоза, морально устав друг от друга, или осенью, по окончании отпусков и работы международных салонов вооружений. Салон вооружений — красочное, упоительное зрелище, поднимает дух. Его нельзя отменять.

Главы государств собрались в Куршевеле, покатались сами, экспертов своих покатали, подумали, и решили не пускать военные конфликты на самотек, а предельно формализовать их. Согласно «куршевельской доктрине», современные войны теперь выглядели так. Государства и альянсы, которые не могли что-то поделить, выбирали на своей территории по одному населенному пункту, предназначенному к разрушению в ходе грядущей войны. Жители населенного пункта считались беженцами. Их еще до начала военных действий перевозили на другое место с предоставлением жилья и работы. Случались, конечно, скандалы, но в целом народ с пониманием относился к тяготам войны.

К выбранному населенному пункту подтягивались вооруженные формирования противника. Местные вооруженные формирования должны были отражать их атаку. Выбор методов и оружия происходил на предварительных переговорах и соответствовал тяжести взаимных претензий. Военные действия на территориях враждующих сторон начинались одновременно, секунда в секунду. Кто первым сровняет населенный пункт противника с землей — тот и победил в войне. По результатам войны формировались отряды пленных. От побежденных — больше пленных, от победителей — буквально две-три дюжины, для проформы. Их отправляли на территорию противника, где они должны были жить год или два в условиях некоторого попрания прав. После войны проводились мирные переговоры, которые фиксировали бонус победителя и потери побежденной стороны в итоговом коммюнике. За соблюдением всех правил следил специальный Наблюдательный совет. Он всякий раз формировался из представителей нейтральных стран и организаций. Бывало так, что враждующие стороны оставались недовольны работой этих представителей, что создавало почву для новых войн. Но это уже частности. В целом система работала отлично. Повадились воевать даже там, где раньше и без стрельбы вполне могли бы договориться.

Во всей этой архитектуре был один страшный для Климова пункт: той стороне, которая допускала присутствие на поле брани мирного жителя, Наблюдательный совет сразу начислял штрафные очки. Наличие штрафных очков могло повлиять на исход войны, если бы взаимное разрушение противниками населенных пунктов не выявило победителя. К тому же за плохую работу с беженцами государство должно было выплатить огромную компенсацию: противнику — за моральный ущерб, Наблюдательному совету — за дополнительные неудобства, Мирному Трибуналу — в качестве взятки, чтобы не склоняли на всяких форумах и симпозиумах.

Словом, для майора Климова такая ситуация означала бы смерть карьеры. Он понял, что встречи с еще одним аллергеном не избежать. Климов сел за изучение материалов дела.

Нынешняя война возникла из-за давнего конфликта с традиционным противником по поводу перспективного участка на Луне. Новейшая установка по добыче полезных ресурсов, современный кондоминиум для персонала, умеренный микроклимат, коммуникации, собственный космодром с небольшим парком шатлов: не участок — мечта.

Так как воевать на Луне дорого, решили все вопросы утрясти на Земле. Это был конфликт средней тяжести, потому и выбрали Малые Силки — небольшой поселок в Алтайском округе, всего полсотни домов, фабрика-пасека да страусиная ферма. Противник отдал на разрушение полностью идентичный Малым Силкам Бычий Рог (если перевести название на русский язык). Сторона, которая победит в войне, получит на Луне тот самый лакомый участок.

Со всех точек зрения игра стоила свеч. К тому же уже полгода не воевали. Все стали нервничать.

Малые Силки. Климов задумался, какая мотивация может так привязывать человека к подобной глухомани, что он отказывается от щедрых предложений «Войны и мира»? Климов решил полистать досье строптивого беженца.

Беженец по имени Петр Белобров оказался уроженцем Малых Силков. Его биография выглядела бедной на события. Пятьдесят, рано потерял родителей, воспитывался государством, затем записался крестьянином, вернулся в родное поселение, ныне сдает государству часть урожая со своего огорода, подрабатывает на пасеке. Женат, двое детей. Дети, как и положено, по достижении школьного возраста отправлены в город в соответствии с программой «Принудительное развитие личности».

Ничего оригинального в истории крестьянина Петра Белоброва не было, кроме его упрямого нежелания покидать Малые Силки.

