Глава тридцатая
Служба на пароходе была налажена хорошо. Словно на каком-нибудь крейсере российского флота. Не прошло и трех минут после того, как ракеты зажглись звездами прямо над пирсом, обозначив дымными хвостами направление пуска, как там началось шевеление.
Несколько едва видимых фигурок скопилось на обращенном в сторону скал верхнем крыле мостика, мощно отозвался гудок, подтверждая, что сигнал замечен, и почти тут же замигал морзянкой ратьеровский фонарь.
– Что они пишут? – Вадим телеграфной азбукой не владел, но был уверен, что Ляхов ее знает. На море без этого нельзя.
– Сейчас. Спешит он больно… Ну да, понятно. «Кто вы, кто вы, кто вы…»
– А как ответим?
– Как – не вопрос. Скажи мне – что?
Вадим задумался. Если это действительно свои, проблемы нет, а если вдруг чужие? Впрочем, чужие в любом случае ничего не поймут, а нам по их реакции все сразу станет ясно. И с чистым сердцем можно будет уходить не прощаясь. Ну, доберутся они через пару часов сюда, обнаружат три ракетные трубки, обшарят пещеру и окрестные скалы, никого не найдут. Одной загадкой в этом мире станет больше. И только.
– Надо передать – «Имею сообщение для Шульгина». И все пока.
– Берет твой можно?..
Зажав в одной руке десантный берет, в другой – свою фуражку, Ляхов подошел к самому краю площадки и начал медленно, фиксируя движения, писать флажным семафором. Бинокли на кораблях хорошие, должны разобрать. Опыта у него было маловато, и тот очень давний, несколько раз он наверняка ошибся, но основное на борту прочли.
Ратьер замигал пореже, применяясь к квалификации адресата.
«Вас понял, высылаем вертолет».
– Ну вот, попали куда надо, – с облегчением сказал Вадим, а Ляхов, наоборот, ощутил очередной приступ тревоги. Куда несет его судьба? Воронка затягивает все глубже и глубже, удастся ли вынырнуть?
– Ничего, брат, желающего судьба ведет, не желающего тащит. Или, как учил нас Карл Маркс, пролетарию нечего терять, кроме своих цепей, обретет же он весь мир, – понял Вадим его настроение и постарался утешить как мог. – Обрел?
– Это, так сказать, вопрос дискуссионный. В каком-то смысле и обрел. Теперь – краткий инструктаж. Для простоты, ты уж извини, я останусь Ляховым, а тебе придется…
– Половцев я, и в документе так значится, только, вот незадача, тоже Вадим Петрович.
– Это не беда, Половцев, и ладно. Как-нибудь не перепутают. В остальном ничего придумывать не нужно. Если тут окажется кто-то из лично мне знакомых людей, так они и насчет тебя в курсе. Если нет – в детали вдаваться просто незачем. Я нужные пароли знаю, ты со мной. Полковник и полковник. Завербованный мною по договоренности с Шульгиным.
– «Завербованный» – не надо. Сотрудничающий. А Шульгин – это кто? Большой босс?
– Боссов у них нету. Здесь это называется – «координатор проекта». В котором задействованы я и ты. Другие проекты – другие координаторы.
– А водку они здесь пьют? – полушутя осведомился пока еще Ляхов. Фляжку они давно добили, а нервная система нуждалась в очередной дозе универсально адаптогена. Не валерьянкой же спасаться.
– Спрашиваешь! Здесь это дело доведено до стадии высокого искусства и великолепно обеспечено материально.
– Подожди, – в очередной раз встревожился Ляхов, – а, собственно, где это – здесь? Мы, получается, что, в вашу реальность вышли? Тоннель не только пространственный, а и межмировой? Говоришь, они сами не знали, когда посылали тебя, что ты здесь можешь обнаружить, и вдруг с такой немыслимой точностью мы вышли прямо к их секретной базе! Это ведь за пределами любой теории вероятности. Не бывает таких случайностей!
– Случайности как раз бывают всякие. Но знаю я действительно ничуть не больше твоего. Могу только догадываться на основании отрывочных сведений, которые я лично для себя собирал и систематизировал. Теория «кротовых нор» существует давным-давно. Еще пацаном я в «Знание – сила» о них читал.
