Историки утверждают, что во времена Римской империи Ренн, стоявший на пересечении рек Иль и Вилен, носил другое название – Condate, что по-латыни означало «слияние». Именно слияние отдельных боевых единиц в мощный кулак и происходило сейчас во дворе Реннского епископата.

Матерый сарагосец – а Гонсалесу было уже под шестьдесят – практически не изменился со дня нашей последней встречи три года назад – сухощав и подтянут, как и подобает истинным потомкам гордых испанских грандов. Вот только седых волос добавилось на когда-то бархатно-черной шевелюре Карлоса, да пара-тройка свежих морщин врезалась в смуглое лицо. Матадор стоял на пороге отставки, однако, судя по его крепкому рукопожатию, он о ней и не помышлял.

– А знаешь, сеньор Хенриксон, последнее время ты весьма знаменит, – произнес Карлос после приветствия. – Я подозревал, что брать Проклятого позовут тебя, а не парижан, хотя эти ленивые псы находились гораздо ближе... Скажи-ка мне лучше, как здесь потчуют?

– Сносно, – ответил я. – Лучше, нежели в Орлеане, где мы загорали неделю.

– Это радует. – Гонсалес улыбнулся правой половиной рта, отчего улыбка его приобрела злорадный оттенок. – А вот в Бордо, откуда мы прибыли, было вовсе погано. Ублюдочный тамошний епископ накормил моих ребят какой-то гнилой дрянью! Пока ехали сюда, через каждые десять километров тормозили – то одному приспичит, то другому... Прижечь бы поганцу пятки за саботаж!..

– Милейшие мои, не соизволите ли подать руку смиренному Служителю Божьему, пока тот не навернулся прямо о твердь земную!..

О, нет! Только не это! Второй год подряд! Снова он! Господи, за что твой верный раб Эрик Хенриксон вновь так жестоко наказан?

Из дверного проема магистерского отсека трейлера Пятого отряда высовывался руководитель моего прошлогоднего и такого успешного рейда – Божественный Судья-Экзекутор, коротышка-магистр, Конрад фон Циммер. Его толстенькая ножка тщетно ловила верхнюю ступеньку лесенки, а взгляд был исполнен ненаигранной мольбы о помощи.

Гонсалес закатил глаза к небу, после чего умоляюще посмотрел на меня. О, я его прекрасно понимал! Если магистр Конрад пробивал даже мой полунордический темперамент, то как же нелегко приходилось с ним горячему южанину!

Из уважения к более старшему на зов откликнулся я. Изобретатели походных трейлеров при всей своей образованности и представить себе не могли, что в природе существуют магистры столь миниатюрных комплекций. Вечным заложником их недальновидности как раз и являлся малорослый магистр Конрад. Взяв бедолагу под локти, я вернул его на грешную землю.

– Разлюбезнейший Эрик, я всегда знал, что вы мой самый лучший друг! Будь решающей не Божья воля, а моя, в рейды хаживал бы исключительно с вами, – пролепетал благодарный коротышка.

Сегодняшнюю Божью волю я поддерживал на триста процентов, но, видать, недостаточно, раз Всевышний свел-таки нас вновь...

– Благодарю вас, ваша честь, однако разве очередность вашей командировки уже подошла? – Я помнил, что Конраду оставалось «отдыхать» как минимум еще несколько месяцев.

– Магистр Джозеф – такая досада! – приболел в пути, – горько вздохнул он, отряхивая грязь со своего балахона. – Но я, покорно склонив голову, воспринял волю Апостола Инквизиции, когда он решил заменить его мной.

Это могло означать лишь одно – отношение к Конраду его коллег по Магистрату было аналогичным нашему, а потому при любых накладках в графике рейдов недомерок всегда становился крайним.

Церемония приветствия повторилась, правда, темп ее заметно упал – епископ Жан-Батист стал тяжелее на целый, надо думать, нехилого объема, ужин. Вышел поприветствовать Конрада и магистр Виссарион, державшийся в своей обычной сдержанной манере. Украшение епископата – дочь Жан-Батиста – на этот раз отсутствовала, вероятно, удостоив-таки вниманием моего внештатного «ординарца».

Пятый отряд удалился ужинать. Я исключительно любопытства ради прошелся вдоль ряда его техники. Имеющее более привилегированный номер, подразделение Карлоса могло рассчитывать и на более дорогостоящее вооружение, как раз и представленное здесь занимавшими кузова «самсонов» солидными спаренными сорокамиллиметровыми автоматическими орудиями «МК-5». Оба они были некогда сняты с остовов боевых кораблей Древних и заново восстановлены дьяконами Оружейной Академии. Я ни разу не видел их в действии – своим-то тяжелым вооружением пользовались редко, да и то больше для устрашения. За расход боеприпасов к «вулканам» спрашивали со всей строгостью, а потому любимая забава моих бойцов обходилась мне горами отчетов о необходимости их применения.

Один из бойцов Матадора нес охранение возле орудий, прохаживаясь взад-вперед да изредка попинывая массивные покрышки «самсонов». Увидев три командирских креста у меня на петлице, он тут же принял уставную стойку, а затем отсалютовал мне четким и свойственным, по-моему, лишь молодым Охотникам движением.

– Да брось ты, – отмахнулся я и подошел поближе. – Недурственные у вас пушечки. Давно использовали?