На следующее утро Петра Белоброва доставили майору Климову. Перед рандеву майор активизировал вживленный в его мозг сканер. Подобными сканерами снабжали всех руководителей. Эти устройства экономили массу денег. Они позволяли видеть людей, включая подчиненных, буквально насквозь: мозговые волны, скрытые реакции, степень внушаемости, психический статус. Затем, проанализировав полученные данные, сканер переключался в другой режим. Этот режим помогал руководителю внушать собеседнику необходимые позитивные установки и желаемый способ поведения. Другими словами, после беседы с майором Климовым крестьянин Белобров должен был — почти счастливый — собрать манатки и выехать из Малых Силков, не оглядываясь. Перешибить действие сканера Климова могла только более совершенная модель — из тех, которые обычно устанавливали топ-менеджерам, государственным деятелям и налоговым инспекторам.

План беседы с Белобровым включал развернутый экскурс в историю войн на Земле, обильное цитирование Кодекса государственной жизни и трудов специалистов в области военной социологии, анализ международного положения с плавным переходом к презентации вариантов переезда и трудоустройства. Функция этого трепа состояла в одном — заговорить беженцу зубы, а тем временем намертво впаять в мозги стремление спешно съехать из Малых Силков. Пусть не жалуется, сам так захотел.

Петр Белобров выглядел как человек, весь световой день проводящий на воздухе в физических трудах. Естественный загар, выцветшая шевелюра, крепкие округлые плечи, грубые руки, простая одежда провинциала, спокойный, как гордый утес, взгляд. Пусть невысокий ростом, пусть невидный лицом, Белобров излучал тихую уверенность сельского обывателя, который не только хорошо знает свой шесток, но и всей душой любит его. Ничего, не таких обламывали.

— Почему вы не хотите уезжать из Малых Силков?

— Я там родился. Там мой дом.

Этот обмен фразами полностью описывает настроение, содержание и результаты трехчасовой беседы Климова с Белобровым. Исторические экскурсы, цитирование, международное положение — ничто не помогло. Белобров формально кивал, но стоял на своем.

Майора Климова смутило даже не это. Вскоре после начала беседы он понял, что его сканер не может пробиться к мозгам недалекого крестьянина. Климов прибавил мощность устройства — нулевой результат. Его собственные мозги звенели от напряжения, но мозги Белоброва представлялись майору куском дорогого белого гранита, о который разбиваются все его усилия. Выложив грубые ладони на колени, Петр

Белобров без улыбки, твердо, с легким, как показалось, сочувствием смотрел на Климова.

Договорились продолжить обмен мнениями на следующий день — беспрецедентно для Климова. Его профессионализм пока не знал таких осечек.

Первым делом он обратился в службу технической поддержки. Там его заверили, что со сканером все в порядке. Он еще раз изучил досье Белоброва. Разумеется, ему следовало сразу обратить внимание.

Это было слишком короткое досье. Таких теперь не делают.

Вчера Климов думал, что краткость досье связана с незатейливостью жизненного пути беженца. Теперь он решил убедиться, что это действительно так. Климов располагал необходимым уровнем доступа к расширенной государственной базе досье. Уж там были все и во всех подробностях. На запрос база выдала неожиданный ответ: «Досье П. И. Белоброва предоставляется только при наличии высшего уровня допуска». Таким допуском обладали от силы двадцать-тридцать человек в государстве. Люди разное говорят. Возможно, число допущенных было гораздо меньше.

Майор Климов все еще не хотел смириться с поражением, хотя под ложечкой образовалась зубная боль нехорошего предчувствия, да и хрустальный шарик больше не помогал. Климов извлек из загашников НОП «Война и мир» совершенно сказочные предложения по новому местожительству для беженца и решил еще раз поговорить с Белобровом — уже без сканера, по-человечески. Климову совершенно не хотелось тащить неразрешимую проблему вице-президенту или — того хуже — к президенту компании. Они точно не поймут, особенно в преддверии тендера. Однако на следующий день Петр Белобров не явился на беседу. Как доложили подчиненные, Белобров вернулся домой, в Малые Силки.

