Глава тридцать вторая

Машина с Президентом, его друзьями, Воловичем и Гертой за рулём мигом проскочила несколько километров узкой и извилистой, будто специально имеющей вид непроезжей лесной дороги. «Валькирия» вела «Лексус», не жалея краски на бортах, обдираемых ветками вплотную подступавших к обочине деревьев. С такой скоростью не всякий раллист на «Кэмел трофи» ездит, причём те – со штурманом на соседнем сиденье. А у подпоручика Витгефт рядом находился Президент этой страны и в управление машиной не вмешивался.

Мужчины только охали моментами, у несдержанного Воловича при особо эффектных прыжках джипа с губ срывались первые звуки удивлённо-матерных слов, но он тут же гасил порыв, вспоминая, КТО сидит в машине. Герты бы он не стал стесняться.

– Стоп, приехали, – сказал Президент, когда впереди открылась поляна с бревенчатой двухэтажной избой, самого обычного вида для богатых подмосковных сёл начала двадцатого века. Поляна гектара в два, приусадебный участок, отгороженный забором из слег, – соток восемь. Вокруг дома никого, да и в доме, кажется, тоже.

Герта распахнула дверцу со своей стороны, крикнула: «Всем оставаться на местах!» – с автоматом наперевес метнулась к дому стремительными, скользяще-текучими движениями, каких никто из мужчин раньше не видел, даже генерал госбезопасности, имевший возможность неоднократно бывать на учениях всевозможных спецназов, да и сам в молодости послуживший.

– Словно кобра какая-то, хоть и на двух ногах, – сказал, дёрнув головой, Журналист и на всякий случай снял с предохранителя полученный совсем недавно из рук Фёста «АКМС». У Мятлева такой же с самого начала был на боевом взводе. Но больше всех поразил спутников Президент. С хитроватой, несколько мальчишеской усмешкой он извлёк из подмышечной кобуры настоящий «парабеллум», причём первых моделей, со светлыми, мелко насеченными буковыми щёчками изящно изогнутой рукоятки.

– Ого! – не удержался от удивления Мятлев. Сколько лет знакомы, а видеть этот пистолет не приходилось и даже слышать хоть намёком. – Откуда сей антиквариат?

– Отец с фронта привёз, всю жизнь прятал, только незадолго до смерти показал… – Президент умело вздёрнул коленчатые рычаги затвора и вернул в прежнее положение, дослав в ствол патрон. Один Волович был совсем без оружия, о чём и сказал с обидой.

– Подожди… – оборвал его Мятлев.

Вернулась Герта, вихрем облетев оба этажа избы, заглянув в амбары и погреб.

– Никого. И не заперто…

– Здесь запирать не от кого. Кроме егеря и охраны никого в ближних окрестностях не бывает, – ответил генерал.

– Тогда можно выходить, располагаться. – «Валькирия» забросила ремень автомата за плечо, всем видом показывая, что военная власть на прилегающей территории принадлежит именно ей, а с гражданской можете сами разбираться.

– Хорошо здесь у вас, – сказал, выбираясь из машины на травку, Волович. Он вдруг и вправду ощутил себя настоящим корреспондентом на войне, вроде уже упоминавшихся Симонова или Хемингуэя – именно такого ранга фигурой, что позволяло держать себя независимо с каким угодно начальством любого ранга. Двадцативосьмилетнему Константину сам Жуков грубить остерегался, зная об отношении к журналисту, поэту и драматургу Хозяина. А он, Михаил Волович, чем хуже? Не драматург, так прозаик не из последних, неоднократно премированный, пусть и не Сталинскими премиями, на Западе авторитет имеет. Отошёл от машины, сделал несколько снимков и общего плана, и групповой, с Президентом в центре.

Мятлев было дёрнулся, чтобы немедленно пресечь, и тут же раздумал. Пусть снимает. Отнять камеру всегда можно, а снимки-то сами по себе бесценные выйдут!

– На самом деле, пойдёмте, – сказал Президент, – не пенье птичек слушать приехали. Связь с Москвой установить сможешь? – спросил на ходу Мятлева.

– Только по одной линии. Здесь проводная защищённая, но, сам понимаешь, кто там теперь на том конце сидит? Сотовые… Не советовал бы.

Не только он, но и все остальные, кроме Герты, вспомнили, как к Дудаеву на звонок ракета прилетела.

Подпоручик Витгефт держалась строго в соответствии со своим чином и исполняемой должностью. С Мятлевым будто едва-едва знакома, остальные вообще никто, просто объекты, порученные командиром её наблюдению и охране. Даже не из того мира, которому она служит, не говоря о прочем!

Скользнула взглядом по генералу, обратилась прямо к Президенту. Всё же – Верховный Главнокомандующий, пусть и чужой армии.

– Разрешите доложить. Я могу связь обеспечить. Любую.

– То есть как? – не понял Президент.

– Неужели я неясно выразилась? Прошу прощения. Любую – значит, я могу подключиться к какому угодно принимающему устройству на Земле, номера, позывные, коды доступа к которым вам известны… Радиостанция, телефон, телевизор, компьютер.

– Ах, да, конечно, – словно бы вспомнил Президент. – Тогда давайте прямо сейчас попробуем. Идите за мной. И ты тоже, – поманил он рукой Мятлева.

Герта с сомнением посмотрела на Журналиста и Воловича. Как таким внешнюю охрану объекта доверить? Но выбирать не из чего.

– А вы что стоите? Машину отгоните за тот сарай, под навес, чтобы в глаза не бросалась, ни с земли, ни с воздуха. Сами… Вы с автоматом в тамбур – непрерывно, не отвлекаясь, наблюдайте за передней полусферой, – приказала девушка Журналисту. – Вы… – Волович вообще никакого доверия у неё не вызывал. Но ничего, если жить хочет – тоже на что-то сгодится. – У вас и оружия нет? – вспомнила она.

Репортёр развёл руками и сделал комическую мину.

– Возьмите. – Герта вынула из кобуры и с шести шагов бросила ему «стечкин». – Пользоваться умеете?

Волович поймал пистолет за рукоятку, презрительно пхекнул, выключил предохранитель, оттянул затвор, проверяя, заряжен ли пистолет.

– Вторую обойму дайте, – протянул к девушке свободную руку.

«Ты и этой половину расстрелять не успеешь, если что», – подумала она, но запасной магазин ему отдала.

– Будете наблюдать из окошка сеней за лесом позади дома. Наблюдать скрытно, голову не высовывать. – Это уже обоим. – Обнаружите незнакомых, тем более – вооружённых людей, сообщите мне свистом. Можно тихим, я услышу. Стрелять только в крайнем случае, если появится вооружённый противник с отчётливо-агрессивными намерениями. Из-за укрытия не высовываться, в разговоры не вступать, хоть с соседом по койке, если он не в одном с вами боевом расчёте. Брёвна в стенах толстые, пуля не пробьёт. Я услышу, подойду – разберусь, что дальше делать…

Негромкий, но жёсткий командный голос девушки, её безапелляционный тон, а более всего – взгляд, холодный и бескомпромиссный, произвели впечатление на всех, но особенно на Мятлева. Неужели совсем недавно он хватал её руками, пытался поймать губами розовый сосок обнажённой груди? С такой бы ему подобное и в голову не пришло. Да и дальше, если в живых останутся – как с ней обращаться, хоть он целый генерал, а она – только подпоручик…

Вовремя успели спрятаться – внезапно всё-таки хлынул весь день собиравшийся дождь, закрыв от взоров даже не очень далёкий край поляны и выезд на неё с дороги.

Дождь как природное явление Герту не заинтересовал, но как дополнительный фактор на ТВД – весьма.

– Внимательнее наблюдайте, – бросила она часовым. – Если ещё туман упадёт – самая погода посты по-тихому снимать…

… Секонд, Людмила и четверо морпехов во главе с «Леоновым» заняли самые выгодные позиции по периметру дачи – среди сосен и вечнозелёных кустарников, напротив углов высокого забора, чтобы с каждой огневой точки простреливать подходы к двум стенам сразу. Предусмотрена была и возможность свободного маневра вдоль фронта и в глубину.

