Дискуссия, намеченная еще отцами-основателями посткоммунистических идеологических трендов в начале 90-х, о том, является ли Россия Европой или у нее сохраняется «особенная стать» (подразумевалось — евразийская или азиатская), с новой силой вспыхнула на закате эры посткоммунизма. К сожалению, простого прямолинейного ответа на этот вопрос нет. Россия очевидно не Азия, и лишь условно может быть признана Европой, точнее всего ее культурную идентичность можно определить как «другая Европа».

Исторически русской бюрократии противостояло три радикальных оппозиционных силы: в одном ряду с правыми и левыми радикалами всегда стояли либеральные фундаменталисты, в просторечии именуемые «западниками», чья «европейскость» выглядит весьма сомнительно. Но по какому-то политическому недоразумению именно с активностью западников всегда связывали возможность европейского выбора России. А вот голос тех, кто мог бы выступить за реальный европейский выбор России, сегодня, как и раньше, едва слышен.

Через всю русскую политическую историю наряду с другими веховыми водоразделами проходит различие между «западниками» и «русскими европейцами». И те и другие обещают русскому народу европейское счастье, но что такое «Европа», каждый из них понимает по-своему. Поэтому и «европейский выбор» у них выглядит по-разному. Это различие, существенное даже в мирное и сытное время, становится непреодолимым идеологическим барьером в период нарастания кризиса и вползания России в революционную ситуацию.

Существует широко распространенный и лестный для радикалов взгляд, согласно которому главной осью идеологического противостояния в России в течение полутора столетий является борьба «западников» и «славянофилов» (в современной терминологии — «либералов» и «патриотов-евразийцев»). Но если бы это было так, то России как суверенного и независимого государства уже давно бы не существовало, так как непримиримые радикалы разорвали бы ее на части.

На самом деле в России со времен Петра Первого (а может быть, и раньше) сосуществуют как минимум три идеологических течения, которые условно могут быть обозначены как «западники», «московиты» и «русские европейцы». Именно благодаря вкладу «русских европейцев» в культурное и политическое развитие России она еще остается единым и достаточно развитым государством.

Недаром Ричард Пайпс, которого очень трудно заподозрить в симпатиях к русскому авторитаризму, одну из своих последних работ вновь посвятил русским консерваторам. Причем не просто консерваторам, а такой одиозной с точки зрения «западников» фигуре, как граф Уваров — тот самый, который благословил формулу: «Православие. Самодержавие. Народность». Нарисованный Пайпсом политический портрет Уварова выглядит не так однозначно, как этого бы хотелось любителям шаблонной истории. Очевидно, что Уваров внес гораздо больший вклад в реальную европеизацию России, чем принято думать.

Зато сами «западники» лишь с большой натяжкой могут быть названы «проевропейской» политической силой. Вообще-то самыми отъявленными «западниками» в России были большевики, и многие современные радикальные поборники Европы, безусловно, являются по духу их наследниками. Либеральный большевизм был той силой, которая опрокинула Россию в славные 90-е, и это одна из тех причин, по которым в России сохраняется настороженное отношение к либерализму вообще.

Прославлять Европу, истово верить в «европейский путь развития» и быть носителем настоящих европейских культурных, в том числе политических, ценностей — это не одно и то же. В своей частной жизни, за пределами идеологических диспутов многие «западники» остаются людьми глубоко «понятийными», плохо приспособленными к жизни в том самом правовом поле, за которое они ратуют.

Либеральный фундаментализм «западников» стилистически мало чем отличается от правого и левого радикализма. Ему свойственны те же догматизм, нетерпимость, уверенность в собственной непогрешимости и очень часто невежество. Это именно те черты русской интеллигенции, которые, по мнению многих великих деятелей русской культуры, стали предпосылкой большевистской катастрофы в начале XX века.

Монополии режима на власть современные «западники» пытаются противопоставить собственную монополию на критику режима, которую они готовы защищать с не меньшим рвением, чем члены кооператива «Озеро» защищают свои экономические привилегии. Иногда складывается впечатление, что тех, кто критикует «ненавистный» режим не так, как они, «западники» не любят еще больше, чем сам режим. Так и хочется сказать, перефразируя Достоевского, что самая жестокая конкуренция — это конкуренция нищих духом на политической паперти.

Подражая своим оппонентам, «западники» пытаются проложить по линии политического разлома нравственную границу, объявив своих политических оппонентов агентами «империи зла». Радикализм — это тяжелая и опасная болезнь русского общества. Она разъедает это общество изнутри, не дает ему окончательно сложиться. Радикальные движения — это манок, при помощи которого опытный охотник выуживает из леса политическую дичь. Либеральный фундаментализм, помимо всего прочего, опасен еще и тем, что люди, созревшие для реального европейского выбора России, оказываются им дезориентированными.

Европейский выбор «западников» ни в какую Европу на самом деле не ведет. Их Европа не существует нигде, кроме как в их воспаленном политическом воображении. Потому что единая в культурном и политическом отношении Европа — это миф, политическая фикция, созданная русским псевдолиберальным сознанием.

Русские «западники» допускают две серьезные ошибки. Во-первых, они полагают, что Россия ушла из Европы. Во-вторых, как следствие, они считают, что Россию достаточно просто вернуть в Европу, чтобы, как сказал один из героев Андрея Кончаловского, «все было кока-кола».

