Книга: Велосноб. Люди, байки и кураж
Назад: Часть 1. Основы
Дальше: Начало конца начала

Ударим пробегом по Рокауэю. В поисках моих двухколесных предков

Именно верхом на велосипеде лучше всего узнаешь очертанья страны, поскольку приходится потеть вверх по горкам и скатываться с них. На моторе впечатление оставляют лишь высокие холмы, и точной памяти о крае, по которому проехал, в отличие от велосипедного путешествия, не получишь.

Эрнест Хемингуэй


Одно дело – узнать, что и сто лет назад твое любимое занятие уже гремело на весь свет. Совсем другое – убедиться в этом самому и выяснить, каковы велоезда и велосипедисты были в те времена. Кто его знает, когда какая-нибудь крупная компания вроде «Трека» начнет выпускать машины времени, а заодно и пробные велосипеды времени, а пока добыть такое знание можно лишь одним способом – читать, а также посещать дороги, по которым тогда катались, и надеяться отыскать оставшиеся следы того, какими были велосипедисты.

Выясняется, что дороги, по которым они ездили, всё еще есть, а вдобавок к ним – куча новых. Более того, обнаруживаются и новые здания, и люди, и машины. Может показаться, что история наших велопредков похоронена под всякими новыми постройками, но вскоре выясняется, что это новое строительство – наследие веломира и в той же мере часть истории, как и пенни-фартинг.

В конце 1800-х где пролегали макадамовые дороги – там же обретались и велосипедисты. А где велосипедистов было изрядно, там возникали всякие деловые предприятия, а следом – и городки. Постепенно эти городки сделались предместьями. К примеру, все знают Куинс и Лонг-Айленд. Куинс – район Большого Нью-Йорка, располагается на Лонг-Айленде, обитает в нем 7,5 миллиона человек, и это во многих отношениях типичный современный пригород. Но в 1895 году Куинс еще не вошел в состав Нью-Йорка, а бóльшая часть Лонг-Айленда оставалась сельской. Зато там имелась макадамовая дорога. Называлась Меррик-роуд. Вообще-то она до сих пор называется Меррик-роуд (или бульвар Меррик, или Западная Меррик-роуд, в зависимости от того, где вы находитесь). Разнообразные скоростные шоссе обошли эту трассу по значимости, но она по-прежнему важная транспортная артерия восточного Куинса и Лонг-Айленда.

В поисках своего велопрошлого я нацепил твидовый костюм для чтения, погрузился в «Вестник велосипедиста» и узнал, что в 1890-х Меррик-роуд была обязательной к посещению на велосипеде. Славилась на всю страну. Ездоки катались по ней и для удовольствия, и взапуски. Забеги на 100 ярдов вели в восточную часть Лонг-Айленда. Здесь проходили гонки, здесь ставили рекорды. Один из первых героев велоспорта – Чарлз «Миля в минуту» Мёрфи, названный так не потому, что болтал без умолку, а потому что первым в мире проехал милю менее чем за минуту. Этот подвиг дался ему неподалеку от Меррик-роуд, и Мёрфи поставил рекорд на специально выстроенной деревянной дорожке, догоняя поезд, шедший по Лонг-Айлендской железной дороге 30 июня 1899 года.

Словом, для велоезды лонг-айлендская Меррик-роуд была как Бонневилльские соляные равнины и Дейтона-Бич вместе взятые. И уж так дорога эта была популярна, что вдоль нее стали строить гостиницы и организовывать обслуживание – для велосипедистов, наезжавших из города. Оказывается, городок Вэлли-Стрим в округе Нассо, на границе с Куинсом, выстрои ли для обслуживания толп велосипедистов, какие прибывали на Меррик-роуд во всякие выходные. Велоезда, по сути, сотворила Вэлли-Стрим в той же мере, в какой азартные игры – Лас-Вегас. Допустим, Вэлли-Стрим – не один в один Лас-Вегас (что, впрочем, хорошо), да и в наши дни он не велорай, но в любом случае не баран чихнул. Всё способное породить целый город значимо в культуре. Благодаря велосипедам возникали города – как возникали они из-за автомобилей, поездов, рек и фабрик. А вот города, возникшего из-за роллеров, вам отыскать не удастся.