– С месяц назад, – боец расслабился и дозволил себе прислониться к подножке «самсона». – Сектанты под Бордо общину сколотили, народ баламутили, про Господа небылицы всяческие пороли... Одним словом, наш клиент. Ну, окружили мы их, а там не община, а целый укрепрайон: стены с бойницами, насыпь, частокол... Долго уговаривали сдаться на Божью милость, минут пятнадцать. – Для стремительного Гонсалеса действительно – вечность! – А они нам – нет, дескать, умрем как один, но в ваши грязные лапы не пойдем, и баста! Задело это Мата... виноват – брата Карлоса. Ну, говорит, на нет и суда нет, только наказание. Развернули «эмкашки» да дунули из четырех стволов по частоколу. И как назло, первую клинит – затвор чего-то заерепенился, подлюка. Ну мы, правда, и одной ворота просверлили, внутрь зашли, оплеух прикладами надавали тому, кто помоложе да поглупей, а шишек их повязали всем скопом. Магистр Конрад в две смены работал, Трон не выключал. Все обратно к Богу вернулись, а то орали!.. Добрый он – магистр Конрад: из семерых только двоих Очищению предал, остальным ногти повыдирал да крестом раскаленным к языку приложился, чтоб Писание, сволочи, не хулили. Молитву над заблудшими душами прочел, а после отпустил с миром... Шибко уж добрый, нехорошо это... Вот только собрались «эмкашку» в Академию на ремонт везти, гонцы пожаловали. Оставим, наверное, здесь пока, чего таскать-то за собой. Но я вам так скажу...

Головорез был не прочь поговорить и подольше, но я слишком устал. Назначил караул, доплелся до своих нар и через минуту уже спал.

Стакан на столике дребезжал. Противный звон проникал в мозги, хочешь – не хочешь заставляя просыпаться. Солнце поднялось высоко, значит, скоро завтрак. Выспался я на славу, даже отлежал левую руку. Потянулся лежа, сел и принялся натягивать ботинки, ставшие за ночь холодными и неродными...

...Стакан! Странно, но дребезжание усилилось; того и гляди, мой стеклянный товарищ спрыгнет со столика и покончит с собой в это прекрасное утро! Что, черт побери, происходит?

В дверь моего командирского отсека раздался легкий стук. Получив разрешение войти, на пороге нарисовался брат Энрико.

– Брат Эрик, прибыли магистр Аврелий и брат Бернард. Похоже, дело и впрямь серьезное, вы только посмотрите, что они притащили с собой из Ватикана! – Энрико в нетерпении переводил взгляд с меня на нечто, грохотавшее во дворе, и обратно.

– Иду, – просипел я пересохшим за ночь горлом. Энрико ретировался из дверного проема, ослепив меня хлынувшим в него потоком яркого утреннего света.

Стакану и впрямь было с чего взбеситься. Во двор епископата, кроша булыжное покрытие стальными траками, влезало многотонное носатое чудовище, заставляя вибрировать, казалось, все мироздание, включая и его основы. Подкатив бронированное тело к рядам нашей техники, существо фыркнуло, испустило облако зловонного дыма, рывком дернулось вперед и затихло. Вслед за ним вполз остальной транспорт Бернарда: стандартная пара трейлеров, «хантер», «самсон», вместо автоматической пушки груженный какими-то ящиками, и приземистый бортовой грузовик, судя по звуку двигателя и ширине колес – невероятной мощности и грузоподъемности. Последний нес на себе скрытую под брезентом крупную конструкцию весьма приличного размера и веса.

Сзади, зевая, подошел Карлос.

– Карамба! Это интригует! Когда-нибудь имел с такими дело? – И он указал в сторону длинноносого металлического зверя.

– Вообще-то нет, – я был заинтригован не меньше него. – Но кадетами нас водили на экскурсию в Оружейную Академию, где я и видел такую штуку первый и последний раз в жизни. По-моему, напоминает гаубицу...

– Да, ты прав. Это самоходная гаубица «АС-90». Достанет до Мон-Сен-Мишеля не доезжая двадцати километров. Жуткая вещь... В чем дело? Уж не русские ли там окопались?..

Третий повтор ритуала приветствия Жан-Батист отработал изящнее всего. Порхая вокруг магистра Аврелия этакой двенадцатипудовой бабочкой, епископ поминутно хватал того за рукав и без умолку сыпал любезностями.

Бернард вылез из «хантера», огляделся, кивнул Жану-Батисту, но подходить к нему не стал. Лицо Мясника выражало открытое презрение подобным лицемерным словоизлияниям. Однако через полминуты сдержанная улыбка озарила-таки его – Бернард заметил нас с Карлосом.

Не знаю, как Матадор – Бернард был ему почти ровесник, – а я испытал настоящий мальчишеский трепет, когда мою руку пожимала рука живой легенды Братства Охотников.

– Брат Карлос! Брат Эрик! Приятно работать с уважаемыми людьми. Вы уже завтракали? Нет? Ну хорошо, показывайте, где здесь харчевня...

Широкоплечий крепыш среднего роста с ежиком коротко стриженных волос, Бернард Уильямс в свои пятьдесят полностью поседел. Зато на остальных фронтах немилосердная Старость потерпела сокрушительные поражения. Так что взглянув командиру Первого в глаза, я мог лицезреть лишь одно – силу, жесткую бескомпромиссную силу. Ту, что вела его от победы к победе, ценя человеческие жизни не дороже грязи под ногами. Это пугало и восхищало одновременно...

