Черная зависть (О любви. Порнографично в меру)

Пролог

Недавно я был в бане. Общей. Помимо завсегдатаев, в этот раз прибыла группа иностранцев с целью экскурсии «до национального колориту». Они вошли в парную, как в музей, улеглись на самый верх и стали ждать, как мне кажется, мыльного массажа и happy-ending. Банные «дембеля» посмотрели на «салаг» с сочувствием и ехидством. Последним зашел маэстро с опахалом.

– Ну что, мужчины, погреемся?

– Николай Петрович, у нас тут санкционный товар неожиданно в парной обнаружился. Что делать будем?

Все засмеялись, громче всех смеялся хор санкционного товара, так как русского языка не понимал. Меньше всех – «экскурсовод».

– Ну как что, сожжем к ебеням.

В бане я редкий гость, стою тихонечко внизу и до реального жара не доживаю, но тут решил продержаться.

Пар пошел, Николай Петрович начал отжигать в прямом смысле этого слова. Опахало разгоняло горячий воздух и даже внизу становилось практически невыносимо. Через минут пять-семь начали раздаваться полуистеричные реплики.

– Петрович, жги! Баня для русских! Янки гоу хоум.

– Холодно что-то, поддай!

Первый иностранец не вытерпел и с какими-то проклятиями на испанском вылетел из парной. Трое оставшихся держались. Наши тоже постепенно сдавались.

– Сдохнешь тут с этими санкциями, – с этими словами из «медного быка» вылез пухлый мужчина с затылком профессора. Вскоре наверху остался один иностранец и горстка бывалых. Наши отчаянно вопили:

– Дожмем пармезан!

Я практически лег на пол, но терпел. Из любопытства. Рядом со мной вжался в доски «экскурсовод».

– Помрет же сейчас…

Он не выдержал и взмолился:

– Я вас очень прошу, предлагаю ничью, убьем парня – меня ж посадят.

– Ну что – ничья?!

Крепкий, сука, ну ладно, дадим гражданство, если что. Ничья!

Испанец стек в душевую, но лицо его светилось счастьем. «Дембеля» жали ему руку и стыдили остальных. Никто ничего не понимал, но было весело и интернационально.

Я гордился теми и другими, думал о простоте международных отношений и вспомнил неоправданно забытую уморительную историю из девяностых о «негре» в бане. Заранее прошу прощения, в данном произведении «негр» используется как исторический эвфемизм и цитата. Обиженные могут назвать меня «снежком». А так, разумеется, мы говорим об афроамериканцах, но в 94 году мы этих слов не знали, и их точно не знали основные герои рассказа.

Переходим к основной части этой предельно романтической истории.

Девяностые. Еще недавно американцев мы видели только по телевизору, затем они стали присылать нам гуманитарную помощь и наконец приехали сами. Авантюристы, туристы, экономисты, представители бесконечных фондов и, разумеется, студенты по обмену. Уже сейчас я понимаю, что даже студенты были авантюристами, иначе как объяснить столь необдуманный поступок молодого человека из благополучной страны. В Америке, как мы знаем, есть не только белокожие, но и их антиподы, которые тоже решили попробовать Россию на вкус. С одним меня свела студенческая судьба. Звали его по нынешним временам эпически – Карл.

Карл, его звали Карл. Карл! Карл!

Тогда его имя вызывало другие ассоциации. Он никак не мог понять, почему его все спрашивают про кораллы, а один из нашей тусы даже попытался перевести скороговорку на английский. Венцом каждой вечеринки с участием Карла было чтение им знакомого всем с детства речитатива.

Мы пили спирт Рояль с вареньем и ухохатывались над дутыми губами, пытающимися произнести заветную Клару и Co.

Я хорошо запомнил Карла. Некоторое время мы переписывались, и каждый раз, заходя в бургерную Carl’s Junior, я думал, что надо бы узнать, как там мой загорелый друг.

Карл был американец, по-моему, из Сиэтла, приехал по обмену чуть ли не в Кулек (Институт Культуры), сейчас не вспомню уже. Был тщедушен и стеснителен. В какой-то несуразной одежде, с грустными глазами и веселыми скулами. Черный как ночное море, то есть с чуть заметным отблеском.

Виделись мы нечасто, он был из другого вуза, и пересекались только на квартирных тусовках. Тем не менее я как большой международник показал парню музей и однажды позвал в баню.

Меня самого туда пригласили, скажем так, спортивного вида товарищи. Они предупредили, что баня общая и будут также дружественные представители организованной преступности, которые тоже любят народные традиции.

Прибыли вдвоем в самый разгар мытья. Встретили нас сначала тишиной, а потом дружной сатирой уровня школьных анекдотов:

– Саня с рубероидом пришел, а крыша у нас вроде не течет, да, Серега? – рука Сереги была размером с пол Карла.

