Деньги маленького мальчика

Деньги я любил с детства. Это чувство проснулось во мне в момент стояния в углу в возрасте лет десяти. Наказан я был за следующий проступок: приобрел игрушечную пожарную машину на «трешку», данную мне на покупку еды в универсаме. Мы жили небогато, но я ни в чем не нуждался. Наказали же за растрату без разрешения. Итак, я стоял носом в стенку, думал о природе денег, их значении в моей несчастной жизни и твердо решил начать зарабатывать. Трудился на износ, а именно объехал всю многочисленную родню (вот ведь время было, один через весь город, никто не боялся отпускать) и дипломатично подвел всех к необходимости пожертовать мне рубль в счет подарка на день рождения, до которого оставалось полгода. Убеждать я умел, и слабая нервами ленинградская интеллигенция сдалась.

Собранное было поменяно на красный, как закат, червонец. До сих пор помню вожделение, с которым я на него смотрел. Кажется, мои чувства носили даже сексуальный характер. Недавно, увидев где-то этот бледно-розовый тотем, я испытал такую же дрожь в солнечном сплетении, как бывает при совершенно иных обстоятельствах. «Десятка». Я помню все ее скрипы и шелесты. С купюрой я не расставался ни на минуту. Через пару дней ее отобрали у меня какие-то невские гопники. Мне даже удалось врезать одному перед тем как побежать, но меня догнали и разгрузили на шапку, модный пенал и содержимое карманов. Я шел домой по лужам Веселого поселка и плакал. На следующий день я записался в спортивную секцию. Бега.

Но начнем про реальные заработки.

Мне 11 лет. Лето я проводил на даче, заняться было особо нечем, а в сельпо продавалось много интересного и отчаянно нужного. От безысходности начали с другом собирать бутылки. А кто не собирал?! Двадцать копеек за штуку. Пять бутылок – рубль. Один рубль – эээх! Ну вы помните. Окружные леса никогда не пребывали в такой чистоте, как после наших походов.

Людей, разбивавших бутылки, я ненавидел всей душой, а тех, кто их выбрасывал, считал глупцами. Я начал жить, измеряя капитал любого человека количеством бутылок. Даже мамину зарплату младшего научного сотрудника я перевел в стеклотару и визуализировал. Я стал просить покупать мне омерзительный нарзан вместо пепси-колы. Родители удивились, но радостно пошли навстречу. Давясь соленой гадостью, я помнил, что эта бутылка при сдаче стоит на десять копеек дороже. Иногда в лесах мы находили такой стеклянный антиквариат, что приемщики подозревали нас в ограблении музея раннего палеолита.

В общем, мальчики сошли с ума. Надо сказать, что в трех километрах от дачи, где я жил с прабабушкой, находилась дача моего дедушки по еврейской линии, крупного строительного начальника. На выходных я регулярно являлся туда с лицом, выражающим безмерные страдания и очевидную потребность в деньгах. Воспитывали меня в строгости и домой отправляли сытым, но таким же бедным.

День рождения у дедушки был летом и отмечался на даче с большим размахом. Дефицитные деликатесы украшали богатый стол и доводили меня до невроза. Однако в тот день, о котором идет речь, я не обращал внимания на копченую колбасу и красную икру. Меня интересовали бутылки, места скоплений которых узнавались мною по запаху. Еще до начала застолья я подсчитал свою завтрашнюю выручку и осоловел. Это был первый раз, когда я хотел, чтобы праздник поскорее закончился. Мне не терпелось получить активы в собственность. Когда наступил черед Наполеона и стало понятно, что опустошены все принимаемые в СССР бутылки, я вылетел из-за стола, примчался на кухню, куда уносили все, что мешало в столовой, и начал складывать стеклотару в припасенную сумку безобразного вида. Праздник был веселый, и мои копания в мусоре никто не заметил. Наконец я собрал все богатство и решил откланяться, так как тащить ночью три километра огромную звенящую сумку не хотелось. Как истинный сумасшедший, я боялся ограбления. Удивительно, как мы теряем разум, занимаясь накопительством и стяжательством, идя на жертвы, чаще всего несоизмеримые с ожидаемым результатом.

