Глава 4
Алиса

Осветив маленьким карманным фонариком механические наручные часы, девушка глубоко вздохнула. Погасила единственный источник света в темной палатке, свернулась поудобнее калачиком на аккуратно заправленном спальном мешке. Палатка у нее была не своя, съемная, хоть и хорошая – из целых двух отсеков, но о доме сейчас уже и не думалось, оставалось лишь отгонять дурные мысли об Алексее и его группе.

«Как он мог так со мной поступить? – всхлипывала Алиса, утирая непрошеные слезы. – Ушел в рейд, даже не предупредив. Ладно! Лишь бы он был жив! Господи, ты всех, кого я любила, забрал, не трогай Алешу…» Удастся ли уговорить далекие небеса пойти на сделку за обещание любить этого мужчину до конца жизни и ни о чем не жалеть, и больше не жаловаться?

Она понимала, что он ушел не на обычное задание, если ни единым словом не предупредил. Значит, оно внеплановое. У нее были дурные предчувствия. Особенно плохо, что так и не успела рассказать Алексею о своих подозрениях. Может, у них будет ребенок… А если не успеет сказать уже никогда?! «Господи!»

Тревожилась Алиса еще до ухода группы, ей с трудом удавалось сдерживать эмоции, что-то будто потихоньку пробиралось наружу из глубины души… Снились странные сны о людях в белых халатах, стеклянных капсулах, и она была со всем этим как-то связана. Она просыпалась от страха и боли. Только присутствие где-то рядом Алексея помогало девушке забыть кошмары. Теперь она снова чувствовала, на грани сна и яви: он жив, вероятно, ранен, но жив.

Пролежав так еще несколько часов, Алиса, не в силах оставаться дома в почти безнадежном ожидании, вышла «на улицу» – так привычно люди именовали ровно, по одной линии установленные ряды палаток. Вечерний патруль, совершая обход, тушил заодно и керосиновые лампы, по инструкции и из экономии убавляя освещение позже двадцати двух часов.

Девушка старалась не думать о комендантском часе, введенном на станции «Торговый центр» несколько дней назад. Непонятно, почему вдруг запретили передвигаться по станции в ночное время, ведь никаких беспорядков или происшествий никто не замечал. Ходили слухи о каком-то заговоре против действующей власти, несколько человек было арестовано, расследование продолжалось. Здесь все хорошо знали друг друга и недоумевали, о каких заговорах идет речь. Правительство всегда чудит, жители и надеялись, что все обойдется.

Алиса пробиралась вдоль палаток к дому начальника станции, но сделать это незаметно ей не удалось. Один из патрульных направил луч фонаря в ее сторону, будто припечатав к брезентовой «стене», прокричал:

– Стой! Медленно подними руки и повернись!

– Я гражданин станции, мне нужно к начальнику, – начала девушка, на всякий случай, не шевелясь.

– Это ты, Алиса?

– Максим? – узнала она своего соседа по улице.

– Зачем нарушаешь комендантский час? С двадцати двух часов до четырех утра все передвижения без специального разрешения запрещены.

– Извини. – Голос девушки задрожал, опять захотелось расплакаться. – Я Алексея жду, давно, ему же помощь нужна, наверное… Хотела попросить начальника станции отправить вторую группу.

– Алис, ну как тебе такое в голову пришло? – перебил ее Максим. – Ты бы еще президента разыскала! Группа Смирнова должна была вернуться четыре часа назад. В любом случае, до утра никто никого искать не будет, и как их найдешь, если в ночное время они наверняка где-то укрытие нашли. Сомневаюсь, конечно, что они переживут ночь.

– Ты что говоришь?! – Девушка не могла больше сдерживаться и заплакала.

Старший лейтенант Максим Звягинцев внутренне торжествовал, ощущая неудачу Смирнова как собственное невероятное везенье: наконец-то и этот счастливчик и любимчик начальства обделался. И это приближало Максима к Алисе, редкой красавице от природы, не нуждающейся в женских уловках, на нее хотелось смотреть и смотреть… Звягинцева съедала ревность и зависть к Алексею – он-то настоящий обладатель всего этого! Сейчас Максим не мог допустить, чтобы девчонка добралась со своей просьбой до начальника станции – вдруг еще старый всерьез надумает отправить группу в помощь оперативнику.

Начальник патруля огляделся по сторонам: станция отдыхала, из палаток доносились лишь редкие голоса, сопение и храп. В перегоне к «Площади Революции» виднелись отсветы костра блокпоста, караул был начеку и днем, и ночью.

– Алиса Скворцова, вы арестованы за нарушение комендантского часа и до утра будете находиться в камере для временно задержанных! – строго произнес Звягинцев.

– Что?! Да как ты вообще… Ты же меня отлично знаешь, просто поручись за меня! Или лучше сделай вид, что не заметил.

– Это для твоего же блага, а то глупостей наделаешь, – не скрывая довольной улыбки, ответил старлей.

– Ну, хорошо, – тихо и обреченно произнесла девушка, притупив бдительность Звягинцева и других патрульных. Опустив голову, она направилась было к ним… и вдруг, резко развернувшись, бросилась бежать по неосвещенной части «улицы» между палатками.

– Держите ее, – закричал Максим. – Окружайте и не дайте уйти!

Алиса бежала к административному корпусу, петляя между брезентовыми пологами, от ее скорости сейчас зависело спасение любимого человека, начальник станции обязательно поможет! Ведь он относился к Алеше почти как к сыну, сын армейского друга стал ему уже родным. Вдруг в темноте она споткнулась о веревки, крепившие палатки, и упала, разбив при падении локоть.

Даже не успев подняться, девушка получила удар сапогом в живот, второй боец схватил ее за волосы и резко поднял, закрутив руки за спину. Алиса попыталась вырваться, но подошедший Звягинцев почти без размаха врезал кулаком по лицу.

– Девочка, кажется, плохо понимает с первого раза? – сжав ее лицо пальцами, глядя прямо в глаза, произнес он. – Никогда, слышишь, никогда от меня еще никто не уходил.

Чувствуя шум в ушах и свинцовый привкус крови во рту, Алиса перестала сопротивляться. Глядя в обезумевшие глаза своего соседа, девушка просто не могла поверить в происходящее.

– Максим, что ты делаешь?

Молодой человек, казалось, наслаждался ее беззащитностью. Теперь, хоть и временно, но он обладал ею. Смотрел на нее свысока. Алиса никогда не замечала его, как хотелось самому Звягинцеву, не видела в нем мужчину, и за это он, давно и безнадежно влюбленный, ее ненавидел.

– Все меняется! Ты еще не поняла… Наступает наше время. Время, когда ты будешь моей, если жить захочется.

Отпустив окровавленное лицо Алисы, он добавил:

– У тебя очень красивые голубые глаза. Как можно быть такой хорошенькой? А Лешу своего теперь можешь вообще забыть. Он мертв! Надеюсь, что мертв. Это к лучшему для всех нас. А если все-таки выживет, я сделаю все, чтобы это исправить! И постарайся вести себя хорошо, тогда жить будешь долго и счастливо. Будем… поверь, я смогу тебя осчастливить. В жизни не бывает случайностей. Если ты сейчас в моих руках, значит, судьба, остальное поймешь потом.

– Сам ты долго не проживешь! Ненавижу, сволочь, лично с тобой разберусь, если с ним что-нибудь слу…

Алиса, не успев договорить, получила еще один удар в лицо. Обмякнув в руках держащего ее солдата, чувствуя одновременно физическую боль и обиду, девушка поняла, что больше ничего сейчас сделать не сможет.

– Как вы могли так поступить с ней? Отвечайте! – резким тоном, еле сдерживая нарастающее раздражение, поинтересовался начальник станции у начальника патруля.

– Я просто выполнял свои обязанности, Владимир Михайлович, и действовал строго по уставу Республики, – дерзко ответил старший лейтенант Звягинцев.

– Ты считаешь, что я управы на тебя не найду, Максим? Слишком много на себя берешь. Совсем совесть потерял?! Люди мы или кто?

– Я о случившемся доложу рапортом коменданту – полковнику Смагину, перед вами я не обязан отчитываться и девушку до утра не освобожу.

– Звягинцев! Ты как разговариваешь с должностным лицом? – Начальник станции понял, что старлей решил воспользоваться его разногласиями с комендантом.

– Приношу свои извинения. При этом напоминаю, что до отмены особого положения на станции в связи с проведением специального расследования законодательная и исполнительная власть переходит в руки военных, то есть коменданта. Вы пока что приравнены к обычному гражданину станции.

– Это только пока! Потом-то что делать будешь, мальчик?

– Думаю, к власти вы уже не вернетесь, Владимир Михайлович. А мальчики рано или поздно становятся мужчинами.

Звягинцев говорил это, ехидно улыбаясь в лицо начальнику станции.

– Это не про тебя! – Ковальчук еще мог бы понять неподчинение парня, внезапно получившего побольше власти, а вот история с арестом девушки казалась странной и дикой.

– Думаю, нет смысла продолжать этот разговор.

– Хорошо! Я буду вынужден обратиться к президенту, – уже двигаясь в сторону выхода из дежурной части, произнес Владимир Михайлович. Оскорблений он не терпел и собирался принять серьезные меры. – Устроили тут бардак.

– На вашем месте я бы попросил об отставке, – продолжал язвить Звягинцев.

– Ты никогда не будешь на моем месте. Лучше отпусти Скворцову, это, кстати, поможет смягчить твою участь. И уж на президента повлиять тебе вряд ли удастся.

Начальник станции «Торговый центр» Владимир Михайлович Ковальчук решительно направлялся к коменданту – полковнику Смагину. Тот мог выступить посредником между ним и президентом, пора было и в самом деле разобраться в происходящем. Навести порядок на станции.

За несколько последних лет Смагин быстро поднялся по карьерной лестнице благодаря родственным связям с президентом. Ковальчуку меньше всего хотелось общаться с этим недалеким и высокомерным офицером, но приходилось, ситуация требовала… Недовольство объяснялось просто: как таковой, власти над станциями у него и не было, а попытки ее централизации успеха не имели.

Разговор предстоял тяжелый. Многое не сходилось, кажущиеся очень странными неудачи давно преследовали старейшего начстанции Республики, стоявшего у руля еще с двадцатого года.

А десятого апреля со склада НЗ на станции «Торговый центр» пропало несколько ящиков с патронами калибра 5,45. По сути, был ограблен резервный фонд Республики, который планировали ввести в оборот при торговле со «стражами». Малотиражная, но читаемая жителями газета «Возрождение» сразу обнародовала происшествие, сам же Ковальчук и разрешил когда-то этот «глас народа» для обзора новостей и распространения по всем трем станциям.

Теперь, арестовав на станции «Торговый центр» единственную типографию, представлявшую собой несколько стареньких ноутбуков и принтеров, президент практически начал информационную войну.

Газета в своей статье напрямую обвинила в случившемся руководство станции. Ковальчука сразу же отстранили от должности на время проведения расследования. Пытаясь избежать массовых арестов, начальник станции и направил на поверхность своего самого доверенного офицера, Смирнова… Целью выхода оперативной группы было восполнение недостающего количества боеприпасов. В установленное время люди не вернулись, о случившемся все-таки пришлось доложить президенту. Тот пришел в ярость – рисковать лучшими людьми без его ведома никто не имел права! Ковальчук уже ждал приказа о своем аресте… Но пока его не последовало. И все же главной заботой начстанции оставалась пока судьба Алексея. Не нужно было чужих обвинений, он сам себе не мог простить исчезновения группы.