Я обнаружил не только город, выстроенный ради велосипедистов, но, как выясняется, он вырос практически по соседству с другим таким городком, в том месте, которое сейчас в черте города Нью-Йорка, на восточной оконечности полуострова Рокауэй, который, как оказалось, был рассадником велоезды еще в Пурпурное десятилетие. Видите ли, для нью-йоркцев в те времена Фар-Рокауэй был тем же, что для нас сейчас Хэмптонс, – модным пляжным местом, а Вэлли-Стрим – модным веломестом. Ни за что б не догадался, что улицы моей юности, по которым в субботний день евреи шли в синагогу и над которыми заходили на посадку в аэропорт Кеннеди самолеты, располагались в самом центре Клещей Малаки по части хиповости и культурной злободневки 1890-х. В некотором смысле это всё равно что восхищаться Марком Твеном, посвящать ему свою жизнь и вдруг обнаружить, что ты по чистой случайности вырос через дорогу от дома, где он родился.

Вооруженный этим новым знанием о местах моего детства и любимого занятия, я понял, что мне необходимо навестить Меррик-роуд – былой Великий Белый Путь веломира – на велосипеде и поглядеть, сохранилось ли там хоть какое-то историческое наследие. Вероятно, проехав таким вот популярным в давности маршрутом, я смогу отдернуть завесу времени и по-настоящему, пусть и мельком, узреть полураздетую девушку с игривых фотокарточек, что каталась здесь в 1890-е.

ДОРОЖНЫЙ ПРОБЕГ ДО ФАР-РОКАУЭЯ

Лучший велоспособ добраться до приморского курорта

Собравшись проехать старинным маршрутом славной ве-ло-эры, я решил, что лучше способа не придумать: совершу-ка я настоящий «пробег» 1895 года до Фар-Рокауэя. Мой путь доведет меня до дома моего детства, в места, где я учился кататься на велосипеде. Более того, я заодно проеду по Меррик-роуд, через Вэлли-Стрим, наш велосипедный Вифлеем. Вот так я снял твидовый костюм для чтения, облачился в твидовый велокостюм, смазал свой безопасный велосипед – и двинул.

Чтобы добраться до пляжа Фар-Рокауэй, как ни крути, все дороги ведут через Джамейку. Разнообразные способы добираться до Джамейки приведены в статье, посвященной «Любимому стоярдовому пробегу до Пачоуга».

Джамейка – в Куинсе. В статье говорится, что до Джамейки можно добраться, стартовав у Центрального парка, миновать 96-ю улицу, далее до парома у истока Восточной 99-й, а затем на пароме до Колледж-Пойнта, он тоже в Куинсе. В той же статье пишут: «Паромы ходят нечасто». Будь здоров как нечасто. Я бы сказал, последний паром от Восточной 99-й до Колледж-Пойнта отплыл примерно во времена администрации Маккинли; отправься я туда и подожди парома – вероятно, нашел бы компашку скелетов в цилиндрах и моноклях, пустые глазницы устремлены на карманные часы. И потому я решил стартовать от Колледж-Пойнта и сделать вид, что приехал туда на пароме.

От Колледж-Пойнта рельсы электрического трамвая ведут к 13-й улице, где необходимо повернуть направо – на дорогу, ведущую к Флашингу, куда от парома всего три мили.

Никаких рельсов электрического трамвая в Колледж-Пойнте я не обнаружил – как не нашел и 13-й улицы. Есть там, правда, бульвар Колледж-Пойнт, и вот он-то аккурат ведет к Флашингу, и я решил, что это вполне подходящая замена. Приободрившись, я взобрался на велосипед и покатил! Я изо всех сил старался сохранять настрой велосипедиста XIX столетия, однако признаюсь: из-за плотного потока автотранспорта и самолетов над головой (я находился совсем рядом к западу от шоссе Ван-Вика и прямо под авиамаршрутами аэропорта Ла-Гуардия) давалось это непросто. Растерянный, я прибыл во Флашинг, но «Нью-Йорк Таймс» забыла предупредить, что здесь полным-полно машин. Оставила она за скобками и то, что во Флашинге теперь второй крупнейший на весь Нью-Йорк Чайна-таун. А где Чайна-таун, там толпы. А где толпы, там пешеходы, сигающие под колеса, словно ящерицы-самоубийцы на горячей автостраде.