Ещё один прапорщик засел со «Взломщиком» на чердаке. Оттуда он, в случае чего, мог остановить бронебойно-зажигательной пулей калибра 12,7 мм любую бронетехнику, кроме танка. Трассирующая позволяла на полуторакилометровой дистанции поразить какую угодно, лишь бы зрительно различимую цель – вражеского командира, снайпера, гранатомётчика или корректировщика артиллерийского огня. Ещё четверо бойцов составляли подвижный резерв, замаскировавшись на запасном рубеже обороны – полукилометром позади колючего «предзонника» дачи, между дорогой, по которой уехал Президент, и специально проложенной пешеходной тропинкой для прогулок, аналогом кисловодского терренкура, причудливо петляющей по живописным окрестностям.

Никто не сомневался в том, что основную атаку на дачу произведёт специально выделенное подразделение куда более квалифицированных бойцов, чем те, которые сгорели в своих машинах или ждали того или иного исхода под прицелом «Аякса». И будут сидеть, пока не придёт время выходить с поднятыми руками, как немцам из сталинградских подвалов.

Фёст приказал майору Нежданову указать подходящий подвал, куда можно запереть пленного генерала. Отвечать на вопросы тот категорически отказался, явно надеясь на скорый приход «своих». Для начальника охраны генерал являлся прямым и безусловным начальством, и замысел заговорщиков, не вмешайся Ляховы, безусловно удался бы. Ворота перед кортежем майор открыл бы беспрепятственно, сам провёл генерала к президентскому кабинету и дверь предупредительно перед ним распахнул. Сейчас обстановка поменялась, Президент своей верховной властью переподчинил чекиста полковнику неизвестно какой службы Ляхову Вадиму Петровичу. И сила, и власть были сейчас очевидно на этой стороне, независимо от того, что происходит за пределами вверенного попечению майора периметра. Он, не поморщившись, расстрелял бы бывшего генерал-лейтенанта, поступи такая команда. Суровые законы аппаратных игр, перешедших в вооружённое противостояние.

Фёсту с Секондом «настоящим» допросом пленного заниматься не было ни времени, ни настроения. Можно было поручить Людмиле – она бы справилась, но… Какой в этом смысл? Сначала отбиться надо, а потом пусть Президент с Мятлевым ликвидируют их же собственным попустительством сплетённую сеть.

Роботов в человеческие дела вмешивать тем более не хотелось. Ограничились тем, что генерала посадили в тесную бетонную каморку, где хранился всякий электротехнический инвентарь. Майор выдал три пары наручников, входивших в экипировку охраны, бывшего (в любом случае) генерала пристегнули за обе руки и за ногу к проходящему от пола до потолка кабелю высокого напряжения за неимением труб отопления.

– Ты бы сказал всё-таки, – миролюбиво предложил Фёст, пряча ключи в карман, – много ещё твоих «преторианцев» к нам нагрянуть может? Просто интересно – успеем всех перебить к ужину или на вторую смену оставаться придётся?

Генерал злобно выругался в ответ.

– Дело хозяйское, – пожал плечами Фёст, – дергаться будешь – изоляцию с кабеля можешь содрать, тогда поджаришься до хрустящей корочки. А чтобы на помощь со стороны не надеялся – вот гарантия…

Он положил посередине подвала две гранаты «Ф-1», к ним изолентой была примотана коробочка размером с мобильный телефон. Вверх торчала двадцатисантиметровая антенна, на торце с длинными интервалами мигала красная лампочка.

– Схема понятна? Образования, по-моему, должно хватить. В случае неблагоприятного для нас развития событий я, или специально на то поставленный человек, нажму кнопочку. Ну, а если всех убьют, через три часа таймер сработает. Об эффективности этих древних, но надёжных штучек, особенно – в закрытом помещении, распространяться не буду. Так что советую непрерывно молиться за успех именно нашего оружия, и чтобы я в суматохе не забыл взрыватель отключить. Ты бы лучше сказал – за три часа управимся?

Генерал снова выругался.

– Уважаю, – бросил на середину камеры до половины докуренную сигарету Фёст, – нет, не тебя, того, кто такого дуболома сумел отыскать и к делу пристроить. – Вздохнул, уже выходя: – Смертная казнь в России, к сожалению, так и не восстановлена, значит, даже военно-полевой суд больше пожизненного не даст. Мы на данный случай, к сожалению, не в Америке. Там бы тебе припаяли электрический стул плюс три пожизненных и штраф десять миллионов баксов.

Себе Фёст выбрал достаточно опасный НП – на двадцатиметровой высоте, в развилке ветвей отдельно стоящего трёхсотлетнего дуба. Отсюда он мог координировать действия своего небольшого гарнизона, оставался абсолютно невидимым. И стрелять, в случае необходимости, по особо важным целям. Но и уйти с него, будучи обнаруженным, уже не смог бы. Надеяться можно было лишь на то, что у противника просто не окажется времени, чтобы, даже обнаружив наблюдательный пункт, снять «кукушку» с её гнезда. Финским снайперам в «зимнюю войну» тридцать девятого года приходилось хуже – их уничтожали сосредоточенным огнём с земли почти в ста процентах случаев.

Вяземская с автоматом, шестью запасными магазинами и четырьмя ручными гранатами залегла в ложбинке между двумя невысокими, по плечо человеку, холмиками. На вершине одного торчал выветренный временем остроконечный камень, похожий на обломок скифского надмогильника, на втором рос пышный куст боярышника, усыпанный плодами и непроницаемый для глаза, даже вооружённого сильной оптикой.

Фёст её видел и переговаривался с девушкой через блок-универсал, в очередной раз радуясь их с Секондом сообразительности. Не обзаведись они вовремя аггрианскими комплектами, дела обстояли бы гораздо хуже. Мало, что они с Гертой, Людмилой и Секондом имели постоянную связь и успешно координировали свои действия, так могли в критический момент использовать портсигары как оружие массового поражения, наплевав на собственные рыцарские принципы и инопланетные законы. Но это действительно в самом крайнем случае. Уничтожать даже очень нехороших людей всякими пакостями (вроде газа «Циклон Б» или молекулярных деструкторов) врачу и честному солдату Ляхову претило до отвращения. Не зря его до сих пор возмущала манера американцев и англичан бомбить с десятикилометровой высоты древние исторические города Германии (а за последующие шестьдесят лет и многие другие), населённые по преимуществу женщинами и детьми. Все мужчины с шестнадцати до шестидесяти пяти лет уже были призваны в армию и фольксштурм. С точки зрения протестантского прагматизма (не подходящего, на взгляд Ляхова, в качестве религии для приличного человека), оно, может, и правильно, но русские солдаты уже «после всего», в сорок четвёртом и сорок пятом годах, относились к немецким солдатам с большим уважением, чем к чересчур «застенчивым» на поле реального боя союзникам.

– Ты смотри там, – говорил Фёст подруге, – не высовывайся до последнего. Позиция у тебя хорошая, но одноразовая. Если на тебя специальное внимание обратят, долго не продержишься. Лучше при близком попадании убитой прикинься…

– Учить меня будешь, – с гонором ответила Людмила, – я в сто раз больше тебя такие упражнения отрабатывала. Лучше о себе подумай, как обратно слезать будешь…

О том, что в настоящем бою она пока не бывала, а вот Вадим и подружки успели, Вяземская предпочла умолчать.

– Смотрите, товарищ полковник, – шепнул в этот же момент «Леонов» Секонду. Они с пулемётом тоже пристроились удачно в наскоро расширенной и замаскированной ветками прошлогодней медвежьей берлоге под корнями доживавшей свой век древней ели. Секторы обстрела отсюда были великолепные, и укрытие надёжное – только прямым попаданием из пушки стрелков подавить можно. – Вот и пришли по нашу душу.

Андроид с многолетними навыками фронтового разведчика заметил в подлеске едва уловимое колебание ветвей раньше, чем человек, последнее время занимавшийся в основном кабинетной работой.

– Что ж это за публика пожаловала? – риторически удивился Вадим, очень медленно разворачивая ствол пулемёта в нужном направлении.

