Глава двадцать первая

Ты мне «теле» не гони, ты мне дело говори!

Отцов у ребенка может быть много, а мать – одна.

Название этой главы может показаться странным: что за «теле» такое, которое не надо гнать? Телефон? Телевизор? Телепатия? Телеграмма?

Нет, речь у нас в этой главе пойдет о телего́нии, биологической концепции, существовавшей в XIX веке и первой половине века ХХ. Кое-кто верит в эту концепцию и сейчас, несмотря на то, что она давно опровергнута и отвергнута. Но, как говорится, если человеку хочется во что-то верить, то он будет в это верить, сколько его ни разубеждай и сколько кольев у него на голове не обтесывай (согласитесь, что у некоторых народных присказок-поговорок совершенно жуткая подоплека, верно?).

Опять же – телегония признавалась в Советском Союзе в сороковых-пятидесятых годах прошлого века, в пору гонений на генетиков и отрицания генетики как науки. А любая концепция, признанная на государственном уровне, укореняется в народной памяти надолго. Особенно, если она имеет широкое практическое применение и понятное объяснение. Вдобавок в наше время стало модным «опровергать» давно доказанные истины, вроде той, что наша Земля круглая, и реанимировать давно похороненные гипотезы. Это же так увлекательно – перетряхнуть багаж научных знаний, накопленных человечеством, белое назвать черным, а черное – белым, блеснуть умом во всей его ослепительной остроте… Вот и блещут до рези в глазах.

Но вернемся к нашей телегонии.

С биологической точки зрения (исключительно с биологической, не спешите возражать и опровергать!) смысл существования любого организма заключается в том, чтобы произвести потомство. Для людей этот аспект тоже очень важен, хотя далеко не все люди считают, что живут они в первую очередь воспроизводства ради. Некоторые так вообще сознательно не хотят иметь детей. Но большинство – хочет. И половину из этого большинства составляют отцы. А каждому отцу хочется, чтобы его ребенок был похож на него, а не на соседа или какого-то еще постороннего добра молодца…

Вот тут-то впору вспомнить о телегонии.

Телегония – это концепция или, если хотите – гипотеза, согласно которой спаривание с предшествующими сексуальными партнерами, а особенно – с самым первым из них, существенно сказывается на наследственных признаках потомства женской особи, полученного в результате спаривания с последующими партнерами.

Трудновато для понимания?

Тогда скажем проще – каждый сексуальный партнер, и прежде всего – самый первый, оставляет в женщине часть своих генов, которые она передаст своим детям. Было у женщины, к примеру, десять партнеров, от которых она не собиралась иметь детей, а просто занималась с ними сексом. Потом в ее жизни появился одиннадцатый партнер, от которого она забеременела. Только вот какая закавыка получилась – ребенок не столько оказался похож на своего папашу номер одиннадцать, сколько на всех предыдущих кавалеров мамаши. Скопом, то есть оптом. От одного цвет волос унаследовал, от другого – оттопыренные уши, от третьего – цвет глаз… Счастливый отец в ярости, несчастная мать в шоке – ну как такое могло получиться?!! Семейное счастье на грани развала…

А ведь еще старина Аристотель предупреждал, что жениться следует только на девственницах и потомство заводить с ними же. Чтобы будущая мать прежде ни с кем ни-ни и ни жу-жу! Только в этом случае можно надеяться на то, что сын или дочь уродятся в отца, а не в проезжа молодца и не в соседа-подлеца.

Если честно, то знаменитый древнегреческий философ Аристотель, ученик не менее знаменитого Платона и воспитатель суперзнаменитого Александра Македонского, насчет женитьбы никаких советов не давал. Во всяком случае, свидетельств этому не сохранилось. Возможно, что для мыслителя подобного уровня эта тема была мелковатой и чересчур приземленной. Просто среди множества предположений, выдвинутых Аристотелем, было и предположение о том, что признаки наследуются не только от пары родителей, но и от других самцов, с которыми мать имела половую связь (или, как вариант, от которых мать имела предыдущие беременности).

Ну, показалось однажды Аристотелю, будто один жеребенок не столько похож на своего биологического родителя, сколько на других жеребцов из конюшни. Он задумался – и породил гипотезу. Но, ясное дело, ничем ее не доказал. В четвертом веке до нашей эры не было средств для подобных доказательств. Да и сам Аристотель на этой гипотезе особо не зацикливался. Высказал – и забыл. Даже названия ей не придумал. У него, гения древнегреческого, этих гипотез было в день по дюжине, ученики записывать не успевали.

Название в XIX веке придумал немецкий зоолог и эволюционист Фридрих Вейсман. ХIХ век можно назвать веком расцвета телегонии, когда аристотелевскую гипотезу пытались научно обосновать… И едва не обосновали (шутка). Чего стоит одна только кобыла лорда Мортона, удостоившаяся внимания самого Чарльза Дарвина.

