Стоит синяя летняя ночь.

Но больница никогда не спит.

Из коридора доносятся шум и приглушенные голоса медсестер. Где-то пикает сигнал тревоги.

Надя спит.

Я держу ее ручку в своей. Ту же ручку, что, будучи перемазанной маслом, выскользнула из моей руки.

Ее лицо мокрое от слез, и я не сразу понимаю, что эти слезы – мои.

Медсестра заходит в палату, улыбается и гладит Афсанех по голове.

– Идите домой, уже поздно, – просит она.

Я смотрю на часы и понимаю, что она права. У меня встреча с Дайте в девять, а еще нужно поспать.

За время расследования мы все успели сблизиться. Даже язвительный Дайте стал мягче и общительнее. Он насвистывает по дороге к автомату с кофе, придерживает коллегам двери и за несколько недель не произнес ни одного сексистского или гомофобного комментария. Он даже подстриг ногти на ногах и перестал надевать ту ужасную майку.

Наверняка влюбился. Малин того же мнения. Она поделилась со мной своими подозрениями. Судя по всему, он встречается с одной из свидетельниц по нашему делу – Стиной Свенссон, директором магазина, где работает Пернилла Стенберг, что, разумеется, совершенно неприемлемо. К тому же она явно не пара Дайте.

Но я, разумеется, молчу.

Я так рад, что Надя очнулась. И что Пернилла каким-то чудом нашла своего сына живым.

Она нашла Самуэля в тяжелом состоянии и крайней степени обезвоживания. Он выжил только потому, что облизывал мокрые бетонные стены колодца. Двое суток он провел на трупе мертвого наркокороля.

Несколько суток он был на грани между жизнью и смертью, но теперь мы знаем, что ему удалось выкарабкаться. Мальчик поправился. По крайней мере, физически. Боюсь даже думать, какие кошмары снятся ему по ночам.

– Вам нужно поспать, – уговаривает медсестра. – Завтра сможете забрать дочь домой.

Мы с Афсанех киваем, и я неохотно выпускаю влажную ручку дочери.

Вместе мы уходим из больницы.

На улице нас встречает влажная ночная прохлада. Из глаз снова начинают течь слезы, и я всхлипываю. Колено ужасно болит, но я, как обычно, его игнорирую.

Трое женщин из операционной курят у стены, уставившись в мобильники. С парковки идет мужчина. Одной рукой он толкает коляску с ребенком. Ребенок ноет и извивается, как уж, но все внимание мужчины приковано к телефону в другой руке. Колесо съезжает с тротуара, и коляску перекашивает. Ребенка подбрасывает, отчего он начинает истерически вопить. Мужчина выпрямляет коляску, не отрываясь от дисплея.

На стоянке такси стоит одна машина. Водитель открыл дверцу и выставил одну ногу наружу, словно собирался выйти. Но сидит он неподвижно. Лицо освещено светом мобильного телефона.

Афсанех замечает мой взгляд и понимающе кивает.

– Что у этих людей с головой? – спрашиваю я.

Она не отвечает, только берет меня за руку.

Я сжимаю ее руку в своей, а другой утираю слезы. Потом достаю из кармана пачку сигарет и протягиваю ей.

– Хочешь?

Афсанех смеется.

– Я знала, что ты куришь тайком.

– Я тоже.

Я прикуриваю ей сигарету.

Мы садимся на бетонное заграждение. Колено болит, а человечество сходит с ума, превращаясь в нарциссов.

Но какое нам до этого дело?

Я смотрю на Афсанех.

Она улыбается, делает затяжку, запрокидывает голову и выдыхает облачко дыма в светлеющее небо.

Мы самая обычная семья. Это самое обычное утро.

И после всего, что произошло, мы снова живем прежней жизнью.