Три, а, может быть, и больше фигуры в камуфляжах незнакомого ни Секонду, ни роботу рисунка бесшумно возникли не далее чем в двадцати метрах от позиции. Подползли тихо и лежали тихо, вглядываясь и вслушиваясь в обстановку.

Секонд не знал, что пленный генерал успел сообщить этой группе с позывными «Зубр» своё собственное положение и передать команду на самостоятельные действия по цели. Теперь без всякой дипломатии, с единственным приказом: «Президента взять живым, любые другие ограничения снимаются». Но он видел и понимал, что имеет дело с классными специалистами, от которых не стоит ждать опрометчивых действий. Эти не будут спешить, постараются предварительно вскрыть систему обороны объекта (если она есть) и только потом пойдут на штурм. С боем или без шума – как получится.

Секонд остерегался выходить сейчас на связь с Фёстом, слишком близко враг, может услышать даже самый тихий шёпот.

«Леонов» расстегнул кобуру «АПС», извлёк из ножен длинную и даже на вид очень острую финку с покрашенным в зелёный цвет клинком. Показал жестом, чтобы напарник смотрел по другим азимутам, а туда, где обнаружились чужие разведчики, уже не обязательно.

Скользнул в щель между двумя толстыми, в руку, корнями и тут же растворился в невысокой, едва по колено, траве. Ни один стебелёк, показалось Секонду, не шелохнулся, что, в принципе, было невозможно.

Те, с кем решил познакомиться поближе андроид, явно были группой командирской рекогносцировки. Очень может быть, что, понаблюдав немного и убедившись, что штатная охрана разместилась внутри ограды, а никого из тех, кто связал боем колонну генерала, здесь нет, кто-нибудь демонстративно нарушит маскировку и направится к воротам для предъявления очередного ультиматума. Всерьез, или чтобы отвлечь внимание от штурмовой группы (или групп), заходящих с тыла.

«Как они не понимают, – думал Секонд с позиции своего времени и своего жизненного опыта, – что их дело провалилось с момента, когда прозвучал первый выстрел? Если здесь, кроме полуштатской охраны, обнаружились и действуют свойственными им методами армейские подразделения, хоть рота, значит, найдутся верные Президенту и батальон, и полк. Генерал со своими подручными так долго провозился на ближних подступах, что уже через полчаса-час могут прямо с воздуха начать десантироваться бойцы Псковской дивизии или морской пехоты Северного флота. Этих ребят под огнём не сагитируешь, значит, игра пойдёт совсем по другому сценарию – армия против мятежа столичных чиновников и жандармско-полицейской «элиты»…»

О способах организации всякого рода бунтов и мятежей полковник Ляхов, генштабист, «пересветовец», участник подавления польских и московских «событий», знал достаточно. Как и то, что «верхушечный переворот» и полноценная Гражданская война – совершенно разные вещи, со своими собственными законами. Что далеко ходить – Фёст знакомил его с документами здешних «чеченских войн», и первой, и второй. И заговорщики должны о них помнить не хуже. Если в дело вступает армия – результат предрешён независимо от всякого рода политических факторов.

Здесь боевики, сколько бы их ни пряталось по лесу, реально могут сделать только одно: если у них есть десяток «Шмелей» или ротных миномётов – уничтожить дачу вместе с Президентом, к чёртовой матери, просто со зла и отчаяния, а потом разбегаться и прятаться или вернуться в Москву, чтобы «геройски погибнуть на баррикадах», под огнём танковых пушек.

Но Секонд не предполагал, что цель заговорщиков именно такова. Ликвидировать главу государства можно было проще и без шума. А сейчас кто-то лихорадочно думает – решиться на последний отчаянный бросок или по-тихому сматывать удочки?

…Герта, подчиняясь указаниям Президента и Мятлева, соединила их уже с шестью или семью абонентами. После каждого разговора Президент всё больше мрачнел. Ни одного из тех, с кем он хотел бы поговорить, на месте не оказывалось. И невозможно было угадать – арестованы те люди, на которых Президент рассчитывал, перешли на сторону заговорщиков или ушли в подполье, спасая собственные шкуры или готовясь к «партизанской борьбе». Только вторые-третьи лица, то растерянные, то успевшие набраться наглости со слегка истерическим оттенком, отвечали примерно одно и то же: «Шеф буквально только что выехал в Кремль, в Дом Правительства, в Думу (в любое место, максимально удалённое от того, где должен был находиться сейчас), по мобильному телефону «временно недоступен».

И это было единственной правдой, которую говорили Президенту – все сотовые операторы в Москве прекратили обслуживание клиентов. Ситуация для нынешнего времени сложилась почти апокалиптическая – прервалась мобильная связь. Лет пятнадцать, даже десять назад в этом не было бы ничего экстраординарного, а теперь миллионы людей впали в панику – будто бы жители Нью-Йорка, когда там отключилось электричество. Правда, проводная связь работала пока исправно, но подавляющее большинство населения просто разучилось ею пользоваться.

– Хреново дело, – сказал Мятлев после того, как его личный друг, начальник областного ОМОНа, ответил, что он бы и рад немедленно послать на помощь все наличные силы, и сам возглавить экспедицию, но сидит вместе со штабом фактически под арестом, здание оцеплено, и коридорах бродят чужие автоматчики с изображением зубров на нарукавных эмблемах. Вот ничего не остаётся, как материться да с горя «водку пьянствовать».

– Ты чё, напьянствовался уже? – прибавив к этим словам ещё десяток непечатных, возмутился генерал. – Какой, на хер, арест, если ты со мной говоришь и никто тебе не мешает?

– Так они прошли по кабинетам, оружие отобрали и телефонные провода порезали… Снаружи блокируют, и всё. Наверное, обострять не хотят…

– Ты, бля, точно до белой горячки допился! Я с тобой что, через унитаз разговариваю?

– Слушай, Лёня, а правда. Вот же провод срезанный висит, а я тебя слышу…

Мятлев махнул Герте рукой, чтобы отключилась.

– И как же это получается?

– А я вам разве говорила, что мне провода нужны? Лишь бы аппарат был, и номер известен…

– Полный дурдом, – безразличным голосом сказал Президент и невольно процитировал Николая Второго, уж больно обстановка соответствовала: «Всюду предательство, подлость и обман!»

– Никак нет, – бодро возразила Витгефт, – всё идёт очень даже нормально. Враг полностью раскрылся, все свои резервы в дело ввёл, а про наши как не знал ничего, так и не знает… Если как следует заняться, к утру полный порядок навести можно.

Президент пожал плечами и снова потянулся к пачке сигарет. Последний час, забыв об имидже, он курил почти непрерывно.

– Слушай, может, действительно приказать командующим Северным и Балтийским флотами направить к нам самолётами все наличные силы? – предложил Мятлев, от возбуждения бегающий по кабинету то кругами, то по диагоналям. – И устроим зачистку, как в старые добрые времена. Тысяча девятьсот пятый год, Семёновский полк…

– Ты бы сел, – устало сказал Президент, – голова от твоих зигзагов кругом идёт.

Снизу сначала раздался пронзительный свист Журналиста, сразу за ним несколько коротких очередей из его автомата и частый перестук выстрелов снаружи. Пока не очень близких, метров с пятидесяти.

– Всем лечь! – крикнула Герта Президенту и Мятлеву, сама метнулась к окну, присела сбоку, осторожно, буквально одним глазом выглянула поверх края подоконника. На пулю снайпера ей нарываться не хотелось. Если в лоб – и гомеостат не поможет, никто ей не даст спокойных суток на регенерацию.

По поляне от леса змейкой, непрерывно меняя направление, то приседая, то несинхронно, в противофазе, отпрыгивая вправо и влево, бежали четыре человека в меняющих рисунок и цвет камуфляжах. Чем-то они напоминали ораву выбегающих на арену полупьяных клоунов. Короткими очередями стреляли на бегу, не очень стараясь попасть, просто «на подавление».

«Вокруг бедного Анатолия сейчас щепки и осколки стекла летают, кисло ему, – подумала «валькирия». – И прицелиться некогда, да и бесполезно… Не с его способностями».