– Я вижу, у вас возникли кое-какие вопросы, – не отрываясь от еды, Бернард посмотрел на нас с Гонсалесом. – Прошу вас, задавайте, не стесняйтесь,

В епископатской столовой для слуг мы сидели вшестером: брат Бернард, брат Карлос, я и наши заместители – брат Вольф, брат Марчелло и брат Михаил. И если Марчелло являлся, по сути, Охотником заурядным, то о Вольфе, имевшем прозвище Циклоп, следовало бы сказать особо. Именно этот человек занимал командирскую должность Одиннадцатого до того, как на нее был назначен я, из-за чего мне пришлось уйти с поста замкома Ящерицы после двух лет пребывания на нем.

Особенно ярко выделялся Вольф внешностью. Двухметровый Гюнтер – единственный из старожилов Одиннадцатого, кому довелось послужить под командованием брата Вольфа, – поставленный рядом со своим бывшим командиром, проигрывал ему едва ли не полторы головы в росте и почти целый локоть в плечах. Ходили слухи, что столь нечеловеческими габаритами гигант был обязан все той же ядовитой и невидимой энергии Древних, которой, по всей очевидности, когда-то заразились его родители. Когда эта гороподобная махина нависала над вами, пусть даже мирно при этом беседуя, вы испытывали естественное желание скрыться куда-нибудь, а потом долго-долго оттуда не высовываться. Дополнение к портрету Вольфа вносила бритая до зеркального блеска голова и единственный сохранившийся глаз, злобно сверкающий из-под правой надбровной дуги. Глазница же левого прикрывалась черным кожаным пятачком, удерживаемым вокруг лысой макушки тонкой тесьмой.

Насчет утраты гигантом второго органа зрения хаживало множество красивых легенд. Лично мне более всего импонировала та, в которой глаз Вольфу высосала какая-то сумасшедшая старуха-ведьма, но я-то точно знал, что всему виной была банальная пистолетная пружина, некстати соскочившая во время чистки Вольфом оружия.

Циклоп восхищался Бернардом Уильямсом настолько, что, когда Мясник, пораженный при встрече этой неординарной личностью, предложил командиру Одиннадцатого занять у него более низкую по рангу должность замкома, тот с превеликой радостью согласился, чем поспособствовал и моему продвижению по службе. Наверное, следовало его за это поблагодарить, да вот только приближаться лишний раз к Циклопу не хотелось – могло и не подфартить, как когда-то Одиссею...

– Брат Бернард, – опередил меня с вопросом Гонсалес, – к чему такие калибры? Я думал, там и трем отрядам работы не будет. Всего делов-то: врывайся да вяжи Проклятого как пожелаешь.

– Так оно и должно было быть, – кивнул Мясник. – Но только все обстоит куда сложнее, чем вы думаете. Вы знаете, что я прибыл маршем из самого Ватикана. За несколько дней до получения мной приказа о начале операции Защитники Веры из Брюсселя привезли в Главный магистрат искателя, приторговывавшего найденным огнестрельным оружием. Хоть это, говорят, и не ваш профиль, но вы должны его выслушать. Сами понимаете, как только он увидел Трон, то стал колоться как грецкий орех под рукояткой пистолета. И что же выясняется: оказывается, за месяц до этого на его территории раскопок неопознанная группа вскрыла хранилище военной базы Древних. Торгаша обидел не сам факт, а то, что он всю жизнь прокопался там и даже не подозревал о ней. Само собой, пустился в погоню, но не догнал, однако угадайте, куда вывел его след?

– Мон-Сен-Мишель! – догадался Карлос.

– Вот именно!

– И что же они нарыли в том складе? – настала моя очередь задавать вопросы.

– Наш искатель обнаружил уйму полуистлевшей документации на всяческие разновидности гранатометов: «Карл Густавы», «панцер-фаусты», «фольгоре», даже «стингеры», которые Оружейная Академия так и не смогла восстановить.

Наступила длинная пауза.

– Разрешите? – подал голос брат Михаил.

Бернард кивнул.

– Я думаю, шансы на то, что подобные штуки сработают, невелики. Ведь из того количества, которое свозилось в Академию, были реставрированы лишь единицы. По моему мнению, можно особо не переживать...

Мясник поморщился – уверенность Михаила пришлась ему явно не по душе:

– Может, оно и так. Но нам известно, что захвачено было приличное количество этих огнеплюющих труб. Да и склад, как утверждает эта сволочь-контрабандист, находился в добротном состоянии. Делай выводы.

– Каждым удачным выстрелом, – добавил Матадор, – они способны лишить нас единицы техники, не говоря уже о людях. Представляешь, если осколочная граната ударит в толпу? Брат Бернард, вы считаете, Проклятый готовит восстание? Зачем ему подобные вещи? Раньше все бегал, прятался...

– Главный магистрат предполагает, оружие готовится для того, кого эти типы ожидают на острове. Как плата за определенные услуги, скажем, перевоз самого Иуды или же его детей... Что-то в этом духе. – Бернард щелкнул пальцами, и подбежавший слуга унес его тарелки. – Ко всему прочему, мы не знаем, имеет ли он другое вооружение – вполне вероятно, что да, – так что готовимся к серьезному отпору. Именно по этой причине Пророк и распорядился выделить нам ящик ручных гранат, гаубицу и «мириад»...