В 1820 году член Лондонского королевского общества по развитию знаний о природе лорд Мортон сообщил президенту общества о следующем наблюдении. Желая культивировать кваггу (вымершее ныне животное, подвид зебры), Мортон скрестил кобылу с жеребцом квагги, а впоследствии скрестил ту же кобылу с белым жеребцом и получил от этого скрещивания потомство, имевшее ряд признаков квагги – жесткий шерстный покров, гнедую масть, темные пятна и полосы вдоль хребта, по плечам и задним участкам ног.

Годом позже наблюдение лорда Мортона было опубликовано в научном сборнике общества вместе с другим наблюдением, согласно которому скрещивание черно-белой свиньи с диким кабаном повлияло на окраску поросят, полученных от последующих скрещиваний этой свиньи с домашним хряком. Поросята имели коричневую окраску шерсти, наблюдавшуюся у дикого кабана, который не был их отцом.

Лондонское королевское общество по развитию знаний о природе (The Royal Society of London for the Improvement of Natural Knowledge) представляет собой одно из старейших научных обществ в мире (оно было создано в 1660 году) и самое авторитетное научное общество Великобритании. Девиз общества: «Nullius in verba», что переводится с латыни как «Ничего со слов», иначе говоря – все утверждения должны быть доказаны не на словах, а на деле.

Два опубликованных наблюдения, сделанные разными членами общества, могли считаться веским доказательством, подтверждающим древнюю концепцию телегонии. Собственно, таковыми они и считались на протяжении всего ХIХ века. Двумя доказательствами научное сообщество не ограничивалось – подтверждения сыпались как из рога изобилия. Согласитесь, что нетрудно отыскать у индивида хотя бы по одному сходству с предыдущими партнерами его матери. Один какой-нибудь признак всегда да найдется… Вот вам и еще одно доказательство, еще один камень в фундамент телегонии.

Кобыла лорда Мортона и коричневые поросята попали в качестве примеров в труд Чарльза Дарвина «Изменения животных и растений в домашнем состоянии» («The Variation of Animals and Plants under Domestication»), опубликованный в 1868 году.Закончив приводить примеры, Дарвин написал: «Подобные случаи происходят настолько часто, что внимательные скотоводы избегают спаривать высокопородистых самок какого бы то ни было животного с самцами худшего качества, так как в последующем потомстве, на которое они рассчитывают, могут оказаться недостатки».

И в наше время некоторые заводчики боятся того же самого, несмотря на то, что телегония была убедительно опровергнута более ста лет назад.

В 1899 году британский зоолог и селекционер Джеймс Юарт опубликовал результаты своих опытов, которые по месту проведения были названы «Пеникуикскими экспериментами».

Юарт спаривал восемь чистопородных кобыл с жеребцом зебры и в результате получил тринадцать гибридов-зеброидов. Затем он спаривал тех же самых кобыл с жеребцами той же породы и получил восемнадцать чистокровных жеребят, не имевших никаких признаков зебры. А ведь такие признаки непременно должны были бы проявиться…

Схожие результаты, опровергающие концепцию телегонии, были получены в опытах русского биолога Ильи Ивановича Иванова, который также скрещивал кобыл с зебрами в заповеднике Аскания-Нова (ныне это Херсонская область Украины).

Позиции кобылы лорда Мортона в качестве доказательства были настолько крепкими, что для опровержения ученым пришлось также скрещивать лошадей с зебрами. Они бы и с кваггами скрещивали, да вот беда – квагг к концу XIX века не осталось. Последняя дикая квагга была убита в 1878 году, а пятью годами позже в зоопарке Амстердама умерла последняя квагга из содержащихся в неволе. Так что Юарту и Иванову пришлось брать для своих опытов зебр как ближайших родственников вымерших квагг, чтобы опровержение соответствовало доказательству. А то бы вместо дорогого и долгого спаривания лошадей (беременность у лошади длится 11-12 месяцев) можно было бы поставить идентичный эксперимент на мышах или, скажем, кроликах.

Но откуда же тогда появились полосы и прочие признаки квагги у лошади лорда Мортона? Неужели достопочтенный Джордж Дуглас, шестнадцатый лорд Мортон, сфальсифицировал доказательство, перекрасив обычную кобылу под квагга-гибрид? А его коллега по Лондонскому королевскому обществу Дэниел Джайлс проделал подобный «фокус» с поросятами?