Моя персона XXI века была готова ко всему этому, а вот персона века XIX-го, вне всяких сомнений, нет. За 114 лет с тех пор, как была написана статья в «Таймс», город позволил себе дерзость поглотить то, что когда-то было маленьким городком. И потому, чтобы обрести историческую почву, мне отчаянно требовались какие-нибудь старинные приметы местности. Статья упоминала фонтан в центре городка, но никакого фонтана не обнаружилось. Имелась, впрочем, своего рода городская площадь, вся в вывесках, гласивших «Добро пожаловать» по крайней мере на шести языках, и все они указывали на те или иные исторические здания поблизости. Утешенный, я решил продолжить путь и еще раз сверился со статьей. Она направила меня на Главную улицу, которая, к счастью, всё еще существует. Главная улица, сообщила статья, доведет меня до Джамейка-авеню – эта тоже пока есть, – а дальше, по уверениям статьи, возникнет особая дорога «с великолепным макадамом, и по ней взбираться на немногие грядущие горки – подлинное удовольствие».

Макадам! От одной мысли о нем я чуть не обслюнявил себе твидовую жилетку. О, наконец-то ощутить макадам под своими надувными «данлопами»! (Вообще-то компания «Данлоп» прекратила выпуск велосипедных шин лет сорок назад. Думаю, я ощущал «континенталами».) Вновь верхом, я направился по Главной улице, где едва избежал попадания под рейсовый автобус. Главная улица во Флашинге, даже по субботам, забивается машинами запросто, ездят по ней так же лихорадочно, как в любом городском узле Западного мира, и потому я решил, что лучше пусть пока возьмет верх моя особа XXI века. Я вилял в транспортном потоке без всяких приключений, но, как ни парадоксально, машина чуть не сбила меня на тротуаре, когда я ненадолго остановился еще разок заглянуть в «Таймс». Потрясенный, я немедля вернулся на середину улицы – там «безопаснее».

К счастью, довольно скоро я оказался в жилом районе Кью-Гарденс, где обитает немаленькая община ортодоксальных евреев. Здесь на Главной улице была тишь да гладь – в основном благодаря шаббату, и никто за руль не садился. Мемориальная табличка подтвердила, что до начала ХХ века бóльшая часть этих мест по-прежнему оставалась сельской, и потому – а также из-за того, что набожность на некоторое время расчистила окрестности от машин, – мне почти удалось обмануть себя и вообразить, что на дворе XIX век. Впервые после того, как отъехал от Колледж-Пойнта, я увидел и велосипедиста. Вне себя от радости, я окликнул его воодушевленным «Ахой!», но он явно подумал, что я с приветом, и изо всех сил не обратил на меня внимания. Здесь же – тоже впервые на маршруте – я приметил знак «Уступи дорогу», с изображением велосипеда.

Пусть сто лет назад эти места были настолько популярны среди велосипедистов, что «Таймс» опубликовала статью, – я на своем пути впервые за весь день почувствовал, что мне тут хоть сколько-нибудь рады.

Прежде чем Главная улица сомкнется с Джамейка-авеню, ее пересекает бульвар Куинс, также известный местным СМИ как «Бульвар Смерти» – из-за того, как часто автомобили сбивают здесь пешеходов, когда те пытаются перебраться с одной стороны улицы на другую. Будь где-нибудь в округе дорога поблагонадежнее («Аллея сыра», допустим), я, может, и подался бы туда, но, если нужно пересечь Куинс, одноименного бульвара, в общем, не избежать. К счастью, Бульвар Смерти я пережил и свернул влево, на Джамейка-авеню. Я бы не назвал ее такой уж прям «великолепной» (если «великолепный» не равно «изрытый выбоинами»), но до Джамейки, Куинс, она меня довела, как и предполагали и название улицы, и статья в «Таймс».

Примерно в восьми милях от Колледж-Пойнта дорога внезапно спускается, и вот вы – в Джамейке: дорога завершается резко, у главной улицы городка. Обычно делается краткая остановка в трактире «Петтитт».

Ну, спусков не оказалось – ни внезапных, ни иных; не нашлось и трактира «Петтитт». Тут вообще мало что намекало, будто в окрестностях когда-то был велорай. Зато обнаружилась прорва магазинов «Всё по 99 центов», а также старый дом под названием «Кингово поместье». Судя по всему, здесь жил Рафэс Кинг, отец-основатель и один из авторов черновиков Конституции, и этот дом – вероятно, первое, что я увидел после Флашинга, существовавшее во времена статьи в «Таймс». Взбодрившись этой прямой исторической ссылкой, я продолжил с новыми силами.