Михаил ошарашенно присвистнул:

– А я думал, что «мириад» – плод буйных фантазий кадетов младших курсов! Клянусь моими обожженными усами!..

Мясник резко повернул голову и уставился ему прямо в глаза. Передернуло не только Михаила, но и меня.

– Ты слишком много думаешь для представителя низшего командного звена, не замечал? – Бернард даже не повысил голоса. – Думаю здесь я, брат Карлос и твой командир. А тебе положено лишь в понятной форме доводить наши приказы до личного состава. Или ты подзабыл Устав? Могу напомнить.

Беспрецедентный случай – мой замком покраснел, кашлянул и смог еле слышно выдавить себе под нос только одно:

– Виноват...

Сидевший напротив Михаила Циклоп криво ухмыльнулся, очевидно, находя это забавным.

Бернард Уильямс закончил трапезу, поднялся, отряхнул крошки и уже официальным тоном произнес:

– Отлично. Через полчаса жду вас всех в епископате. Прошу не опаздывать.

И покинул столовую. Брат Вольф последовал его примеру, одарив оставшихся за столом загадочной улыбкой изуродованной Джоконды. Остаток завтрака прошел при полном молчании.

Во дворе тем временем бойцы Первого отряда занимались чисткой от дорожной пыли таинственного «мириада». Конструкция его напоминала спаренный «вулкан» с теми же вместительными коробчатыми емкостями под патроны, системой электрической их подачи и вращающимися блоками стволов, правда, калибр был слегка побольше, чем у Шестистволого. Судя по скупой информации («мириад» считался орудием засекреченным) данный агрегат мог выпускать из двух пушек одновременно свыше полутора сотен снарядов за секунду – скорострельность просто бешеная. Только сейчас ощутил я всю серьезность грядущей операции.

Все еще мрачный Михаил прошелся вокруг, поцокал языком, после чего встал напротив «мириада», скрестив руки на груди.

– Ну, что скажешь? – нарушил я ход его мыслей.

– Выстриги волосы из ушей, брат Хенриксон, – буркнул он. – Ты не в курсе: мне только что запретили шевелить мозгами...

– Да такое просто физически невозможно! – усмехнулся я – обиженный русский чем-то напоминал большого ребенка. – Твои мозги давным-давно скрипят автономно от всего остального. Своего рода хроническое заболевание. Если бы Бернард знал об этом, он наверняка бы посочувствовал.

– Нужно мне его сочувствие как архангелу свисток! Но раз уж ты спросил, что я думаю, то я отвечу: поверь моему чутью – впереди нас ждет великое дерьмо! Карлос и Бернард – «старики», а ты для них салага, потому вся грязная и позорная работа ляжет на наш горб. Кончились, Эрик, беззаботные дни, когда твой Одиннадцатый сверкал серебряными доспехами, гоняя всяких мелких выродков. Иуда не головорез, он виноват лишь в том, что позволил сказать Пророку: «Извини, батя, но я задолбался расхлебывать твою кашу и хочу домой!», а того, видите ли, это задело. Так что все, чем мы теперь занимаемся – чистой воды политика и пророческие амбиции. И забудь теперь о своей незапятнанной репутации. Коли работаешь бок о бок с Мясником, будь готов сам запачкать руки по локоть кровью... Как чувствовал, что рано или поздно что-нибудь этакое с нами случится!

– Однако крепко он тебя зацепил, – я постарался придать голосу соболезнующую интонацию.

– Переживу, – пробурчал Михаил, после чего тяжко вздохнул. – Эх, скорее бы в отставку, что ли...

Наш гостеприимный хозяин, епископ Жан-Батист, сделал широкий жест – отдал нам под тактическое совещание свой рабочий кабинет, обставленный на удивление скромно и со вкусом. Брат Вольф расстелил на столе ветхую карту острова Мон-Сен-Мишель, найденную магистром Аврелием в бог весть каких закромах.

Когда я еще находился при отряде Фабио Петрелли, мне довелось побывать там проездом. Наикрасивейшее место! Остров представлял собой коническую скалу, удаленную от нормандского побережья на полтора километра и имеющую в окружности у основания порядка девятисот метров. По легенде, где-то здесь была сокрыта гробница Юлия Цезаря, захороненного в золотом гробу и в золотых сандалиях. Тогда стоявший на морском берегу каменистый холм использовали для ритуальных нужд кельты и друиды, именуя его Могильной горой.

Позже остров облюбовали монахи-отшельники, соорудившие там часовню, а затем местный епископ Обер начал на нем строительство монастыря. Как утверждал сам епископ, идеи о монастыре ему настойчиво подбрасывал не кто-либо из смертных, а непосредственно архангел Михаил, сопровождая сей процесс различными божественными видениями (самым ярким из видений Обер почему-то считал постукивание архангельского пальца ему по лбу). Отсюда и родилось название острова – Мон-Сен-Мишель. Постепенно остров соединила с материком насыпная дамба, тем самым исключив проблему попадания на него той части верующих, которые в силу ряда причин не могли ходить по воде аки по суху.