Провожать любимого внука собрались все участники банкета, дедушка шел последний. Каждый гость, выходивший меня поцеловать, застывал, разглядывая сумку с бутылками, стоявшую рядом с тщедушным мальчонкой, уходящим в сумерки. Разум, замутненный стеклом, постепенно стал ко мне возвращаться, и я осознал потенциальные интерпретации данной мизансцены. В глазах общественности состоятельный дедушка выглядел окончательным Плюшкиным, который заставляет внука переть на себе обоз с бутылками, чтобы дать хоть как-то заработать ему на пропитание. Сумка была чуть ли не с меня размером, но в ней едва ли набралось на пять-семь рублей. Колбаса и икра на столе стоила значительно дороже.

Гости медленно стали поворачиваться к хозяину праздника. Ожидались едкие шутки, особенно на тему отношения в еврейской семье к русскому внуку.

Дедушку я любил и опозорить его не мог.

– Дедуль, а где у тебя помойка? Я хоть бутылки вынесу, польза от меня будет.

Сердце обливалось кровью, но лицо было безмятежно-беззаботным. Тем более я знал, что помойка где-то далеко, и рассчитывал, что никто меня провожать не пойдет.

– Спасибо. Может, посидишь еще? Наполеон вкусный, арбуз, куда тебе спешить?

Душа рванулась, но бизнес есть бизнес.

Неожиданно один из гостей сделал шаг вперед и хладнокровно убил меня:

– Да оставь ты бутылки, Санек. Я в город отвезу на машине, сдам, пропьем с твоим дедом, чего добру пропадать.

Главное было не зарыдать. Огромные, грубые ладони взяли в охапку эти нежные цветки и вместе с кожей оторвали от меня.

Я шел домой через туманные, покрытые августовской ночью токсовские холмы и плакал. Маленький обездоленный мальчик с тонюсенькими ногами, вставленными в тяжелые разваливающиеся сандалии, у которого только что отобрали последние деньги, а с ними – последнюю надежду. Мир казался мне катастрофически несправедливым и бесконечно жестоким. Насладиться летней прогулкой налегке в голову мне не приходило. А ведь сколько счастья было в той теплой ночи беззаботного детства, да и деньги мне были, честно говоря, не нужны. Про упущенный «наполеон» я вообще молчу.

Удивительно, как мы теряем разум, занимаясь накопительством и стяжательством, идя на жертвы, чаще всего несоизмеримые с ожидаемым результатом.

Вспоминая ту летнюю драму, дедушку, который ушел не так давно, но уже навсегда, детство, сбежавшее, словно ветреная любовница, мне подумалось: а сколько я бы сейчас отдал за машину времени. Сумма мне известна, она равна той, что я готов буду отдать через двадцать пять лет за полет в сегодняшний день. Но я же здесь. Так зачем платить. Вот он день, в который я захочу вернуться. Это его воздух. Вокруг его люди.

Я не попаду назад, я не буду платить в будущем. Взаимозачет.

Но прочь рефлексия, следующая история. Очистив токсовские леса от всех пустых бутылок, я не сильно приблизился к Рокфеллерам и решил самодиверсифицироваться. Но чем заняться? Руки у меня обе левые и растут прямо из жопы, физической силой не обладаю, фарцовать в садоводстве некому и нечем. Я правда попробовал рубить за деньги дрова, но на второй день топор слетел с топорища, чуть не убив увернувшегося работодателя и разбив окно в его бане. Все шло к возврату в бутылочный кластер. Но вдруг в моей голове родилась мысль.

Жили мы на полуострове, окруженном дивными холмами значительной, по карельским понятиям, высоты. Зимой даже горнолыжники тренируются. Виды такие, что дух захватывает. Но у холма есть один недостаток: на него тяжело влезать. По старой советской традиции, магазины и другие блага цивилизации удобно разместили на вершине, а дачи у подножья. Хочешь в сельпо – идешь час в гору. А неохота.

Лень. Сакральное русское чувство. Наша лень совершенно иррациональна. Лень наклониться в душе за упавшим шампунем – будем полчаса пытаться поднять его пальцами ног. Лень взять корзинку в супермаркете – будем нести в руках тысячу мелочей, бесконечно их роняя и матерясь. Лень вызвать мастера – сами что-то прикручиваем, приклеиваем, присобачиваем, пока все окончательно не сломается. Лень ходить к врачам регулярно – ждем, пока прижмет, и тратим в итоге в десять раз больше времени и денег. Лень работать – бесконечно празднуем и боготворим проблемы США. И так далее.