Президент НОП «Война и мир» сам вызвал майора Климова. Вернее, вызвала. Президент компании, она же генерал Винник, элегантная, рослая дама, стояла у окна и озабоченно рассматривала пейзаж. Она обернулась на звук шагов, жестом предложила майору присесть. В ее красивом лице не было ни гнева, ни раздражения. Дипломированный психотерапевт, генерал Винник умела держать себя в руках в любых ситуациях и эффективно общаться с подчиненными без всяких сканеров. Она не являлась собственником компании, была лишь наемным менеджером, но за интересы фирмы буквально убивалась, и все об этом знали. Врагов компании или нерадивых подчиненных она могла разорвать в клочки. Дружелюбную женщину — по совместительству временного министра обороны страны — боялись как огня. Климов обреченно сел на указанное ему кресло и, сдерживая нахлынувший приступ «межличностной аллергии», уставился в рот руководству.

— Мы все поняли, когда вы засветились с запросом о Белоброве в расширенную базу досье, — без обиняков начала генерал Винник. — Мы изучили проблему и попытались сами вступить в переговоры с Белобровым, но он соглашается общаться только с вами, майор. Поэтому вы здесь. Раз уж ваше участие в этой истории неизбежно, придется посвятить вас в некоторые детали.

Климов судорожно сглотнул. Дело приобретало фиговый оборот.

— У современных государств как таковых нет армий. Они поручают проведение военных операций подрядчикам. Тем не менее остаются деликатные проблемы, которые требуют оперативного силового вмешательства. Для решения таких проблем практически все государства используют специально обученных людей — что-то вроде секретного спецкорпуса при руководстве страны. Воинских званий у них нет, официальных наград им также не раздают. Использовать таких людей намного экономичней, чем содержать огромные армии. Только населению об этом знать не обязательно. Эти люди в одиночку способны выполнять специальные миссии — на Земле, на Луне, на Марсе, Юпитере, да хоть на краю вселенной! Их обучают и оснащают с детства, они буквально напичканы высокими технологиями. Более того, они умеют ремонтировать эти устройства или совершенствовать их. Им вживляют специальный барьер, защищающий их. мозг от любых внешних вторжений. Их мысли нельзя прочитать, их поведением нельзя управлять. Они умеют практически все. Ведь им приходится иметь дело не только с выходками колонистов, но и с внеземными формами жизни. Одна марсианская кремниевая паутина чего стоит! У подобных Белоброву нет братьев по оружию, они работают автономно. Командный дух для них — пустой звук. Они начинают выполнять специальные миссии в двадцать пять лет, выходят на пенсию в сорок. У них высокая пенсия. Им дают возможность выбирать, где жить и кем быть в новой жизни. Большинство вживленных в них смертоносных устройств дезактивируют. Но и того, что в них остается, при правильной постановке дела хватит, чтобы развязать небольшую, но мировую войну.

— Хорошо вооружены? — подобострастно подхватил Климов.

— Вы не поняли. Эти люди не просто хорошо вооружены. Они сами и есть оружие, — генерал Винник прошлась по кабинету, собираясь с мыслями. — По сравнению с ними все остальное известное вам оружие — бутафория. Обычно на пенсии они ведут себя тихо, следуют всем социальным правилам. За время службы они успевают увидеть и познать такое, что отбивается всякое желание проявлять агрессию или активность. Выбирая Малые Силки, мы совершенно упустили, что там живет Петр Белобров. Бюрократический сбой. Со всеми бывает. Ума не приложу, почему он так цепляется за эту дыру?

— Не проще ли найти другой населенный пункт? — подсказал Климов. Он припомнил кусок белого гранита, о который разбилась вся его крутизна.

— Вы здесь не для того, чтобы обсуждать, что проще, а что нет. Все международные договоренности достигнуты. Война будет в срок и по всем правилам. Мы не можем признаться, что облажались и создали почву для опасного прецедента. Установившийся миропорядок — это новый бог. Он почти идеален. Есть еще один неприятный момент. На карту поставлено будущее нашей компании. Нам не простят, если какой-то Белобров, будь он хоть черной дырой, поломает сложившуюся практику ведения войн. Улучшенный пакет предложений для него вам выдадут. Отправляйтесь к Белоброву. Говорите, что хотите, обещайте ему все, любой город Земли, любую должность, любые привилегии, но добейтесь согласия на переезд. Не собирается же он воевать со всем миром! Ради чего?