В течение нескольких веков святые стены возводились, разрушались и снова возводились, являясь жертвами политических интриг тех лет. И вот к середине тринадцатого века вершину скалы наконец оседлали неприступные, выполненные в монументальном романском стиле здания монастыря Ла-Марвей, причудливо сочетаясь с готическими остроконечными башнями центрального строения комплекса – пронзившей зенит своим шпилем церкви. Бронзовая фигура архангела Михаила венчала шпиль и была видна с огромного расстояния.

Мон-Сен-Мишель переживал подъемы и спады, отбивал штурмы и выдерживал осады, служил тюрьмой при Наполеоне, а незадолго перед Каменным Дождем стал местом паломничества туристов.

Пережил он и Дождь. Приливная волна снесла часть заградительной стены и наиболее приближенные к морю постройки, оставив сам Ла-Марвей в неприкосновенности. Новая эра часто заставляла монастырь менять хозяев благодаря его выгодному стратегическому расположению, пока парижский архиепископ, следуя волеизъявлению Пророка, не организовал там детский приют – дело в высшей степени богоугодное. Однако теперь опять же волею судеб многострадальный остров перерождался в боевую цитадель, готовую уничтожить любого, покусившегося на тысячелетние стены...

Магистры заняли принесенные им кресла. Мы же остались стоять вокруг карты – так ее было удобнее рассматривать. Собственно говоря, совещание не было совещанием как таковым: Бернард излагал свои стратегические наработки, а я и Карлос только кивали, запоминая порядок действий.

– Выступаем в полночь, – при этих словах Мясник положил пред нами свой золотой, подаренный самим Пророком, хронометр, дабы мы могли выставить по нему собственные, гораздо более скромные. – Наша скорость зависит от скорости гаубицы, а она невелика. Проклятый тягач, волочивший ее от Ватикана, посадил себе движок под Ле-Маном – хвала Господу, что не раньше! – а потому теперь ей приходится ползать самостоятельно. В половине четвертого – крайний срок! – мы должны быть на месте. Светает сейчас около пяти – самое время для атаки. Исходим из расчета, что противник хорошо вооружен, а потому работаем исключительно осторожно. Не будь вокруг острова этой оборонительной стены, мы бы, конечно, высадились туда с моторных лодок, что на порядок упростило бы нашу задачу, но выбирать не приходится, потому остается лишь дамба. Проникать на объект придется через нее. Гаубица прикрывает нас с берега по правую руку и держит восточный и юго-восточный сектора острова... – карандаш Бернарда принялся чертить на карте тупоконечные стрелы, – ...»мириад» по левую – соответственно запад – юго-запад. Половина моих людей в пути тренировалась в обслуживании этой техники, надеюсь, не подведут. Теперь о неприятном, касательно ваших бойцов, брат Эрик...

Я заметил сощуренный взгляд Михаила: «Что я намедни тебе, командирская морда, говорил!»

– Я понимаю, что все они горят желанием идти на штурм, но оба ваших «самсона» потребуются мне для охраны орудий и тыла. Они будут патрулировать побережье, чтобы какие-нибудь отступники не ударили нам в спину и не уничтожили не только нас на узкой и хорошо простреливаемой дамбе, но и не сожгли из гранатометов бесценную технику. А иначе мне и магистру Аврелию придется отвечать за нее по всей строгости.

Аврелий, сидевший рядом, согласно кивнул, качнув окладистой черной бородой – ну просто древнегреческий стратег Фемистокл, бюст которого украшал холл Афинского магистрата. Лишь огромная родинка на левой щеке магистра нарушала их полное сходство.

Брат Бернард продолжал:

– Экипажи ваших патрулей по пять человек. Бойцов отберете сами. Оставшиеся ваши десять лучших вояк, вместе с вами разумеется, а также восемь моих и Пятый в полном составе образуют ударно-штурмовую группу. Теперь о наших прямых задачах. Как я уже говорил, идем по дамбе. Дамба – наиболее опасный участок, поскольку на ней мы как на ладони для стрелков со стен береговых бастионов и Ла-Марвея. – Бернард обвел на карте по отдельности каждую из башен невысокой, но абсолютно непреодолимой с наскока оборонительной стены вдоль периметра острова. – Поэтому совершаем рывок под прикрытием «самсонов» и «эмкашек» брата Карлоса, пока не окажемся у острова. Там нам помогут дома рыбаков, плюс ко всему это уже мертвая зона для стрелков из монастыря. Вы что-то хотели сказать, брат Карлос?

– Прошу разрешения вас перебить, брат Бернард, – испанец чувствовал себя слегка неуверенно, – но одна моя пушка издохла и на нее нельзя рассчитывать.

– Та-а-ак, непорядок... – Бернард выпрямился и постучал карандашом по ладони. – Брат Карлос, ну вы же опытный Охотник! Надо было почаще контролировать тех, кто обязан следить за ее состоянием, чистить, смазывать... Что прикажете теперь предпринять?

К чести Карлоса Гонсалеса, он воспринял критику так, как и подобает представителю гордого народа: губы сжаты, осанка величественна, взор холоден... Но нетрудно было догадаться, какие страсти кипят сейчас внутри у темпераментного сарагосца.

Лицо Циклопа вновь скривила ухмылка – похоже, он боготворил своего командира в такие моменты. Михаиловы усы тоже поползли вверх – ведь приятно осознавать, что не на тебя одного валятся все шишки.