На мое подростковое счастье, ряду соседей было лень таскаться на гору, и мое предложение осуществлять доставку продуктов за «долю малую, но справедливую» нашло своего клиента. Но и меня сгубила лень.

Составив список пожеланий и получив финансирование, я сел на велосипед «Украина» и отправился в путешествие. Покупок набралось много, но ехать два раза мне было, как вы понимаете, лень, и я решил, что как-нибудь все привезу сразу, тем более, деньги я еще не заработал, но уже потратил.

Тоже, кстати, особенность нашего менталитета – отсюда популярность кредитов под космический процент на космическую херню. Устроился на работу, посчитал, сколько получишь за десять лет, и сразу все потратил. Уволили – сидишь критикуешь правительство и ненавидишь банкиров.

Но вернемся к моему бизнесу.

Я все купил и кое-как распихал товар по велосипеду. Небольшая детализация. Двухколесное средство передвижения с неполиткорректным по нынешним временам названием было огромным, а я, напротив, – ростом с бублик. Мои ноги доставали только до педалей, но я научился запрыгивать на велосипед, как Боярский на лошадь. В цирке выглядел бы забавно – этакий суслик на самокате, а вот на шоссе создавал своим плохоуправляемым агрегатом множество проблем. А тут еще куча кульков, неимоверным образом примотанных к заднему багажнику, мешок, висящий на правой стороне руля, и бидон с молоком, уравновешивающий его слева. Даже для шапито перебор. Особый шик картине добавляли синие тренировочные с незабвенными бретельками. Вспоминая моду СССР, я понимаю, почему секса в той стране не было. И большевиков погубили джинсы, а не ракеты. Уверен.

Итак, я еду. Равновесие держу с трудом, но мысль все-таки разделить ношу на две ходки гоню как можно дальше. Неожиданно бретелька тренировочных попадает в цепь. Ногами до земли я не достаю, ручного тормоза у велика нет, куча скарба на руле во главе с полным бидоном ситуацию не упрощает. Качусь по инерции, думаю, что делать. Метрах в тридцати от меня остановка сельского общественного транспорта. Людей на ней больше, чем физически может влезть в любой автобус, и все это понимают, так что стоят плотно у края и в дождь, и в зной. Автобус в город ходит регулярно, два раза в день, поэтому кто не влез, тот идет пешком три километра до электрички, и там аттракцион повторяется. Маршруток нет в принципе, машин у людей в основном тоже. Так что стоим, товарищи, и не жалуемся.

Перед остановкой лужа широкая, как Волга. Асфальт положили плохо, автобусы тяжелые и колесами выдавили яму, заполняемую водой частых ленинградских дождей. Мой велосипед начинает терять скорость, решения у меня в голове так и нет. На глазах изумляющейся толпы я въезжаю в самый центр лужи, останавливаюсь и закономерно валюсь в это озерцо со всем товаром.

Я – в грязной воде, на мне – велосипед, сверху – россыпью ВЕСЬ ассортимент деревенского магаза: пародия на макароны из «пиздец каких твердых» сортов пшеницы, позапозапрошлогодняя картошка, похожая на прошлогоднюю сливу; серая булка, видевшая Ленина; стальные сушки, размокающие только в кислоте; синяя, как тренировочные, и очевидно умершая своей смертью курица; леденцы с неотдираемой оберткой. Все это залито двумя литрами молока. Хорошего молока, так как оно от недобитого колхозниками кулака.

Падение мое тянуло на «Оскар» и было встречено бурными продолжительными аплодисментами стоящих на остановке. Лежу.

Помочь особо никто не торопится, так как лужа глубокая, да и место у края остановки терять не хочется. Тренировочные плотно зажаты цепью, велосипед тяжеленный. Мокро, обидно, больно, безнадежно.

Именно в эту минуту подъехал автобус. Водитель остановился перед лужей, в которой, как в ванной, развалился я, высунулся из окна и крикнул:

– Уберите этого идиота от остановки, иначе вообще двери не открою, пешком в город пойдете.

Какой-то тучный мужик спешно снял сандалии, зашел в лужу, поднял меня с велосипедом, оторвал кусок тренировочных, выкинул обоих на обочину и побежал, расталкивая толпу, к дверям автобуса, который безжалостно раздавил заказ моих замечательных соседей. В оборванных трениках с разодранным локтем я смотрел на отражение белых облаков в молочно-серой воде, размышлял о природе лени, мечтал о дефицитном велосипеде «Кама» и думал о том, как найти деньги, чтобы расплатиться с инвесторами.