— Ради… своего дома, — несмело догадался Климов.

— Дом? Милый дом? Какая блажь! — фыркнула Винник. — Он торгуется с нами. Что-то задумал. Я хочу знать, что у него на уме. Действуйте.

Когда майор Климов ушел, генерал Винник подошла к большому зеркалу, чтобы поправить жакет и макияж.

— Не уверена, что он вернется живым, — жестоко улыбаясь, сказала она собственному отражению.

Поселок вымер, все уехали. Теплая сентябрьская ночь и волнующий стрекот цикад плескались в чаще долины, между сопок, сомкнувших свои еловые объятия над его маленьким миром. На светлой в ночи веранде пахло деревом и свежим пирогом с ягодами. Жена хлопотала с самоваром, наливала в плошку тягучий мед, сонно и чисто улыбаясь, как ребенок, утомленный после бани. Он любил детскость в ее немолодом лице, мягкость движений, ее уверенность, что все непременно будет хорошо, пока они вместе. Он уговаривал, да только жена не уехала вслед за остальными беженцами. Даже мысли не допустила. И вот огни в поселке погасли, а в доме Петра Белоброва свет все горел — теплее и ярче в окружении покинутых темных домов.

Климов, втянув голову в плечи, неловко сидел на табуретке, дышал незнакомыми ароматами и туго соображал, что ему говорить и делать дальше. В честь гостя затеяли пирог. Климов догадался, что здесь так положено — пока не покормят, даже слушать не станут. Это неплохо. Ему следовало привести мысли в порядок.

Его поразил дом Петра Белоброва: ухоженный, большой, двухэтажный, но ведь — простите — из бревна. Климов не подозревал, что такие еще существуют.

— Наливку будете? — мимоходом осведомилась жена хозяина.

Климов не знал, что это такое. На всякий случай он отрицательно покачал головой.

— Будешь, — усмехнулся Белобров.

Когда Климов возник на пороге этого странного жилища, Белобров сразу отметил:

— Вижу, ты выключил сканер.

— Все равно не поможет.

Белобров был все тем же — на вид спокойный крестьянин-тормоз без затей. И дом его такой же — без затей, какой есть, никому себя не навязывающий, но чистый, надежный, добротный.

От наливки мозги окончательно заснули, зато на душе стало гораздо приятней.

— В этом доме я родился, — тем временем бесстрастно рассказывал Белобров. — Там, за южной сопкой, местное кладбище, могила родителей. Я не помню или не хочу помнить, что происходило со мной после их смерти. Я помню мамины руки, все ее прикосновения и эту веранду, смех отца, звездный клочок над этим домом, в который смотрел, лежа на сене, и не мог насмотреться. Мама наливала мед в плошку, как это делает сейчас жена. Когда потом я тысячу раз умирал и тысячу раз убивал, разбитый в прах, с пустой душой, я уцелел только потому, что в памяти все лился и лился мед моего детства.

Климов вздрогнул.

— Мои дети после курса развития личности хотят вернуться сюда. Я каждую неделю навещаю их в городе, — все тем же бесстрастным тоном продолжал Белобров. — В городе неплохо, но они хотят вернуться. Я должен сохранить дом для них.

— Тебе это не удастся. После войны здесь ничего не останется, — Климов махнул еще одну стопку. — Тебе найдут такую же долину с сопками — я лично прослежу. Построят тебе такой же дом — лично проверю. Только решай быстрей. Времени совсем нет. Я свою контору знаю: если нам поручили организовать войну, все разнесем строго по плану. Как бы мы ни были сильны, не нам бороться с Господином Миропорядком. Ты сам хорошо знаешь: когда перед ними стоит дилемма «человек или принцип», всегда выберут принцип. Если уж они на все готовы, обдери их, как липу, чтобы покувыркались, выполняя обещания.

— Боюсь, ты просто не можешь понять. У меня встречное предложение. Передай им, что буду стоять до конца. Там еще сохранились люди, которые помнят, как я это умею делать.