Девушка оглянулась. Президент и Мятлев послушно растянулись на полу. Хоть тут выпендриваться, самостоятельность изображать не стали.

Герта не знала, как называется тактика поведения под огнём неизвестных спецназовцев, но что она эффективна самой своей нестандартностью – очевидно. Удастся кого-нибудь в плен взять – узнает. А ведь возьмёт, очень они её заинтриговали, в «печенегах» так не умеют. Да и многое другое знать должны, вот и поделятся…

Все эти фокусы с ужимками и прыжками в расчёте на обычных строевых солдат должны действовать ошеломляюще – никто не станет спорить, а вот для «валькирии» слишком всё предсказуемо и примитивно, особенно с учётом её впятеро быстрейшей реакции. Она перешла в режим ускоренного восприятия, и эти парни с нерусскими автоматами в руках сразу словно оказались в куда более густой и плотной среде, чем воздух.

Герта выпрямилась, выбила окно стволом и вскинула к плечу свой «АКМ». Могла бы и от пояса, одной очередью всех положить, но сейчас не это нужно. Четыре одиночных выстрела, прозвучавших едва ли не быстрее, чем автоматическая очередь, и все лежат, не добежав до крыльца двадцати шагов. Да не лежат, а корчатся, ещё не совсем понимая, что отвоевались. Один, похоже, тянется к карману за аптечкой, думает, что укол промедола его на ноги поставит. Едва ли, даже после госпиталя. Кому в коленный сустав утяжелённая пуля попала, кому в тазобедренный. «Огнестрельное, первично-инфицированное разрушение костной ткани с одновременным поражением связок, нервов и сосудов», – сказал бы любой из Ляховых, взглянув на результат «зачётной серии» Герты. «Травматический шок, естественно, эректильная пока что фаза».

Заметив едва видное шевеление кустов на краю поляны, у самой земли, девушка послала туда три очереди по четыре-пять патронов, в качестве предостережения. Скорее всего, убила и того (или тех), кто неосторожно демаскировался.

Вернулась в нормальный ритм, сменила магазин в автомате. Приказала Мятлеву:

– Леонид, к другому окну! Наблюдай из-за шторы! Здесь вряд ли кто теперь пойдёт.

Генерал послушно переполз к межоконному простенку, за ним дёрнулся было и Президент.

– А вы сидите, где сидели, ваше превосходительство. С этим антиквариатом нечего тут…

Президент не казался ей стрелком такого класса, чтобы из музейного (на её взгляд) «ноль восьмого» навскидку попадать в активно противодействующую цель.

Сама кинулась к окну на противоположной стене, выходившему на почти вплотную подступавший к избушке лес. Не успела она, надо было на опушке пару растяжек поставить, а ведь и гранаты имелись, и особая, абсолютно прозрачная и не бликующая леска.

Герта поняла это, когда внизу часто захлопал «стечкин» Воловича. Судя по темпу огня, репортёр не паниковал, хотя бы пытался куда-то целиться. Пока двумя прыжками преодолела крутую лестницу, услышала вскрик и одновременно взрыв. Да, именно в этом порядке. Вскрик – раньше.

Увидела, как рассыпается на обломки дощатая дверь. В совсем недавно полутёмных сенях стало совсем светло, в косом солнечном луче клубился тротиловый дым и пролетело спиной вперёд, глухо обрушилось на пол у противоположной стены семипудовое тело Воловича. Герта, спиной прижимаясь к едва ошкуренным брёвнам, скользнула к двери, выглянула, не показываясь наружу.

Ничего себе – репортёр называется! В десяти шагах от крыльца лежал навзничь, раскинув руки, человек в том же камуфляже, что четверо на поляне. На груди отчётливо видны были четыре дырки от пуль, слегка окантованные по краям выступившей кровью.

Лихо, можно сказать! Чужой диверсант, конечно, собирался проникнуть в дом без шума, да Волович как-то его спугнул. Вот тот на бегу и замахнулся гранатой. Репортёр, отдать ему должное, не растерялся (профессиональное, наверное, – лови момент, лови редкий кадр), как в тире, вогнал в него четыре пули, только броска остановить уже не смог.

Герта сдёрнула с пояса свою «Ф-1», швырнула её в лес, просто на всякий случай, едва ли там остался ещё кто-нибудь. Похоже, их и было всего пятеро, случайно наткнувшихся на избушку или шедших к ней специально. Пять классных рейнджеров, или как их ещё назвать? Разве что матерно! Будь с Гертой все четыре подружки, они бы Большой Кремлёвский дворец без потерь захватили!

Девушка, подождав, пока громыхнёт в зарослях разрыв, простучат по стенам осколки, нагнулась наконец к Воловичу. Он лежал на полу лицом вниз и судорожно вздыхал, постанывая. В вытянутой к дверному проёму руке – пистолет.

Живой, ничего с ним не сделалось, даже сознание от контузии не потерял. Оглушён слегка, и только. Но ранение вот… Не из самых почётных, с обывательской точки зрения. Как это так получилось, что граната взорвалась перед дверью, а Воловичу осколком располосовало спину и пресловутый «мускулюс глютеус»?

Глубоко распороло, хорошо, сосудов там немного, кровит вполне умеренно. Но шить хирургам придётся много. Гомеостат сейчас не поможет – из шока раненого выводить не нужно, а на полное заживление потребуется не меньше суток.

У Герты в аптечке (не для себя носила – для подобных случаев) имелся, кроме шприц-тюбиков с анальгетиками/антидепрессантами, кровоостанавливающий гель, в достаточном, чтобы залить двадцатисантиметровую рану, количестве.

Она позвала из переднего тамбура Журналиста.

– Стяните с него штаны, Анатолий. Надеюсь, в обморок падать не будете?

– Да чего уж, – тот посмотрел на рану и присвистнул. – Случай, как говорится, ненадёжен, но щедр…

Вдалеке, в районе «главного объекта», разом застучали десятки автоматов и несколько гораздо более убедительно звучащих пулемётов.

– Ну, всё, с меня хватит! – сказала Герта, выпрямляясь. – Зовите сюда своих приятелей, – приказала она Журналисту. Командовать гораздо старшими по возрасту и куда выше стоящими по положению людьми получалось у неё весьма естественно. – Плевала я на инструкции. Будем сматываться. Некогда мне с вами возиться, когда там…

Она махнула рукой в сторону звуков боя.

Собираясь подняться по лестнице, Анатолий задержался на секунду. Сказал с сарказмом, обращаясь к окончательно пришедшему в себя Воловичу:

– Так я не договорил. Повезти тебе повезло, но – сомнительно! Вот если б ты геройски пал, защищая до последнего патрона ненавистный и кровавый режим! Это была бы тема! Правда, на Западе твою кончину всё равно бы на нас свалили. А так – ни то ни сё. Даже девушкам не покажешь, и рейтузы в баню и на пляж надевать придётся. Впрочем, шрам можно будет татуировкой закрыть, вроде как у короля Швеции Карла Четырнадцатого: «Смерть тиранам!»

И захохотал. У Журналиста не было никаких оснований относиться к репортёру сочувственно или просто снисходительно. Слишком Волович много крови ему попортил в последние годы.

Репортёра, похоже, эти слова взбодрили. Полулёжа он сверкнул в сторону остряка своими выразительными выпуклыми глазами, но ничего не сказал. Просто запомнил до подходящего случая.

…Юрий, Николай и братья Кузнецовы во главе кое-как собранного отряда добровольцев, сориентировавшись и определив, как ближе всего пройти к оружейной комнате, приостановились у ведущего в нужную палубу трапа.

На кораблях Его Величества, ещё со времён адмирала-пирата Дрейка, командование не доверяло своим матросам, набираемым из всякого сброда. Им не только огнестрельного оружия не полагалось, иные майоры даже у карманных ножей приказывали срубать острия. Во избежание!

Поддержанием порядка занималась корабельная морская пехота, исполняющая вместе с основными функциями роль военной полиции, к флоту как бы не относящаяся и пребывающая с ним в перманентной вражде. Кубрики рядовых морпехов и каюты их офицеров располагались между помещениями матросов и офицеров плавсостава. На случай возможного бунта.