Не влезшие в автобус стали расходиться, оставив после себя любимые мною бутылки. Я подумал: «Ну ее, диверсификацию». Надо развивать ключевую компетенцию и не вкладывать в непонятные стартапы. За неделю я собрал бутылок достаточно, чтобы компенсировать потери от провала в бизнесе по доставке. От судьбы не уйдешь. Кто-то должен был собирать стекло в готовящейся разбиться вдребезги империи. Так закончилось лето, мне исполнилось двенадцать, и на день рождения мне подарили копилку. Тут-то я и сошел с ума. Опустив в классического борова первую монету, я сразу же лишился рассудка. Откуда-то взялась патологическая жадность и развился слух. Тратить деньги я перестал в принципе, а звон выпавшего из кармана чужого медяка я слышал за несколько километров. Мне до дрожи в пятках хотелось поскорее наполнить свиноподобный сундучок и посчитать сокровища. Я даже начал взвешивать копилку на безмене, чем немало озадачил родителей, которые не понимали, как можно перевести силу тяжести в деньги. Незадолго до окончательного заполнения фарфоровый сейф переехал ко мне в кровать. Я засыпал и просыпался с ним в обнимку, так как боялся, что чудовища, вроде бы переставшие жить под кроватью уже как пару лет, вернутся и украдут накопленное.

Наконец наступил день М. Я торжественно расколотил ларец, растекся между монетами, облобызал каждую, посчитал несколько раз, разложил по номиналу и увидел нирвану всеми доступными на тот момент глазами. Ненадолго вернувшись в реальный мир, я задумался, как же это все поменять на бумажные деньги. Пришлось обратиться к бабушке, которая умилилась малолетнему скряге и согласилась помочь. Следующим вечером она сообщила, что обмен произошел, но попросила эти деньги на пару дней в долг. Я был горд. Профинансировать практически главу семьи. Это ли не верх могущества. Проценты брать не стал. Еще через день бабушка попала в больницу, о чем я узнал из случайно услышанного разговора родителей.

Я, как мне кажется, не самый плохой человек и точно был хороших ребенком. Меня близкие любили, и я их любил, заботился о них, рисовал открытки, читал с табуретки стихи, писал про семью в стенгазете, гордился, ценил. Но в тот момент, когда я услышал о бабушкином несчастье, темная сторона силы сдула все ростки добродетели с поверхности моей души.

«А что будет с моими деньгами, если…» – я возненавидел эту мысль, как только она появилась, и загнал ее в самый дальний угол головы. Но и оттуда она сверкала пурпурно-фиолетовым. Нет, я, конечно, переживал, даже плакал, но мысль-то проскочила. Мне стало очень стыдно, мерзко и противно из-за ее рождения. Ох эти метания порядочного человека, которые так отравляют спокойное совершение непорядочных поступков.

На мое и общее счастье скоро выяснилось, что жизни бабушки ничего не угрожает, и я вновь начал ощущать себя достойным сыном своих родителей, пока опять же не подслушал о потенциальных проблемах с памятью после случившегося.

Если в вопросах жизни и смерти свет, разумеется, победил и я не думал о деньгах, кроме первой молнии сомнений, то вот сейчас дьявол реально занялся мною всерьез, и он был в мелочах, точнее, в мелочи.

Я живо представил себе, как здоровая и невредимая бабушка возвращается домой. Все счастливы. Она все помнит, кроме своего долга. Воспаленное воображение нарисовало мне именно такую картину частичной потери памяти.

«Лучше она бы что-то другое забыла, например про тройки в четверти или про разбитую вазу, но ведь не вспомнит именно про деньги, уж я-то чувствую» – пару дней я провел, подробно изучая амнезию по имевшейся в доме медицинской литературе. Полученные знания меня не порадовали. Настроение ухудшилось до предела.

Ждать исхода не представлялось возможным, и я напросился на визит в больницу. Разумеется, признаваться в посещавших меня страхах в планах не было, но как-то прояснить ситуацию с бабушкиной памятью хотелось.

По дороге я провел разведку.

– Папа, а что, бабушка может про меня совсем забыть? – голосом полным трагического сочувствия, поинтересовался я у хорошего врача.

– А что ты натворил? – без тени сомнения в моей сентиментальности отреагировал хороший отец, знавший, с кем имеет дело.

– Я ничего, просто так спросил, – изобразить научный интерес очевидно не удалось.

