Все войны развязывают великие люди, вызывающие духов злобы, а заканчивают ее маленькие люди, хранящие в сердце свет и добро. В итоге именно им Бог дает Землю.
В 1942 году в нашем дворе поселились немцы. Они рассредоточились по жилым кварталам Армавира в надежде, что красные не будут бомбить жителей. Они ошибались, но тогда этого никто не знал.
Время войны для города стало адом.
Сначала бомбили немцы. Родня с соседями залезли в выкопанную траншею, положили сверху двери и несколько слоев матрацев. Бомбили жутко. Один из прадедов оглох, другому старому соседу что-то оторвало. Но наш дом был далеко от центра. В центре бомбили очень жестоко.
Было страшно, но народ не терял чувства юмора. Один из снарядов упал рядом с нужником и взрывом заляпало абрикосовое дерево вредного соседа. Народ шутил, что нет худа без добра.
Красные бежали из города, бросив даже архивы НКВД и награбленное чекистами добро. Отец с другими мальчишками сразу ринулись в это здание. Добычей стала именная казачья сабля, гармошка и куча медалей, сорванных с безвестных героев. Отцу досталась медаль «За покорение „боксерского восстания“ в Китае».
Где ты лежишь, герой, без своей медали?
Потом мальчишки бросились во двор заготконторы. Там уже все разграбили и добирали мед из огромного чана. Взяли мед и побежали домой.
Вдруг видят, как вдоль по улице несется немецкий самолет и палит из пулемета. Когда самолет подлетел, отец увидел даже лицо летчика. Немецкий офицер прекрасно видел, что ему навстречу бегут дети, и дал очередь из крупнокалиберного пулемета. Девочку Сашу восьми лет, которая бежала слева от 12-летнего брата – моего будущего отца, – разорвало напополам…
Летчик люфтваффе, казалось бы, белая кость, скорее всего, дворянин… И такая низость и необъяснимая злоба. Растлили даже элиту.
Придя в город, немцы первым делом поставили на центральной площади города виселицы. И тут же повесили четверых мужчин. В здании нашей школы устроили гестапо.
На перекрестках дорог в жилых кварталах сложили бочки с бензином и пригрозили, что сожгут квартал, если что будет «не так».
Город пришел в шок от такой азиатской жестокости. Ужас достиг предела, когда узнали, что за городом расстреляли шесть с половиной тысяч евреев и коммунистов. У нас на Кавказе соседние народы не всегда дружат. Ну, как-то можно понять ненависть немцев к коммунистам. Все-таки враги по оружию. Но убить детей, женщин и стариков-евреев… как-то совершенно невообразимо.
Город у нас многонациональный. В школе со мной учились немцы, болгары, греки, финны, литовцы, поляки, татары, армяне. Конечно, мы как-то отличались и даже обижали друг друга по этому поводу. Но взять и убить наших соседей, с которыми все мы притерлись, – это немыслимо. И сейчас поражает эта невероятная злоба немцев.
В нашем дворе остановилось отделение немцев.
Молодой лейтенант приходил к моей бабушке Агафии, давал муку и просил печь хлеб и пышки солдатам. Часть хлеба всегда оставлял детям.
Он часто молча смотрел на то, как бабка хлопочет на кухне, и вздыхал:
– Вы очень похожи на мою маму.
Однажды мадьяр из этого немецкого отделения пристал к Агафии. Она толкнула его. Он озверел, вытащил кинжал – у них были такие длинные ножи с надписью Alles fur Deutschland и заорал:
– Юда!!!
Казачка не знала, что такое «юда» – по-немецки «еврей», – и крикнула:
– Сам юда!
А венгр был на самом деле «черным», и немцы его не любили. Солдаты засмеялись.
Он зарычал и замахнулся кинжалом. Его руку перехватил здоровенный рыжий фриц. Немцы все обернули в смех. Повернули его спиной и стали играть в «Угадай, кто стукнул», давая венгру пинки и затрещины. И побили довольно сильно.
Потом немцы поставили палатки на перекрестке наших улиц.
Когда подошла родная Красная армия, то уже она стала стрелять из «катюш» по жилым кварталам – вроде как по немцам на улицах. Родня опять залезла в окоп и пережила еще один день ада на земле. Один снаряд попал точно в палатку молодого немецкого офицера.
Потом начались потери среди родни. Один за одним погибали дядья и братья. Начался ужас тыловой жизни, полный голода, нищеты и изнуряющего труда.
Бабка с детьми батрачила по станицам и хуторам за еду. Шила, пекла, делала флористические композиции из маленьких искусственных цветов и продавала. Особенно народ любил маленькие букетики из фиалок и ландышей.
Пришла Победа, и она была оглушительной. У нас в городе народ обнимался и плакал от радости.