Этого и не учли Бекетов с Карташовым. Общесудовая боевая тревога морской пехоты не касалась, пока не начиналась десантная операция, и все ребята с красными погонами и в беретах вместо бескозырок находились на своих штатных местах. В частности, внутри и снаружи оружейки несли службу два полных отделения, да и остальные размещались поблизости, готовые в случае боя исполнять обязанности санитаров-носильщиков и прочих «подай-принеси».

То есть Юрий вёл свою команду, как выражаются американцы, «прямо в открытый гроб». И шансов на успех у них не было абсолютно никаких.

Ни о чём таком не подозревая, Юрий шагнул на первую ступеньку трапа, держа пистолет в правой руке слегка на отлёте. В случае чего и выстрелить – секундное дело, и просто ударить рукояткой, если потребуется.

В следующую секунду случилось совершенно непонятное.

Вся правая сторона крейсера исчезла, словно её отсекло взмахом гигантского ножа. Будто бы не из броневой стали был склёпан двухсотметровой длины корабль, а слеплен из мягкого пластилина.

Там, где должна была оказаться (и хлынуть внутрь «Гренвилла» всё сметающим цунами) океанская вода, Юрий с Николаем и их спутники увидели огромное, как актовый зал Морского собрания, помещение. И в нескольких шагах, возле глубокого кожаного кресла и письменного стола, трех очень красивых и чрезвычайно легко одетых девушек, каждая ненамного старше двадцати лет.

– Шагайте, шагайте сюда, – мелодичным голосом предложила стоявшая чуть впереди других светлая шатенка с распущенными по плечам густыми прямыми волосами. Прежде всего Бекетов обратил внимание на её глаза, потом на длинные ноги, только в самом-самом верху прикрытые короткими голубыми шортами, и уже потом на её руку, что лежала на кнопках наклонного, непонятного назначения пульта.

– Да быстро, быстро, – почти выкрикнула другая, платиновая блондинка, – сейчас всё закрыться может к … – она отчётливо и довольно затейливо разъяснила, к какой именно матери, словно для неё (да и подруг) это было вполне привычное словосочетание, потом негромко ойкнула, осознав свою оплошность, но отнюдь не смутилась. Будто всю свою жизнь на флоте или в армейских казармах провела.

Девушка всё сделала правильно: от бодрящих слов первоначальный ступор прошёл, и сначала первые пять «моряков», а потом и толпящиеся за ними «волонтёры» торопливо, будто проём в странное место уже начал закрываться, перебежали из коридора в зал.

Здесь Юрий заметил ещё одну фигуру – представительного мужчину в чрезвычайно дорогом костюме цвета ружейной стали, похожего на отнюдь не бедствующего короля в изгнании. Этот стоял двумя метрами правее первой девушки, неподвижный, как манекен из витрины.

Красавица перехватила его взгляд.

– А! Сейчас. Дядюшка, ты можешь сесть вон там и больше ни во что не вмешивайся…

Мужчина послушно повернулся, дошагал до кресла, опустился в него и снова замер.

– Он что у вас, лунатик? – изумлённо спросил Бекетов, будто больше ничего удивительно вокруг не было.

– Вроде того… – будто с сомнением ответила девушка.

– Нет, вы объясните, что происходит, куда мы попали и что это значит? – внезапно загорячился стоявший на шаг позади Юрия Николай. У каждого встреча с невероятным вызывает разные эмоции. Егор вот и его братья предпочитали молчать, не особенно стараясь вникать в суть дела, зато без помех рефлектирующего разума любуясь беззастенчивой полунагой красотой. У самой первой, например, не только все ноги на виду, у неё и голая грудь сквозь рубашку просвечивает.

– Кто мы – скоро узнаете, а что это значит – извольте заглянуть в собственное недалёкое будущее…

Девушка что-то сделала ладонью над пультом, изображение внутренностей крейсера начало смещаться вверх и вправо. Бекетов и все остальные увидели просторный отсек батарейной палубы перед броневой дверью, за которой помещалась оружейная комната. Там разместились вдоль переборок два десятка морских пехотинцев с автоматическими карабинами и тяжёлыми флотскими револьверами на изготовку.

Их поднял по тревоге и только что, на глазах «валькирий», привёл в полную боеготовность Арчибальд.

Теперь флотскую несдержанность проявил уже Егор, выдохнув не очень длинный «загиб» из своего старшинского лексикона.

– Стоило вам, мальчики, подняться по трапу… – Зеленоглазая красавица кивнула старшине: – И – оно самое!

Тему не стала развивать, просто улыбнулась так, что у Юрия вдруг сжалось сердце. И едва ли от мысли о только что просвистевшей над головами косе судьбы.

– Проходите вон в ту дверь, присаживайтесь к столу. Марина, скажи слугам, чтобы всем приборы и прочее подавали. И выпить побольше и покрепче. Господа офицеры и сопровождающие их лица устали и перенервничали…

«Надо же, – подумал Бекетов, – сразу в нас с Николаем офицеров различила». Хоть и был Карташов всего лишь «поручиком запаса по механической части», а право на серебряные погоны с тремя звёздочками имел.

– А ты?

– Да я сейчас… – Маша начала набирать код вызова Сильвии. Они своё дело сделали, теперь пусть специалистка и с Арчибальдом, и со всеми остальными разбирается.

Она посмотрела вслед потянувшимся в столовую гостям. И шедший впереди парень, очевидный предводитель, тоже обернулся. Совсем как в песне, что Мария слышала в Москве от Фёста: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я». Остроумная стилевая конструкция ей сразу понравилась.

Глаза их встретились и оставались «в огневом контакте» целую секунду, если не две.

Герта держала в руке свой очень дорогой по меркам даже самых гламурных тусовщиков портсигар, смотрела на спускавшихся по лестнице Президента, Мятлева и Журналиста. Вдали по-прежнему продолжалась частая, локализованная по нескольким секторам стрельба.

Чтобы выглядеть естественнее, взяла сигарету, выразительно посмотрела на Мятлева. Тот чисто машинально, не думая, что на него смотрит «шеф» (да какой он сейчас шеф?), выхватил из кармана зажигалку, поднёс девушке огонька.

После глубокой затяжки подпоручик Витгефт сказала веско и непререкаемо:

– Я приняла решение. Раз наше убежище раскрыто, оставаться в нем бессмысленно. Один выстрел из гранатомёта – и всем конец. Бегать по лесу с нетранспортабельным раненым – бессмысленно тем более. На машине прорываться… Я бы попробовала, так местности не знаю, и некуда уже, возможно, весь район оцеплен, и вертолёты скоро появятся…

– И что вы предлагаете? – спросил Президент, сохраняя положенную по рангу выдержку, хотя давалось это ему с видимым трудом. Не Сталин он, и даже не Черчилль. Ему до этого не приходилось под пулями бывать, в тюрьмах сидеть, из плена и из ссылки бегать.

– Я не предлагаю, я довожу до вас своё решение, – прибавила в голос жёсткости Герта. – Сейчас мы все эвакуируемся. Туда, где, за исключением господина Воловича, все уже бывали. Кое-какой риск имеется, но он меньше, чем в любом другом варианте…

– Но, простите… – начал фразу Президент. Пребывающая при исполнении обязанностей «валькирия» не обратила на его слова никакого внимания. Сейчас ей придётся переправлять героев, пока ещё не павших, в место, значительно превосходящее комфортом скандинавский рай.

– Анатолий, Леонид, поднимите под руки раненого, станьте плотно, плечом к плечу…

Изумрудная вспышка кнопки под пальцем девушки, мгновенная и едва заметная дезориентация в пространстве (будто крутнулся вокруг оси проваливающийся скоростной лифт) у всех, кроме Воловича. Ему после инъекции двойной дозы морфиноподобного препарата (Витгефт посчитала, что при его живом весе одной может не хватить) подобные мелочи были безразличны. Он в мягкой эйфории прикрыл глаза, мысленно поставил рядом грубую, агрессивную Герту и нежную Людмилу, без труда раздел обеих (картинка получилась до чрезвычайности реалистичная) и теперь обстоятельно прикидывал, кто из них больше заслуживает его благосклонного внимания.