– Брат Бернард, – вступился я не столько за Матадора, сколько за своих незаслуженно выставленных в арьергард бойцов, – разрешите моему «самсону» заменить «самсон» брата Карлоса?

– Отставить, брат Эрик, – отрезал Мясник. – Ослаблять тылы я не стану ни при каких условиях. Поступим так: брат Карлос, демонтируйте орудие и возьмите дополнительный ручник у моего пулеметчика, он все равно задействован на гаубице. Думаю, что одной «эмкашки» и трех ручных пулеметов должно хватить для прорыва. Я разгружу свой «самсон» и тоже прихвачу его с нами – дополнительная броня не помешает. Поставим пулеметчиков в кузова и пусть работают с колес... Да, уверен: этого хватит. Тем более с нашими калибрами огневой поддержки. И, брат Карлос, поторопитесь со снятием вашей поломанной пушки; монстромобиль должен быть полностью готов. Так что не обессудьте – я хотел дать отбой до одиннадцати, но к вам теперь это не относится...

Карлос без промедления указал своему замкому Марчелло на дверь, и тот убежал доводить приказ главнокомандующего до личного состава Пятого отряда.

– На остров проникаем через Королевский вход в оборонительной стене, – вернулся к основной теме брат Бернард. – Войдем, как говорится, по-королевски, – он попытался сострить, но никто не оценил, кроме молча ощерившегося брата Вольфа. – Поднимаемся по главной улице до ворот монастыря. Если ублюдки засядут в домах рыбаков, вышибаем их оттуда. На этом этапе пленных разрешаю не брать – все основные фигуры, я уверен, будут скрываться за стенами Ла-Марвея. Закрепляемся возле ворот и ждем подхода двенадцати моих бойцов с орудием прикрытия. Ваши, брат Эрик, само собой, продолжают патрулирование. Затем вышибаем ворота «эмкашкой» и приступаем к зачистке. Кстати, заместителям командиров: получить у брата Вольфа для своих отрядов ручные гранаты из расчета две единицы в одни руки.

– Брат Бернард, – поднял ладонь магистр Аврелий, – заострите внимание на последующих, оговоренных нами, деталях.

– Разумеется, ваша честь... Внутри Ла-Марвея и церкви действуем десятью группами по пять человек. Чистим все: от подвала до каморки под шпилем колокольни. И вот здесь самое основное! – Бернард сделал паузу, обязанную подчеркнуть важность следующей информации. – Отступников стараемся брать только живыми! Пророк лично пообещал щедрую награду тому Охотнику, который спеленает Иуду.

В глазах моего замкома появился неподдельный интерес. «Какую награду? Ну скажите, мистер Уильямс, я все прощу!» – умолял взгляд Михаила, но рот благоразумно оставался закрытым – горький опыт, знаете ли... Бернард остался глух к его пантомиме и не стал особо останавливаться на этом вопросе.

– Порядок операции ясен? – Глаза Мясника по очереди задержались на каждом из окружавших карту. – А теперь вопросы.

– Как вы считаете, кого они ждут? – спросил я нашего главнокомандующего, поскольку на данную тему он еще не высказывался. Но ответил не Бернард, а фемистоклоподобный Аврелий:

– Точно неизвестно, брат Эрик, однако и Скандинавия, и Россия очень хотели бы получить этот неиссякаемый источник секретов Святой Европы. Понятное дело, флот они не пошлют, но то количество оружия, которое, вероятно, скопилось сейчас под крышами Ла-Марвея, может послужить хорошей приманкой любому корсару, согласившемуся переправить Проклятого на север или восток.

– Спасибо, ваша честь. – Я лишь получил от Аврелия подтверждение своим догадкам. – Разрешите тогда еще вопрос: у нас намечается поддержка с моря на тот случай, если отступник надумает скрыться на лодке?

Бернард кивнул.

– Добровольцы Креста из Авранша перекроют сегодня ночью все подступы к острову от залива Сен-Мало. Даже если предположить невероятное – что Проклятый Иуда прорвется через них, – от гаубицы он далеко не уйдет. Жаль, что тогда придется его уничтожить, но это на самый крайний случай. Ну а теперь что касается общей связи, координации действий и распорядка сегодняшнего дня...

Возле трейлера-казармы ко мне подошел магистр Виссарион. Лицо его выражало нешуточную озабоченность.

– Брат Эрик, вы не видели моего Джерома? Со вчерашнего вечера от него ни слуху ни духу...

– Нет, ваша честь, – солгал я, – не видел. Может быть, он на хоздворе стирает свой балахон? Сами знаете, он у него не маленький.

Виссарион кисло улыбнулся шутке.

– Запер трейлер и пропал. А там печать, документы... Раньше за ним такого не замечалось.

Магистр потоптался немного рядом со мной и побрел назад в епископат, где кагор, к его глубокому сожалению, подавали только к еде, а не вместо воды, как он привык.

Брат Михаил собрал моих вояк перед «самсонами». Разрешив братьям не строиться, я подробно обрисовал им план операции, уже предчувствуя общее недовольство. Так и вышло.

Добровольцев в патрули, естественно, не нашлось, потому пришлось невежливо показать пальцем на десятерых ворчащих бойцов, загодя почуявших нутром свою участь. Громче всех неистовствовали ветераны Дмитрий и Вацлав, которых я – самый несправедливый командир за всю историю Корпуса – сделал старшими экипажей.