На сей раз в кабинете президента НОП «Война и мир», кроме генерала Винник, присутствовали два мутных молчаливых господина в синей униформе, которая делала их похожими на технический персонал компании. Их лица, словно подтертые ластиком, который убрал все проявления индивидуальности, не выражали ровным счетом ничего. Генерал Винник больше не костерила майора Климова, не грозила ему увольнением или какой-либо служебной расправой. Она давала ему последний шанс.

— В ходе дополнительных переговоров нам пришлось признаться противнику в этой проблеме, — сдержанно говорила Винник, глядя куда-то мимо Климова. — Формально присутствие Белоброва в зоне военных действий означает, что мы используем не согласованное с противником оружие. При этом использование на Земле специалистов, подобных Белоброву, запрещено секретным Шанхайским соглашением. Если мы не можем решить проблему с Белобровым, мы проигрываем эту войну. Однако Наблюдательный совет вошел в наше положение и присудил «ничью». Теперь мы будем совместно с противником эксплуатировать участок на Луне. Все было бы хорошо, но в их государстве намечаются выборы, и нынешнему президенту нужна победоносная война любой ценой. Их подрядчики в ходе пиар-кампании распалили в нации такую заинтересованность в этом лунном участке, что «ничья» не прокатит. Иначе нация прокатит президента на выборах. Договорились так: мы отводим свои войска, Мирный Трибунал и Наблюдательный Совет закрывают глаза, противник уничтожает Малые Силки с Белобровым или без него и — соответственно — побеждает в войне. А потом вроде как делает жест доброй воли, дарит нам сотрудничество в эксплуатации лунного участка.

— Нет, прошу вас, им. надо объяснить… — непроизвольно привстал с места Климов.

— Решение окончательное, — отрезала генерал Винник. — Мы хотим предоставить Белоброву еще один шанс. Противник поделился с нами технологией, как его можно вырубить. Господа, объясните майору…

Два господина в синей униформе подошли к Климову. Один из них достал из кармана небольшую плоскую коробочку. В коробочке лежал непонятный квадратик — Климову показалось, что это старинная марка.

— Полоска биоткани, — объяснила Винник, видя замешательство Климова. — Рассасывается без следа при контакте с кожей. Пропитана раствором, созданным на основе ДНК Белоброва. По сути, это яд, который подействует только на него. Яд не убьет его, лишь мгновенно усыпит на несколько дней. Полоску надо приклеить к коже при прямом контакте с человеком, например, пожав ему руку. На вас ткань не будет реагировать. Подчеркиваю, это последний шанс не только для Белоброва, но и для вас, майор. Разумеется, в том случае, если вам все еще нравится работать в компании «Война и мир».

Надоела эта клонированная кукла Наими. Из-за «межличностной аллергии» так и не решился познакомиться с натуральной, нормальной женщиной. Кислородный душ — сплошное надувательство. Вместо санитарного пара куда как лучше было бы утром встать под поток свежей прохладной воды, чтобы кожа горела от животного восторга. Органический завтрак, если задуматься, тоже полная туфта — на вкус бумага бумагой. От поездок в скоростном лифте уши закладывает. Кабинет — как кладовка. «Война и мир» ворочает миллиардами, а на офисных площадях экономит. От сканера собственные мозги болят. И потом — так ли важно знать, что происходит в головах других людей? Пусть каждый со своей начинкой разбирается сам.

Его жизнь не такая уж правильная, если мысленно взять беспощадный микроскоп, чтобы рассмотреть все детали. Все винтики и шестеренки смазаны, начищены, подогнаны, работают отлично. Но в идеальном порядке дней отсутствует нечто важное — вещь, за которую не жаль и жизнь отдать. Ничего святого. Ничего, что хочется назвать своим.

Климов неожиданно захлебнулся детской обидой. Вида не показал, унял приступ. Напротив сидела генерал Винник, высматривая в покорном подчиненном скрытые изъяны и грехи. Возможно, она пыталась внушить ему позитивные установки. Винник не поленилась лично сопровождать его до Малых Силков, словно не верила, что Климов долетит до места без фокусов. Очевидно, женская интуиция все же существует, даже у генералов в юбке. Вездеход скользил над кронами деревьев, филигранно обходя рвущиеся из общей массы вершины. Совсем как он скользит по жизни, огибая острые углы, прикрываясь своей аллергией.