Нет, конечно. Вряд ли бы члены столь уважаемого научного общества опустились бы до фальсификаций. Полосы с пятнами, как и коричневая окраска поросят, представляли собой проявление атавизма – признака, свойственного отдаленным предкам. Атавизмы проявляются случайным, непредсказуемым образом. С генетической точки зрения атавизм представляет собой результат так называемой генетической реверсии – вторичной мутации (или нескольких мутаций), восстанавливающей генетическую информацию, измененную первичной мутацией. Был у лошадей когда-то такой признак, как неровный полосатый окрас, да исчез у большинства особей в результате мутации, сохранившись только у зебр и квагг. Но очередная мутация вернула этот признак кобыле, у которой в роду ни одной зебры или квагги не было. Но сложилось так, что когда-то мать этой кобылы спаривалась с жеребцом квагги. Случайность, только случайность, и ничего, кроме случайности… А никакое не «доказательство».

«Доказательство» телегонии может быть результатом другой случайности – проявления скрытого (рецессивного) признака при благоприятном сочетании родительских генотипов. У гетерозиготных особей вследствие подавления рецессивного аллеля доминантным этот признак не проявляется. Но подавляемый признак проявится, если в результате скрещивания двух гетерозиготных особей образуется гомозиготный гибрид по данному рецессивному аллелю (вспомните закон расщепления Менделя). Когда-то в качестве «доказательства» телегонии приводилось рождение голубоглазого ребенка у кареглазых родителей. Если в прошлом у матери был кавалер с голубыми глазами, то… Ну, вы понимаете.

Интересная и показательная деталь – все «доказательства» телегонии были получены не в ходе научных экспериментов, направленных на доказательство этой гипотезы, а случайным путем – в результате скрещиваний, производимых с целью выведения новых пород и т. п. В ходе своей работы селекционер вдруг делал наблюдение и спешил поделиться им с миром. Но никто никогда, в том числе и такой ярый сторонник телегонии, как французский биолог Феликс Ле-Дантек, посвятивший этому явлению отдельную главу в своем труде «Индивид, эволюция, наследственность и неодарвинисты», опубликованном в 1889 году, не поставил серию экспериментов по скрещиванию только для того, чтобы доказать существование телегонии.

Оцените разницу между целенаправленным экспериментом и наблюдениями, собранными «с бору по сосенке», отовсюду и бессистемно. Как только речь дошла до целенаправленных экспериментов – у Юарта, Иванова и других исследователей, – никаких доказательств в пользу телегонии получено не было.

А этих целенаправленных экспериментов было много. На протяжении всей первой половины ХХ века ученые не раз пытались подтвердить или опровергнуть гипотезу, которая буквально засела занозой в уме у научного сообщества. Скрещивали и лошадей, и собак, кроликов, и крыс, и дрозофил, без которых в генетике никак не обойтись, и в большинстве случаев не получали никаких доказательств телегонии. А если и получали, то эти доказательства не выдерживали вдумчивого пристального рассмотрения – сразу же «лопались», словно воздушный шарик.

Новое – это хорошо забытое старое. В наше время отдельные энтузиасты от науки, вопреки всему (в том числе и вопреки здравому смыслу) пытаются доказать телегонию. Что ж, такой энтузиазм – дело полезное, поскольку не раз случалось так, что придет какой-нибудь гениальный энтузиаст – Лобачевский или Эйнштейн – и, образно говоря, перевернет науку вверх ногами. Науке такие «упражнения» только на пользу, поскольку застой и косность ни к чему хорошему не приводят. Опять же, «крепким» теориям пересмотр только на пользу, а «хилым», то есть высосанным из пальца, никакие новые попытки «реанимации» не помогут. Такова научная селяви.

Из телегонии в наше время пытаются сотворить «научный аргумент» в пользу добрачного целомудрия, а также телегония служит пугалом для не сведущих в генетике заводчиков животных. Кстати говоря, из телегонии без особого труда можно сделать «научный аргумент» не в пользу, а против целомудрия. Сторонники добрачного целомудрия советуют воздерживаться от половых контактов до брака на том основании, что в противном случае дети будут похожи не только на отца, но и на прочих мужчин, с которыми их мать имела добрачные связи. Но если посмотреть на ситуацию с другой стороны, то можно напротив рекомендовать женщинам как можно чаще вступать до брака в связь с красивыми и умными мужчинами в интересах своих будущих детей. По принципу «чем больше – тем лучше». А что такого? Красоты и ума много не бывает.

А теперь давайте поговорим серьезно. Давайте нанесем два сокрушительных удара по телегонии, используя базовое знание генетики.

Удар первый. У млекопитающих (давайте говорить только о них, чтобы не растекаться мыслью по древу) каждый сперматозоид и каждая яйцеклетка содержат одинарный (гаплоидный) набор хромосом. содержит другой гаплоидный набор. В процессе оплодотворения появляется зигота с двойным (диплоидным) набором хромосом, который наследуется каждой клеткой потомка. Половина генетического материала, по одной хромосоме из каждой пары, наследуется от отца, вторая половина – от матери. Куда природа может «засунуть» хромосомы, полученные от прежних половых партнеров матери? Каким образом это может произойти? И что получится в результате?