Пока я выслушивал их брюзжание, Михаил отоварился у Циклопа ручными гранатами, которые принес в холщовом мешке, словно картошку.

– Подходи, разбирай, – объявил русский и раздал в протянутые руки стальные рифленые картофелины.

Ящики из «самсона» Мясника преподнесли нам еще один сюрприз – компактные рации на аккумуляторных батареях, действующие в коротковолновом диапазоне и выдаваемые братом Вольфом по штуке на каждую пятерку бойцов. Подарок Апостола Связи Инквизиционному корпусу пришелся как никогда кстати. Распределив и их, Михаил погрозил кулаком брату Гюнтеру, пытавшемуся неуклюжим пальцем сковырнуть микроскопический тумблер:

– Поаккуратней, малыш! Не сломай погремушку! Клянусь обожженными усами, одноглазому дяде это не понравится.

Гюнтер, еще со времен Новой Праги не испытывавший к Михаилу особой симпатии (габариты и немногословие германца постоянно служили русскому поводом для шуток), смерил того презрительным взглядом, но попыток не прекратил. Наконец прибор коротко пискнул и включился.

– Знаешь, человек-домкрат, – проговорил Михаил, явно нарываясь на очередную порцию молчаливого презрения великана, – пока ты надумаешь, что пробурчать в эту говорилку, у нее батарея успеет сесть...

Дав по распоряжению Бернарда всем отбой до одиннадцати, я наказал патрульным в последний раз проверить механику «вулканов», а сам побрел к себе в отсек. Восемь моих штурмовиков – Гюнтер, Ральф, Фернандо, Матиас, Януш, Саймон и мотоциклисты-загонщики Ярво и Самми, которые по задумке главнокомандующего должны были осуществлять курьерскую связь между нами и оцеплением из не имевших раций Добровольцев Креста, – подались следом за мной выполнять самый любимый приказ Братства – спать.

Прежде чем вкарабкаться в отсек, я сочувственно посмотрел на суетившихся вокруг своего «самсона» бойцов Пятого – те демонтировали подпортившую репутацию их командира злосчастную «МК-5».

Только расслабился, закрывая глаза, как скрипнула дверь, продемонстрировав в проеме усатую физиономию Михаила.

– Не спится? – Он втиснулся весь, откинул складное сиденье и устало плюхнулся на него. – Есть одно проверенное средство от бессонницы...

– Ты когда научишься стучать в дверь? – Я снова закрыл глаза, стараясь игнорировать докучливого посетителя, хотя прекрасно знал, что это тщетно.

– Зачем стучать, раз все равно не спишь? – недоуменно поднял брови Михаил, после чего зажег примус и поставил чайник на огонь. – К тому же, сколько тебя помню, ты всегда был рад моему приходу.

Я молчал, показывая, что не желаю вступать в беседу, однако намеков Михаил не понимал категорически.

– Значит, прикрываем задницы Первому? – Он ополоснул стакан и выплеснул воду через приоткрытое окно, даже не выглянув, есть ли кто снаружи или нет.

– Значит, прикрываем, – лениво проговорил я.

– Я как всегда прав!

– Ты как всегда прав!

– Дмитрий настоятельно просил покапать тебе на мозги. Он считает, что их с Вацлавом место...

– Да плевать мне, что он считает! – Сегодня точка моего кипения оказалась ниже, чем у сипящего на примусе чайника. Впрочем, ничего удивительного – просто мне давно осточертело расшаркиваться перед каждым по поводу собственных приказов. – Его место там, куда я его определил, и пора бы уже усвоить – я не меняю своих решений! А иначе какой из меня к чертовой матери командир? Я не сестра Услады Духа, чтобы потакать всем подряд! – И, выплеснув накопившиеся эмоции, более миролюбиво добавил: – Я доверяю им подобную работу не потому, что не уважаю, а, наоборот – потому, что они из лучших. Пропустим гранатометчика-диверсанта, Мясник нас самих на котлеты порубит и Циклопу скормит...

– Примерно так я Дмитрию и ответил, – нисколько не придав значения моему негодованию, проговорил Михаил. Он открыл шкафчик, извлек оттуда пачку травяного чая и сунул в нее нос. – Предупреждаю – заварка кончается! Надо будет позаимствовать на кухне пачку-другую, а то зайдешь к тебе на огонек и угоститься нечем... Кстати, слыхал – Джером пропал?

– В курсе. Он на спецзадании. Сочетает полезное с приятным.

– Значит, это его довольную рожу я засек в окне епископского дома. Решил – почудилось, ан нет! Закадрил какую-нибудь дьяконшу?

– Бери выше.

– Куда уж для него выше? А... О-о-о-о-о! Матерь Божия! Ты серьезно? Да ведь если просечет епископ, Виссарион лично дьякону причиндалы клещами оттяпает!..

Вскипел чайник. Волей-неволей пришлось поддерживать навязанную замкомом процедуру чаепития.

– Как считаешь, какое из моих желаний исполнит Пророк, когда великий Охотник Михаил принесет ему на блюде голову Проклятого Иуды? – Очевидно, этот вопрос и мешал беспокойному русскому уснуть.