Ну вот, наверное, мои друзья уже добрались до их практического применения, имеют какие-то методики обнаружения, локаторы, скажем. Кто его знает, вдруг именно здесь узел этих проходов, перекресток. Почему и базу построили. Вот обнаружили они своими способами очередной выход из тоннеля, но сами по нему пройти не смогли. Зато выяснили, где другой конец, и послали нас…
– А знаешь, что я еще думаю, – внес свой вклад Ляхов, – может быть, вообще вся эта история, ну, прямо с момента нашего с тобой раздвоения, только для того и задумана – чтобы на тоннель выйти. Вполне ведь можно предположить, что альтернативная реальность возникла непосредственно в момент взрыва, сформировалась сразу со всей своей историей, преломленной сквозь призму чьих-то фантазий.
А ты или я непринципиально – действительно копия с предыдущего оригинала, которой вложена в мозги новая биография и программа. Очень все хорошо в эту схему укладывается, и почти все странности получают непротиворечивое объяснение, хотя бы в рамках достаточно безумной гипотезы.
– Не слишком сложно?
– Да чего же здесь сложного? Тоннель между временами и мирами – это же такая штука! Почище всякой атомной бомбы. Бесценная в буквальном смысле. А на нас с тобой какие затраты? Это как за рубль такой вот пароход купить, – он указал рукой на бухту. – И то не из своего кармана… Я бы, например, на месте твоего Шульгина секунды бы не колебался…
– Да уж! А мы с тобой в паре, кстати, тоже ценный инструмент. Тут не просто механическое удвоение мозгов, тут некое новое качество образуется. Им бы с нас пылинки сдувать…
– Точно! Мало, что мы с тобой вообще умные, так за счет полного внешнего и внутреннего сходства всякие интересные интрижки проворачивать можно…
– Ага. У Жюль Верна про такое есть. Трудятся во время войны Севера против Юга бандиты, братья близнецы. Один грабит, другой алиби обеспечивает…
– По фамилии, помнится, Тексары…
Пока они оживленно обменивались идеями, с площадки на корме парохода поднялся небольшой светло-синий вертолет незнакомой Ляхову конструкции и вскоре уже ревел двигателем и рвал воздух винтами прямо над их головами. Сделал круг, выбирая место для посадки, и аккуратно опустился на утес метрах в двадцати вверх по склону.
Взобраться туда было бы можно, цепляясь за камни, хотя и с определенным трудом. Но открылась боковая дверца, пилот в круглом бело-голубом шлеме взмахнул рукой, ткнул указательным пальцем вниз, всей ладонью сделал приглашающий жест (кричать из-за гула и свиста было бессмысленно), после чего сбросил свернутый в рулон штормтрап.
На шканцах парохода их встретил представительный мужчина лет сорока, в белом капитанском костюме, с широкими золотыми нашивками на рукавах, в шикарно замятой морской фуражке.
– Добро пожаловать на борт «Валгаллы», незнакомые господа. Александра Ивановича сейчас нет, но все, что нужно, можете сообщить мне. Воронцов Дмитрий Сергеевич, командир данного пакетбота. Из каких краев прибыли, если не секрет? Впрочем, я понимаю, откуда, раз с Шульгиным дело имеете, а чисто географически?
– Палестина. Граница Израиля с Ливаном. Еще точнее – горный массив Маалум.
– Прямо вот так? Из Палестины, без аппаратуры, без предварительного оповещения? Похоже, Александр Иванович в своем репертуаре. А если бы выскочили километров на сорок южнее или севернее? Там бы и померли, судя по вашему снаряжению. Ночью здесь до минусовых температур погода свободно опускается.
Да что же это я вас, друзья, баснями кормлю? Извольте за мной, каютки вам определим, посидим в удобном месте, потолкуем не спеша. Я, помнится, когда в похожую заморочку попал, долго пытался понять, что и как. Вам легче…
– Александр Иванович тут совершенно ни при чем, – счел нужным отметить Вадим. – Это абсолютно наша личная инициатива. И пути отхода у нас железные. Если что – триста шагов, и мы снова дома.
