Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
В страстную субботу адмирал Макаров приказал миноносцам «Грозовой» и «Выносливый» приготовиться к походу и перед выходом в море подойти к флагманскому кораблю.
Перед заходом солнца оба миноносца отшвартовались у борта броненосца «Петропавловск». Вскоре появился адмирал Макаров и приказал всей команде собраться на палубе и его окружить. Тут адмирал, со свойственной ему особенной серьезностью и сердечностью, обратился к нам с кратким словом, что «наступает Праздник Воскресения Христова, наш наибольший христианский праздник, но сейчас война, и вот я вас избрал в эту ночь охранять всех нас, дабы все остальные могли на короткое время забыть войну и сосредоточиться в молитве. Дай Бог вам исполнить этот святой долг!»
Как засверкали во всех глазах энтузиазм, гордость и радость за такое доверие. Обоим командирам – Шельтингу и Рихтеру – он пожал руку и ушел на свой корабль, а мы в море. Какая была темная ночь! Только легкая рябь покрывала море и густые облака только изредка пропускали свет звезд.
Но в нас было светло, никогда еще мы так жадно не ожидали увидеть неприятеля и накинуться на него, как в эти часы. Мы почему-то были уверены, что в эту ночь непременно будет стычка с ним, либо миноносцы появятся, или вновь брандера, но проходил час за часом. Около полуночи к нам прибыл сам адмирал Макаров и провел два часа на «Выносливом», а потом пересел к нам на «Грозовой». Стоит на мостике, иногда пройдется по палубе, осматривает орудия и минные аппараты – и везде разжигает восторг и внимание. Час проходит за часом и на востоке появляется светлая полоса. Внимание всех обращено на темный западный горизонт с надеждой, что, может быть, покажется неприятель, но и это тщетно. Адмирал приказывает идти в гавань, высаживается на «Петропавловск» и, прощаясь, говорит:
«Через час буду у вас разговляться». Вновь охватывает всех восторг. Не чувствуется усталость напряженной ночи. Вот появляется аналой, священник, откуда-то куличи и яйца и уже по набережной приближается адмирал, кивает священнику и радостно, торжествующе раздается: «Христос Воскресе из мертвых!», и эти же люди, которые только что ночью не только готовы были жертвовать своею жизнью, но даже досадовали, что все еще не было неприятеля, теперь рады, что – живы и невредимы и славят Господа Бога своим пением «Христос Воскресе!».
По окончании богослужения адмирал сказал, что Господь был милостив, что охранял нас эту ночь от кровопролития, потом похристосовался со всеми и оставил неизгладимую память у всех нас, участвующих.
Это была моя самая лучшая Пасха!
Наш отряд занимал большой луг. Были вырыты глубокие окопы, где мы и жили. Против нас стояла венгерская пехота, тоже окопавшаяся. Мы наблюдали друг за другом, но в дело не вступали. На этом участке фронта царило полное затишье.
Галицийская весна давно вступила в свои права, покрыла землю сочной травой. Солнце жгло, в полдень стояла духота. Людей мучила жажда, воды нигде не было.
Посредине луга, между нами и венгерцами, чернел низкий колодезный сруб, а над ним – багор, одинокий, покинутый. Вероятно, раньше здесь находилась ферма, но артиллерия, свирепствовавшая в течение многих дней, сделала свое дело; уцелел только колодец и багор.
Занялся день.
– Братцы, да ведь сегодня – Пасха! Христос Воскресе! – раздался чей-то хриплый голос.
– Воистину воскрес! – вяло раздалось в ответ.
Удивительное дело: с каким нетерпением ожидался Светлый праздник, как внимательно считали недели, дни, и вдруг… равнодушие. Вот они – лишения-то! Чего с людьми не сделают!
Кое у кого просветлели лица. Заглушенно послышались пасхальные приветствия. Где-то христосовались.
– Хорош праздничек! – иронизировал кто-то.
– Кабы водицы, то ничего бы…
Солнце поднималось все выше, становилось душно.
Вдруг в окопах народ поредел. Я высунул голову. Вижу, двое моих солдат направляются к колодцу, за ними еще человек десять. Хотел было крикнуть, да почему-то не сделал этого. Я полез к своему месту за биноклем. Смотрю – вся моя рота и другие мирно стоят у колодца, по очереди прикладываются к ведру и, напиваясь, отходят и дают место товарищам.
Никто не отдавал солдатам приказания, никто не разрешал. Как так? Мысленно ругаюсь, мысленно угрожаю, но через момент оправдываю их – жажда!
Гляжу в бинокль: венгерцы лежат, ружья у них на прицел, не сводят глаз с колодца, но не стреляют. Ждут, видно, что будет дальше.
Время тянется мучительно долго, минута кажется часом. Ну, на душе полегчало: люди мои идут обратно. Но не спешат, точно за спиной свои же. А что, если неприятель вдруг откроет огонь? Но нет – тихо.
Наконец-то! Молитвенно поднимаю глаза к небу, уста невольно шепчут благодарственные слова: все кончилось благополучно. Люди на своих местах, никто не пострадал, ничто не изменилось.
Один только солдатик еще на лугу. Что-то держит бережно в одной руке, а другой машет перед неприятельскими окопами.
Прислушиваюсь, и до ушей явственно долетает:
– Ну, честной враг, теперь твоя очередь! Выходи, напейся! Христос Воскресе!
Там поняли. Один за другим выпрыгивают из окопов венгерцы и направляются к колодцу. Противника, видно, тоже донимает жажда. У колодца повторяется та же картина, только действующие лица иные: вместо грязных хаки, пестрые венгерские куртки.
Проходит полчаса. Напились и враги. Почему-то решаю пробрать своих людей. Отнимаю бинокль от глаз – предо мною солдатик, тот самый, что задержался на лугу дольше всех.
– Ваше благородие, с великим праздничком! Христос Воскресе! Извольте испить…
У меня перед носом фляга, полная воды. Забыв все, хватаю флягу, опорожняю ее. Хочется ее самое проглотить. Но тут же бросаю ее в сторону и обнимаю солдатика:
– Воистину воскрес!
Сзади раздался сигнал о наступлении. Зашевелилось все в окопах у нас – «там» тоже. Началась перестрелка, затявкал, как злая собака, пулемет, за ним другой, третий…
Пошли в атаку, завязался бой…
Через час вокруг колодца, где так мирно утоляли свою жажду противники, валялись убитые, стонали раненые.
По-прежнему чернел колодезный сруб и возвышался багор, молчаливый свидетель столь быстро сменившихся картин боевой жизни…
Войти с помощью соц. сетей: