Глава 12
- Способности делятся на два вида: созидание и разрушение. Для созидания нужна энергия. Самая распространенная, доступная и легкая в освоении – это энергия стихий. Именно ее операторов, наделенных даром, количественно больше среди всех, обладающих сверхчеловеческими способностями. Стихийное созидание – первое из высоких искусств, которое стало доступно человечеству…
- Максимилиан Иванович, а покороче и попроще можете объяснить? – неожиданно перебив профессора, поинтересовался пленник.
Фон Колер едва заметно вздрогнул. Прервавший его заключенный лишь едва улыбнулся, блеснув яркого, ультрамаринового цвета глазами:
- Всегда мечтал вам об этом сказать.
С незнакомцем, кстати, я был согласен. Барон в своих лекциях страдал… не то, чтобы излишним словоблудием, но он не передавал знания окружающим, а скорее разговаривал сам с собой, получая истинное удовольствие от процесса.
- Уж простите, когда если не сейчас, - извиняющимся жестом развел руками пленник.
- Эх, Сережа, Сережа, - с искренним, как мне показалось, сожалением вздохнул фон Колер, - если бы ты уделял моим лекциям больше внимания, не оказался бы сейчас здесь.
Пленник в этот раз промолчал. Он подтверждающе пожал плечами, а после опустил взгляд и принял равнодушный вид.
Эмоции чужих людей я безошибочно чувствовал, когда они были направлены именно меня. Сейчас же незнакомец даже не обращал на меня внимания, но при этом я уже явственно ощущал окутывающую его ауру безнадежной тоски.
- Вам решать, Алексей Петрович, - вдруг обернулся ко мне барон. – Как популярно по последней моде в кругах молодежи, спрошу: правда или действие?
Мустафа, княгиня, Демидов – все, кто был в курсе моей личности, называли меня Артуром. И только фон Колер, при отсутствии лишних ушей, продолжал именовать меня на «вы», обращаясь «Алексей Петрович». Подчеркивая наше – пусть и не гарантированное, будущее сословное равенство.
Пока я мельком подумал об этом, ощутил, что после слов барона невозмутимый на вид пленник вдруг преисполнился отчаянной надеждой. Его чувства были настолько сильны, что я не выдержал.
- Давайте перейдем к действию, а правду оставим на потом.
- Уверены, Алексей Петрович?
То, что находящийся в камере пленник обречен, сомнений у меня не вызывало. Как и то, что именно его жизнь послужит средством для создания слепка души на мне – подобного тому, что спас мне жизнь совсем недавно. И я просто не смогу со всем вниманием слушать профессора, ощущая рядом чужой страх смерти.
- Уверен.
- Ваш выбор, - даже, как мне показалось с уважением, покивал фон Колер. – Ну-с, начнем.
А вот после последней его фразы я напрягся. Барон покивал с уважением, но это было похоже на уважение перед слабоумием и отвагой.
Неожиданно воспрянувший духом пленник поднял взгляд и несмело улыбнувшись, легким шагом подошел к барону. Белый мужчина, не старше тридцати – уже внимательно осмотрел я его. Одет так, словно только прибыл с великосветского приема – только пиджака и галстука не хватает. Мельком глянув на запонки и часы, я мысленно прикинул стоимость. Неплохо.
- На Петра как похож, - впервые глянул на меня незнакомец. Он хотел было что-то спросить у барона, но фон Колер взглядом заставил его замолчать.
- Прощай, Сережа, - мягко проговорил Максимилиан Иванович.
- Прощайте, Максимилиан Иванович, - склонил голову пленник.
Барон шагнул вперед, и взявшись за воротник рубашки, резким жестом дернул ткань в стороны, так что по полу покатилось несколько пуговиц. Фон Колер, не снимая полностью рубашку с обреченного, просто разведя отвороты, положил ладони на плечи пленнику и оглянулся на меня.
- Сюда встаньте, Алексей Петрович, - показал барон взглядом место поодаль чуть в стороне от себя, по правую руку. – Опуститесь на одно колено, подбородок вверх. Вот так, постарайтесь не шевелиться.
«Дышать-то можно?»
- Дышать можно.
«Я это вслух сказал?»
- Помолчи… те, пожалуйста, - раздраженно буркнул фон Колер, отворачиваясь. Хорошо, что отвернулся – потому что лицо у меня застыло в глуповатом, надо сказать, выражении.
Ладони барона уже потемнели и подернулись дымкой – просачивающейся даже сквозь покрывающую их тонкую ткань рубашки. Фон Колер напрягся, и неожиданно стал словно выше ростом, а вокруг него возникла пугающая до ужаса аура. Пленник в этот момент растерял невозмутимость – я видел, как лицо его все же перекосила испуганная гримаса. Он даже попытался зажмуриться, но вдруг дернулся словно от электрического разряда и широко раскрыл глаза. Причем явно против воли; из его тела сразу ушла плавность жизни – так выглядят люди на картинках неопытных еще художников. Деревянно, плоско, ненатурально.
Верх рубашки уже пошел прахом, и сейчас я видел, что руки фон Колера объяты темными лоскутными всполохами, словно кислота прожигавшими кожу. Распахнутые глаза жертвы вдруг ярко полыхнули синим пламенем, которое моментально укротилось, а чуть погодя в нем проявились темные, чернильные языки. Несколько секунд, и фигуру пленника полностью окутали всполохи синего пламени, которые почти сразу стали чернильно-синими, а после и вовсе полностью потемнели.
Фон Колер, находясь в состоянии высочайшей концентрации, плавя и сжигая черным пламенем кожу пленника повел ладонями вверх по плечам, шее обреченного, уже касаясь лица. Страшное зрелище, но я смотрел не отрываясь.
Еще одно явное напряжение сил, и барон немного подался назад. Совсем немного, но в этот момент мне… нет, не по ушам ударило. Истошный и пронзительный вопль раздался словно из другого измерения, или астрала – я слышал его, но при этом понимал, что это точно не местный, естественный звук.
Вновь где-то за кромкой реального мира раздался крик обреченного на смерть, и еще один. Барон в этот момент еще больше подался назад, отнимая руки от лица пленника. При этом к его ладоням оказалась словно приклеена призрачная маска. Барон в буквальном смысле вытягивал дух из тела – отступая назад совсем по чуть-чуть, он удерживал призрачную, сотканную из черных лоскутов фигуру, отделяющуюся от тела обреченного. Призрачную фигуру, в которой концентрировалась вся жизненная энергия жертвы.
Я наблюдал за происходящим, забыв как дышать. Еще несколько секунд, и вот уже фон Колер высоко поднял руки. Его ладони по-прежнему были на лице вытянутой из тела призрачной фигуры, которая сейчас дрожала в темно-сером мареве. Вновь зазвучал инфернальный вой – громко, так что меня словно током ударило. Но крик постепенно становился тише – по мере того, как бледнела, истончалась лоскутная тень, теряя форму человеческого тела. Как густой дым на легком ветерке. Нет, не так – присматриваясь, понял я свою ошибку. Призрачная фигура не истончалась – энергетические всполохи словно втягивались в маску.
Я, не отрываясь, смотрел на происходящее, но краем глаза заметил, что тело пленника постепенно превращается в прах. Вся жизненная сила и энергия, что присутствовали в одаренном, сейчас полностью сконцентрировались в руках барона. А именно – в посмертной маске, которая все сильнее наливалась глубоким мрачным отсветом.
Крики умирающего прервались, и лишь на периферии слышимости я ощущал словно шелест, приглушенное перешептывание. Но сконцентрироваться на этом не успел – барон обернулся ко мне. Я невольно вздрогнул – лицо у фон Колера было бледное, белее мела. И от этого еще более сильно на нем выделялись абсолютно черные глаза, которые заполонил мрак.
- Я ослабил его, насколько можно. Удачи в бою, - негромко, и вполне обычным своим голосом произнес фон Колер.
Никогда. Никогда больше я не стану никого жалеть в этом мире. Если еще хоть раз появится мысль пренебречь знаниями, то…
- Сосредоточься, просто не будет, - вдруг резко произнес барон.
Вовремя он. Я собрался, и даже кивнул:
- Поехали.
Когда барон плавным, но быстрым и резким движением прислонил маску мне к лицу ощущение было – на краткий миг, словно кожи коснулся тонкий и мокрый полиэтиленовый пакет. Но почти сразу чувствительность тела полностью пропала, а я осознал себя в черной пустоте, в виде призрачного силуэта среди бескрайнего ничто. Приготовился было к отпору – но ничего не происходило.
Секунда, две, три… Вот оно, началось. Возвращая чувствительность, от лица по телу начала растекаться чистая энергия. Ощущения подобны тому, как теплеет внутри от выпитого алкоголя. Теневые всполохи, возвращающие чувствительность, опускались от лица вниз по шее, груди. Руки ноги, теперь спина – проходя по кругу, и в последнюю очередь задний отдел шеи и затылок.
Яркая вспышка, и я вновь полностью ощущаю и осознаю себя, по-прежнему находясь в абсолютной пустоте. Вот только сейчас я был не один. В меня словно по всему телу вцепились коготки, пытаясь разодрать, утянуть за собой в абсолютное ничто. На миг я ужаснулся перспективе, но практически сразу сосредоточился, сопротивляясь чужой умирающей душе.
Состояние абсолютной собранности и концентрации – совсем как тогда, когда в теле Олега сидел на Арене, ожидая начала поединка. Опаска перед неизведанным пропала, а я полностью успокоился – фон Колер сказал, что максимально ослабил противника, поэтому мне просто надо решить поставленную задачу.
Все происходящее дальше напоминало призрачный армреслинг, только вместо рук были щупальца, которыми противник цеплялся за осколки своей оболочки. Несмотря на напряжение момента я видел и безошибочно чувствовал что сильнее. Появилось внутреннее спокойствие – мне предстояло много грязной и сложной работы, которую просто необходимо выполнить.
Ошибся. Не предстояло.
Передо мною вдруг возникла призрачная фигура невероятно красивой женщины, от которой повеяло теплом и любовью. Ее аура оказалась настолько сильной, что чужое, сопротивляющееся окончательной смерти сознание мигом сдуло прочь, словно невесомую пыль порывом ветра. Последний пронзительный крик растворился в окружающей пустоте и оставил призрачное тело, сотканное из лоскутов энергии, в мое единоличное пользование.
Еще миг, и я открыл глаза, осознав себя стоящим на одном колене на холодном бетонном полу камеры.
«Я всегда буду рядом» - еще звучал в ушах шепот незнакомки. Хотя кто это, я догадался с легкостью – наверняка настоящая мать Олега. Узнала ли она, что в его теле чужая душа? Вероятно, нет – очень уж наполнены настоящей любовью ее прощальные слова. Разумный ли это был дух, или только слепок чужой памяти? Если она разумна и узнает, что я не Олег, как отреагирует?
- Похвально быстро, - отвлекая от мыслей, протянул фон Колер, одобрительно поджав губы.
Отвечать я пока не стал. Перед глазами все еще стоял прекрасный образ с искренней любовью во взгляде, и я всеми силами пытался закрыться, абстрагироваться от мира. Это – Олега, личное. А также уже мое, как ни крути. И появившееся видение, играючи отправившее в небытие чужую душу, совсем не то, о чем нужно знать присматривающему за мной барону.
- Не волнуйтесь, Алексей Петрович, - негромко произнес фон Колер, заметив мою сосредоточенную отстраненность. – Ваши мысли я могу читать так явно лишь тогда, когда нахожусь в астральной форме. И тогда, когда объект чтения открыт так же, как и вы перед поединком, даже без активации ментальной защиты.
- Следующее занятие мне очень хотелось бы посветить именно практике ментальной защиты, - ровным голосом проговорил я.
- Всенепременно, - кивнул барон. – Как ваше самочувствие?
Прикрыв на мгновенье глаза, прислушался к себе.
- Легкость… даже эйфория, - негромко озвучил я. - Радость, природа которой мне пока не очень понятна. Облегчение. Отсутствие усталости. Словно заново родился, - открыв глаза, осмотрелся я по сторонам.
Удивительное чувство.
Впрочем, меньше чем за минуту эйфория прошла – энергетический слепок чужой души, из которого эта самая душа оказалась изгнана, оставив только энергию, интегрировался с моим телом, растворившись в нем.
Все, сохранился.
За счет чужой жизни. Даже более того - за счет жизни одаренного. Вот он и ответ, почему применение способностей темных искусств карается смертной казнью.
- Максимилиан Иванович.
- Слушаю вас.
- Это же было смертельно опасно для меня. Этот… Сергей, - кивнул я на кучку праха среди остатков одежды, - он же всеми силами пытался воспрепятствовать мне.
- Сережа был одаренным мальчиком. В прямом и переносном смысле, - кивнул фон Колер своим воспоминаниям, - но завладеть твоим телом, тем более поработить или даже изгнать разум он бы не смог. Максимум – забрал бы тебя с собой.
- То есть я сейчас мог умереть полностью и бесповоротно.
- Именно так.
- А вы…
«Не предупредили» - хотел сказать я. Но не сказал – профессор даже переспросил меня, уверен ли я в первичном действии, а не в правде. Мда, если я еще хоть еще раз…
- Что я? – с полуулыбкой поднял бровь фон Колер, заполняя паузу.
- А вы не опасались того, что если обреченный на смерть заберет меня с собой, у вас будет выговор от руководства за сорванную операцию?
- Сережа был одаренным, а не одержимым – даже без предварительной подготовки вы сильнее, потому что это игра на нашем поле. Ну а кроме того… - барон на мгновенье задумался. – Послушайте историю. В отделе кадров Тайной канцелярии сидят двое сотрудников: опытный в возрасте, с чистым столом, и молодой, недавно начавший карьеру, буквально заваленный стопками личных дел. Опытный сотрудник, отвлекаясь от чтения утренней газеты, предлагает свою помощь, и конечно же получает благодарное согласие. После чего берет ровно половину дел со стола молодого, и закидывает их в шредер. «Но как же так, я ведь еще даже не просмотрел этих кандидатов!» - изумленно восклицает молодой. «Нам в Тайной канцелярии неудачники не нужны», - отвечает ему на это опытный, и возвращается к прерванному чтению. Доступно объяснил? – после небольшой паузы поинтересовался фон Колер.
Намек профессора, кстати, прекрасно понял, и в принципе – принял. И этот его короткий рассказ еще раз подтвердил мне, что участие в турнире на территориях протектората – мое правильное решение. Аристократия этого мира более явно, чем у нас, находится на вершине мира, отделившись от низших сословий, и при этом готова умирать, защищая свое высокое положение. И показательная легкость, с которой барон позволил мне подвергнуться смертельной опасности здесь в порядке вещей, а отказ от риска в некоторых ситуациях может неприятно удивить окружающих, отразившись на репутации.
- В наш век цифровизации личные дела в Тайной канцелярии хранятся на бумаге, в папках? – поинтересовался я. Намек барона прекрасно понял, вот только в ответ захотелось фон Колера поддеть. Но тот в ответ лишь улыбнулся:
- Вот именно, Алексей Петрович, вот именно. В наш век цифровизации – какое удачное определение, кстати, в Тайной канцелярии личные дела хранятся только(!) на бумажных носителях, во избежание, так сказать. Но имейте ввиду – это информация внутреннего пользования.
Мда, поддеть не получилось.
- Благодарю за доверие, - кивнул я. - Что ж, настало время правды. Продолжите лекцию здесь, или вернемся в зал?
Фон Колер после этих слов как-то странно на меня глянул.
- Что-то не так? – спросил я.
- Хм. Видите ли, Алексей Петрович, не могу не признаться – вы сумели меня удивить.
«Удивить?» Ну да, действительно. О смерти неизвестного «Сережи» я не то, чтобы забыл… Просто больше волновался о том, что мне неожиданно помогла мать Олега, и сопутствующих этому проблемах.
- Я, наверное, должен был поинтересоваться кто это, и почему именно он? – кивнул я на кучку праха.
- Вам не интересно?
- Это не первоочередной интерес, но конечно же я желаю знать кто это был, и какие обстоятельства способствовали тому, что он оказался здесь.
- К теме нашей сегодняшней лекции это имеет прямое отношение. Сергей Готфрид. В недавнем прошлом – мой ученик, подающий весьма серьезные надежды. Вот только он решил не двигаться по дороге обуздания одержимости, ограничившись использованием стихийного дара.
«Одержимость и одаренность связаны между собой?»
Вслух спрашивать не стал – фон Колер сильно не любил, когда его перебивали. Любой уточняющий вопрос – об очевидном, часто приводил к тому, что уже ранее сказанное нудно повторялось несколько раз. И если обычно барон делился информацией разными словами, по сути повторяя одно и тоже, но хоть как-то разнообразя объяснение, то после ненужных на его взгляд вопросов банально переключался в режим заевшей пластинки.
- У вас несомненно возник вопрос о связи одаренности и одержимости, - произнес между тем фон Колер. - Это действительно так. Каждый одержимый может освоить искусство управления стихией и стать одаренным. Даже более того – развивая навыки управлениями стихиями, можно укротить собственную одержимость.
Но есть нюанс. Любой, абсолютно любой одержимый, может стать одаренным. Но ни один развившийся до получения первого ранга одаренный никогда не сможет стать одержимым.
«Получается, что я могу избавиться от одержимости?»
- Освоив контроль и концентрацию, каждый одержимый может овладеть искусством управления стихиями. В этом случае, правда, настоящих высот не достичь – тем, кого коснулась одержимость, выше пятого ранга не подняться.
Фон Колер сделал паузу, дожидаясь пока я взглядом дам понять, что усвоил сказанное, и продолжил:
Последние годы после резолюции ООН, запрещающей изучение темных искусств, освоение управлением стихией для нас необходимое условие. Потому что чернокнижникам, как и демонологам, приходится маскироваться под слабых одаренных. Основная стихия, которой учатся владеть одержимые – огонь. Он близок к темной ветке развития «разрушение», а для того чтобы скрывать темные искусства достаточно получения первого ранга способностей стихийного огненного мага. Как правило, демонологи останавливаются на первом, чернокнижники могут развивать владение огнем вплоть до третьего, без потери сил в основных талантах.
Сережа был очень способным учеником, но во время прохождения практики на факультете стихий он решил выбрать синицу в руках. Четвертый серебряный ранг водной стихии. Его потолок.
Фон Колер замолчал, сделал два шага к кучке истлевшей одежды и выудил из нее запонку, а также перстень с гербом.
Неожиданно. Я прекрасно помнил, как оценил часы и запонки пленника. И готов поклясться – перстня на руке обреченного не было. В кармане лежал? – пришло вдруг на ум простейшее объяснение.
- У одаренных негласная традиция – иметь при себе отличительный знак ранга, сопряженный с гербом - если герб есть, конечно же. У нас негласная традиция этот знак забирать.
Барон продемонстрировал мне запонку, на которой я даже на таком удалении заметил римскую цифру «IV» на синем фоне. Запонка оказалась брошена в кучу полуистлевшей одежды, а вот перстень полетел ко мне. Поймав, я раскрыл ладонь, изучая его. Печатка в виде синего щита, а поверху, как и на запонке, серебряная римская цифра «IV».
Четвертый серебряный ранг управления водной стихией. Просто и понятно.
- Почему он оказался здесь, обреченным на смерть? – кивнул я на кучку праха.
- Вот этого я не знаю, - пожал плечами фон Колер, - приехал по моему запросу, а в разнарядке причину приговора не указывают. В новостях ничего не было, да я сейчас и не слишком слежу за хроникой.
Это мне показалось лукавством – барон, который свободно участвовал в обсуждении «замедленных бомб мирового масштаба» никак не может не держать руку на пульсе событий в государстве. Хотя дальнейшие слова фон Колера вполне убедили меня в том, что о причинах приговора Сергею Готфриду он действительно мог не слышать:
- Четвертый ранг, даже серебряный, совсем не тот уровень владения, который помогает добиться многого благодаря своим способностям. Сережа был способным учеником, но он всегда искал легкие пути – обещающие мало работы, и несопоставимо более высокий результат. Такие пути как правило предполагают опасность, и видимо очередная ставка не сыграла. Может быть стал жертвой клановых разборок, может купил жизнью благополучие семье.
- Благополучие семье?
Никогда не стеснялся переспрашивать. Одно дело задавать уточняющие вопросы по известной теме, а совсем другое – по тому, чего совсем не понимаешь.
- Сережа из мещан. А как ты уже знаешь, ни один одаренный не может существовать сам по себе, без привязки к роду либо императорской службе. Государь-император дает гарантии долгих лет жизни и стабильность, но не обещает славы и богатства. Принося же присягу верности одному из владетельных родов шанс увеличить свое влияние и благосостояние несоизмеримо выше. Как и уровень риска, конечно же.
- Он очень спокойно отнесся к своей смерти, - глянул я на кучку праха в истлевшей одежде.
- А как еще ему было относиться, кроме того как принять ее с достоинством? – показательно не скрывая удивления, посмотрел на меня фон Колер. – К тому же не забывайте, ему ведь выпал шанс, пусть и призрачный, забрать вас с собой. Сережа за него и уцепился.
Опустив взгляд, я всмотрелся в перстень на ладони.
- Где мне его хранить? С собой носить, или как трофей на стенку повесить?
- Алексей Петрович, - даже с некоторой укоризной протянул фон Колер.
- Да? – посмотрел я на барона.
- Ваше небрежение извиняет только то, что вы росли в протекторате. Перстни одаренных это традиция близкая к культу, поэтому впредь старайтесь не высказываться вслух в подобном тоне. Чревато, знаете ли. Этот артефакт, - продолжал барон, - выдается после подтверждения своего первого ранга, в торжественной между прочим обстановке, - фон Колер поднял левую руку, и вдруг на его безымянном пальце появилось призрачное массивное кольцо, формируясь из серых лоскутов. – Перстень остается с владельцем навсегда, и видоизменяется с каждым полученным рангом.
До конца перстень на пальце профессора не материализовался – барон опустил руку, и кольцо растворилось, как не было. Я не успел заметить ни ранг, ни даже цвет щита – только темное свечение вокруг гербового поля.
Пока храните в шкатулке. Редко кто становится обладателем подобных трофеев в столь юном возрасте, не пройдя инициации. После того как получите свой первый ранг, уже будете знать, что с ним делать. Итак, мы остановились на том…
- Максимилиан Иванович.
- Да? – прервался профессор темных искусств, явно демонстрируя недовольство. Кроме вопросов об очевидном, он очень и очень не любил, когда его прерывали.
- Почему перстень мой трофей, а не ваш?
- Мне нравится этот вопрос, - даже улыбнулся фон Колер. – Но ответ вы дадите на него себе сами. Итак, способности делятся на два вида: созидание и разрушение…
Барон, по своему обыкновению, вновь начал пространную лекцию. Долгую, и в этот раз весьма нудную – даже несмотря на важность озвучиваемых тем.
В своих догадках, кстати, я оказался прав лишь частично. Применение темных искусств – доказанное или ставшее достоянием широкой общественности, действительно карались смертной казнью в тех случаях, когда ценой становилась жизнь одаренного. Которая как компонент была необходима для создания большого количества заклинаний высших рангов у чернокнижников. Поэтому действуя даже под эгидой государства – любого из Большой Четверти, каждый чернокнижник, получается, всегда находился у правительства на коротком поводке.
Демонологам для применения способностей жизнь одаренных была не нужна. Им столь серьезное наказание грозило по иным причинам – они использовали заемную силу, будучи самыми настоящими операторами и повелителями сущностей из иных планов мира, а не заклинателями. И цена ошибки в управлении демонами была очень и очень высока – настолько, что каждая ошибка каралась смертной казнью. Впрочем, по оговорке фон Колера я понял, что из ошибившихся демонологов выживал кто-то очень редко.
Кроме того, много времени в своей лекции барон уделил этикету. Вкратце если, то слово заклинание в «приличном» обществе употреблять категорически не рекомендовалось. Повелители стихий использовали определение «конструкт», сходное по смыслу. Потому что элементарная, стихийная магия, базировалась только на созидании.
В то же время, в узком обществе одержимых считалось моветоном называть одаренных повелителями – элементарные маги могли повелевать только в своей песочнице, как со всем чувствующимся классовым пренебрежением пояснил барон. Настоящие повелители – именно одержимые, которые по-настоящему управляют и повелевают, используя чужие ресурсы, силы и даже души.
Кроме всего этого, фон Колер наговорил еще много слов, но более ничего важного я не почерпнул. Когда мы закончили, барон вспышкой самого настоящего адского пламени (как мне показалось) уничтожил оставшиеся от Готфрида вещи – в том числе так привлекшие меня запонки и часы, оставшиеся лужицей расплавленного металла.
После мы покинули камеру и направились было обратно в спортивный зал, но на пути нас ждал посыльный княгини.
- Артур Сергеевич, - склонился в полупоклоне дюжий молодец из охраны, с размахом плеч словно у богатыря из былинных сказок. – Анна Николаевна просила передать, что была бы рада видеть вас сегодня на ужине.
Неожиданное приглашение. Еще и сформулировано неожиданным образом.
Только посыльный закончил говорить, как я подавил желание глянуть на фон Колера. И после этого удивленно прислушался к себе.
Не нравится мне это. Очень не нравится. Не приглашение не нравится, а моя на него реакция. Понятно, если бы на моем месте оставался Олег – и ему, учитывая возраст и неопытность в данном случае просто необходим совет или банально иллюзия поддержки. Но мне-то это зачем? Тем более что понятно - отказываться от приглашения княгини не рекомендуется ни в коем случае.
Нет, конечно можно выразительно глянуть на фон Колера, и барон расскажет богатырю из охраны, что программа тренировок у меня настолько серьезно загружена, что нынешним вечером мне полагается только смузи из сельдерея, здоровый сон, а всякие волнения наоборот, противопоказаны. Но ежу понятно, что это будет отмазка, и хорошего отношения княгини ко мне не прибавит. Мне оно, собственно, не сильно и нужно, но зачем на ровном месте обострять конфликт?
Так почему я, словно испугавшись ответственности решения, едва не глянул на фон Колера в поисках поддержки? Начинаю сживаться с ролью четырнадцатилетнего парня?
«Тебе уже скоро пятнадцать!»
«Ну в пятнадцать-то совсем другое дело, ума палата сразу прибавляется», - пошел я на этот раз в разговоре со внутренним голосом другим путем, и похоже поставил его в тупик.
Понятно, что на меня часто посматривают с удивлением, из-за несоответствия суждений и образа подростка. Опасность в этом сейчас только одна – меня по-настоящему начнут принимать всерьез. Что может сильно усложнить жизнь. Получается, что мне необходимо выдержать тонкую грань. Не прогибаться лишний раз перед чужим авторитетом, при этом не слишком выделяясь, но и не повторять того, что исполнил только что. Как это вообще произошло? – продолжал я злиться на самого себя. Неужели фон Колер в этом случае помог бы мне принять правильное решение? Тем более что оно в единственном числе, без вариантов?
- Передайте сиятельной Анне Николаевне, что почту за честь принять приглашение, - едва склонил я голову. Не перед терминатором с простецким лицом, а демонстрируя почтение к княгине.
- Девятнадцать ноль-ноль, Красный зал главного корпуса. Обратитесь к любому из прислуги, вас всенепременно проводят.
Вот это не оговорка, а тонкий намек, что приходить без Планшета. У Мустафы в личном терминале вся план-схема немалой усадьбы есть, и найти Красный зал с его помощью я могу без особого труда.
Еще более неожиданный поворот даже, чем само приглашение - настолько явно посоветовать мне приходить одному, без спутников. Или я уже загоняюсь на ровном месте?
После того, как посыльный удалился, мы с фон Колером направились в его апартаменты. Барон явно ждал от меня вопросов, или комментариев.
Не дождался.
Времени до ужина оставалось совсем немного, и его я потратил в интерактивном каталоге прет-а-порте принтера. Помощи у барона просить не стал, уже примерно представляя моду нынешнего века, которая от нашего не сильно и отличалась. Может быть чуть больше в сторону официоза и мундиров – потому что столь сильного разрыва между элитой и армией, как у нас, не произошло. И все признаки национального русского костюма остались как и в начале двадцатого века – имея в основе темно-зеленый мундир с воротником стойкой. Опционально черный или белый китель для морских прогулок, синий доломан с ментиком для верховой езды, и конечно же шинель – которую, правда, следует не забывать оставлять в гардеробе.
К высшему обществу здесь я не принадлежал (пока), еще и будучи при этом выходцем из другого мира. Из территорий протектората – которые для жителей Первого мира были совершенно другой реальностью, чужим измерением. Поэтому без опаски нарушить этикет остановился на вполне нейтральном варианте – синие джинсы, плотная черная водолазка и темно-серый пиджак.
Ни Мустафа, ни барон мой наряд никак не прокомментировали. Я же почувствовал себя в привычной одежде уверенно. Обычный офисный кэжуал словно наделил меня дополнительными очками харизмы и стойкости. А мой юный возраст хорошо сочетался с этим, возможно провокационным для более старших лет, наряде.
Красный зал удивил. Небольшая уютная гостиная, в оформлении которой красного практически не было. Внимание сразу привлек немалых размеров камин, над которым висел щит с гербом Юсуповых-Штейнберг. Кроме герба, на стенах расположились головы охотничьих трофеев и холодное, явно недешевое оружие. Предварительно сервированный для ужина стол пуст, а примечательная, видимо ожидающая только меня компания собралась на нескольких диванах у камина.
В центре, конечно, сама Анна Николаевна - в строгом темном платье, закрывающем шею и руки полностью. Анастасия стояла слева за плечом княгини, в таком же строгом по духу платье. Взгляд княжны скользнул в сторону приоткрывшейся двери, но ультрамариновые глаза посмотрели сквозь меня, и никаких направленных эмоций я даже не почувствовал. Холодное равнодушие.
С княжной мы, кроме памятного знакомства, уже встречались несколько раз – случайно, в коридорах усадьбы и аллеях парка. Судя по всему, девушка после своего вояжа попала под домашний арест, и пределов имения больше не покидала. Обе наши встречи проходили одинаково – ни малейший толики внимания в мою сторону.
Может быть это черта характера юной черноволосой княжны, либо Анна Николаевна хорошо умеет убеждать, но Анастасия внимания на меня обращала даже меньше, чем на прислугу. Вернее, вовсе не обращала. Вот и сейчас, едва глянув сквозь меня, вернулась к разговору с матерью.
Зато остальные двое мое появление показательно заметили. Белокурый худощавый юноша в форме поднялся со своего места. Двубортный черный китель с золотыми пуговицами и якорями на воротнике-стойке, широкий белый ремень и белые же перчатки. Морской кадетский корпус – определил я, потому как форму военных учебных заведений фон Колер мне за минувшие дни не только показывал, но и заставлял изучать, ориентируясь в многообразии мундиров и отличительных знаков.
Морской кадетский корпус – еще раз повторил про себя. Что-то при этом шевельнулось смутной догадкой, но ухватить я ее не успел, столкнувшись взглядом с сыном княгини. Кадет смотрел приветливо, не скрывая интереса. При взгляде на него я почувствовал легкую неправильность. Понял почти сразу же – потому что очень и очень часто видел похожего товарища последние дни после перевоплощения. В те моменты, когда смотрелся в зеркало.
Сидевшая рядом с кадетом девушка вставать не стала, но развернулась, открытым жестом вытянув руку вдоль спинки дивана. Она была в строгом наряде, вероятно являвшимся формой одной из частных закрытых школ – бордовый китель-жакет, клетчатая юбка, форменный бант красного цвета на светлых волосах. Единственное откровенно-красное кстати, в этом Красном только по названию зале.
Всегда мечтал о брате. А здесь и брат сразу, и сестра – развернувшаяся ко мне на диване девушка также была очень похожа на… меня. Законные дети Петра Алексеевича, значит. И первое мое впечатление о них оказалось обманчиво.
Стать и внутренняя уверенность, вместе с аурой официоза обманчиво завысили их возраст в моих глазах. И кадет, и воспитанница школы благородных девиц были одного со мной возраста или даже младше - лет тринадцать-четырнадцать, не больше. Кроме того, глаза у обоих обычно голубые - без неестественного отсвета, который появляется после инициации. Или близняшки, или разница в год – подумал я, осматривая неожиданных биологических родственников.
Анастасия выглядела старше всех нас. Держится как взрослая, даже слишком показательно – и скорее всего ей шестнадцать, не больше. Слишком уж пытается подчеркнуть свой статус одаренной. Может и вовсе еще шестнадцати нет, и только перешла на второй год обучения, пройдя инициацию.
Юная княжна, глядя необычными глазами, видя обращенное на меня внимание всех остальных «родственников», все же впервые глянула прямо в глаза. Без тени эмоций, ровно-изучающе. Ни намека на ярость, которую я чувствовал во время первого разговора с княгиней, на котором Анастасия присутствовала.
- Знакомьтесь, - ровным голосом заговорила Анна Николаевна. – Артур Волков, наш гость на ближайший год. Артур личный помощник Максимилиана Ивановича, и совсем недавно зачислен в штат воспитанников Высшей школы имени барона Витгефта. А это мои младшие дети, Николай и Александра, - улыбнулась княгиня, плавным жестом показывая на белокурых близнецов. – Ну а с Анастасией вы уже знакомы, хотя и не были представлены.
- Рад знакомству, - шагнул вперед кадет, протягивая мне руку. Белокурая девочка за его спиной в этот момент приветливо улыбнулась. Это настолько хорошая игра, или они действительно так открыто-благожелательны к незнакомцу, которого мать назвала гостем?
В тот момент, когда ответил на рукопожатие кадета, княгиня заговорила вновь. И сумела удивить, даже ошарашить всех присутствующих. Меня в том числе:
- Артур вымышленное имя, подаренное нашему гостю жандармским ведомством, вместе с весьма сомнительной легендой. Настоящее – Алексей Петрович Юсупов-Штейнберг, и это сын Петра Алексеевича.
Николай ощутимо вздрогнул, юная гимназистка за его спиной широко распахнула глаза. Но удивление младших членов семьи ни шло ни в какое сравнение с реакцией Анастасии, чей взор на миг вспыхнул синим пламенем.
- Прошу за стол, - Анна Николаевна легко, одним движением, поднялась с дивана. Проводив ее глазами, я столкнулся со взглядом Николая. Смотрел тот без явной неприязни, больше с усилившимся интересом. В ответ я неопределенно пожал плечами – мол, сам не ожидал, что так получится.
Самое юное здесь белокурое создание и вовсе несмело улыбнулось, поднимаясь. Лицо же Анастасии словно окаменело, и справившись с эмоциональной вспышкой, она вновь перестала обращать на меня какое-либо внимание.
За столом устроились интересно. Во главе, естественно, расположилась Анна Николаевна, по левую руку Анастасия и Александра, по правую Николай. Причем мне княгиня указала место рядом с ним, напротив девушек. Странно, я ожидал, что окажусь напротив княгини, с другой стороны стола. Получилось так, словно и не отделен от остальной части семьи.
- Завещание Петра Алексеевича стало достоянием узкого круга лиц совсем недавно, - заговорила княгиня, - и стало сюрпризом как для меня, так и для… Алексея.
Княгиня неожиданно едва-едва улыбнулась, впервые с того момента как мы сели за стол прямо обратив на меня взгляд.
- Всю свою сознательную жизнь Алексей не знал о том, что связан… с нашей семьей, - сделала многозначительную паузу княгиня. Информация для него, - уже смотрела на своих детей княгиня, - стала не менее неожиданной, чем и для вас, и для меня. Надо отдать ему должное – столкнувшись с шокирующей новостью, Алексей не стал принимать необдуманных решений. Год, который он проведет у нас, он выторговал себе как время на раздумья.
Княгиня прервалась, вновь посмотрев на меня.
- Раздумья о чем, мама́? – холодно поинтересовалась Анастасия.
- По завещанию, составленному Петром Алексеевичем, Алексею полагается право на герб Юсуповых-Штейнберг, с бастардной перевязью. А также доля в наследстве.
За столом воцарилась полная тишина. Я не видел взгляда Николая, но чувствовал его напряжение. Анастасия, все же отлично владевшая собой, сейчас смотрела на меня, сознательно не скрывая всю гамму чувств. Приязни среди них не было. И только белокурый ангел напротив глядела распахнув глаза с надеждой – на то, что сейчас все будут радоваться новому родственнику, а не ссориться.
- За время, которое есть у Алексея, он планирует закончить первый год обучения в гимназии барона Витгефта, пройти инициацию, а после уже принять решение. Отказаться ли от полагающегося ему герба и имущественной доли взамен на вознаграждение, либо… стать частью нашей семьи.
Воу. А она умеет удивить – причем я, наверное, даже гораздо больше изумился, чем остальные присутствующие. Был бы дома, в прошлой жизни – кашлянул бы, или хмыкнул показательно. Здесь уже привык, что подобные проявления чувств не приветствуются в высшем обществе, поэтому так и сидел с каменным лицом.
- При посторонних людях прошу обращаться к нашему гостю по имени Артур, дабы избежать кривотолков, - проговорила княгиня. – Анастасия, тебе отдельная просьба – так как вы обучаетесь в одной гимназии, при необходимости оказывай Алексею посильную помощь.
Выражение лица княжны при этом явно рассказало о том, что она думает о возможности «посильной помощи». Но лишь краткий миг – девушка, возвращая себе холодно-отстраненный вид, кивнула.
- Конечно, мама́.
Не знаю каким образом, но Анна Николаевна видимо отдала команду – потому что двери открылись и в проеме появилась прислуга с подносами и блюдами. Я на это даже не обратил внимания. Ко мне вернулась недавняя смутная догадка – причем вернулась уже знанием.
Морской кадетский корпус. Именно так - просто Морской кадетский корпус, а не Его Императорского Высочества наследника цесаревича Морской корпус.
В моей России в феврале семнадцатого года оркестры разучивали парадные марши, и шилась форма по эскизам Васнецова для торжественного входа войск в Константинополь. Который, как и проливы, должен был отойти Российской Империи. В это самое время, когда Россия была в шаге от по-настоящему великой победы, открывающей дорогу на вершину мира, первым из царской семьи нарушил присягу великий князь Кирилл, двоюродный брат Николая, перейдя на сторону Государственной думы вместе с возглавляемым Гвардейским экипажем, флотской элитной частью лейб-гвардии. Великий князь Кирилл был одним из многих, кто нацелился в то время на высшую власть – активный дележ которой среди высшего руководства страны и армии привел по итогу к гибели монархии.
В этом мире февраля семнадцатого не случилось. Именно в семнадцатом. Сведения, на которые я натыкался были обрывочными, скудными, а глубже я еще копать не пробовал. Опасался ненужного внимания и вопросов, да и времени пока не было – задача не первостепенной важности. Но с большой долей уверенности предполагал, что без смуты под конец Первой войны не обошлось, и наверняка амбициозный великий князь Кирилл попытался и здесь отжать себе власть, опираясь именно на флотских офицеров. Как следствие – просто Морской кадетский корпус, а не вот это вот все.
Хотя может я и не прав, а все гораздо роще - наличие одаренных с начала двадцатого века наверняка кардинально повлияло на тактику сражений. Не совсем уверен, но думаю к тому что «большой корабль равно большая цель» здесь пришли гораздо раньше, чем у нас. Вообще по устройству и истории Российской Конфедерации у меня было немало вопросов. Вплоть до лежащих на поверхности – почему Конфедерация, а служба безопасности – федеральная. Но опять же, все это вопросы не первостепенной важности.
Романовы в этом мире по-прежнему на троне, но ни одного Кирилла в списках, новостях, исторических справках я не видел. Здесь Первая мировая длилась дольше, и гораздо жестче – по мере вхождения в силу одаренных. И, вполне вероятно, именно жестокость ведения войны позволила династии Романовых сохранить за собой трон. Учитывая еще, что уже в начале двадцатых годов у стран Антанты – России, Англии и Франции начали появляться свои одаренные, присоединяясь к местной аристократии. В основном это были те, кто безошибочно понял, что Тройственный союз даже несмотря на наличие одаренных войну на уничтожение не выдержит.
Но. Это все были мои догадки. А вот доподлинным знанием было то, что ни Морской кадетский корпус, ни гимназия имени барона Витгефта не принадлежат к категории учебных заведений первого и даже второго эшелона. То есть это не те места, куда отправляет учиться отпрысков высшая российская владетельная аристократия. Более того, гимназия в которой мне предстояло учиться, пользуется отнюдь не самой лучшей репутацией. А княжна ведь, как только что узнал, обучается именно в ней.
Форма белокурого ангела напротив, по-прежнему смущенно мне улыбающегося, также не вызывала отклика в памяти. А значит и учебное заведение, где числится самая юная из Юсуповых-Штейнберг к элитным также не принадлежит. Безоговорочно уверен – по той теме фон Колер меня два дня гонял.
Княгиня, кстати, молодец. Без шуток.
Конечно, я не принял всерьез и безоговорочно ее неожиданную подачу про «стать частью семьи». Но и в корне отметать сразу не стал – потому что Юсуповы-Штейнберг явно не на вершине родовой российской аристократии, мягко говоря, и для княгини банально дешевле может быть на полном серьезе со всей проснувшейся родственной любовью принять меня в семью, минимизировав издержки. Что в свою очередь не исключает и того, что выждав лет пять, а может быть даже все десять-пятнадцать, она выключит родственные чувства и оставит меня без штанов. Или еще хуже, под монастырь подведет.
Сложно это все. И с каждым новым знанием понимаю и принимаю – Олег бы здесь точно не вывез. Да, там он прибавил себе двадцать лет, но ведь… эх, ладно, пора уже забыть об оставшихся в том мире перспективах и накоплениях.
За столом между тем потекла неспешная и вначале несмелая беседа, но атмосфера понемногу разряжалась. Чему прямо способствовала княгиня – играя радушную хозяйку, и демонстрируя мне явное расположение. При всем при этом она еще подарила мне удивительный взгляд, и, по-моему, даже вложила несколько своих мыслей. Мол, «улыбаемся и машем, но ведь ты умный мальчик, а мы с тобой вдвоем все понимаем…»
Поэтому перестав грузить голову тяжелыми размышлениями, я просто отдал должное мастерству повара – сомневаюсь, что на кухне княгини работает пищевой принтер, а не живые виртуозы кулинарного дела.
Николай, как и Александра, вели себя благожелательно и приветливо. Здесь опять же я без иллюзий – их благожелательность, даже искренняя, может быть выключена в одно мгновенье. Мир здесь гораздо жестче, чем кажется на первый взгляд.
Одна Анастасия в разговоре участвовала мало, обращаясь лишь к младшему брату и сестре, по-прежнему не показывая в мою сторону ничего, кроме холодного равнодушия.
Как хорошо, что в ближайшее время мне предстоит просто съездить пострелять, стараясь попасть в цель, и при этом избегать того, чтобы другие попали в меня. Удивительно, но перспектива скорого участия в смертельном сафари кровавого спорта у меня даже некий энтузиазм вызвала – хоть голову разгрузить.
Господи, как же я ошибался.
