В каюте кто-то был. Кто-то невидимый осторожно ступал босыми ногами, шарил впотьмах, очень стараясь не шуметь. Стефан Лоренц проснулся так, как просыпался всегда – без переходного состояния с морганьем и потягиваниями, без застилающего глаза розового тумана с уплывающими обрывками ночных снов. Тело включилось, и голова была ясной. Он лежал молча, лицом к переборке, его дыхание оставалось ровным, как во сне, но тело против воли было напряжено. Он пошевелился, и тот, за спиной, замер. Тогда Стефан дернул щекой, немного поворочался, подогнул под себя ноги, затем снова замер, заставив себя расслабиться, и стал ждать. Некоторое время того, другого, не было слышно, но Стефан хорошо представлял себе, как у ночного пришельца гулко бухает сердце. Он усмехнулся про себя: дышать и то боится… Удерет? Нет, не удерет, пока не доведет дело до конца, слишком долго они этого ждали, терпенья нет, никуда он не удерет, коли уж они опять решились…

Так. Шарит на полке, где одежда. И кобура, конечно, тоже там, вот она поползла наружу, по звуку ясно. Долго как копается… Ну что, много ты там нашел? Где теперь искать будешь? Надо думать, под подушкой, на большее фантазии не хватит. Так… лежать тихо. Приближается. На цыпочках идет, осторожничает и руки, наверно, в темноте растопырил, как лунатик. Как он вообще в дверь вошел? Там три ИК-луча. Впрочем, если ползком и если очень постараться, то можно подлезть под нижним, но ведь это же знать надо!.. Значит, знают.

Противно все это, слов нет.

Невидимый наткнулся на койку. Медленно, очень медленно рука поползла под подушку. Интересно, кто это, подумал Стефан. Илья, Дэйв, Диего? Рыжий Людвиг? Или, может быть, Ронда – что-то она вчера по-волчьи смотрела, с этаким вызовом, кто-то ее даже одернул. Если бы Питер был здесь, нечего было бы и гадать. Хотя нет, Питер сам не сунется, не его это метод, пришлет кого-нибудь другого, кто поглупей…

Голова вместе с подушкой мягко приподнялась – ночной пришелец запустил руку по локоть. Стефан резко повернулся и попытался схватить эту руку, но рука тотчас отдернулась. Стефан вскочил на ноги. Кто-то рядом издал странный высокий писк, вывернулся, крутнувшись волчком, из рук, отскочил, еще раз увернулся, и сейчас же по полу часто-часто зашлепали босые ноги. Чужой легко ударился в дверь, в распахнувшемся проеме мелькнул невысокий силуэт – на вид лет десять, определил Стефан, – исчез было, метнувшись вбок, но Стефан уже был в дверях, и в каюте уже тянуще гудел сигнал самодельного сторожевого устройства – негромко, чтобы не разбудить спящих, как и положено сторожевому сигналу, предназначенному только для одного человека, для одного-единственного против всех…

В коридоре Стефан настиг бегущего в три прыжка.

– Уве?

Схваченный мальчишка не сопротивлялся, только прикрывал голову руками. Стефан втащил его в каюту, по пути вырубив сигнал, и, осмотревшись, толкнул пойманного подальше от двери. Затем подошел к шкафу, молча достал и натянул на себя комбинезон. Сняв с верха шкафа тяжелый, с массивной рубчатой рукояткой, «махер», покачал его на ладони.

– За этим приходил?

– Бить будешь? – спросил мальчишка. – Ну бей…

– За этим приходил, я спрашиваю?

– Нет, – соврал было мальчишка и, встретив усмешку, вскинул голову. Черт ему был не брат. – Да! Да! За этим! И что?

Стефан молча прошелся из угла в угол. Мальчишка следил за ним волчьими глазами. Так… значит, теперь и Уве? И этот ненавидит. За что? Хорошо бы сейчас и навсегда плюнуть на все на это, пусть Питер делает что хочет, если только вернется, и остальные пусть делают что хотят… Нельзя. Никак нельзя, это-то и есть самое противное. Когда-нибудь они меня непременно подловят, подумал Стефан, дурака я свалял, когда выскочил без оружия, в следующий раз в коридоре наверняка будет засада. Или в следующий раз осмелеют и просто придут с ножом… Давно надо было сменить сигнализацию. Их можно удерживать долго, очень долго, но, разумеется, не вечно, и чем дальше, тем будет хуже. Когда-нибудь это плохо кончится, может быть, даже раньше, чем я думаю…

– Зачем тебе понадобился «махер»?

Уве вызывающе шмыгнул носом.

– А что, нельзя? Тебе, как всегда, можно, а нам нет?

– Вам нельзя, – сказал Стефан. – А мне можно.

– Вот так, да? – Мальчишка повысил голос. – Думаешь, раз самый старший, так самый умный? Тебе пятьдесят три, а мне пятьдесят ровно – много разницы?

– Существует и другой счет, – сказал Стефан. – По этому счету тебе десять, а мне тринадцать с половиной. Надо еще объяснять? Может, малыша Джекоба предложишь назначить старшим? Ему скоро сорок один, цветущий возраст. Кстати, «много разницы» – так не говорят. Говорят – «большая разница». Не забывай.

– Питер старше тебя на две недели…

Стефан усмехнулся углом рта:

– С Питером половина из вас перемрет через полгода, а вторая половина будет пытаться украсть у него этот самый «махер». Нашли себе кумира. Я лучше других знаю корабль и лучше других понимаю, что нужно делать, чтобы выжить, – так кто должен управлять вами: я или твой Питер? Мне, по крайней мере, на вас не наплевать.

– Надоел ты мне, – с ожесточением сказал Уве. – Привел бить, так бей, чего тянешь?

Стефан прошелся по каюте, толчком ноги пододвинул к Уве стул:

– Садись. – Уве поколебался и сел на краешек.

– Ты мне напомни, я забыл, – медленно сказал Стефан, – когда-нибудь был случай, чтобы я бил кого-то?

– Ну… не бил. Только замахивался – думаешь, легче от того? На торф посылал. Бластером грозил…

– Это не одно и то же. Спрашиваю в последний раз: зачем тебе понадобился «махер»?

– Это не мне! – тонким голосом выкрикнул Уве. – Это на крышу! Дежурному!..

– Врешь, – холодно сказал Стефан. – Не дежурному. Сегодня дежурит Киро, а я вас всех наизусть знаю. Ради Киро ты бы не пошел воровать бластер. Ты бы ради Питера пошел. Он тебя надоумил?

– При чем здесь Питер? – с трудом, будто ворочая комок в горле, проговорил Уве. – Питер же не вернулся еще… Услал человека, теперь на него валишь? Ребята хотели узнать, правда ли последний заряд остался или еще есть. Тут всякое говорили… И Анджею выпало идти.

– Занятно. А он что же?

– А он заявил, что никуда не пойдет. У него, мол, такие правила, и вообще знать ему про «махер» неинтересно. Ребята собирались его побить, может, уже и побили, не знаю. Толку-то – бить его… А потом кинули жребий еще раз, и выпало идти мне.

– Ты и пошел?

– Угу. – Уве неожиданно всхлипнул.

– Ну, проверили бы вы «махер», – сказал Стефан, – а потом?

– Что – потом? – спросил Уве, не смотря в глаза.

– Я спрашиваю: что бы вы потом с ним делали? Надо думать, нашли бы применение?

– Не знаю… Ребята хотели проверить… Мы ничего такого не…

– Людвиг был с вами? – перебил Стефан.

Уве всхлипнул и покачал головой:

– Не скажу.

– Ясно, был. Про Илью с Дэйвом и не спрашиваю. А девчонки? Ронда была?

– Не скажу…

– Значит, была…

Уве вдруг расплакался – тихо и по-детски неудержимо, отвернувшись и часто шмыгая носом, чтобы не было слышно всхлипываний. Все-таки мы дети, подумал Стефан. Даже страшно становится, когда подумаешь, какие же мы еще дети. Мы разучились задавать детские вопросы. Но мы плачем, как дети. Наверно, поэтому мы плачем так редко.

– Ну-ну, – сказал Стефан. – Перестань.

Он подошел, обнял Уве за плечи – тот попытался вырваться. Стефан присел рядом.

– Ну хватит, хватит, – мягко сказал он. – Разве так можно? Тоже, нашел из-за чего… Перестань, я сказал. Ты думаешь, мне не трудно? Мне, если хочешь знать, труднее всех, а я ведь не хнычу. Ну ладно, малыш, с кем не бывает. Соберись, соберись, парень, разве так можно…

Плечи Уве вздрагивали. А вот этого он мне никогда не простит, вдруг с неожиданной ясностью понял Стефан. Никогда. Лучше бы я его побил. Теперь он притихнет и будет держаться в стороне из страха, что я расскажу всем, как он тут пускал сопли, какое-то время его можно будет даже использовать, но теперь всегда придется помнить о нем и не подставлять зря спину. Он мне враг. Теперь у меня появился еще один враг.

– Иди умойся, – сказал он, отстраняясь. – Завтра тебе на торф идти, дыхания не хватит, и толку от тебя не будет. Спать иди.

– Завтра не моя очередь, – возразил Уве, всхлипнув в последний раз. Потом его голос стал злым: – Вот так, да? На торф меня? За что?!

– Я передвинул очередь. Завтра должна быть Петра, а у нее день рождения. Поэтому будешь ты, Дэйв и Агнета. Это не наказание. Будет укороченный день, а вечером – праздник. Постарайся его не испортить.

Уве стер рукавом слезы. На впалых щеках остались темные полосы.

– Ладно… Что будет к празднику?

– Пирожные. Диего сказал, что постарается. По девяносто граммов.

– Мало.

– Сам хотел бы больше. Ну, ты иди, иди. Ночью спать надо.

Уве кивнул. Перед дверью он остановился, повернул к Стефану голову через плечо и спросил:

– От Питера ничего не было?

– С какой стати? – сказал Стефан. – Насчет связи – сам знаешь. Или у нас что-то накрылось, или у них. Донна копается.

– Я сам вчера копался, – сказал Уве. – Это не у нас. Это у них. Они еще позавчера должны были вернуться.

– Вернутся.

– Если нет, я тебе не завидую, – негромко проговорил Уве. – Чего там, все равно тебе донесут. Имей в виду, ребята так и говорили: если Питер не вернется, плохо тебе будет, Лоренц. И Маргарет плохо будет. Сами решим, как нам жить.

– Принято к сведению, – холодно сказал Стефан.

Уве еще постоял секунду и вышел, направился было вправо по коридору, но тут же развернулся и быстро-быстро пошел влево. Стефан выскочил следом – направо.

– Так, – сказал он. – И этот здесь. Ты где должен быть? Почему не на посту?

Киро улыбался вымученной глуповатой улыбкой. С него капало. Дрожь еще не прошла, зубы часто-часто колотили друг друга.

– Почему бросил пост, спрашиваю!

– Я… это… холодно ведь. Дождь там, снег, холодно очень… Я это… слышу – вроде как сирена…

– Хороший слух, – усмехнулся Стефан. – Просто феноменальный слух, всем бы такой. И нюх на уют тоже редкостный. Губа не дура. Ему еще стоять и стоять, а он сбежал. А если, пока ты здесь, придет цалькат – что тогда?

– Не придет он в такую погоду, – возразил Киро. – Сколько лет не приходил… А может, он тут всего один и был, откуда мы знаем…

– Ты уже понял, что надо делать? – спросил Стефан.

Киро кивнул. Он шел обратно к трапу медленно, как лунатик, оставляя за собой мокрые следы. Он ловил каждую секунду отсрочки.

– А ну, стой! – Киро остановился как вкопанный и посмотрел на Стефана с недоверчивой надеждой. Стефан отвел глаза: – Иди переоденься…