Занятый этими нелегкими мыслями, Ковальчук и не заметил, как подошел к внутреннему блокпосту, разделяющему станцию «Торговый центр» и переход на станцию «Площадь Революции». На КПП обычно лишь проверяли паспорта, хотя оборонительная баррикада и шлагбаум тоже имелись. Старенький ручной пулемет Калашникова придавал солидность этой малой огневой точке.

Ночное освещение и тут ограничивалось парой керосиновых ламп и костров, но дежурный уже по походке узнал начальство.

– Здравия желаю, Владимир Михайлович, – поприветствовал старший сержант Ломов.

– Здравствуй, Саша. Как обстановка?

– Без происшествий.

Ковальчук, пожав руку дежурному, хотел пройти дальше, но был неожиданно остановлен:

– Владимир Михайлович, а вас приказано не выпускать! Извините!

– О как! Чей приказ? – удивился тот.

– Коменданта.

– Так я к нему и направляюсь. Он у себя?

Не обращая внимания на запрет старшего сержанта, Ковальчук продолжал идти в сторону перегона.

– Шварев, проводи до коменданта, – скомандовал дежурный, не решаясь задержать хоть и отстраненного от должности, а все-таки начальника.

– Дожил: под конвоем на собственной станции хожу, – недовольно пробубнил Ковальчук, но протестовать не стал.

Вдвоем они миновали полуоткрытые тяжелые гермоворота, в случае закрытия превращающие станцию в неприступную крепость. Пройдя еще полторы сотни метров мимо осветительных костров, горящих вдоль стены вместо лампочек с небольшим интервалом, подошли к «висящим вагончикам». «Висящими вагончиками» называли внешний блокпост станции «Торговый центр». Оригинальное название оправдывалось и в самом деле необычным видом вагонов, установленных на железобетонных сваях, скрепленных друг с другом в верхней части. Под ними проходили рельсы, огороженные бронированными листами, которые в случае необходимости поднимались вручную, сверху, со специальной платформы над всей этой конструкцией. Внутри вагончиков и располагался штаб коменданта.

Пройдя мимо охраны, которая уже не пыталась остановить Ковальчука, они поднялись по металлической лестнице, и начстанции без стука зашел в кабинет.

– Смотрю, не спится тебе, Степаныч? – спросил Ковальчук полковника Смагина, сидящего за своим рабочим столом. – Почему для меня вдруг неприемный день?

– Тебя не выпустишь – смотрю, вон все двери для тебя открыты, – проворчал тот. – Заходи, садись, как раз о тебе думал.

– Я не просто так, полковник, мне помощь твоя нужна, – сразу перешел к делу начальник станции.

– Что, все так плохо? – с ухмылкой спросил Смагин.

– У меня две проблемы: первая – это не вернувшаяся группа Смирнова, и вторая – это его девушка, которую несколько часов назад задержал внутренний патруль… – Ковальчук осекся, когда увидел странное выражение лица собеседника.

– И что ты предлагаешь: стать соучастником твоих темных дел? – вдруг повысил голос полковник. – Твоим подельником?

– Ты о чем сейчас? – В горле Владимира Михайловича пересохло. Он уже едва сдерживал приступ ярости. – Что вы вместе с президентом задумали? Чувствую, что-то не то.

– У меня ордер на арест Смирнова за несанкционированный выход на поверхность, – уже официально разъяснил обстановку Смагин.

– Какой «несанкционированный», если он по моему приказу…

– А ты отстранен. За станцию отвечаю я. И поэтому даже к лучшему, что группа исчезла! Не люблю показательные суды, нет группы – нет проблемы.

Полковник Смагин торжествовал, ведь загнать в угол начальника станции ему раньше и не снилось.

– В чем обвиняют Смирнова? – пока еще сохраняя внешнее спокойствие, спросил Ковальчук. – Не в измене же?

– В краже боеприпасов и подготовке к покушению на президента.

– Да ты ж… Но ты знаешь, что это не так!

– Я комендант станции, и я верю только фактам. А ты – уже прошлое, Владимир Михайлович, наступает новая эра правления. Нам больше не нужны лишние звенья, начальники станций… Выходит, что тогда полномочия президента слишком условны. Пока условны!

– Стремитесь к абсолютной власти? – уточнил Ковальчук.

– А кто к ней не стремится-то? Вы расслабились, а мы окрепли. Зачем скрывать? Тебе лучше знать: особое положение введено на всех станциях вашей умирающей республики. Связи между станциями временно нет, президент находится в специальном вагоне у станции «Площадь Революции», а точнее, за естественной преградой недостроенного прохода. Внутренние войска уже с нами, а ваши внешние оперативные группы, если те не будут согласны с нововведениями, объявим вне закона. Когда власть будет централизована, мы сможем развиваться, а то вы устроили тут полный застой!

– Это не застой, а стабильность, – попытался вернуть разговор в разумное русло Ковальчук. Трудно было понять, еще труднее поверить тому, что он сейчас слышал. Бред какой-то…

– Для вас она сытая.

Договорив, комендант аккуратно положил пистолет «ТТ» на стол – поближе к себе. Владимир Михайлович был обречен! Такого поворота быстро развивающихся событий даже он со своим многолетним опытом ожидать не мог. Стоя посреди оборудованного под кабинет вагончика он сказал:

– Бардак! Нашли время… Столько проблем сейчас: вентиляционная система устарела, не хватает продовольствия, боеприпасов, чистой питьевой воды, смертность превышает рождаемость – ну, самое время играть в революцию!

– Так малой кровью поиграем, а смертность не такая уж и повышенная, раз продовольствия не хватает, не грех ее и увеличить. У нас на проблему нехватки продовольствия и болезни свои взгляды.

– Мы десять лет создавали, а вы разрушите. Отбросите назад, в двадцатые, – с отчаянием вздохнул Владимир Михайлович.

– Это все эмоции!

– Да какие к черту эмоции?! – Ковальчук уже и не знал, как разговаривать с этим человеком. – Вот, возьми нашу станцию. Вся инфраструктура работает, все наладили, даже банк и бюджет! Безработицы нет. Бесплатное разовое питание для всех жителей и гостей станции. Да, проблем много! Но не рушьте то, что имеем. Годы трудов… Наших трудов, сволочи!

– Я сейчас просто расплачусь! Ты еще не понял? А ты вспомни, что до объединения станций было! Вы всех, кто с «Площади Революции», за людей как не считали, так и не считаете. Зажрались тут! Устроили монополию на боеприпасы и продовольствие. Даже банк себе, блин, и в самом деле создали.

– И создали! Для порядка создали, сами хорошо живем и другим помогаем, обеспечиваем. Едой, водой и работой.

– Да тошнит от правильности твоей! Хочу большего. Широких полномочий. И я все это получу, потому что президент поддерживает. Хватит, мне некогда тут с тобой…

Речь свою комендант закончить не успел, потому что Ковальчук молниеносно, в два прыжка, уже оказался рядом с ним. Перемахнув через стол, отбил дернувшуюся к пистолету руку Смагина. И в то же мгновение воткнул ему в шею свой охотничий нож. Вскрикнуть комендант не успел, потому что начстанции придавил его, зажав левой рукой рот, правой проворачивая лезвие.

– Хватит, Степаныч, пока ты мне на станции дров не наломал, – глядя в глаза жертве, проговорил Ковальчук. – Извини, нехорошо получилось, но выбора нет. С изменниками нельзя иначе…

Полковник Смагин умирал медленно. Будучи физически крепким человеком он попытался сбросить Ковальчука, но после поворота ножа в шее в горло плеснула горячая кровь. Захлебываясь ею, глядя в глаза ненавистному ему человеку, он дернулся и затих через несколько секунд.

Владимир Михайлович слез с коменданта, закрыл изнутри кабинет и поднял трубку телефона с надписью: «ОД». На другом конце провода раздался грубый голос:

– Оперативный дежурный Басов! Слушаю вас, товарищ полковник.

– Это начальник станции Ковальчук. Полковник Смагин убит за измену Республике, а внутренние войска пытаются уничтожить оперативные группы и руководство станций. Я сам заблокирован в комендантской. Приказываю немедленно собрать все четыре оперативные группы, находящиеся на станции, и обезоружить внутренние войска.

– Владимир Михайлович, вы-то не ранены? Мы скоро подойдем к вам.

– Миша, только постарайтесь без жертв. Если получится…

– Мы ждали вашего приказа, все сделаем, – ответил дежурный и повесил трубку.

Долго ждать не пришлось. Уже через несколько минут со стороны станции послышались короткие выстрелы. Ковальчук оставался в кабинете – внешний периметр хорошо охранялся. Он приоткрыл дверь, но тут же закрыл, услышав шаги нескольких человек, поднимающихся по лестнице. Нервно пройдя еще круг по кабинету, начальник станции положил пистолет «ТТ» в карман плаща и вышел, захлопнув за собой дверь. Снаружи он почти сразу столкнулся лицом к лицу с людьми коменданта.

Комендантский взвод насчитывал около двадцати человек. Больше до самого блокпоста никого не было. Гарнизон же станции насчитывал двести тридцать человек личного состава внутренних войск против двадцати шести оперативников, не считая троих из группы Смирнова, не вернувшихся из рейда. Прокрутив эти цифры в голове, Ковальчук задал вопрос:

– Где командир комендантского взвода?

– Он внизу. Приказал доложить коменданту о стрельбе, – ответил ближний из трех солдат.

– Комендант в курсе событий! Просил не беспокоить и передать оперативную информацию командиру взвода.

Зная отношения коменданта с начальником станции, люди полковника Смагина недоверчиво выслушали Владимира Михайловича, но испытывать судьбу не стали и спустились по лестнице.

Быстро последовавший за ними Ковальчук уверенно подошел к командиру взвода:

– Власов, комендант просил тебе передать, чтобы ты выделил мне пару бойцов для сопровождения. На станции беспорядки, и мне нужно успеть добежать до дежурки. Сам поднимись к Смагину, получишь дальнейшие указания.

Последняя фраза рассеяла всякие сомнения командира комендантского взвода. Отдав краткие распоряжения, он отправился в кабинет полковника, а Владимир Михайлович вскоре перешел на бег, но никто не обратил на это внимания.

Но не успел Ковальчук удалиться с двумя провожатыми и на пятьдесят метров, как послышался истошный крик командира взвода:

– Догнать, огонь на поражение, комендант убит!

Не дожидаясь реакции спутников, начальник станции резко дернул из кармана «ТТ», направил в голову ближайшему из бойцов и выстрелил. Не издав ни звука, тот рухнул на рельсы. Второй успел лишь скинуть с плеча АК-74 – и получил две пули в грудь.

– Ломов, бегом ко мне! – задыхаясь от бега и запинаясь о рельсы, кричал, приближаясь к блокпосту, Ковальчук.

Старший сержант Ломов был в смятении. Услышав стрельбу на станции, он понял, что творится неладное, но кто кого и за какие дела убивает, еще не разобрался.

– Владимир Михайлович, что происходит? – перепрыгнув через мешки с песком и скидывая из-за спины АКСУ, спросил он.

– Я убил Смагина за измену Республике. Внутренние войска пытаются сделать зачистку, уничтожив оперативные группы, и отстранить от власти начальников станций.

– Мне придется вас задержать, – еще не понимая, что происходит, следовал инструкции Ломов.

– Послушай, сынок, – уверенно продолжил Ковальчук. – Если ты меня остановишь, то мои ребята там, на станции, столько дров наломают. Ты же их знаешь… Мне надо до них добраться, а то крови будет еще больше! Твоя задача – не впускать на станцию комендантский взвод.