В нашей семье много мужиков осталось лежать в чужой земле. Мы с родней очень долго ездили на братскую могилу дядьев, легших в землю на «Голубой линии» за Краснодаром.
Обычно траву и ландыши накрывали огромной скатертью, все ложились и начиналась тризна. Пили за помин, за Победу. Но никогда эти очень личные праздники не были угрюмыми.
Я вспоминаю атмосферу, которая царила между фронтовиками, когда они собирались в доме деда. Спокойные мужики. Ходили на работу, пели по праздникам и отмечали Победу, как самые обычные люди.
Эти люди умерли хорошо. Честно жили и честно отдали Богу душу. Нам без них скучно. Но им у Бога хорошо. Мы гордились убитыми. И радовались, что, когда пришла наша очередь держать оружие Родины, никто из нас не сробел, не откосил и не опозорился. Нас бы таких домой не пустили.
Какой-то немец отнял у меня моего деда, которого я никогда не держал за руку. Какие-то богатые и злые люди в ухоженной и уютной Германии решили, что мы не заслуживаем права на жизнь, и вогнали нас в жесточайшее горе, оставив травму страха и голода на всю оставшуюся жизнь. Как получилось, что какому-то немцу было дано право превратить детство моих родителей в страдание и муку?
Наше празднование Победы – это демонстрация того, что мы больше этого никому не позволим сделать. Семейное празднование – это не только поминовение, но и косвенное обещание родным, что если война повторится, то на нас, русских мужиков, они могут положиться.
В нарастающем сумасшествии сегодняшнего дня есть одно спасение: Бог и вера настоящих людей, не поддающихся гипнозу пропаганды.
Есть те люди, которые сжигают мосты, и есть те, кто их наводит. Войны начинаются одними людьми, а кончаются другими. Дай Бог, чтобы мы были теми, кто будет завершать это озлобление.
Одни рушат, а мы будем не уставать восстанавливать. Они будут брать в руки оружие, а нам лучше брать в руки ладони других добрых людей – по ту сторону границ. Это была не наша война. Нашей была только Победа. Дай Бог, чтобы и дальше было так, чтобы ни одна война не стала нашей.
Сегодня трудно говорить и требовать христианской любви, особенно к врагам. Она и в мирное время – удел святых людей и редкий дар Бога. Сейчас же любовь к врагам – настоящий подвиг, которого не приходится ожидать от обычных людей.
Нам всем, простым людям, остается только одно – не дать душе поддаться духу времени и озлобиться. Нельзя позволить себе увидеть в другом человеке зверя. Важно уметь выслушать друг друга, понять, в чем наша проблема, и подумать о том, что, может быть, ее решение – более простой путь, нежели война и убийство. Может, мы просто не хотим слушать друг друга, потому что это невыгодно?
Пропаганда делает так, что правда, справедливость, право с их подачи оказываются замаскированным злом. Обычному человеку очень и очень трудно удержаться от лести и действия обмана.
Но нам Богом дано различение добра и зла. Надо внимательно следить, что рождается в нашей душе под действием всепроникающей агрессивной пропаганды – добро или зло. Пустившись по волнам зла, мы неминуемо будем унесены течением в ад.
Ни в коем случае мы не должны переступать границу зла, что бы нам ни говорили. Потому что война начинается тогда, когда масса зол отдельных маленьких личностей достигает предельного уровня и рушится плотина, сдерживающая зло. В это время каждая искра зла по отношению к людям может стать причиной обращения души в пепел. Наше маленькое зло может стать последней каплей обвала плотины.
Нам кажутся неодолимыми силы зла, развязывающие войны. Войны кажутся играми гигантов над нашей головой. Это не так. Зло питается каплями нашего маленького зла.
Надо помнить: воздерживаясь от зла, мы остаемся с Богом. Сочувствие и жалость к людям, охваченным болезненной злобой, и тем, кто нам кажется врагом, – это уже разворот в сторону от границы зла и первый шаг к Богу. Бог и только Бог является Источником мира и счастья. Его надо держаться в любой ситуации.
Для настоящего христианина не фатерлянд, а Бог превыше всего.
Как бы это ни было трудно, нужно оставаться верным Богу, а не экономике, праву, нации и партии. Верность заключается в усилиях видеть в другом человеке икону Бога. Эта икона может быть расколотой, полустертой, но все равно требующей уважения к Первообразу.
Странно писать об этом в современной Европе.
Как только мы вместо людей увидим дьяволов, в тот момент не только начнется война, но это будет началом гибели нашей души. От чего спаси нас, Господи.
Что до Победы, то лучшим ее празднованием мне кажется то тихое созерцание и светлая печаль, какая была у нас в семье в те прекрасные майские дни, – и конечно, молитва об упокоении жертв этой бойни и умножении любви.
Это и есть самое главное.