Далее двигаться по главной улице на восток, к Канал-стрит, а затем повернуть налево, далее прямо, пока Канал-стрит не сольется с Меррик-роуд.

Нет больше ни трактира «Петтитт», ни канала, ни Канал-стрит. Однако если упорно катиться дальше по Джамейка-авеню, то окажешься прямо на Меррик-роуд. (Если проскочили «Скидкофон», значит, уехали слишком далеко.) Вообще-то Меррик-роуд в этих краях теперь называется бульваром Меррик, но дорога та же. Вот он – главный велосипедный тракт конца XIX века! Наша Дорога из желтого кирпича, наша Аппиева дорога, наш Великий шелковый путь, а может, даже наша Виа Долороза! Мне казалось, что где-то рядом должна быть статуя или по крайней мере мемориальная доска. Но нет – сплошь растерянные пешеходы, пытавшиеся понять, чего я уставился на дорожный указатель рядом с магазином кроссовок. Вздохнув, я вернулся в седло, двинул вправо на Меррик-роуд и далее на восток.

Держитесь Меррик-роуд. Бурливые потоки, которые вам предстоит пересечь, освежают взор и несут прохладу чувствам куда щедрее, чем болота Рокауэй-авеню.

Я последовал совету в статье, поскольку и впрямь не выношу болота и мне не улыбалась мысль оказаться в пасти у одного из многочисленных аллигаторов Джамейки. Однако – если не считать, конечно, ручейков собачьей мочи – никаких потоков близ Меррик-роуд не нашлось, ни бурливых, ни иных. Да и велосипедистов не обнаружилось – за вычетом случайного доставщика, ехавшего по тротуару на фирменном велике какого-то торгового центра. Нашлись, впрочем, многочисленные автостоянки подержанных автомобилей, а также множество забегаловок, где подавали жареных кур.

И всё же, вопреки разрастанию города, вообразить времена, когда эта дорога была сельской и кишела велосипедистами, оказалось вполне возможно. Более или менее прямой, бульвар Меррик, в отличие от дорог поновее, следует мягким уклонам и изгибам местности, как старая дорога. И, как известно многим велосипедистам, разница между дорогой прямой по струнке и «органической» – колоссальная. Это разница между приятной поездкой и отупляющей. К тому же, пусть вокруг и нисколько не живописно, на самой дороге места для езды среди автомобильного потока навалом. Видал я дороги поприятнее, но эта куда лучше Главной улицы Флашинга. Убираем все «Кей-эф-си» и светофоры – и можно вообразить сельский тракт с велосипедистами, любезно приветствующими друг друга при встрече. Наконец-то я приобщился к истории и начал получать удовольствие.

Езжайте по Меррик-роуд до самого Вэлли-Стрим и Пирсоллз.

Когда я выбрался из Куинса и въехал в округ Нассо и в Вэлли-Стрим, дорога заметно улучшилась, и стоянки подержанных автомобилей уступили салонам новых. Бульвар Меррик превратился в Западную Меррик-роуд. Разница между ними эпохальной не показалась: она примерно та же, какую чувствуешь, возвращаясь в гостиничный номер, а там кровать заправлена, а в ванной помыто. Хоть и чище восточного Куинса, но Вэлли-Стрим не менее оживленный. И громадной вращающейся статуи пенни-фартинга в фонтане, освещенного разноцветными огнями, я тоже не увидел, вопреки тайным надеждам.

Катись я, строго следуя наставлениям статьи в «Таймс», – вероятно, заблудился бы, поскольку Пирсоллз стал в начале 1900-х Линбруком, когда жители находчиво (и нелепо) поменяли местами слоги в названии соседнего Бруклина, откуда многие из них были родом. (Хорошо еще, что эти люди родились не в Гованусе, иначе Пирсоллз переименовали бы в Анус-Гов.) Не знай я этого, проскочил бы Линбрук насквозь, не обратив на него никакого внимания, – просто какой-то анклав заплутавших бруклинцев-дислексиков. Более того, никакого «универмага» в Линбруке нету (если не считать супермаркет «Грин-Эйкерс»); не похож он на провинциальный городок, нисколечко, а потому следующая рекомендация статьи совершенно несуразна с виду:

В этом городке поверните направо, когда доедете до типичного провинциального универмага. Ошибиться невозможно…

Ошибиться еще как возможно. Более точно дорогу теперь следует указывать так: «поверните направо у „Белого замка“». Так или иначе, впрочем, неувязки никакой не возникло. Я, так уж вышло, хорошо знал тот перекресток: здесь был кинотеатр, где я в 1989 году смотрел «Ультравысокую частоту» со Странным Элом (очень рекомендую: фейерверк Странного Эла Янковича – нет, это не оксиморон).