– Ты не волнуйся. Я, если что, про тебя напомню, – после этой фразы я замолчал до самой палаты.

– Ну вот вы зачем ребенка в больницу притащили? – бабушка была достаточно бодра.

– Сам вызвался, – порадовал папа.

– Спасибо, Сашуль, мне очень приятно. Как дела?

А вот мне не было очень приятно. Вновь стыд и самобичевание.

«Спроси, спроси ее про дни перед больницей», – шептал в ухо внутренний демон, державший в руках коньки, на которые я собирал деньги.

– Хорошо, – выдавил я.

– Очень твоей памятью интересовался, – огрел дубиной и меня и демона смеющийся отец. Я мгновенно вспыхнул.

– Моей памятью? – удивилась бабушка.

Я ненавидел себя, весь мир, деньги, коньки, копилки и особенно папу.

– Ага, вероятно рассчитывает, что ты о чем-нибудь забудешь. Уж слишком тревожный голос у него был, когда спрашивал, – отец упивался моментом, не подозревая, насколько противоположными по сути были его подозрения.

– Слушай, а может, у меня и правда с памятью проблемы? Саня, напомни, что я должна забыть? Я не буду ругать, просто я грехов за тобой не помню последнее время.

Если бы я тогда знал, что такое сюрреализм, то точно бы охарактеризовал ситуацию этим словом.

– Ты ничего не должна забыть! Я просто так спросил, когда услышал про болезнь! Я же все изучаю! – я уже почти рыдал, но это была правда. Я практически жил внутри Большой Советской Энциклопедии, если вдруг узнавал о чем-то новом.

– Да ладно, успокойся ты, ну забыла, значит, забыла. Считай, что тебе повезло, – с улыбкой на лице попыталась меня успокоить бабушка.

На этой фразе даже демон внутри меня начал смеяться. Я же был готов взорваться на месте: «Повезло?!»

– Я пошел в туалет, – дрожащим голосом, полным обиды и разочарования, я прикрыл свой отход.

«Деньги – зло. Я тону во вранье. Я больше никогда, никогда…» – и далее целый список, заканчивающийся клятвой не давать в долг больше, чем готов потерять. Вот такие мысли крутились в моей голове все дорогу из больницы домой.

Вечером папа сдал мне мелочь, как это периодически происходило последний месяц, и спросил:

– Когда копилку-то разбиваешь?

Мне стало совсем нехорошо. В списке «никогда более» ложь находилась на первом месте, а рассказать отцу о судьбе накоплений в нынешних обстоятельствах означало бы катастрофу. Редко когда осознаешь полную безвыходность положения. Похолодевшими губами я пролепетал:

– Я ее уже разбил, так что мелочь больше не нужна. Спасибо.

– О как, и сколько насобирал? – не отвлекаясь от книжки, поинтересовался отец.

Его равнодушие так диссонировало с бурей внутри меня, что мне казалось, этот контраст осязаем и виден невооруженным взглядом, как парашют Штирлица в известном анекдоте.

– Двенадцать рублей, – обреченность чувствовалась в каждом слове.

– Куда дел?

Я как раз в тот момент читал «Колодец и Маятник» Эдгара По. В рассказе инквизиция создала комнату, в которой сжимаются стены и загоняют жертву в бездонный колодец.

– В долг дал, – выполз ответ.

«Господи, если он не спросит „кому“, я обещаю тебе… Все обещаю, что хочешь!!!» – пронеслось у меня в голове.

– Кому? – папа отвлекся от книги и посмотрел на меня с неподдельным любопытством.

Бога нет. Ок. Я опустил глаза, обмяк, усох и начал сознаваться.

– Баб… – вдруг зазвонил телефон. Я рванул, как раб с плантации.

– Але!

– Саня, это бабушка, папа дома? И, кстати, не забудь у меня свои двенадцать рублей забрать, когда в следующий раз придешь.

– Да мне не горит, – от щек можно было прикуривать в тот момент. – Пап, тебя.

За время папиного разговора я стремительно почистил зубы, разделся, лег спать и, поняв, что не засну, учился изображать спящего. Папа так и не заглянул. Я вошел в роль и вырубился.

Эпилог

Через два дня я заехал к бабушке, забрал деньги, положил их в варежку, которую немедленно оставил в трамвае. Я не удивился и не расстроился. В графе «Уроки» стояло «Оплачено».