Команда спасаемых прибыла на место, только очутились не в прихожей, куда целилась Герта, а посередине кабинета Новикова (можно сказать – почти мемориального), где хозяин бывал последнее время крайне редко, но все, даже Фёст избегали туда без нужды заходить. Так повелось.

Видимо, «валькирия» подсознательно держала в уме именно это место. Ну как вышло, так вышло!

– Кладите раненого на диван. Да бог с ним, с пледом, другой найдём. Кто из вас больше в медицине наслышан? Вы, Леонид Ефимович?

– Первую помощь переднего края приходилось оказывать…

– Вот и занимайтесь. Вы здесь достаточно ориентируетесь, будете за старшего. Эта половина квартиры к вашим услугам. На другую не ходите. На лестничную площадку и дальше – тем более. Я не Синяя Борода, вы – не его жёны, а вполне разумные, взрослые люди… Так что обойдёмся без угроз с последующими репрессиями.

Это она первый раз за всё время позволила себе пошутить, весьма своеобразно, впрочем.

– Где мы всё-таки, объясните, пожалуйста, – опять перебил Герту Президент. Отвык он выслушивать не просьбы, не подобострастные вопросы министров и «допущенных» журналистов, а офицерские команды.

«Хорошо хоть офицерские, а не унтерские», – иронически подумал Журналист, привычно, по мимике, уловив эмоцию своего друга.

– Вы сейчас находитесь в квартире одного из сотрудников Государя Императора и с ним знакомы, хотя не слишком близко. Квартира находится в Столешниковом переулке, в нашей, а не в вашей Москве. Можете полюбоваться в окна, сравнить. Здесь есть всё необходимое, чтобы провести некоторое время. Леонид Ефимович в курсе, будет меня временно замещать… Пытаться выйти на улицу не надо, я уже сказала.

– А вы сами? – хором спросили Мятлев и Президент.

– Я скоро вернусь. Не могу оставить друзей, обороняющих вашу, господин Президент, резиденцию.

Герта открыла старинный дубовый книжный шкаф. Две его боковые секции имели застеклённые дверцы, а средняя – глухие. За ними на второй полке помещался богатый, крайне эстетский по подбору бутылок бар. Отражающий не столько подлинные вкусы, как фантазии человека, не забывшего пристрастия юноши шестидесятых годов и его литературных героев.

– Налейте всем вот этого, – указала на темную бутылку «валькирия». Судя по этикетке, в ней содержался выдержаннейший, в реальной жизни, возможно, и не существовавший коньяк, навеянный не то книгами Ремарка, не то «Капитальным ремонтом» (глава четырнадцатая) Леонида Соболева. – Мне лично нужно взбодриться, да и вам… А я сейчас!

Герта вышла из кабинета, а Мятлев, разливая выразительно пахнущий напиток по рюмкам, подумал, что сейчас все они выглядят крайне жалко и даже подловато: они остаются здесь, могут пить и веселиться в уюте и безопасности, а девчонка, в которую он якобы влюблён, снова уходит на войну.

Понятно, что это – её работа, да, пожалуй, и призвание, но всё же, всё же… И что делать? Не пустить? Сил удержать не хватит. Увязаться за ней? Ещё более глупо выйдет, она его просто пошлёт далеко и глубоко…

– Эй, и мне налейте, вы что, забыли? – раздался с дивана голос Воловича, пытающегося полулечь на диване, подобно римлянину на пиршественном ложе в триклинии у Лукулла.

– Нальём, куда ты денешься… – отозвался Журналист. В отличие от Мятлева он не терзался муками совести и заметно подобрел, оказавшись в столь интересном месте.

– И не жадничай, мне сейчас надо – для дезинфекции…

Герта вернулась. На плече у неё висела большая туристская сумка, полурасстёгнутая, видно было, что она доверху полна автоматными магазинами и гранатами.

Весу в ней килограммов тридцать, а девушка держит её не кособочась и не подгибаясь в коленях. На другом плече автомат, не «АК», а давно снятый с вооружения «ППС», только выглядящий как-то не так. Да и то лишь для Мятлева, в оружии понимавшего, остальные, наверное, вообще видели это изделие только в кинохрониках, мельком.

– Ладно, господа, давайте стременную! – «Валькирия», ни с кем не чокаясь, лихо опрокинула большую рюмку, улыбнулась лучезарно. – Не нервничайте так, господа. Мы все вернёмся, и очень скоро. Соскучиться не успеете… И здесь станет шумно и весело.

Герта обращалась вроде бы к Президенту, но в последний момент хитро подмигнула всё-таки Мятлеву.

Не дав больше никому ничего сказать, крутнулась на каблуках и исчезла за дверью.

Мятлев шагнул было следом и тут же повернул назад.

– Всё! Ушла! – теперь уже совсем никого не стесняясь, выругался коротко и неостроумно, дрожащей рукой снова налил всем.

– Доигрались, допрыгались! Демократия, вашу мать, законность и правопорядок! Стабильность и согласие! На земле мир и в человецех благоволение! – Мятлев смотрел на Президента в упор, говорил зло и хлёстко. Здесь и теперь ему терять было совершенно нечего. А если, упаси бог, Герта не вернётся…

Генерал выпил, развернулся на каблуках, подошёл к окну, принялся закуривать вздрагивающими руками.

Президент подошёл, молча стал рядом, неподвижным взглядом упёрся в совершенно чужую панораму за окном.

– Это ты очень правильно сказал, – заплетающимся языком произнёс Волович с дивана. Коньяк поверх наркотика сразу ударил ему по мозгам. – Не умеем, чтобы демократия, значит – даёшь порядок! Железной, это самое, рукой! Вперёд, вперёд, стальные батальоны! Дойче зольдатен дурьх дер штадт марширен, офнен ди мёдхен фенстер унд ди тюрен… – точно попав в ритм, пропел он и упал лицом вниз на подушку.

«Леонов» прополз две сотни метров по траве, между кустарником и деревьями, забирая по широкой дуге, чтобы выйти в тыл вражеским наблюдателям. Ни один сучок не хрустнул, ни одна ветка не качнулась, хотя два раза он оказывался буквально в нескольких шагах от групп солдат, ожидающих приказа. Увиденное «старшему лейтенанту» очень не понравилось. Атаковать их собирались серьёзными силами и весьма профессионально. Их хлипкой обороны не хватит и на полчаса. Роботам-то без разницы, они прорвутся и уйдут на свою базу в любом случае, буквально через горы трупов, но людям может достаться «по полной». Андроид, как и любая машина, не мог мыслить творчески, но опыта сотен и тысяч всякого рода боестолкновений, накопленных в его памяти, и алгоритма поведения именно данного конкретного прототипа ему хватало, чтобы искать оптимальное решение.

Было, конечно, надёжное и крайне простое, но имелось и ограничение – без специальной команды не демонстрировать способностей, сильно превосходящих обычные человеческие. Иначе десять роботов могли просто подняться во весь рост и начать расстреливать всех подряд из автоматов и пулемётов, пока останутся цели или патроны, не обращая внимания на ответный огонь, вплоть до артиллерийского.

Но раз демаскировка недопустима, пришлось бы сделать ещё одно, не сочетающееся с заложенной в андроидов моралью, дело. Уничтожить всех свидетелей, в том числе раненых и сдающихся в плен, а за случайно сумевшими скрыться – организовать охоту, пусть и по всей Земле, ликвидируя каждого, кто получит секретную информацию даже из вторых и третьих рук.

Кстати, под программу попали бы и те, кто сейчас сражается на их стороне, за исключением непосредственных командиров, получивших свои права из рук «хозяина», то есть Воронцова.

Три азимовских «Закона роботехники» на эти «изделия», само собой, не распространялись, слишком они выглядели глупо и ханжески (типично по-американски, особенно – после бомбёжки Хиросимы), с точки зрения нормального человека, но и в тупые машины для убийства роботы превратиться не могли. Как, к слову сказать, подавляющее большинство нормальных солдат регулярной русской армии. Эксцессы исполнителей и действия некоторых спецподразделений в особых условиях к рассматриваемой теме не относятся.