Если у матери на момент зачатия были половые контакты с тремя мужчинами (третий – отец зачатого ребенка), то ребенок должен получить не сорок шесть, а девяносто две хромосомы. Считайте сами – двадцать три от матери, двадцать три от отца, двадцать три от первого молодца и двадцать три от второго. А как иначе? Признаки же передаются с ДНК, а не с какими-то магнетическими волнами и не с мифической «информационной памятью». Кстати говоря, «информационной памятью» в наше время пытаются «объяснить» не только телегонию, но и многие другие явления. А что – стройное же выходит объяснение. Попав в матку (то есть внутрь организма женщины), сперматозоид при помощи волн передает матке, яичникам и всему организму в целом некую информацию, которая бережно хранится не поймешь где и передается потомкам не поймешь как. Комментировать такой бред – все равно что опровергать тех, кто утверждает, будто Великую Китайскую стену построили кочевники-монголы для того, чтобы защищаться от китайцев.

Но вернемся к нашим девяноста двум хромосомам (о том, насколько раздутым должен быть кариотип у женщины, имевшей на момент рождения ребенка дюжину половых партнеров, даже думать не хочется – страшно). Выживет ли ребенок, получивший такое наследство? Вряд ли.

Давайте взглянем на проблему с другой стороны. У человека в норме сорок шесть хромосом. Может быть больше на одну, и это уже никак не норма. Но не на двадцать три!

Вы скажете, что гены предыдущих половых партнеров «встраиваются» в кариотип женщины? Объясните, пожалуйста, механизм такого встраивания и идите… получать Нобелевскую премию по биологии.

Иногда сторонники телегонии ведут речь не обо всех предыдущих половых партнерах женщины, а только о тех, от кого она беременела. Хорошо, пусть так. Объясните, пожалуйста, как беременность может изменять ДНК женщины, делая ее похожей на ДНК партнера, от которого она забеременела. И идите туда же. В смысле – за Нобелевской премией. За такое открытие вам ее непременно дадут. А если догонят, то еще добавят.

Удар второй. «Телегонисты» любят ссылаться на такое явление, как фетальный микрохимеризм (или эмбриональный химеризм), при котором клетки плода проникают через плаценту в организм матери и размножаются в нем (умеренно, без особого энтузиазма) в течение длительного времени, бывает, что и в течение всей жизни матери.

Зачем – пока еще непонятно. Одни ученые считают присутствие клеток плода в материнском организме случайностью, другие видят в этом пользу, считая эти клетки «коллегами» стволовых клеток, участвующих в регенерации поврежденных тканей, а третьи винят клетки плода в развитии аутоиммунных заболеваний у матери. Но все это пока еще гипотезы, и только гипотезы. В отличие от телегонии – не доказанные, но и не опровергнутые.

Нам с вами, как «антителегонистам», важно не действие клеток-химер, а то, что они никак не могут «встроить» свои гены в материнские хромосомы. Клетки-химеры – это не вирусы, используемые генетиками для внедрения чужеродных генов в изучаемые клетки. Клетки не умеют обмениваться ДНК друг с другом. ДНК передается дочерним клеткам при делении и две половые клетки могут объединить свои ДНК при оплодотворении. Вот и все «фокусы», которые клетки могут произвести с ДНК.

«Телегонисты», придерживающиеся правила «самое простое объяснение – самое убедительное», объясняют передачу генов от прежних партнеров матери тем, что часть их спермы сохраняется где-то в недрах женской половой системы и принимает участие в реакции оплодотворения вместе со сперматозоидами основного, если можно так выразиться, отца. А что такого?

А ничего! В прямом смысле – ничего. Во-первых, сперматозоид при самых благоприятных условиях может сохраняться в организме женщины не более трех суток. Во-вторых, яйцеклетка, оплодотворенная двумя или более сперматозоидами, развивается недолго. Зародыш гибнет в результате многочисленных и глубоких нарушений развития. Можно сказать, что избыток мужского внимания губителен для яйцеклетки.

Так что ни простые, ни сложные попытки обосновать телегонию, критики не выдерживают. Если кто-то начнет рассказывать вам о том, что британские или какие-то еще ученые доказали существование телегонии, то вы можете отвечать фразой, вынесенной в название этой главы: «Ты мне «теле» не гони, ты мне дело говори!»

Ну а шарлатанов, предлагающих женщинам «очиститься» от прошлых сексуальных связей за солидную плату, можно просто посылать далеко и навсегда, не вступая с ними в научные дискуссии.