– Ну, я бы так категорически не заявлял. Бывали замужем, знаем. Я вот, если вам интересно, однажды принял предложение давнего знакомца прогуляться, не далеко и ненадолго, так до сих пор не могу домой возвратиться. Дорогу забыл…
Капитан показался Ляхову очень общительным человеком. Возможно, потому что долгое время не имел подходящих собеседников. А, может быть, это у него просто манера такая – заговорить людей до полной растерянности, а потом… Что именно потом, он придумать не успел.
– Один вопрос можно? – Капитан Воронцов перевел взгляд с Вадима на Ляхова, словно бы соображая, кто сможет ответить лучше.
А они оба, машинально, дуплетом ответили:
– Конечно!
– Молодцы!
Воронцов был лет на десять старше каждого из них, да и нашивки внушали уважение. Контр-адмирал как минимум. Поэтому покровительственно-ироническая оценка двойников не обидела. Кроме того, лицо у него было очень уж располагающее, дышащее, как любил выражаться тот же Жюль Верн, доброжелательностью и благородством.
– Вопрос такой – как вы считаете, где мы сейчас находимся? Можете не спешить, подумайте.
Пока шли по верхней палубе, потом поднимались в открытом лифте сквозь ярусы занимающей две трети корабля надстройки, Ляхов удивлялся.
Никогда ему не приходилось видеть воочию столь обширных и роскошных помещений. Листал, конечно, книжки с фотографиями интерьеров старинных лайнеров, чемпионов «Голубой ленты Атлантики», но наяву – это совсем другое.
Бесчисленные двери пустующих кают, выходящие в сквозные стометровые коридоры шести палуб, устланные ручной работы коврами. Широкие, как в Эрмитаже, лестницы, литые из бронзы фигуры античных богов и героев, держащие в руках электрические факелы. Открытые променад-деки, выстеленные драгоценным розовым деревом кебрахо.
И какая-то пугающая пустота этих коридоров и палуб. Здесь следовало бы шуметь, прогуливаться, веселиться сотням людей, заплативших бешеные деньги за скоростной трансатлантический переход. Греметь музыке оркестров, перекликиваться детям и стюардам. А тут – никого. И их строенные шаги звучат так безнадежно одиноко!
Не знали они, насколько одиноко было Воронцову в Замке!
Зато бар в кормовой части Солнечной палубы был как раз таким, чтобы снять накопившееся напряжение. Всего четыре столика у панорамного окна, обращенного к выходу из фьорда. Мягкие кресла. Мгновенно появившийся стюард в кителе, немногим уступающем в представительности капитанскому. Шампанское, и сыр, и холодные морепродукты. Приглушенная музыка из скрытых драпировкой динамиков.
Хорошо.
И Ляхова совершенно не интересовала сейчас судьба ждущих его приказа бойцов поручика Колосова. Как-то ему думалось, что все обойдется наилучшим образом. Делай что-нибудь, не делай, все едино!
Пришла пора ответить на заданный как бы между прочим вопрос.
– Мне кажется, все-таки в Новой Зеландии. Судя по рельефу и склонению солнца над горизонтом, – при этом он глянул на часы. Если сделать поправку по отношению к среднеевропейскому времени, примерно так и выходит.
– Тут-то сомнений нет, почти любой знающий географию догадается. А насчет другого? Исторической эпохи, например?
Воронцов смотрел с располагающей улыбкой, будто ведущий игры-викторины, предлагающий делать ставки.
Вопрос поставил в тупик обоих Ляховых. Если не считать время тем самым, единственным, так ответ и не просматривается. С начала антропогенного периода кайнозойской эры климат на Земле существенно не менялся, а, получив кое-какое представление о фокусах хронофизики, они не исключали самых диких вариантов. Сам по себе подобный поселок и корабли на рейде могут дислоцироваться в любой точке ближайшего миллионолетия.
– Извините, Дмитрий Сергеевич, информации не хватает. «Валгалла» ваша – первая четверть прошлого века, архитектура поселка почти оттуда же, Александр Иванович обретается в нашем пятом году. Логично было бы так и ответить, но сам вопрос предполагает подвох. Поэтому, простите, пальцем в небо тыкать – настроения нет.
– Тоже здраво. Так вот, к вашему сведению, по правую сторону фьорда, и на пароходе, соответственно, у нас сейчас тысяча девятьсот двадцать пятый год. Но если через тот вон хребет перевалить – будет две тысячи пятьдесят шестой. У нас там тоже кое-какие плавсредства есть, при случае прогуляться можно. Интересно, правда?
Да уж, куда интереснее.
– Какой исторической реальности? – только и спросил Вадим.
– И об этом наслышаны? Двадцать пятый год – одной, а пятьдесят шестой – другой. Если вы скажете, из какой вы, сможем кое-что сопоставить. Потому как отслеживать перемещения Сашки с партнерами я давно отчаялся. Сижу здесь и каждый день думаю – сегодня вся эта бредятина закончится окончательно, или еще поживем?
– Ну я, например, из советской, если угодно. Если вам этот термин что-то говорит. Октябрьская революция, коллективизация, Великая Отечественная, вождь и учитель товарищ Сталин, оттепель, двадцатый съезд, 12 апреля шестьдесят первого года, Брежнев, Горбачев…
– Земеля! – восхитился Воронцов. – Дай руку пожать! Мы ж как раз такие точно! Оттедова! Только до Горбачева не дожили. В восемьдесят четвертом начались наши скитания. А ты?
– Я из две тысячи четвертого…
– Понятно, понятно… Более-менее в курсе, что там у вас творится.
Затем он вопросительно взглянул на Ляхова. Тот ему земляком и современником отчего-то не показался. Выражением лица, что ли?
– Я – из две тысячи пятого. Но совсем другого. Ничего из того, что назвал Вадим, у нас не было. Разгром большевиков в девятнадцатом году, после чего все пошло по-другому. Демократическая Российская империя. Но вот, тем не менее, свела нас всех судьба, и теперь мне кажется, что разница между нами слишком мала, чтобы это было результатом естественного развития событий…
– Как говаривал царь Соломон: «И ты прав, сын мой», – меланхолически заметил Воронцов.
– Так вот не ответите ли вы мне, Дмитрий Сергеевич, человек куда более опытный и информированный, как такое может быть? Я не о нашей даже жизни. Но как на одной территории могут сосуществовать два разных века? Что, вроде линии перемены дат? Шаг вперед – там воскресенье, шаг назад – снова суббота?
– Очень образно сказано. Приблизительно так дела и обстоят. Вы ведь тоже пришли сюда пешком. Триста шагов и восемьдесят лет. Бред ведь с общепринятой точки зрения. И никто не знает, чем подобная ерунда может закончиться. В один далеко не прекрасный момент. В просторечии это называется – доигрались. А начиналось все очень даже приятно. Солнечное лето последнего года позднего застоя, жизнь, скучная до того, что скулы сводило.
Один очень умный человек изобретает прибор, позволяющий свободно перемещаться в любую точку пространства, в том числе и на другом конце Галактики. Всеобщая радость и торжество. Живем, можно сказать! Нет нам преград на море и на суше, в то время как все остальные сограждане продолжают влачить нудное, скудное существование.
Колонизация далекой планеты, великолепные приключения, встречи с пришельцами, любовь прелестных Аэлит…
Воронцов говорил вроде как не всерьез, с улыбочкой, будто бы бегло пересказывая чей-то фантастический роман. Только глаза его, окруженные веером белесоватых морщинок, оставались серьезными, даже печальными.
– Но за все, друзья мои, приходится платить. А уж за вмешательства в сокровенные тайны естества – по полной программе. Чем и как заплатили мы – не на один час разговора. Я б сейчас мог, как акын какой-нибудь, на пару суток растянуть повествование, аккомпанируя себе на бараньей кишке. Но незачем. У нас в компании есть любители дневники вести. Сами все прочитаете, если повезет.
Резюмируя, одно скажу. Что мы попали в тупик – это слишком слабо. Тупик – нечто определенное, конкретное, стабильное. А тут скорее верхушка потерявшей управление тридцатиметровой пожарной лестницы, за которую цепляется кучка людей. Был такой впечатляющий кадр в фильме «Безумный, безумный, безумный, безумный мир». Мотает ее из стороны в сторону, ополоумевший механик дергает бессмысленно рычаги, а персонажи срываются один за другим и летят куда придется… Мы в совершенно аналогичном положении. И мир безумный, и амплитуда разноса потрясающая.
Химеры возникают одна за другой, реальности пересекаются, кому, когда и куда лететь – неведомо.
– А выглядит все совершенно мило, – сказал Вадим, обводя глазами грандиозный и в то же время буколический пейзаж. – Спокойно так, романтично и умиротворяюще…
– Здесь – да. Здесь такой удивительный островок стабильности, пусть и на стыке времен, что может уцелеть, даже когда все остальное пойдет прахом.
– А Химеры – это что? – задал Ляхов свой вопрос. Термин вроде бы из области мифологической зоологии.
– Химеры, в нашем истолковании, представляют собой псевдореальности, сконструированные на базе нескольких взаимоисключающих предпосылок их возникновения. Сколь-нибудь долго существовать они не могут по определению, но тем не менее существуют.
– Кем сконструированные? – Ляхов изо всех сил пытался пробиться к сути.
– Вопрос не ко мне. Одни говорят – Игроками, другие предполагают – Ловушками сознания. Вполне может, что и вообще никем. Кто руководит полетом костей или тайным ходом карты? Тасуешь, тасуешь, и вдруг выходит полный преферанс! В натуре его никто никогда не видел, но в теории ведь существует! Что особенного – туз, король, дама в четырех мастях приходят в одни руки. Но вот когда придет, да за один вечер дважды, да оба раза тебе – смело считай, что ты уже в химерической реальности…
– Или ловкий шулер на раздачу сел, – предложил свою версию Вадим.
– Ну да, ну да, – согласился Воронцов. – Хватай подсвечник – и по морде! Было и такое, хватали и били. Но это уже лирика. Ответствуйте теперь вы. Каким образом вы, ребятки из параллельных миров, один из которых тоже наверняка является химерой, и я догадываюсь, чей именно, сошлись вместе и добрались вот сюда? Установкой «СПВ» Сашка вас, безусловно, не побаловал, и с Антоном вы незнакомы. Так?
– Антон? Не приходилось видеть, – ответил Вадим, и Ляхов согласно кивнул.
– А проникли мы сюда таким способом…
Выслушав, Воронцов довольно долго сидел, постукивая пальцами по крышке стола. Молчал, что-то обдумывая или просчитывая.
– Возможно, возможно, что это вариант… – вымолвил он наконец. – Но – не в моей компетенции. Придется опять объявлять большой сбор. А с Шульгиным я вас сейчас свяжу. Радио у нас по внепространству пока что работает.
– Позволено ли мне будет спросить, – начал конструировать изысканную фразу Ляхов, – Дмитрий Сергеевич, что вы с этим своим роскошным пароходом делаете? Как я понимаю, двадцать пять тысяч тонн, угля ему сумасшедший расход требуется, сотня кочегаров, матросов почти столько же. Для чего держите его и куда ходите?
– Хожу куда захочется. Вокруг шарика можно, если других забот нет. В любую горячую точку, где мое вмешательство полезным будет. Заявки товарищей выполняю, глядя по обстоятельствам…
– Завидую вам. Единственная, пожалуй, бескорыстная детская мечта. Море под килем, небо над головой, штурвал в руках – и ни-че-го больше.
– А вы, я смотрю, разбираетесь? Из флотских будете или так, книжек начитались?
– Краешком, по-дилетантски. Однако пришлось, считайте, в одиночку большой торпедный катер из Триполи до Днепро-Бугского лимана довести… – Ляхов не смог не погордиться перед понимающим человеком.
– Так вы же наш, Вадим Петрович! Ежели не врете под настроение. Какого типа? Неужто типа наших «Оводов»? Не поверю! Чтобы в одиночку.
– Типа «Страшный». Девяносто тонн, движки восемь тысяч лошадей, скорость до сорока. В одиночку, это в смысле, что штурманил один. Так еще четверо за команду работали.
– «Страшный»? Не знаю. Но все равно здорово. Я в двадцать семь лет первый раз за капитана на тральщике-пятисоттоннике в море вышел. С полным кадровым экипажем пятьдесят человек.
Ляхов развел руками. Что тут скажешь? Служба – одно, форс-мажор – другое. Догребли, и ладно.
– Имейте в виду, Вадим Петрович, другой работы не найдете, я вас на «Валгаллу» третьим штурманом сразу возьму. А хотите – сразу старшим офицером на легкий крейсер…