«Леонов» беспрепятственно добрался до естественного углубления в почве (окопов тут, понятное дело, никто не рыл), где разместились наблюдатели с биноклями и устройством типа ноутбука, работавшим как средство связи и тактический симулятор в режиме реального времени. Он определил, что самый здесь интересный кандидат в языки – именно оператор ноутбука, независимо от его реального звания и должности.

Остальное было вопросом техники. Бросок вперёд, два удара финкой в обтянутые камуфляжами спины, третий – тыльной стороной рукоятки с математически рассчитанной силой в затылок оператора. Минут на двадцать вырублен точно.

Привстав на одно колено, андроид швырнул в лес все шесть своих «Ф-1», в места, где заметил скопления людей, и просто так в расчёте сбить азарт у ещё не обнаруженных.

Переждал свист осколков над головой и по сторонам, подхватил под мышку ноутбук, закинул на плечо пленного и рванул изо всех сил напрямик через поле, туда, где ждал его Секонд.

Ляхов тут же, помня бой на перевале, открыл отсечный огонь по лесу из «ПКМ» длинными очередями, никуда специально не целясь, но стараясь, чтобы строчки пуль шли над самой землёй, сантиметрах в двадцати-тридцати. Тогда всем хватит, и лежащим, и стоящим.

«Леонов» добежал без помех, вслед ему даже никто не выстрелил. Что и неудивительно. Жаль, что поблизости не было спортивного комиссара. Из десяти секунд на «сотке» робот явно вышел, невзирая на пересечённую местность, неподходящие для спринта обувь и снаряжение и семидесятикилограммовый груз, крайне неудобный для переноски.

– Живой? – довольно глупо спросил Секонд у старшего лейтенанта, отождествившегося в его восприятии с обычным, вполне смертным боевым товарищем. И тут же исправил свою оплошность: – Вот этот – живой?

– Чего с ним сделается? Поживёт пока, – андроид сбросил свой трофей в угол окопчика, поднёс фляжку к губам языка, по всему судя – офицера, возрастом поменьше тридцати. Вылил ему в рот глоток чистого спирта, носимого для случаев взаимодействия с людьми. Одновременно пару раз хлестнул парня по щекам. Тот мгновенно пришёл в себя, начал отплёвываться.

– Сейчас я с ним наскоро побеседую, – сказал «Леонов».

Секонд услышал за спиной приглушённый звук, будто взрослый человек спрыгнул на плотный дёрн с метровой примерно высоты. Резко обернулся, успев схватить лежавший на бруствере автомат.

Перед ним сидела на корточках Герта, тоже вооружённая, с шульгинским «ППСШ», взведённым, между прочим. Взведённые автоматы, стреляющие «с открытого затвора», вообще опасная штука, непредсказуемая. Он пальцем отодвинул ствол в сторону от своего живота.

– Извините, – смутилась «валькирия». – Чуть промахнулась, здесь уровень грунта ниже, чем пол в квартире.

– А что ты там вообще делала? За автоматом заскочила? Свой куда дела?

Секонд понимал, что начал разговор не в той тональности, но – нервы, никуда не денешься. И девица то стволом в живот тычет, то незнамо где бегает, тогда как ей поручено…

– Разрешите доложить, господин полковник! Точка, куда я доставила «охраняемый объект», оказалась засвечена. Пришлось принять бой. Вот с такими же, – она указала на допрашиваемого «Леоновым» языка. – Пятеро уничтожено, у нас один раненый…

– Надеюсь, не Президент?

– Никак нет, корреспондент приблудный. Кстати, проявил мужество и героизм…

– Об этом потом. – Секонд представил себе Воловича, «проявляющего мужество и героизм». Не стыковалось. – Дальше что было?

– Ввиду невозможности дальнейшего сопротивления превосходящим силам противника, то есть патронов осталось всего два магазина, а вверенный мне контингент использовать в качестве рядовых бойцов не имела права, приняла решение на эвакуацию. Доставила всех по известному адресу, взяла автомат и сумку патронов и вот… вернулась.

Доклад Герта закончила совсем не на той ноте, что начала. Завод кончился, что ли?

– Ох и тараторишь ты, Витгефт! Кто тебя учил так докладывать, Уваров? Поточнее надо. Что значит – превосходящие?

– На тот домик первую атаку предприняли пять человек, с двух направлений. Крутые профи. Я одна – разве не превосходящие? Скажите спасибо, что мы их всех завалили. Во вторую могли пятнадцать пойти, после артподготовки… Жалко вот – я тоже языка взять собиралась, так по ногам стреляла. Теперь, наверное, выживут зазря…

«Интересная формулировка, – мельком подумал Секонд. – Обычно зазря помирают…»

– С этим ясно. Решение правильное. Дальше…

Секонда перебил «Леонов»:

– Господин полковник, девушка права, силы противника действительно весьма превосходящие. Язык признался, что их здесь не меньше батальона, во внешнем кольце окружения. Непосредственно к штурму объекта готовится рота. Спецназ «Зубр». Вам лучше знать, что это такое. На вооружении имеют, кроме всего прочего, «Пламя» и «Василёк».

– А мне откуда знать? – удивился Ляхов. – Мы не местные. Твои предложения, командир?

– Если есть возможность – немедленная эвакуация. Вам не устоять и не выжить. По-хорошему – на всё пятнадцать минут. Прикажите – огонь по лесу из всех стволов и отход перекатами за периметр забора.

– Понял, старшой (Секонд уже научился легко произносить вместо «поручик» – здешнее звание). Сам и командуй. Ты со своими веди бой, пока все боеприпасы не расстреляешь, и сваливайте к месту постоянной дислокации…

Внутри дачной ограды, у закрытых внутренних ворот, из-за которых гремела бешеная стрельба из всех стволов отряда «Леонова», Фёст инструктировал майора, начальника охраны.

– Мы все сейчас уйдём. Есть отсюда ход, даже тебе неизвестный. Через пять минут после того, как за нами закроется дверь подвала, ну, где пленный генерал сидит, выбрасывай белый флаг. Сдадитесь, предъявите оружие, вы ведь из него даже не стреляли… Будут допрашивать – говорите всё, что было на самом деле. Мятлев нас с собой привёз, с нами и ушёл, прихватив Президента. Куда, зачем – вам не сказали. Как ушли – вам не сказали. Пусть гадают, ищут и нас, и своего генерала. Найдут – их счастье и не твоя забота. Всё понял?

– Так точно, товарищ…

– Вот и хорошо. Мы пошли.

…Встреча получилась как бы для всех неожиданной. Каждый её предполагал, даже планировал, но не в этот именно момент и несколько иначе. А тут все сразу сошлись на перекрёстке сумрачно и негостеприимно выглядевших коридоров. Тоже интересный момент – бывало, Замок в любой своей точке выглядел ярко и празднично, а иногда как сейчас – будто на утро после Варфоломеевской ночи. Трупы убраны и кровь смыта, но аура осталась. И все, пусть в разной степени, её ощущали. Сильвия с Басмановым и торопливо идущие им навстречу, явно взволнованные Катранджи с Кристиной. Потом на звук голосов вышли успевшие наскоро привести себя в порядок Уваров с Анастасией. Последним появился, словно ниоткуда, Константин Васильевич, расточающий запахи разных употреблённых в течение дня и половины ночи напитков, дымящий крепкой папиросой и в отличие от остальных весёлый. Не по пьяному делу, а нормально.

– Что-то мне кажется, – задумчиво сказала Сильвия, – события вышли из-под контроля и пошли вразнос. Иначе к чему бы такое вече? И без всякого колокола. Кто начнёт докладывать первым?

– Прямо здесь? – возмутился Удолин. – Есть места и поудобнее…

– А как же девчата? – спросила Кристина. – Их тоже нужно позвать…

Вельяминова, как командир, открыла одну дверь, вторую, третью. Во всех комнатах было пусто, остались только следы поспешных сборов, на креслах и постелях небрежно брошенные валялись ночные туалеты девушек.