– Заметь: живую и говорящую голову. За мертвую, пожалуй, есть шанс потерять и свою, – я отхлебнул ароматного кипятка. – Ну... наверное, запрет тебя на недельку у сестер в личном гареме или подарит позолоченный «АКМ» с бриллиантовой мушкой и прикладом из ценных пород дерева взамен твоей троекратно пережившей срок службы реликвии.

– Не наезжай на «земляка», поклонник маломощных пукалок! Он еще нас с тобой переживет... А гарем Пророка я видел – ничего особенного, обыкновенные грымзы вчерашней свежести. А, чуть не забыл: на-ка получи, а то нашел себе оруженосца...

Михаил извлек из кармана плаща пять циклоповских гранат, две передал мне, а остальные выстроил на поверхности стола.

– Вот те раз! – я недоуменно посмотрел поверх них в бессовестные глаза своего заместителя. – По-братски, называется! Опять Гюнтера обделил?

– Никого не обделял, – успокоил меня Михаил. – Сие есть компенсация от Бернарда за моральный ущерб моей кристально чистой репутации!

– Что-то подсказывает мне, что Мясник об этом не знает!

– Но если бы знал, то наверняка ничего против не имел бы!

– Конечно, ворочается сейчас, не может уснуть! Совесть замучила – незаслуженно обидел хорошего человека! – проворчал я. – Ну а если серьезно?

– А если серьезно, то Циклоп он и есть Циклоп! Пока каждую нашу гранату пальцем ткнул, типа пересчитал; пока лысину почесал, типа подумал; потом все заново... Педант полный, а то и похлеще... И вот занимается он, короче, этим своим педантизмом, сопит, а я в это время шасть к ящику да одну штучку чисто автоматически и скомпенсировал...

– Нет, вы посмотрите на него – какой молодец! – Я так и знал, что Михаил подстроит Бернарду какую-нибудь пакость – необидчивость русского тоже имела свои пределы.

– Молодец – не молодец, а на душе полегчало. А вот пускай теперь оба понервничают, пускай Циклоп Бернарду доложит, что накладные не совпадают, пускай Мясник наорет на него как следует. А то ишь ты – я краснею, потею, всякие гадости в свой адрес выслушиваю! За какие такие заслуги, спрашивается? Зато теперь как по Писанию: «...Оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту».

– Весьма своеобразная трактовка Ветхого Завета, – заметил я. – Жаль, Виссарион не слышит, а то бы он со своим обещанным рапортом о богохульстве не канителился. А что ты змей библейский, я понял еще в Новой Праге.

– Что есть, то есть, – согласился Михаил. – А веришь, нет: те мои предки, что из России, действительно яблоками на базаре торговали! Ну ладно, пойду-ка я выброшу эту заразу в выгребную яму; не дай Бог найдут, и получим мы с тобой по длинному-длинному отпуску на африканское побережье. Ну я-то выживу, мне с арабами спеться, что шнурки завязать, а вот тебя жалко – пропадешь ведь без книжек своих...

Михаил допил чай, пожелал мне приятных сновидений («Да узри во сне отряд сестер Услады Духа, сын мой...») и вышел, громыхнув железной дверью.

Проворочавшись некоторое время, я все же задремал. Во сне мерещилась всякая чушь: Виссарион и Жан-Батист, благословляющие брак Джерома и епископской дочери; Циклоп, в поисках утерянной гранаты трясущий дико хохочущего Михаила за ноги; Конрад, гоняющий на «самсоне» по отмелям близ Мон-Сен-Мишеля Бернарда Уильямса, причем Мясник умолял меня помочь ему, крича во все горло: «Ну что же ты, брат Эрик, Стрелок, мать твою! Вставай, останови гада, продырявь ему плешивую башку! Вставай, ну, кому говорю, вставай!»

– ...Брат Эрик, вставайте! Пора, время уже! – Брат Энрико, казалось, вот-вот расплачется.

– Отставить трясти брата Эрика, брат Энрико! – позади него вновь нарисовалась фигура вечного моего проклятия – брата Михаила. – Задание выполнено! Корпус вами доволен! Я считаю до трех, и вас здесь больше не наблюдается! Раз!..

Шустрый малый поспешно метнулся к двери и выскочил наружу, напоследок споткнувшись о порог и чуть не загремев с подножки трейлера.

– Глянь-ка! Ручаюсь – такого ты еще не видел! – Михаил указал пальцем на что-то сквозь поцарапанное трейлерное окно.

Снаружи уже стемнело, и двор епископата был освещен тусклыми электрофонарями. В воздухе витал сизый дым прогревающихся моторов; повсеместно суетились занятые последними приготовлениями бойцы трех отрядов.

Возле запертой дьяконом двери виссарионовского фургона нервно пританцовывал сам магистр, и по движениям его губ становилось понятно, что декламирует он отнюдь не Псалтырь. Божественный Судья-Экзекутор выглядел жалким и потрепанным даже несмотря на те сутки, что он провел в комфорте гостевых залов епископата.

– Бедняга! «...Стою пред закрытою дверью и молвлю любимой: открой!» – пропел начисто лишенный музыкального слуха русский. – Ну ладно, пойдем перекусим. Бернард объявил построение через час.

Стараясь не улыбаться, мы прошли мимо стервенеющего магистра на последний для нашего отряда реннский ужин.