С этими словами Владимир Михайлович обошел сержанта и скрылся в темноте.

Оценив возможные непростые последствия, Ломов скомандовал:

– Блокпост, приготовиться к бою!

В это время появилась первая группа бойцов со стороны перегона. Не ожидая сопротивления, они быстро приближались к блокпосту.

– Стой, кто идет? – закричал Ломов.

– Да ты че, Шура, уже людей коменданта не признаешь? – приостановившись, выкрикнул один. – Мы за начстанции пришли, он обвиняется в убийстве полковника Смагина.

– Назад! Вход на станцию закрыт! Еще один шаг – и огонь на поражение, – хладнокровно и уже более уверенно произнес Ломов.

– Ты че, шкура продажная, тоже в заговоре против президента? Сдохнешь вместе с Ковальчуком своим за измену.

– Я в вашу политику не лезу, – ответил сержант. – У меня приказ Смагина: никого не впускать и не выпускать.

– Так он убит!

– Я его трупа не видел, потому – назад всем, – скомандовал Ломов и выпустил короткую очередь из ПК поверх голов опешивших солдат.

Люди коменданта отступили. Многие из них сами растерялись после убийства командира, а лезть под пули, не разобравшись, кто тут за кого, совсем не хотелось.

Алиса медленно шла по платформе. После ночи в душной камере ее освободили, и все мысли ее снова были только о судьбе Алексея. Начальнику станции сейчас было не до нее, и ничего не оставалось, как пойти домой. Ей не хотелось ни есть, ни пить, не хотелось ничего, ни в чем уже не было смысла. А еще недавно казалось, что жизнь изменится, счастье так близко! Несмотря на закаленный характер и тренированное тело, в ней что-то сломалось, превратив девушку в собственную тень.

А вокруг творилась необычная суета. Люди шептались, обменивались самыми невероятными слухами о дальнейшей судьбе Республики после ночных беспорядков. Платформа и жилые кварталы теперь были ярко освещены всеми резервными генераторами. Создавалось впечатление, что кругом тепло, светло, и ничего не происходит. Даже строгий рабочий регламент отменять никто не стал, и люди шли на завтрак, используя свои заработанные лимиты на питание. Открылись центральный базар, школа, садик, душевые и больница. Жителям уже казалось, что ничего и не изменилось. Но именно сейчас начальник станции проводил экстренное совещание в ситуационном зале «Торгового центра». Туда явилось несколько десятков человек – почти весь личный состав оперативных групп и внутренних войск, перешедших на сторону Ковальчука.

– Ситуация на станции следующая, Владимир Михайлович! – произнес старший оперативный дежурный подполковник Сафонов, сидя в одном из кресел за круглым столом. – Мы заблокировали гермоворота в переходе на станцию «Площадь Революции», заперев комендантский взвод и президента с его хваленым спецназом. Переход на «Проспект Победы» усилен несколькими десятками боевиков. Потери за ночь: у оперативников двое убито, трое ранено, во внутренних войсках семь убито, двенадцать ранено, сто двадцать шесть человек сложили оружие и разошлись по домам, остальные перешли на нашу сторону.

– Это что же получается: сейчас в строю восемьдесят пять человек из внутренних войск и двадцать один оперативник? – подсчитал Ковальчук.

– Да, это все, но мы можем провести тотальную мобилизацию, – ответил дежурный.

– Какие будут предложения, товарищи? – обратился ко всем присутствующим начальник станции.

В зале воцарилась гробовая тишина. Все ждали его решения, а не вопроса… Владимир Михайлович оглядел собравшихся. Тяжело переживая навалившееся на него бремя, он постукивал пальцем по клавиатуре старенького ноутбука. Вздохнув и не дождавшись предложений, заговорил сам:

– Мы можем противостоять действующему правительству. Станция «Проспект Победы» нас поддержит, поскольку зависит от наших поставок продовольствия и прочего. Отрезанный от станции «Торговый центр» президент долго не протянет и сам будет искать встречи для переговоров.