Лозунг «назад в Европу» — это не более чем фигура речи. Россия из Европы никуда не уходила и уйти по определению не может. Просто Европа была и остается очень разной. Гитлеровская Германия тоже, кстати, не Дальний Восток. Как сказал все тот же Кончаловский, в основание европейской цивилизации изначально было заложено два начала — аскетическое римское и греческое дионисийское. Эта «берлинская культурная стена» и поныне стоит в Европе незыблемо, и никакие политические революции не в силах ее разрушить. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть на список тех европейских стран, по инициативе которых вводятся антироссийские санкции, и список тех стран, кто принимает эти санкции, упираясь всеми четырьмя лапами, как щенок, которого хозяин тянет на поводке на холод из теплой и уютной квартиры.

В России не Азия борется с Европой, а две разных Европы борются друг с другом. И в этом главная проблема. Как и тысячу лет назад, византийство сопротивляется латинянству. Просто в данном конкретном случае линия фронта проходит внутри одной отдельно взятой страны. Впрочем, театр военных действий может в самое ближайшее время резко расширить свои границы, и Украина — это отнюдь не предел.

Сложность в том и состоит, что, с одной стороны, Россия — это Европа, и в этом не может быть никаких сомнений. Представьте только себе китайскую общенациональную дискуссию о европейской идентичности Поднебесной, и все сразу встанет на свои места. Но в то же время Россия — это другая Европа. В этой другой Европе сложился модифицированный культурный код, который существенно отличается от западноевропейского. Россия и Европа — родственные, но все же не идентичные цивилизации. Россия говорит на весьма специфическом культурном диалекте Европы.

«Западники» представляют себе европеизацию России как механистический процесс. Конечно, они все равно ближе к истине, чем архаичные «московиты», которые мечтают «деевропеизировать» Россию. Потому что если Россия перестанет быть Европой, она просто исчезнет. Россия не существует вне ареала европейской культуры, внутри которого она как цивилизация сложилась. Но в то же время в Россию нельзя просто перенести западноевропейские политические и экономические институты. Они просто не приживутся на специфической русской культурной почве. Политический и экономический контент, аналогичный западноевропейскому, в России надо развить, опираясь на имеющуюся культуру, а не игнорируя ее. А это гораздо сложнее, чем сделать «политический копипаст». И, конечно, это требует времени и титанических усилий.

Это позволяет понять, в чем состоит главное различие между «западниками» и «русскими европейцами». «Западники» не готовы принимать в расчет культурную обособленность России внутри общего европейского культурного пространства. Для них Россия — это просто «недоделанная Европа», которую надо хорошенечко «отремонтировать». Для «русских европейцев», наоборот, специфика русской культуры имеет огромное значение. Они понимают, что европейские политические и экономические институты нельзя пересадить, как пророщенные саженцы, на чью-то новомодную фазенду. Их надо вырастить на собственной почве. Нужно вписать капитализм и демократию в существующую культурную матрицу, а не игнорировать ее.

Россия и Запад — это параллельные европейские миры. Они лежат в одной плоскости, но все же не пересекаются. Очень часто в этих параллельных мирах развиваются симметричные экономические и политические процессы. Но протекают они по-разному. Многое из того, что происходит сегодня в России и кажется уникальным, парадоксальным образом является лишь отражением процессов, охвативших всю Европу. Набирающей силу европейской бюрократии противостоит новая правая волна, готовая вот-вот захлестнуть Европу. Левые «антиглобалисты» затаились в засаде до следующего кризиса. А сзади напирают либеральные фундаменталисты, готовые как напалмом выжечь политическое пространство всепроникающей политкорректностью.

У Путина в Европе гораздо больше союзников, чем может показаться на первый взгляд. Его политика находит тайную поддержку и у левых, продолжающих симпатизировать ушедшему в небытие СССР, и тем более у правых, атакующих сегодня европейскую демократию под неонацистскими лозунгами. В недалеком будущем мы можем оказаться свидетелями воссоздания «черного Интернационала» под эгидой России и при ее активной финансовой поддержке. Это будет самый наглядный способ убедиться в единстве Европы.

Россия — это своего рода полигон, на котором «обкатываются» методы решения проблем «большой Европы».

Так уже было один раз в 1917 году. Во всей Европе тогда обострилась классовая борьба, но только в России она была доведена до своего логического конца и приняла злокачественную форму коммунизма. Для остальных русский коммунизм стал мощной прививкой от радикализма. Переболевшая «детской болезнью левизны» корневая Европа выработала иммунитет и решила проблему путем создания «социального государства». А Россия еще семь десятилетий переваривала коммунизм в себе.

Нечто подобное происходит с Россией и сегодня. Во всей Европе растет национализм и распространяется антиглобализм. Но только в России это движение может приобрести суицидальный характер, обернувшись третьей необольшевистской волной. В этом нет ничего удивительного — как говорил когда-то мой замечательный доктор: «При стрессе в организме всегда звенит самое слабое место». Россия сегодня «больной человек Европы». Поэтому когда в центре Европы падают революционные булыжники, на ее восточной окраине дрожат стекла.

У Запада есть существенное преимущество перед Россией — там помимо либерального фундаментализма и прочих радикалов всех мастей есть устойчивая традиция подлинного либерализма. Поэтому Запад в принципе способен принять вызов и очередной раз трансформировать европейское общество в нечто совершенное новое, не имеющее пока прецедентов в истории. России же, где голоса других «европейцев», кроме «западников», почти не слышны, а голоса «западников» тонут в модном хоре правых и левых радикалов, сделать это гораздо сложнее.

Радикализм легко может снова втянуть Россию в какой-нибудь кровавый эксперимент, из которого дай Бог ей выйти живой. Более всего не хотелось бы, чтобы вновь сбылось мрачное пророчество Чаадаева: «Мы ничего не дали миру, ничему не научили его, мы продолжаем жить лишь для того, чтобы послужить каким-то важным уроком для последующих поколений».