– Интересно, более чем интересно, – помрачнела Сильвия и достала свой блок-универсал. – Сейчас поищем…

Но портсигар сам несколько раз тихонько пискнул сигналом вызова в её руке.

– Вот и нашлись красавицы. – Интонации аггрианки не предвещали девушкам ничего хорошего. Слишком много, по её мнению, распоряжений и инструкций они нарушили.

Однако, когда вся компания, готовая к любым неожиданностям, вошла в кабинет Арчибальда, настроение резко изменилось. В основном в сторону глубокого удивления у Сильвии и просто облегчения у остальных.

Мария за те несколько часов, что её не видели «старшие товарищи» и подруги, ощутимо поменялась. Будто не половина ночи прошла, а месяц, причём – не простой. И докладывала, неизвестно к кому обращаясь, глядя между аггрианкой и Басмановым, уверенно и чётко. Едва ли не как старшая по званию. Удолин, наблюдая за девушкой и сканируя её ментальный фон, откровенно хихикал.

– Таким образом, дядюшка Арчибальд полностью дезактивирован и готов исполнять именно те функции, для которых предназначен. А мы можем возвращаться домой или продолжить исследования здесь. Это вам решать. Как и то, что дальше делать с нашими неожиданными гостями и той войной, что вот-вот может начаться у нас дома, – закончила доклад подпоручик Варламова.

– Да, подумать придётся, – кивнул Басманов. – А вам, господа офицеры, – обратился он не то к троим «валькириям», не то ко всем пятерым сразу, – я что могу сказать, как старший воинский начальник? Спасибо за службу!

…Через пятнадцать минут три цепи «зубров», потерявших под шквальным огнём роботов не меньше двух десятков бойцов (все офицеры), увидели белый флаг, выброшенный из чердачного окна дачи. Выждали ещё не меньше десяти минут, потом осторожно, опасаясь подвоха, медленно вышли из леса и двинулись к даче.

В это время Фёст с Секондом, Герта и Людмила уже складывали в прихожей оружие, подсумки с магазинами и прочую амуницию.

«Леонов» со своими «морпехами» докладывал об итогах операции Воронцову на шканцах «Валгаллы». Дмитрий усмехался чему-то, крутя в пальцах горячую трубку.

– Молодцы, ребята. Всё правильно. Можете отдыхать. Ваши программы пока аннулировать не будем. Очень возможно, придётся вас совсем скоро использовать в том же качестве…

…Картина, конечно, получилась впечатляющая, «в лучших традициях серых казарм», как выразился Фёст, твёрдым шагом проходя к столу и беря за горлышко почти пустую бутылку. Посмотрел на Герту, потом на Людмилу. Девушки сразу вспомнили вроде бы совсем недавно полученные от него выволочки и, соответственно, забыли о только что закончившемся сражении. Одна, гремя ботинками по паркету, побежала на кухню за закусками, вторая начала расставлять дополнительные бутылки, рюмки и бокалы. Фёст ещё на той стороне пообещал девушкам, что, ежели все вернутся живыми, надерётся сегодня «как встарь, по-настоящему».

– Рад снова вас видеть, господин Президент, – сообщил Фёст, убедившись, что «валькирии» работают, «как учили». – Невзирая на некоторые прискорбные обстоятельства, мы все в добром здравии, и это радует. Остальное приложится. Честь имею представиться – полковник Ляхов-первый.

Не обращая внимания на свои испачканные землёй, травяной зеленью и оружейной смазкой руки, протянул правую для рукопожатия. Секонд, стоя рядом, просто кивнул.

– Вы, господин Мятлев, – продолжил Фёст официально, будто и не веселились они вполне по-дружески совсем недавно, – имеете возможность пространно побеседовать вот с этим господином, – указал он на стоящего со скованными руками лицом к стене пленного генерала. – И у всех нас будет достаточно времени на любые занятия, приятные и не очень. Вы должны понимать, господин Президент, дела во вверенном вам государстве зашли слишком далеко, и несмотря на проявленные всеми нами мужество и героизм, возвращаться в ту Москву несколько… было бы несколько неосторожно.

– Это что же, эмиграция? – вскинул голову Президент. Ну, прямо тебе Сальвадор Альенде, гордо отказывающийся улететь из охваченного мятежом Сантьяго в гости к Фиделю Кастро.

– Не совсем так. Скорее – оперативная пауза. Тут вам господин полковник Ляхов-второй, флигель-адъютант Его Величества, хочет кое-что сказать. Да что это мы стоим, будто на дурацком безалкогольном фуршете? Присаживайтесь и продолжим. Выпивайте, господин Президент, и закусывайте. И пусть вас не беспокоят этих глупостей.

Наверное, от перевозбуждения Фёста прямо прорвало на цитаты. Они выскакивали одна за другой, и все, что удивительно, к месту.

Кое-кого это коробило, но Вадиму было совершенно наплевать. Главное, Людмила смотрела на него невыносимо влюблёнными глазами.

«А что, – подумал он, – круто будет устроить свадьбу в Георгиевском зале Кремля с Президентом в роли свадебного генерала!» Эта идея ему понравилась. «Правда, нужно ещё победить, но это такой пустяк. Гораздо важнее, чтобы невеста была довольна». Тьфу, чёрт, едва не выругался он. Опять цитата.

– Да, это правильно, – сказал Секонд, выпил и подождал, пока то же сделают остальные, за исключением крепко спящего Воловича, пропускающего, возможно, самые звёздные мгновения своей карьеры.

– Теперь я, если позволите, скажу, – в отличие от своего брата-аналога он не был настроен столь игриво. Всё-таки «высокие гости» находились сейчас на его территории, и он, таким образом, выступал во вполне официальной роли флигель-адъютанта Государя, до резиденции которого отсюда, кстати, всего пятнадцать минут неспешного пешего хода.

«Если Ихнее Величество и после этого не произведёт нас с Вадимом в генерал-адъютанты, так я и не знаю, какого ещё ему рожна надо!» – подумал Фёст, но на этот раз промолчал, только опять подмигнул Людмиле.

А на Секонда, ей-богу, ему забавно было смотреть. Насупился от важности момента, плечи развернул, жаль, что на нём всего лишь майка цвета хаки с короткими рукавами, а не парадный мундир с вензелями на погонах и висюльками аксельбантов.

– Их Императорским Величеством мне поручено передать Вам следующее…

«И когда успел доложиться? – подумал Фёст. – Не иначе когда в гальюн выходил».

– Если будет на то ваше согласие, господин Президент, первые отряды «печенегов» могут быть в Москве, в вашей Москве, – уточнил он, – уже завтра утром. И поступят в ваше полное оперативное подчинение. Для неотложных мероприятий по изъятию наиболее важных организаторов заговора двухсот специально подготовленных офицеров хватит. С двумя из них вы уже знакомы, – он показал на Герту и Людмилу. – Они у нас, правда, почти ещё стажёры, хотя и награждённые орденами. Остальные поопытнее будут. – Выдержал паузу, снова потянулся к рюмке. Ему хотелось напиться не меньше, чем Фёсту. – А в течение недели мы имеем возможности перебросить вам на помощь две гвардейские дивизии…

– После чего заговор, или вооружённый мятеж, как вам приятнее это действо назвать, будет прекращён у нас на родине самым гуманным и эффективным образом. Опыт у Вадима Петровича в подобных делах есть… – добавил Фёст.

– Если Государю не будет благоугодно возложить эту миссию на кого-либо другого. Так что решение только за вами, господин Президент. Аркольский мост, или Рубикон, я не знаю, но оставлять свою страну в нынешнем состоянии…

Секонд молча развёл руками.

«Ревизор» там или не «Ревизор», может быть, сцена из совсем другой пьесы, но получилась она «немая» в высшей степени.

Торжественность момента испортил Волович, громко всхрапнув и что-то быстро и бессвязно забормотав.

– Да, господин Президент, – выждав, не захочет ли кто-нибудь из гостей произнести нечто подобающее случаю раньше него, – сказал Фёст. – Слегка переиначив всем с детства известную фразу, можно так выразиться: «Не бойтесь друзей! Особенно, если они не собираются вас предавать…»