– Свет не выключайте, проебем негра. Как его найдешь в темноте.

– Не мог негритянку братве подогнать?!

– Сейчас мы его отмоем наконец!

– Он по-русски понимает, – предотвращая разгул фантазии, порадовал я общественность.

– И мы понимаем, так что пусть не ссыт. Hello Africa! Sit down. Пусть пожрет хоть нормально, доходяга. Голодаем, недоедаем? Слышали!

– Я из Америка, спасибо.

– Охренеть! И правда говорит!

– У него папа врач, между прочим.

– Да ладно, мы шутим, дружба народов, все дела, пойдем париться.

В парной дословно повторилась сцена из московской бани, разве что вместо опахала раскручивали простыню, да шутки про Карла были пожестче, но не обидные. Американец держался молодцом и вскоре все вывалили в душевую. Карл снял простыню в ожидании своей очереди и создал вокруг себя вакуум. Голого Карла мы до этого не видели. Увидели.

Тишина была пронзительной. Грубо говоря, если сложить все, что у нас было, получилось бы то, что имел Карл. Вы помните руку Сереги? Ну вот немногим меньше. Общественность взирала на достоинство с достоинством.

– Нда… – разрезал воздух самый возрастной товарищ. В этом «нда» можно было услышать столько оттенков, что хватило бы на отдельный рассказ. – Хорошо, что я это только в старости увидел.

– Саня… А ты на хуя его привел? – с тоской, переходящей в «предъяву», спросил Серега.

Карл, вероятно, не первый раз был в такой ситуации и даже вроде бы покраснел, по крайней мере, белками глаз. Красные глаза. Тщедушный Карл. ОН. Суровые мужчины. Тишина, непробиваемая даже журчанием воды в душевых.

Неожиданно ситуацию разрядил еще пока счастливый человек, выливший на себя ведро ледяной воды и вбежавший в душевую с гиканьем:

– Э-э-э-эх, водичка, аж мозги съежились, х… бы свой найти!

Этого вакуум не выдержал. Смех разорвал в клочья баню и ближайшие здания. Ничего не понимал лишь Карл и тот, кто, как ослик Иа, потерял свой хуй. Но и он скоро догнал. Затем начал смеяться Карл. Смех – это все-таки высший Божий дар. Он нас мирит со всем и со всеми. Последний рубеж.

Но вернемся в реальность.

Вечером я понял, что мужчины не меньшие сплетники, чем женщины. Знакомых мне парней в бане было пятеро. Девушек троих из них я знал. Все трое позвонили мне с однотипным текстом.

– Саш, я все знаю про Карла (звучало, как будто Карл гей-инопланетянин), моя подруга ОЧЕНЬ хочет пригласить его на свидание. Я тебе больше скажу, мы все хотим, чтобы она его пригласила на свидание (я уже полгода безрезультатно обхаживал эту подругу, мне было очень обидно).

Итого, через час три красивые девушки были готовы прибыть безотлагательно.

Серега позвонил сам:

– Слушай, там этот твой друг со шлангом может к нам приехать, мы девчонок вызовем, любых, в смысле любого цвета, но привези его, не отрежем, пусть не очкует! Вези, блять!

От пятого сигнала не было. Оно и понятно.

Я приехал в общагу к Карлу и обрисовал перспективы грядущего разгула. Очень хотелось погреться в лучах славы. Работа на контрасте меня не смущала.

Грустные глаза моего друга терзались. Видна была внутренняя борьба. Он встал, веселые скулы осунулись, дутые губы терлись друг о друга. Я не мог понять, в чем дело.

Не буду утруждать английским. Оказалось вот что – у Карла была девушка. Он ее любил. Будучи совершенно нормальным мужиком, Карл изводился от соблазна, но…

– Сука твой Карл, эгоист и придурок. Два раза нас с дерьмом смешал. Физически и теперь морально. И ты тоже мудак, на хера было всем трещать, что он мол верный. Сказал бы, не стоит! У всех отлегло бы, а ему по хуй. А теперь у нас только о Карле и разговоров, Ирка о нем всем рассказывает, и на меня при этом смотрит, как на дерьмо какое-то. Не приходи с ним больше, убью на хрен.

– Хорошо, Серега. Прости, затупил…

– Эгоист и придурок. Так и передай.

В эгоизме Карла обвинили все. В эгоизме! Карл!

P. S. Он мне прислал ее фотку. Маленькая счастливая китаянка. Серега кричал: «Как?!» и пытался изобразить соитие.

Через год китаянка его бросила. Серегу эта новость сделала счастливейшим из людей.

– А знаешь почему? Потому что эгоист и придурок, делиться надо с людьми. Его Бог наказал.

Серегина система ценностей пришла в норму. Он успокоился.