Винник вложила ему в ладонь полоску биоткани и выдала последние наставления:

— Включите сканер. Это поможет продержаться. Сразу пожмите Белоброву руку, пока не успел считать ваше волнение, и назад. Дальше мы сами разберемся.

Она сдала Климова на руки лейтенанту Гаврилову, который должен был возглавить боевую группу в несостоявшемся сражении. Гаврилов — звезда последних войн, отличник боевой подготовки, один из самых перспективных сотрудников компании — проводил Климова до звонкой речки, за которой начинались первые дома Малых Силков.

— Дальше Белобров нам не велел ходить, а то убьет, — весело объяснил он. — Чудной мужик. Вкопал по периметру деревни квантовые стингеры. Мы все рассмотрели. А в огороде у него электромагнитный излучатель. Бедный. Думает, это спасет. Вот мы к вечеру уйдем — и на рассвете все достанется врагу.

Климов, горбясь, нехотя перешел речку. Это несложно, когда воды едва за щиколотку. Он оглянулся, поискал глазами Гаврилова, но того и след простыл. Климов раскрыл ладонь и сильно дунул на полоску биоткани. Пропитанная ядом материя взметнулась вверх и тут же с элегантного разворота легла в воду, чтобы затеряться среди обкатанных рекой камней.

На крыльце своего дома Петр Белобров сосредоточенно строгал ножичком корявую деревянную ложку. На кухне его жена гремела посудой. Пахло теплым творогом и зрелой листвой. Спелое, как яблоко, лето падало в руки молодой осени.

— Принес новые предложения от компании? — хмыкнул Белобров.

— Больше предложений не будет. Компания договорилась с противником. Малые Силки сдадут. Наши формирования к вечеру снимут. Завтра противник разнесет поселок. Они уже здесь, за восточной сопкой. Еще не поздно уйти. Подумай.

— Зна-чит, бу-ду во-е-вать, — по слогам констатировал Белобров. Он поднял голову от работы. — Что-то еще?

— Хочу попроситься на ночлег. Будет лишняя пристройка? Подышу свежим воздухом, вылечу аллергию.

— Оставайся, если не боишься шума, — просто согласился Белобров.

— Больше не боюсь. Научишь обращаться с оружием? Честно говоря, сколько в компании работаю, а воевать никогда не пробовал, — Климов присел рядом с Белобровым.

— Все бывает в первый раз, — Белобров снова углубился в работу.

— Ты в курсе, что они дезактивировали половину вживленных в тебя устройств?

— Но половина осталась. Прорвемся.

Перед закатом на дороге, ведущей к дому, появился лейтенант Гаврилов.

— Не убивайте! Я — свой! — орал он во все горло, размахивая импровизированным «белым флагом» парламентера — к кривой палке был приделан гибкий экран карманного телевизора.

Белобров как раз обучал Климова обращаться с электромагнитным излучателем.

— Не надо его подпускать, — предупредил Климов. — Вдруг провокация? Это Гаврилов из компании, командует «нашими».

Белобров присмотрелся в сторону парламентера.

— Не похоже на провокацию. Я не чувствую.

Гаврилов аккуратно сложил у калитки «белый флаг» и вошел во двор.

— Гаврилов, что ты здесь делаешь? — хмуро спросил Климов. — Вы должны были уйти.

— Мы с ребятами посовещались и решили никуда не уходить, — Гаврилов снял шлем и почесал бритый затылок. — Мужик, говори, что делать, а мы подхватим.

— Гаврилов, ладно я… Я — конченый для компании человек, — улыбнулся Климов. — А вот тебя точно с работы уволят.

— Больно надо, — беспечно отмахнулся Гаврилов. — Я сам уволюсь. Воюем-воюем, а спроси — из-за чего? «Участок на Луне». Глупость какая-то. Надоело. Здесь хоть дом — все-таки святое. Не бойся, мужик, мы их близко к дому не подпустим. Теперь нам есть, за что воевать.

На рассвете противник пошел в атаку. К полудню все было кончено. Дом не пострадал. На веранде Белобров и его бойцы, порядком уставшие, но не остывшие от победы, сели пить чай.

Как там обстоят дела в Бычьем Роге или на Луне, им было решительно наплевать.