Тут Ковальчук нервно захлопнул ноутбук и продолжил:

– Но мы не должны забывать и о людях, живущих на станции «Площадь Революции» – они действительно зависят от нас полностью. Выход на поверхность через вентиляционную шахту имеется, но возможен только при наличии оперативных групп и соответствующего снаряжения. Учитывая это, я понимаю неизбежность жертв среди мирного населения, но и прекратить борьбу не могу. Президент пытается уничтожить то, что мы годами создавали. Наша станция уже десять лет не знает голода. Все необходимое у нас имеется.

Владимир Михайлович замолчал. Присутствующие в ситуационном зале зашептались, кто-то попытался высказаться. В это время несколько раз моргнуло центральное освещение и погасло совсем. Зал совещаний поглотила тьма, которую разгоняли лишь несколько керосиновых ламп. Люди привыкли к скачкам напряжения, и никакой паники не последовало.

– Мы с вами, – прозвучал возглас из темноты, его подхватили другие.

– Я рад пониманию. Однако, всех предупреждаю, что внутренние войска ненадежны. По сути, нас всего два десятка по нашу сторону.

– Но какие будут дальнейшие действия? – спросил один из командиров оперативных групп. – Борьба до последнего?

– Нужно продолжать сопротивление! – выкрикнул старший оперативный дежурный.

– Бесспорно! – резко ответил Ковальчук. – Не будет сопротивления – не будет нас.

– Мы с вами до конца, – раздались возгласы из зала.

Немного подумав, начальник станции произнес:

– Хорошо. Ворота откроем и проведем разведку боем, но не сегодня. Надо понаблюдать. Выждать момент. Людей на станции не пугать.

– Усилить патрули? – спросил оперативный дежурный.

– Вопросы обороны станции позже обговорим. На этом предлагаю пока закончить совещание.

Люди стали медленно расходиться, многие находились в смятении. Даже у оперативников появился страх за себя и своих близких. Никаких определенных планов так и не было озвучено, и было видно, что начальник станции нервничает и куда-то торопится. Но люди ему верили… Вопросов больше никто не задавал.

– Подполковник Сафонов, задержитесь, пожалуйста, – произнес вслед уходящему старшему оперативному дежурному Ковальчук.

– Я в вашем распоряжении, Владимир Михайлович, – повернувшись, ответил офицер.

– Мне необходимо снаряжение, оружие, боеприпасы, я выхожу на поверхность.

– Без охраны?

– Без охраны… Встреча срочная и конфиденциальная! – Ковальчук задумался. – Вот еще что: Алису – невесту Алексея Смирнова – нужно отправить на «Проспект Победы». Ее потерять я не могу. Хватит с меня. Считаю, что она в опасности даже здесь.

– А что, Смирнов вне закона?

– Смотря чьего закона… Республиканский свод статей теперь под сомнением. Да и устав тоже, можно сказать, теперь вражеский.

– Думаете, его группа выжила? – сев за стол, уточнил подполковник.

– Я очень на это надеюсь, – опустив голову, произнес начальник станции.

– А что делать с дочерью Долговязого – Надеждой? – спросил Сафонов.

– Отправьте в приют «Проспекта Победы». Только немного попозже.

– Хорошо! Мы, если честно, не ожидали, что начнем войну с президентом.

– Президент? Какой он, к черту, президент, когда нас около трех тысяч человек всего. Заигрались, аж тошно.

– Тут вы правы.

– Президент будет искать перемирия. Ему нужна власть над живыми людьми.

– Я понимаю! Но все растерялись… Да и я тоже. Мне кажется, вы не все рассказали. Еще этот выход…

– Даже если и так, сам все рано или поздно узнаешь, а когда узнаешь, то поймешь. Во всяком случае, по своей воле я вас не брошу. Будь спокоен.