Проезжайте через Фенхёрст, Вудсберг и Лоренс прямиком до Фар-Рокауэя.

Фенхёрст – это современный Хьюлетт, Вудсберг – старая часть нынешнего Вудмера, а вот Лоренс по-прежнему Лоренс. Есть еще два близлежащих городка под названием Сидархёрст и Инвуд, а всё целиком именуется «Пятью городками».

Свернув направо на Бродвей и въехав в Пять городков, я заметил нечто, не виданное мною аж с Кью-Гарденс: дорожный знак с изображением велосипеда. Под знаком красовались слова «Велосипедный маршрут». Наконец-то хоть какой-то намек, что дороги, по каким сто лет назад беспрестанно ездили велосипедисты, всё еще ими востребованы – ну или, во всяком случае, востребованы мной. Единственные велосипедисты, кроме меня, которых я заметил, ехали по тротуару на «би-эм-иксах» по другую сторону улицы от Линбрукского почтамта, скребя бетонный бортик втулками колес.

После краткой остановки в кафе, во время которой посетитель сообщил мне, что у меня такой вид, будто я отправляюсь на лыжню, невзирая на полное отсутствие при мне лыж и лыжной экипировки, я продолжил катиться вниз по Бродвею. Пейзаж делался всё более знакомым, но я вплоть до того дня понятия не имел, что когда-то эта улица полнилась первыми велосипедистами. Жутковато. В смысле, кроме того, что в Вудмере имеется веломагазин, где я когда-то салил витрины носом, любовно вперившись в выносы руля «Хатч», какие мне были не по карману, никаких следов велосипедной истории не нашлось вообще. Ныне имеется множество мест, где велосипедное наследие живо, но полуостров Рокауэй к ним не относится. И всё же я стал велосипедистом. Впитал ли я это, сам того не ведая, пока здесь рос? Не навеяли ли мне мою страсть здешние усатые и облаченные в бриджи призраки?

По мере движения сквозь Пять городков улицы делаются всё тише и зеленее, а дома встречаются реже. Из всех районов, какие пересекаешь на маршруте Рокауэйского пробега 1895 года, в Пяти городках вообразить себе, как оно было когда-то, легче всего. И если б в 1898 году не возник Большой Нью-Йорк, а городская черта не пролегла – от балды – между Фар-Рокауэем и Лоренсом, словно исполинский разрыв между страницами в вордовском документе под названием «Лонг-Айленд», это ощущение оставалось бы со мной вплоть до точки моего назначения – Фар-Рокауэя:

Здесь вам предложат прекрасное размещение в гостиничных номерах и славный ужин. Достопримечательности этого места хорошо известны. Купание в прибое или в спокойной воде – по желанию ездока.

Да, в те поры Фар-Рокауэй был местом что надо.

БРИЗЫ ФАР-РОКАУЭЯ

На этом модном курорте – ни единого скучного дня или вечера

Фар-Рокауэй, Л.-А., 21 июля. Из-за прохладных бризов, миловидных девушек и достопримечательностей это место – в одном ряду с главными курортами Лонг-Айленда. Ни единого скучного дня и ни единого скучного вечера – такова слава Фар-Рокауэя. Общественные мероприятия происходят буквально по часам, и так часто, что летние посетители едва успевают переводить дух между светскими раутами. Жизнь в гостиницах и пансионах – всё, что можно желать в жаркий сезон. Купание в прибое или в спокойной воде, автомобильные прогулки и приятные собранья на просторных верандах – популярные виды отдыха…

Став восточной оконечностью Нью-Йорка и политически отделившись от Хемпстеда, Фар-Рокауэй постепенно начал угасать. Нет здесь больше гостиниц, а понятие «славного ужина» относительно. Последняя статья о Фар-Рокауэе, которую я читал в «Нью-Йорк Таймс», – от 27 января 2008 года, и заголовок ее гласил: «Потрепан – и не только природой». Впрочем, здесь по-прежнему красиво. Моя поездка завершилась, и я оказался там же, где когда-то начал.

Назад: Часть 1. Основы
Дальше: Начало конца начала